Джессика Рэббит и Болотник

Тиканье часов до ужаса выводит Славу. Почему, придя в грёбаный участок, всё, что он застаёт, вместо милиционеров — это валяющиеся документы, где не попадя и открытая дверь в обезъяник. Хмуря брови, парень выдыхает и морщится от боли в виске. Знал же, тварь, куда ударить, чтобы было побольнее. Да уж, как он не догадался, что нового Полининого дружка так заденет его совсем лёгкая колкость? Нет, она, конечно, сама дала жару, зарядив крайне звонкую пощёчину, но тот «белобрысый» продолжил этот отвратительный акт нападения на ни в чём не повинного Славу. Где это видано. Слава знал о таких людях всё. Думают, что они могут позволить себе слишком много. Поднимают руку на таких, как он. Сильных, умных, образованных. Казалось, этот парень всё же отличается. Но нет. Такой же грубый быдлан, который ведётся на простые словечки. И не важно, насколько они отвратительны. Слова есть слова. И Слава никогда не стеснялся разбрасываться ими, как душе угодно. Слава осторожно утёр белоснежным рукавом рубашки виднеющуюся кровь, как дверь распахнулась, и в неё залетел ещё паренёк. Всё в нём казалось каким-то отталкивающим на первый взгляд. От русых волос до взгляда, пестрящего желчью. Славе такое было не чуждо. Обычно он сам не брезговал смотреть на кого-то так. Пришедший парень обернулся, разглядывая ждущего Славу с ног до головы, и хмыкнул, остановившись на рыжих волосах. Он смотрел на них пару секунд, по-странному скуксившись. У незнакомца вид был не лучше. Побитый, на лице синяк, губа разбита, волосы мокрые и растрёпанные. И дышит тяжело. Явно бежал сюда со всех ног. Он вдруг насупился и презренно хмыкнул, будто уже видя в Славе потенциального врага. — Ты кто такой? И что тут забыл? Говорил он смело, будто не выглядя, как побитая подростками шавка. Гордо вскинул подбородок, показывая что он тут главный и вообще ничего ему не стоит выкинуть из отделения милиции прочь на улицу, кого-то такого, как Слава. — Я пострадавший от побоев юноша. По мне не видно? Пришедший будто оглядел его, уже по-новому оценивая всю масштабность «побоев». Он вдруг повернулся к доске с объявлениями, повертел головой, никого не обнаружив, и, недовольно выдохнув, сел рядом. — Могу сказать по твоей напыщенной мордашке, что получаешь ты часто. Так что не удивительно. Церемониться он не стал, и слова, рикошетившие в черепной коробке, заставили Славу напрячься и нахмуриться показательно. Что этот дохля себе возомнил? Но Слава умней. Он говорит спокойно и ровно. По крайней мере, ему хочется так думать. — Говорит мне тот, физиономия которого разукрашена чуть ли не всеми цветами радуги. Этих слов было достаточно, чтобы парнишка тоже обозлился, чуть ли не нахохлившись. Не хотел признавать очевидное. Как и Слава, собственно. Они оба не соглашались с тем, что было правдой с самого начала. А правда в том что они оба эгоистичные, и отвратные мудаки. Но разве они это признают. Скорее Пятифанов вздрочнет какому-то парню в туалете, чем это произойдёт… — И за что тебя так? Славе не хотелось продолжать слушать напряжённый стук часов. Он раздражал, и даже общение с этим грубияном казалось ему вариантом получше. «Хулиган» недоверчиво покосился на него и, видимо, сам не мог удержаться языка за зубами. Он то ли хвастался, то ли жаловался, бурча себе под нос, уперев подбородок рукой. — Про одного пидора правду говорил. И меня за это его подлиза отпиздил. Тьфу… Непроизвольно Слава от отвращения сморщился, но не заткнулся, будто будучи заинтригованным. — Прям таки пидора? Чужой интерес удивил. Но, кажется, ему только на руку было посплетничать и разнести грязную информацию как вирус. Противный, но от которого они оба не хотят делать прививку, а наоборот, болеть им сильнее.И размножать — Ага. Самая настоящая подстилка под всех ложится, лишь бы ему потом ни от кого не прилетело. По нему сразу всё видно было, — Лёша сделал небольшую паузу, а потом с толикой какого-то отвращения выкинул. — Рыжий был, как ты. Слава хмыкнул и слегка нахмуриться. Сразу всё видно. Чтож. По этому парню тоже всё видно. Странный шрам на щеке, не пойми откуда взявшийся. Причёска, видимо была более-менее уложена до того, как была безжалостно намочена снегом. Да и чего греха таить, эти острые искры в глазах, впившиеся в душу, тоже чем-то внутри отзывались. Что же по этому незнакомцу видно? Ну. Славу он явно привлекал. — Отвратительно, — констатировал он и выпрямился, желая выглядеть лучше. Не то что эта «подстилка». — Разведётся же всяких больных… — И не говори. Казалось, одного согласия было достаточно, чтобы понять. Не такие уж они и разные. По крайней мере, так казалось прибывшему Лёше, который уже был готов поделиться с этим незнакомцем всем, чем ему так насолил Володя. А почему нет? У этого парня словно яд на губах не высох, блестит в переливе поблёскивающего из окна солнца. А голубые глаза смотрят почти с прищуром, точно что-то выудить хочет. Самая настоящая школьная сплетница. С таким грех не разговориться даже в участке. — А тебя за что? Слава будто взбодрился и прочистил горло, выдавливая напускной жалостливый тон, из которого, словно из старой, скрипящей форточки, сквозило ненавистью. И, разумеется, приукрасить было в его репертуаре. — Да так… Девочка одна влюбилась и, видимо, до сих пор в надеждах витает, что я ей взаимностью отвечу… Сказал ей пару ласковых, так она сразу взъелась и давай бить. А там её дружки подоспели. Ужас, откровенно говоря… Лёшу немного подбешивала чужая интонация. Он будто всем видом просил бедного его пожалеть. Но Лёша ли не пользовался этим Конечно, пользовался. И не без удовольствия. Особенно с отцом. Он кивнул понимающе и показательно зевнул. — Некоторые девки такие шизанутые… Ничем педиков не лучше, — Будто разочарованно выдал Лёша. — Не знай, не знай. Педиков то уже ничего не исправит. В жопу давать — это насколько опуститься нужно… Девушке то ещё вправить что-то можно. — Так, а педику что, нет? Не словами, так действиями… Хотя, — Лёша усмехнулся, — Борзые есть… До них уже не достучаться. — А я о чём? С девками главное — подход найти. Любая как шёлковая станет. — Ну-ну… С педиками почти то же самое. Им втереться в доверие — как два пальца об асфальт. Они как красивое личико видят, сразу на него падаки. — Говоришь так, словно этим «красивым личиком» был. — А что, по мне не скажешь? — Я тебе ещё комплименты делать должен? — А почему нет? — Вопросом на вопрос отвечать неприлично. — А обсуждать педиков прилично? — Мы обсуждаем то, чего стоит предостерегаться. Предостережение вполне себе прилично. — Хах, умеешь выкрутиться. Интеллигент. — Стараюсь. Настроение как будто приподнялось, стоило им обоим побрызгать ядом на других. Они не вынуждали друг друга слушать поучительные речи обо всём хорошем. Для друг друга они обычные жертвы, которые никак не виноваты в случившемся. Лёша вдруг встрепенулся и почти возмущённо прикрикнул. — Ты сказал, отвечать вопросом на вопрос неприлично. А сам это сделал! — Что? Когда? — Слава невинно похлопал ресничками. — Когда я спросил «А что, не похож?», ты спросил про комплимент, — Казалось словно Славу это даже напугало, особенно чужой почти ткнувший его в грудь палец, но он лишь пожал плечами и равнодушно усмехнулся, заставив Лёшу на миг замереть. Но уже не от раздражения. Он на ухмылку Славы тупо пялился. — Ну, я первый сказал. Так что будешь теперь знать, — Пытаясь выудить хоть какое-то преимущество, Слава расслабленно облокотился о стену. — Я тебе это ещё припомню… Рыжий конопатый. — Что? — Слава сразу же весь напрягся. — Тебе прикопаться не к чему? — Это первое, что на ум пришло. — Ты других рыжих героев не знаешь? Лёша и впрямь задумался, постукивая пальцем по подбородку. А потом выдал насмешливо. — Знаю Джессику Рэббит. Слава пару секунд смотрел на него в непонимании, откровенно, всем видом показывая, что знать не знает, о ком идёт речь. Лёша цыкнул и закатил глаза. — Ну, из фильма про мультяшек! Которая с зайцем мутила! Славу вмиг осенило, и он почти что хлопнул себя ладонью по лицу, как вдруг почти вспыхнул, задыхаясь от возмущения. — Ну ты сравнил хрен с пальцем! — Слава прервался, понимая, что дал себе волю. Надо умерить пыл. — А ты знаешь, кто… Лёша вскинул удивлённо брови. А потом елейно и противно нежно прощебетал. — Ну, давай спиздани. — Ты… Болотник! У тебя волосы мокрые на вид, как тина! Кажется, Лёшу это только больше позабавило, и он вновь посмеялся себе в ладонь. Конечно же, с насмешкой. — Джессика Рэббит и Болотник… Звучит как название какого-то хуёвого подпольного порно… — Фу! Отвратительно! — Слава вновь поморщился и фыркнул, еле сдержавшись, чтобы не высунуть язык. — Тебе всё отвратительно. — Потому что ты только о таких вещах и говоришь. — А ну-ка расскажи что-то не отвратительное. Я послушаю, как надо. Для обоих это было странным вызовом. И, приняв его молча, Слава поправил воротник рубашки и, приложив руку к сердцу, сказал с хитрецой, словно сказанное было так далеко от Лёши, что он даже не поймёт смысла сказанного. — Вот ты Евгения Онегина читал? Потупив его пару секунд взглядом, Лёша шумно выдохнул и зарылся рукой в свои волосы, сгорбившись. — Ты сейчас серьёзно? — Что? — Ты собираешься выёбываться? Классикой? — А почему нет? — Потому что хуйня это. — Классика?! Ни хрена ты не понимаешь! Быдло! — Сразу окрестил его Слава и, как бы не желая слушать дальше, отвернулся. — Я про то, что выёбываться этим — хуйня! Классика, в отличие от твоих выебонов, хотя бы информативная. — Ты хоть читал? — Читал. — Врёшь, ирод! Я же вижу. — Мне не зачем перед тобой оправдываться. Слава фыркнул, так и не найдя в собеседнике огонёк спора. Скрестив руки на груди, он впился взглядом в потолок. — Пф, сдался. Одна секунда молчания за другой, и Славе вдруг стало, некомфортно. Несмотря на их знакомство, в ходе которого они даже имени друг друга не знали, разговор будто расположил Славу. И когда этот разговор прервался, было ощущение, будто он с кем-то поругался. Он не раз с кем-то ссорился, конечно. Но ему чуть ли не впервые стало от этого, Неприятно. — Предвижу все: вас оскорбит Печальной тайны объясненье. Какое горькое презренье Ваш гордый взгляд изобразит… Слава вдруг будто отмер и, забавно вскинув брови, посмотрел на парня, который, прикрыв глаза, будто отчаянно пытался что-то вспомнить. И вспоминал, хоть и с явными заминками. — Чего хочу? с какою…целью Открою душу вам свою? Какому злобному веселью, Быть может, повод подаю. Слава на удивление не прервал. Письмо Онегина. Его он учил и, разумеется, не хотя. Хотелось уже отказаться от всей этой затеи. Он сам то роман не особо читал, так пробежался, знал содержание и только стих врезался в память своими зазубриваниями. Он бы и не учил его вовсе, если бы не очередной глупый вызов сам себе. Перед тем, как Лёша продолжил, Слава вставил свою лепту, прервав его. — Случайно вас когда-то встретя, В вас искру нежности заметя, Я ей поверить не посмел: Привычке милой не дал ходу… Лёша вмиг перехватил. — Свою постылую свободу Я потерять не захотел. Еще одно нас разлучило… Несчастной жертвой Ленский пал. — Ото всего, что сердцу мило, Тогда я сердце оторвал; Чужой для всех, ничем не связан, Я думал: вольность и покой Лёша посмотрел на Славу, говоря уже с более чётким выражением. Лёша открыв глаза посмотрел в него, и вот так начала глупая переглядка, не прерывающаяся ни на секунду. — Замена счастью. Боже мой! — Как я ошибся, как наказан! Пауза. Молчат и смотрят. Один на другого, другой на одного. И не могут понять, почему. Почему вообще продолжили это. Почему Лёша вдруг решил показать, что он не «сдался» и почему Слава решил, что вспоминать вот так попарно отрывок будет хорошей идеей. Это в самом деле было. И казалось, что растянувшийся в улыбке Лёша оценил это. — А дальше вспоминать лень. Слава цыкнул, но не перестал всматриваться в чужие глаза, пытаясь в них что-то разглядеть. Возможно, своё отражение. — Так и скажи, что не помнишь. — Всё я помню. Учитель по литературе маразматика старая, заебала меня с этим письмом Онегина, чтоб он не ладен… Лёша понимающе кивнул и тяжело вздохнул, решив всё-таки немного сломать свой выстроенный образ. — Согласен. Нас тоже заставляли, воротило потом от него ужасно. — От Онегина или от письма? — От обоих… Лёша вновь усмехнулся, и, наконец, их долгие гляделки оборвались. Жертвами их взглядов было всё. От пола до листовок, от листовок до лампы в соседнем кабинете. Молчание снова не затянулось надолго и разрушилось совсем странным и, возможно, даже глупым вопросом. — У тебя свой цвет волос? Слава почти мгновенно обернулся, и вроде даже удивился собственной резвости, но решая это проигнорировать, ответил насмешливо. — Нет, что ты, я крашеный, каждый день в салон хожу. Мне ещё на ногах ноготочки пилят. Показать? — Чё ты блядь начал, я просто спросил, — цыкнувший Лёша почти обиженно отвернулся и вновь сгорбился так, словно Слава выдал что-то максимально обидное и задевающее. — Свои, конечно. Такого оттенка краской не добиться. — почти гордо пробурчал Слава. Видеть, как Лёша выпрямляется, показалось ему чем-то забавным. — Да что ты? А ну, дай прядку. — Лёша усмехнулся, потянув руку к чужой шевелюре. Слава сразу же дёрнулся, как от огня, и наклонился. — Приду в салон, скажу «красьте!». Вот и посмотрим, добиться краской или нет. — Хрен тебе! Руки убрал! — Слава, отмахиваясь почти вскакивает, но его резко хватают за запястье, вновь притягивая к скамейке. — Ай! Отпусти! — Тебе волоска одного жалко? Не ёрзай, а то больно будет. — Коварно улыбаясь и сцепив два пальца вместе, словно пинцеты, Лёша потянул свою руку к чужим волосам, заставляя Славу мататься из стороны в сторону. — А ну! На месте стой! — Отпусти! Мы в участке, а ты нападение совершаешь! — Как-нибудь оправдаюсь. Скажу, что это ты меня так побил. Слава, пыхтя от недовольства, всё же дал себе волю скривиться в улыбке, но спрятать её в новых жалобах. — А твои обидчики будут дальше на свободе? — Какие они мне обидчики? Педики и не более… — Ага, а ты вон краситься собрался под мой цвет, — Слава иронично протянул следующее слово. — Совсе-е-ем, не как педик… — Слышь, это ты на что намекаешь?! — Вмиг краснея от появившейся злобы возмутился Лёша сжав руку на чужом запястье сильней и вдруг толкнув Славу, пытаясь выбить из него хотя бы испуганный вскрик. — Я? Я ни на что не намекаю… — Слава вдруг упёрся руками в лавочку, чтобы не грохнуться полностью на Лёшу, который, к слову, продолжая удерживать его руку, сидел под ним и только сейчас медленно начал понимать своё положение. Слава наблюдал за этим осознанием с каким-то тянущим наслаждением. — Это ты. Руку мою сжимаешь так, будто кровоток остановить хочешь… Лёша фыркнул, всеми силами пытаясь сделать вид, что ему противно. Но, несмотря на это, он не менял своего положения. — Хватит умничать! Строишь из себя всезнайку. — А я начитанный просто. — Начитанный, — Перекривил его Лёша, и чувствуя как чужая, тихая усмешка побудила его уши забиться совсем слабым румянцем. — как, хуй пропитанный. — Сам придумал? — Да, а что? — Заметно. И вновь молчание, только на сей раз какое-то до жути тяжёлое. Тяжёлое не столько тем, что было не уютно, а вовсе наоборот. Дыхание стало каким-то прерывистым, и оба ощущали его максимально близко. Лица были на всё ещё достаточном расстоянии, чтобы не переборщить и не перейти грань дозволенного. Хотя Лёша сам эту грань сейчас и переступал, не смея даже шелохнуться. Слава тоже только смотрел и впитывал каждую изменённую черту в чужом лице. С одной стороны, было до жути странно, даже немного отталкивающе. А с другой. Нельзя было придумать этому оправдание. — Ты собираешься отпускать мою руку? — голос Славы слегка сел, и он поспешил откашляться. Его слова не вывели Лёшу из этого странного транса. Он продолжал смотреть, пытаться что-то понять его в чертах. — Не похожи. — А? — Вообще вы с ним не похожи. Слава в непонимании слегка нахмурил бровки и всё ещё пытался всеми извилинами дойти до ответа. — С кем «с ним»? — Блядь, вообще не похожи. Видно, что ты пиздун сраный. — Эй! — Притворщик ебучий… — Ты можешь ответить, а не оскорблять меня? — На правду не обижаются. — А я исключение. — Ты хочешь чтобы я пиздел так же как ты? — А ты попробуй. Лёша вдруг встрепенулся и будто собрался с мыслями. Мелькнувшая на его лице неуверенность показалась Славе сигналом к тому, что сейчас их положение поменяется. Лёша скажет что-то едкое, и они рассядутся по разные стороны лавочки. Но тот, наоборот, только приблизился, и Слава чувствовал, как мурашки табуном прошлись по всему телу, побуждая удивлённо раскрыть глаза. Лёша выдохнул ему почти в губы. — Уродец ты. Слава опешил на секунду, обрабатывая сказанное, смотря так по глупому, что Лёша где-то внутри подавил усмешку. Впервые за весь их разговор он будто с каким трепетом выдал матное: — Пиздишь? Рука Славы съехала дальше по гладкой лавочке, побуждая лбы столкнуться вместе. Последнее слово осталось за Лёшей. Перед чем-то абсолютно грязным и неправильным. — Пизжу. Губы столкнулись почти неощутимо в первый раз. Слава смахнул это на «влияние момента». В конце концов, они оба виноваты. Оба виноваты в своих до ужаса пылких взглядах, которыми они пожирали друг друга, проникая во внутренности, разливаясь теплом чуть ниже живота. Лёша, в отличии от Славы, не знал, на что свалить происходящее. Единственное, что пришло ему в голову — это ностальгия по старым временам с ним. С тем, кого сейчас вспоминать не хочется. Потому что это не он. Это Слава. И именно этим он на корню обрывает своё единственное оправдание. Обычное столкновение губ слишком быстро перерастает во что-то жёсткое, ненасытное. И казалось, словно они оба просто соскучились по этим ощущениям. Но что-то в голове ясно давало понять, что с другими людьми настолько жарких поцелуев бы не было. Слишком похожи. Словно две змеи делятся ядом, чтобы стать опасней. Клыками вгрызаются в губы друг друга, наровясь плеснуть токсинами. Языками переплетаются и даже не ждут. Слишком быстро? Да. Но это было что-то настолько желанное, что оттягивать уже просто не было сил. Боль выходила на новый уровень, потому что Лёша уже попросту пережимал руку Славы, будто опасаясь, что он сбежит. Но куда же ему бежать? С почти кровоточащими красными губами и настолько похотливым видом, будто он готов оплодотворить даже лысый куст. Никуда. Они оба уже никуда не сбегут друг от друга. Два охотника попались в капканы друг друга. Застряли по полной, застряли во влажном, прямо как Лёшины волосы, поцелуе. Разорвали они его тоже слишком грубо. Буквально оторвались друг от друга, слушая завывающий ветер и уже такой родной шум часов. Слава ненароком облизнул губы, ощутив совсем лёгкий металический привкус. — Ты… Кикимора болотная… Губы мне все в кровь раскусал. — шептал Слава, будто раскрывая какой-то секрет. Он мог бы быть недовольным, однако, даже не удосужился убрать лёгкую улыбку с лица, будто насмехаясь над совершенно противоположным лицом Лёши, который, краснея, вдруг поддаётся вперёд и бьёт его лоб в лоб. — Ай! Мудак! Ты что творишь?! — А нехуй! Ты педик! Целоваться полез нахуя?! — Ты выглядел так, как будто всем нутром этого хочешь! — В попытке вырвать руку из захвата она не увенчалась успехом. Ей Богу, она онемела. — Отпусти меня уже, блядь! — Всем нутром хочу?! Ты не много на себя берёшь?! Сам тут распинался, какие педики ужасные и неисправимые, а сам?! — А чего же ты тогда меня не оттолкнул?! — Я… — Лёша замолчал. Вот и закончились у него аргументы. Почему не оттолкнул. Почему допустил. Почему, блядь, снова опустился на это дно. Он обещал себе. Клялся. Неужели повёлся на красивое личико, изуродованное лишь парочкой царапин и синяком. Или что-то более сакральное крылось в этом, как казалось, противном жесте. — Ну? — Баранки гну… — Прекращай ёрничать. Говори почему ты не...- Славу прервали, заткнув рот. Конечно же, новым поцелуем, потому что по другому уже никак. Никак не заставить разгорячённого незнакомца помолчать. Вновь проникая в рот, вновь пробегаясь по нёбу и вылизывая губы, которые, краснея, привлекали к себе всё больше и больше внимания. Слава расслабился в миг и даже прикрыл глаза, как будто на рубильник нажали. Не хотелось, ну вот не хотелось ему сопротивляться. Ни единой клеточкой тела. Только разумом. Но разум покинул его ещё тогда, когда Лёша зашёл в участок. Так что он в концы отбросил такую идею. Личное пространство просто кончилось. Поцелуй длился меньше, чем прошлый, и закончился характерным чмоком, который Лёше показался слишком громким. Потупя ещё пару секунд на Славу, он отпустил его руку. — Наконец-то. — Слава потряс руку, борясь с желанием принять нормальное положение и потереть её. Борясь, потому что не хотелось ни на миллиметр отстраняться от чужого лица. Убегать от взгляда. Слава пытался противостоять появившемуся молчанию, собираясь в очередной раз утянуть Лёшу в поцелуй. Однако тот сопротивился и попытался выровняться и вылезти из-под чужой тени. Слава казалось этому не очень доволен, надул губки, что не осталось незамеченным. — Чё ты, блядь, мне тут губы дуешь? Отворот, поворот и нахуй. — А дальше? — Что дальше? — Я не думал, что мы на этом закончим. — Много ты себе надумал, дружок, — Он, предостерегая, приподнял ногу, грозясь оттолкнуть Славу уже ей. — Давай на другой конец лавки, быстро. — А чего ты раскомандовался?! — С того, блядь, ещё раз шелохнёшься, я тебя прибью ботинком. А ну, блядь! Дистанция метр. Слава и вправду обиженно насупился и отвернулся, позволяя видеть лишь свою спину. Лёша расслабленно выдохнул. Нужно забыть это недоразумение. Забыть и никогда, ни при каких условиях не вспоминать. Славе же забывать ничего не хотелось. Ему понравилось. И как это не было отвратительно, он это признал. Громко фыркнув, он сжал собственную рубашку и поджал губы. Всё было бы нормально, он бы попытался забыть, если бы не стояк, который требовал к себе внимания уже после первого поцелуя. И, откровенно говоря, Слава не привык себе отказывать. Если он не может добиться совестно, то он вызовет у этого мудака такое же возбуждение. Чтобы неповадно было. Это уже дело принципа. Слава скрестил ноги, положив одну на другую, слегка сгорбился. Одну руку приложил к губам, ненароком привлекая на них взгляд, второй же прошёл по волосам, которые, видимо, были у Лёши отдельным пунктиком. Поёрзав и как-то слишком тяжко вздохнув, он посмотрел прямо из-под полуопущенных ресниц. Вот оно. Видит же гад что сдерживается. Тоже хочет. Но скрывает, пытается увести взгляд, хотя всё видел. Всё считал. — Кто из нас ещё пиздун… Услышав чужой голос, парень вмиг собрался и посмотрел в глаза своему соблазнителю. — Чё? — Меня в сторону толкаешь, а сам ко мне двигаешься — Я не дви...— — Вид делаешь, будто тебе абсолютно насрать, — Слава выпрямился и откинулся на две выставленные за спиной руки. Ноги непроизвольно раздвинулись. — А у самого писька стоит. — Ты охренел?! — Лёша почти что вскочил с места, в то время как Слава лишь закатил глаза. — Я констатирую факты. Или ты хочешь сказать, у меня галюцинации? Лёша в попытке зацепиться за что-то, уловил взглядом чужую выпуклость в штанах, которая радушно предавалась обзору сквозь разомкнутые ноги. — А сам то?! Сидишь, хуем светишь сквозь штаны! — А я этого и не отрицаю. Слава наклонил голову в бок и позволил уголкам губ приподняться, а после как бы похлопал коленями, лишь сильнее акцентируя внимание на своём возбуждении. Лёша от возмущения чуть слюной не подавился. Уже и вправду чуть не вскочил и не вдарил Славе, который, видимо, слишком много о себе возомнил, как вдруг его прервало почти промурлыканное, такое мягко и растянутое: — Болотничек, не думаешь, что мы оба попали в крайне затруднительную ситуацию и нам стоит друг другу помочь? Лёша не просто опешил, он был в шоке, таращась на чужую призывную позу. До этого так хотелось всё это забыть. Но ведь забыть можно далеко не только те неправильные поцелуи, не так ли? Забыть можно сразу всё что было в этом участке, в этот день, в этот час, и с этим незнакомцем. Лёша бы ударил себя чем-то тяжёлым, чтобы, наконец, вернуться в нормальное состояние, подумать башкой и сообразить, что это не нормально — соглашаться на такое. Но сейчас Лёша не может ничего, кроме как шумно сглотнуть, пересекаясь с хитрыми голубыми омутами. — Ты потом, блядь, даже заикнуться про это не сможешь. Я тебе язык оторву… — Несмотря на сочащийся яд, Лёша подошёл ближе. Именно подошёл, пока Слава, распластавшись на лавочке, смотрел с предвкушением, продолжая держать ноги «рогаткой». — И что же, мне нельзя будет похвастаться? — Слава опять притворно выкатил губу, на сей раз расстроенно. — Даже думать об этом, блядь, не смей больше… — Мне теперь думать о тебе нельзя? — Да нельзя. А теперь закрой ротину и прекрати трындеть без продыху. Щас договоришься. Мне есть чем тебя заткнуть. — Понял-понял. Молчу. Секунда за секундой, а рука Лёши уже лежала на чужом правом бедре, заставив Славу от непривычных ощущений забавно поёжиться. Видно, опыта с парнями не было. Лёше сразу присекает воспоминания о своём «опыте». Понимает, что даже неосознанно их сравнив, придёт к выводу, что нет в этом никакого влечения к прошлому. Он не видит в нём Володю, как бы не старался. Не в волосах тут дело, нет. Далеко не они его делали собой. Что же тогда его побуждает на эти действия? Он не знал. Знал лишь то, что ему, кажется, не терпится. Что он желал. Скользнув вдоль джинс во внутреннюю сторону, рука Лёши перебралась в верх. Он поджал губы, пытаясь отключить свой мозг и действовать на автомате. Наверху пальцы ощутили неприятно холодную ширинку, вмиг зацепившись и потянув вниз. Наружу был выпущен налитый кровью член, обтянутый плотно чёрными боксерами. Слава наблюдал за каждым его движением. Сдерживался, чтобы не улыбнуться от того, насколько сосредоточено его раздевали. Одно удовольствие было даже следить за каждым неуверенным движением, которое в любую секунду могло перерасти в слепую ярость. Член лёг в руку крайне мягко и осторожно, почти идеально. Всеми силами подавая отвращённый вид, Лёша позволял руке то плотно обхватить головку члена, размазывая предэякулят чуть выше основания. Он делал это так, как любит сам, и, видимо, Славе это вполне себе доставляло, судя по слабой судороге икр. Лёша уже не боролся сам с собой и своими противоречивыми чувствами. Рукой двигал достаточно быстро, с лёгким нажимом. И чем больше он вглядывался в краснеющее лицо Славы с его приоткрытыми губами и порывающимися из них стонами, тем больше был замотивирован продолжать. — Мне холодно… — Что? — Тут сплошной сквозняк. У меня член замёрз! — Ты красный, как… Как… Как огнетушитель! — От холода и красный! — Ты, блядь… Лёша резко сжал руку сильней, пару раз ритмично двинув ей вверх и вниз, заставив Славу вскрикнуть. — Ай! От того, что ты мне его сейчас оторвёшь теплее не станет! — Всё тебе, сука, не нравится! — Да не нравится! Где твоя мужская солидарность?! Вот если бы я-. Лёша вдруг склонился вниз, буквально упав на колени. Под ошарашенный взгляд Славы он мазнул губами по головке и, сам не осознавая своих действий, вобрал её в рот. Прошла секунда, вторая, а Лёша, разжав хватку, медленно начал опускать голову вниз, вбирая в тёплый рот больше. И жмурится, не в силах посмотреть на Славу, который прикрыл рот рукой, сжимая губы в тонкую полоску. Хотя это не мешает стонам просачиваться и заставлять Лёшу вздрагивать, как ошпаренного во время каждого из них. Он не слышал своих собственных мыслей, только чужие стоны, чужое дыхание и еле слышимое сердцебиение. — А-а, вот теперь т-тепло… Пробормотал совсем тихо Слава и нежно-нежно опустил свою руку на чужую макушку. Настолько, будто Лёша, как зверь, сейчас от этого жеста одичает и член ему нахрен откусит. Действует максимально ласково, чтобы не спугнуть. И на Лёшу, что удивительно, эта ласка действует как нельзя лучше. Языком описывая пируэты вдоль проявляющихся венок, он медленно двигает головой, хоть и не заглатывая полностью, но явно очень стараясь. Не закрывая глаз и лишь изредка поглядывая ими на Славу видя его преисполненное удовольствием лицо. Лёша старался усердней, чтобы выбить максимум стонов и максимум блаженства. Его возбуждение само молило о хоть каком-то касании, даже крайне ненавязчивом. Но Лёша ждал Ждал и терпел. Потому что ещё не всё. Ещё точно не всё. Рука Славы начала поглаживать голову, а после и вовсе пальцы вплелись в волосы, понемногу задавая дальнейший темп. Давя, заставляя головку упираться в нёбо. Не выдержав, Слава откинул голову, встречаясь затылком с прохладной стеной. Горячее дыхание ему прямо в лобок доводит его уже до чего-то нереального. Сейчас Слава был готов пожать руку тем, кто его избил. Ради такого стоило быть избитым. — Я-я сейчас... Погоди. О-оторвись.... А-ах....Что ты, как п-пиявка присосался… Почти молящий шёпот не действовал на Лёшу, который, не прерываясь ни на секунду, пытался в последнюю секунду перед оргазмом взять как можно больше. И у него получилось. Слава выгнулся, содрогаясь и громко стоня что-то нечленораздельное. Жмурился и сам не понимал, как рукой прижал к своему члену сильней. Всё, лишь бы насладиться каждой секундой. Осознание пришло спустя секунд пять. Слава подскочил, смотря на совсем немного ошалелого Лёшу, который, честно говоря, сейчас выглядел не менее соблазнительно в его глазах. От взъерошенных волос до красных щёк и мерцающих чем-то неизвестным глаз. Он был для Славы чуть ли не секс-символом всего этого мира. В слух бы он этого конечно не сказал. Чтоб не зазнавался. — Погоди! Н-не глотай! Щас, я салфетки достану. Вытянувшись как можно сильней, Слава дотянулся до рюкзака, который лежал у ножки лавочки и, выудив из него салфетки, щедро отдал чуть ли не половину. Лёша принял их, осторожно, выпуская орган и утирая рот и сверля взглядом пол. — Пару капель я всё-таки проглотил… — Сытый будешь. — беззлобно усмехнулся Слава, приглаживая бардак на русой голове. — Слышь… — Молчу-молчу. — Щас, блядь, я тебе помолчу, гад! Все волосы мне чуть не вырвал! — Лёша встрепенулся, будто ожил, и вскочил, хватая Славу за воротник. — Эй! Патлы свои убери! Куда тянешь?! Вновь оказавшись непозволительно близко к лицам друг друга, Слава хмыкнул и быстро чмокнул Лёшу куда-то в уголок губ. Тот опешил на секунду, а после шумно сглотнув, сказал максимально чётко и серьёзно. — Разворачивайся. Слава проморгался пару секунд, просто пялясь, пытаясь понять, шутка это была или нет. К его сожалению, это была далеко не она. — Погоди… — Я тебе кончить помог? Помог. Теперь твоя очередь. Давай ко мне жопой к стене передом. — А ну стоять! А вдруг ты больной какой-то?! Заражусь от тебя… — Чем? — Быдлянством. — Вот ты, сука, запарный какой… Лёша цокает и вдруг идёт к одному из ящиков, роясь в нём без тени страха. — Ты что творишь?! Пистолет там ищешь? Ты меня убить собрался? — Ага, блядь, изнутри тебя прострелю. Выудив из коробки подозрительную пачку и какую-то баночку, он обратно вернулся к Славе, демонстрируя находку. Презервативы и смазка. — Боюсь спросить, что это делает в участке… — Изъяли у шлюхи какой-нибудь, вот и всё. Нечего тут спрашивать. — А ты откуда знаешь? Ты так уверенно пошёл. — Знаю и знаю, не суй свой нос. Разворачивайся. — А если нас увидят? Зайдут сюда?! — Когда я тебе сосал тебя это мало волновало. Слава молчит. Потом, удручённый, вздыхает. — Резонно… — Он вдруг замолкает, неуверенно. Конечно, такие вещи вытворять. В голове всплыли собственные слова, сказанные ранее. «В жопу давать — это насколько опустится нужно…». Опустился. Но ведь и Лёша не лучше, так ведь? Пусть они оба опустятся на дно, раз уж на то пошло. Впервые Славе захотелось проявить какое-никакое благородство, чтоб их обмен был «равноценным» — Аккуратно только… Если мне, не дай Бог, станет больно… — То что истерить начнёшь? — Лягну тебя и пока ты лежать будешь, яйца тебе оторву. — Почему-то эта угроза звучала совсем не шуточно, и Лёша на неё повёлся. Хотя он бы и до этого больно бы не сделал. Не настолько же он мудак. Ну. Почти. Слава медленно развернулся, но голову всё равно повернул в Лёшину сторону, следя за его руками, которые, немного неуверенно легли на его зад. — Не доверяешь? — Запоминаю как надо. Потом, если что, тебе припомню Лёша хмыкнул, улыбнувшись. Штаны у Славы и так приспущены. Особо стараться я не нужно было. Хотя нет, нужно. Хочется слышать в чужом голосе лишь удовлетворение и желание, шумное и сбивчивое «ещё». Он не позволит себе облажаться. Только пальцы скользнули чуть ниже, как Слава вновь подал голос. — А руки у тебя чистые? — Блядь… Ты заебал… — У тебя ещё и руки грязные?! — Да я на них презик одену и нормально. — А распакуешь ты грязными руками! Возьми у меня салфетки влажные из рюкзака, они в маленьком кармане спереди. — Что у тебя за салфеточный склад? — На всякий случай. — Как, например, такой? Слава усмехнулся, а Лёша крайне шустро управился, доставая одну салфетку и вытирая руки. Даже не удосужившись её убрать, кинул куда-то в сторону. Смазку открылась с тихим щелчком, и пару капель опустились на дырочку. Слава поёжился и, скривившись, пробурчал. — Холодно. — Мне, блядь, тебе очко вылизать, чтоб холодно не было? — Было бы славно… — Фу, блядь! Молчи давай. И Слава замолчал. Больше не задавая вопросов. Доверился. Хотя и продолжал внимательно наблюдать за руками. Достаточно смазав проход, а вместе с ним и один палец, Лёша медленно, следя за лицом напротив, вставил первый палец. Слава вздрогнул, но ничего не сказал, лишь губы поджал. Лёша принял это за хороший знак и начал двигать пальцем, пытаясь по максимуму ограничить неприятные ощущения. Медленный темп перерастал в более ускоренный, и по его мере, Лёша пытался нащупать простату. Что, кстати вышло. Слава забавно выпучил глаза и, сам того не ожидав, то ли простонал, то ли вскрикнул. — Ты что мне там своими корявыми пальцами отдавил? — В смысле корявыми? Хочешь сказать тебе неприятно? — Хочу сказать что непривычно… Давай уже второй, быстрей начнём быстрей закончим. Лёша закатил глаза и, вставив уже два пальца, сразу задал быстрый темп, не ждя, когда Слава привыкнет. Сам ведь хотел. Слава ёрзал и жмурился, приоткрыв рот, но стараясь сразу же его закрыть, потому что стоны, которые сыпались из его горла, казались чем-то слишком смущающим. Хотя ими он и награждал старания Лёши, который с каждым толчком желал повторить былое касание по простате. И у него получалось. В эти моменты спина Славы так по красивому, так легонько выгибалась, что хотелось провести по каждому позвонку, чтобы ощутить то, как они выпирают сквозь кожу. Странно. Всё это очень странно. — Сука… Ты мне до кишки что ли достать хочешь.? — Я пальцы даже до конца не вставляю, что ты ноешь. — У тебя пальцы не только корявые, но ещё и длинные! — Ой, не надо тут, нормальные пальцы. — Мне видней! Вот когда себе их в очко засунешь, тогда поговорим! Не предупредил, третий палец юркнул внутрь, заставив Славу сдавленно прошипеть. — Замолк наконец? — Чтоб тебя в болоте жабы съели, гнида… Или они своих не едят? — Я щас, блядь, тебе всю руку в анус вставлю, будешь, как перчаточная кукла. — Сравнения у тебя конечно… — Не как у интеллигенции? — Даже не близко...Ах...Блядь... Растягивание затянулось. Лёша не знал, что ему так нравилось в этом продолжительном процессе. Но и его в скором времени растягивать уже не было терпения. Член Лёши уже слишком долго ждал этого момента. Высунув пальцы, можно было поклясться, что Слава как-то слишком громко выдохнул и вновь заинтересованно следил за Лёшей, который, снимая только штаны, открыл ему на обозрение своё возбуждение. Упаковка презерватива зашуршала под торопливыми пальцами. — Ну-у… Нормально. Лёша, натягивая презерватив, даже не посмотрел в сторону звука. Был слишком занят. — Что «нормально»? — Нормальный он у тебя. Я уж думал, что там гигант каких не сыскать. — Что за лесть на пустом месте? — Самокритично… А! Славу резко схватили за бёдра и притянули ближе. Член упёрся ему в бедро, и не ясно случайно ли, потираясь. Смазка вновь капнула, на сей раз окутывая собой орган. — Заткнись, Бога ради. — Ты меня в ней утопить решил? — Хочешь чтоб на сухую было? — Молчу… — Вот и молчи. Отстранившись, Лёша подставил головку к входу и набрал в лёгкие побольше воздуха. Осторожно, главное — действовать осторожно. Не только ради Славы. Но и ради себя. Чтобы не кончить сразу же после того как он войдёт внутрь. — Готов? Слава сглотнул, смотря тем самым взглядом, каким он Лёшу соблазнял. Томно, пылко, страстно, выглядывая из-под ресничек, крепко упираясь ногами в стену. — Да. Дважды говорить не нужно. Головка, упирающаяся в дырочку, начала медленно в ней пропадать, заставляя обоих тяжело выдохнуть. Слава сжал руки в кулаки, а Лёша сжал его зад ногтями впиваясь в кожу, оттягивая. Лёша склонился, выдыхая Славе прямо в затылок и проникая глубже. Немного недовольно, но, тем не менее, впервые ласково прошептал: — Расслабься… И Слава послушался. Попытался максимально удобно упереться, расслабляя свои стеночки и разжимая сомкнутые губы. Наконец, уже половина. Замерев в этом положении, Лёша ждал. Ждал, слушая дыхание и ощущая, как рыжие волосы приятно щекотят нос. Утыкаясь в них, он сделал первый пробный толчок, следом за которым Слава протянул тихое «блядь». — Больно? — Н-нормально… Держится до последнего. И Лёша это ценит. Ценит, что не препирается, потому что они оба стараются друг для друга. Равноценный обмен. Бёдра столкнулись друг с другом. В первый раз, потом во второй. И так постепенно, считать уже не приходилось. Слава под ним окончательно расслабился, и если до этого жмурился от чего-то крайне непривычного и возможно даже отторгающего, то сейчас жмурился от того, как вновь приятно тянет внизу. Кончить от члена в заднице не хотелось. По крайней мере не сейчас. Сейчас он стонет и протягивает гласные, и будто атлет, выгибая свою спину, потому что Лёша как-то слишком искусно сталкивался с его простатой. Лёше, это до жути доставляло. Потому что слишком это было соблазнительно. Закутанные губы, сжатые ручки и алеющие уши. Картина, достойная того, чтобы её повесили в какой-нибудь галерее. Лёша сам не был лучше, потому что стонал, жался как можно ближе, до последнего желая ощутить чужое тело. Если раньше он бы сбежал, то теперь не даёт сбежать сам. Руки перебрались с задницы до груди, очерчивая талию и сжимая уже её почти грубо. Но не достаточно, чтобы доставить боль. Достаточно, чтобы понять одно — его не отпустят. — Знаешь что… Сказал он тихо Славе на ухо, заставив покрыться мурашками. Слава, который и до этого сдерживался, не отвернуться лицом к стене, сейчас мог лишь перевести почти опьянённый взгляд в чужие глаза. — Что.? — Ты будешь получше, чем Джессика. Слава хотел было улыбнулся, но улыбка сорвалась при очередном стоне. Он лишь смог еле выдать, почти подрагивая. — Твои волосы не т-такие уж… Стрёмные… И как бы свои слова подтверждает. Он приподнял свою руку и водрузил её на голову Лёши, поглаживая. Стоп кран сорвало. Лёша резко поддался вперёд, глубже и напористей, чем до этого. Слава отреагировал ожидаемо, громко проматерился и даже сжался, чувствуя, как подрагивают, не в силах держать ноги. Это уже было что-то совсем беспорядочное. Слишком быстро, слишком резко. Лёша в него чуть ли не вбивался, а Слава в ответ мог лишь сильней сжимать руку на его волосах. Минута сменялась другой, и вот она, финальная. — Я сейчас… — Блядь! Лёша, который, продолжая ютиться лицом в чужих волосах, вынырнул из них и столкнулся с губами, заранее пытаясь их раздвинуть. Получилось что-то крайне смазанное, но обоим понравилось. Этот акт невозможной пошлости и неправильности уж точно не испортил бы поцелуй, в который они оба вкладывали последние силы. Финальный громкий шлепок раздался, а вслед за ним мычание в губы друг друга. Кончают почти одновременно. Только Лёша всё же чуть раньше. Но сейчас их это не особо волнует. Они отходят от этих ощущений, не прекращая целоваться. А самое главное — переплетаясь языками, смотрят. Смотрят друг на друга, не смея моргнуть. Как бы не хотелось. Такими они хотят друг друга запомнить надолго, если не на всю жизнь. Слава чуть не грохнулся, потому что руки уже отказывались его держать. Благо Лёша подхватил, удерживая его под грудь. — Ты… Слава начал тихо. Лёша закатил глаза и улыбнулся. Опять начинается. — Я? — Скорострел ебучий… — Я то?! Лёша возмущённо прикрикнул, проехавшись пальцами по чужой груди и по бокам, заставляя обессиленного Славу резко захихикать от щекотки. — Прекрати! — Я скорострел?! Ты во время отсоса чуть ли не сразу кончил, гад! — Кто старое помянет. Ха-ха-ха! Тому… — Тому член долой! — Ха-ха! Прекрати немедленно, тварь немытая! — С чего такие выводы?! — Воняет от тебя! — Чем? — Чем-чем? Болотом! — Да ты заебал со своим болотом! Щекотка прервалась, потому что передохнувший Слава развернулся и обхватил запястья, отталкивая их. Спустя пару секунд отдышки Слава кинул взгляд на часы. — Одевайся. Наверняка скоро сюда кто-то вернётся. — Я уже сомневаюсь, честно говоря. — Я тоже, но на всякий случай вилять голым задом перед милицией не хочу. Лёша понимающе кивнул и принялся застёгивать штаны. За этим незамысловатым занятием он вдруг осознал одно. Резко замерев, оставив пальцы на застёжке, он пролепетал чуть ли не напугано. — Камеры… — Что? — Блядь тут же камеры! Парни переглянулись и синхронно начали проверять все углы взглядом. — Блядь! Ты! Ты! — Слава еле залез в своих штаны в попыхах. — Что я?! Кто сосаться полез?! Ты же такой умный блядь! Что же ты не додумался, что тут камеры?! — Я тебе доверился! — Доверяй но проверяй! Они оба метнулись к одной из камер, свисающей в углу. И какова же была их радость. Подстреленна. Кем-то был безжалостно разбито стёклышко, а вместе с ним и объектив измазан чем-то липким. Кто же из закрытых в обезъянике так постарался и спас двоим парням чуть ли не жизнь. Не ясно. Но что Лёша, что Слава ему бесконечно благодарны. — Твоё счастье… Я бы тебя убил если бы она была рабочая… — Пробурчал Слава и положив руку на сердце выдохнул, идя к лавочке и присаживаясь. — Кто кого бы убил ещё. — Хочешь потягаться? — Потягался с твоей задницей, сил больше нет. — Фу, пошляк. — Ты блядь сейчас серьёзно? Слава вдруг встал с места, отряхивая невидимую пыль, и, взяв свой рюкзак, пошлёпал к выходу из участка. Лёша следил за ним удивлённо. — Ты куда собрался? Ты же побитый весь, жаловаться собрался. Слава вдруг усмехнулся и обернулся. — Дам им последний шанс. Что-то мне подсказывает, что в следующий раз побьют посильней, тогда точно приду и всё выдам. — В следующий раз? Ты мазохист? Слава тихо прыснул и приблизился, быстро чмокая Лёшу в лоб, заставив того покраснеть так, словно всего произошедшего не было. — Теперь, видимо, да. Пауза закончилась тем, что Слава вновь двинулся к двери. Только он коснулся металлической ручки, как вновь обернулся и добавил. — Готовь попку к следующему разу, я тебя так нежно как ты, растягивать не смогу. — Видя как Лёша начинает закипать, он вмиг дёрнул дверь и, перед тем как окончательно за ней исчезнуть, добавил. — Меня кстати, Славой зовут. Бывай! — Катись уже нахуй, пока я тебя этой лавкой не уебал! — Слава смеялся, и вправду выпорхнул за дверь. Не успела она закрыться, как Лёша вскочил с места и крикнул в догонку, от части уже смущаясь сказанного. — Меня Лёшей! Знай хоть теперь на кого ночью дрочить будешь! Слава продолжал смеяться, и лишь махнув рукой на прощанье, скрылся, оставив после себя, приятное тепло в области лба.