***
С этого дня все почему-то решают, что они друг друга ненавидят, и Чан превращает это в ещё одну забавную игру. — Делай вид, что мы давние враги, – с придыханием отрывается он от обмякшего после оргазма члена. – Не смей прикасаться ко мне на людях, а если пришлось – включай актёрское мастерство и выражай отвращение. — Зачем? – Феликс стирает остатки собственной спермы с уголков губ омеги, но по итогу наоборот размазывает только больше. Он вынуждает Бана приоткрыть рот и по итогу перемешивает семя со слюной, заставляя пухлые уста блестеть от жидкостей. — Это горячо, – ухмыляется Крис, поднимаясь с туалетного кафеля. – Никогда не хотел бы трахнуть своего школьного врага? Так получи эту возможность. Он поправляет одежду, крутясь у зеркала, и разочарованно выдыхает, когда видит, что не может скрыть свою широту даже в пиджаке, что на несколько размеров больше. Чан не является представителем числа тех омег, что так пропагандируют на их этнической родине. Он не худой: у него поразительные пышные ляжки, ложиться между которыми просто блаженство, очаровательный бугорок внизу живота, как и у любого здорового омеги, что Феликс обожает покрывать поцелуями, и мягкая грудь, идеально помещающаяся в ладони Ли, в отличие от его задницы, что он любит не меньше. Не стройный: у него широкие отцовские плечи, ставшие больше за счёт спортивных секций по плаванию, и не такая уж и ярко выраженная талия. Не особо высокий: он ниже Феликса и многих других альф на половину головы, что заставляет его чудно вставать на носочки каждый раз, когда он хочет поцеловать своего парня или обнять за шею. Не отбеливает кожу – гордится тем тоном, что унаследовал от папы, модели «Celine», заставляя всех ещё больше сравнивать его с цветастым нежным персиком. Феликс, как альфа, тоже не особо похож на тех мужчин с многочисленных постеров, кричащих о маскулинности: он высокий и стройный обладатель точеного пресса и жилистых мышц, любитель лишний раз надеть юбку и подкрасить глаза. Наверное, поэтому они с Крисом и сошлись: крупный омега и худой альфа, экстраверт и интроверт, книжный червь и задрот. Чудно же? Из-за их очевидных различий никто и не думает, что они могут встречаться – Ёнбок сразу же улавливает хищные взгляды изголодавшихся по вниманию одноклассников, стоит Бану только войти в кабинет, задыхается от обилия феромонов, что пытаются сразить вошедшего, но тот лишь шмыгает носом, проходит к своему месту и садится рядом с Бэмбэмом, таким же омегой как и он. У Феликса начинается нервный тик, когда спрятанный глубоко внутри собственник так и рвёт его душу. Он никогда не ревновал Чана, особенно когда знал, что стоит только помянуть фамилию его отца-генерала – все сомнительные личности испарятся по щелчку пальца. Был уверен в верности и знал, как парню важно получать постороннее внимание и похвалу, но время от времени оставлял знаки, дающие понять, что парень занят: ставил засосы слишком высоко, прижимал к себе, метил ароматом, слёзно умолял надеть что-нибудь из его гардероба, чтобы альфьи феромоны отпечатались. Кристофера это возбуждает, потому что всегда следует особо грубая близость, с укусами, удушьем и сильными шлепками. Эту сторону альфы, скрытую хорошей выдержкой борца восточных единоборств и мягким характером, он просто обожал, порой специально нарываясь флиртом и тактильностью по отношению к другим. Весь урок Ли смотрит только на спину перед собой. Бан, точно специально для него, постоянно выгибается, задирает рубашку, чтобы можно было увидеть полоску белья, да поправляет волосы, наматывая их на палец, и закусывает губы. — Блядство, – присвистывает Ёнбок, выпуская ручку из своих рук, та катится по полу с оглушающим звуком. — Что-что, мистер Ли? – переспрашивает учитель с весьма сердитым видом. — Ничего. Когда преподаватель возвращается к вещанию материала, Чан поворачивается к нему с издевательской улыбкой, устраивает ногу на ноге и заставляет посмотреть туда, где натягиваются скинни, не выдерживая обхвата бёдер. У Феликса от этого выделяется слюна, что он мгновенно проглатывает. Ещё пару дней назад он засасывал медовую кожу этих самых бёдер, одними прикосновениями к эрогенным зонам заставлял омегу кричать от испытываемой эйфории. Любовался тем видом, что открывается ему снизу вверх: напряжённый торс, стоящие соски, не обделенные вниманием пальцев владельца, и напряжённое от стонов горло. А теперь он не мог даже тронуть столь священный для него участок тела, даже посмотреть – член уже грозился вывалиться из застегнутой после утреннего минета ширинки. Несколько дней проходят тяжко, они наполнены передразниваниями и редкими забегами в туалет, но и те со временем сокращаются, когда к их дуэту привлекается лишнее внимание. Ёнбок не может назвать себя поистине популярным - есть куча и других парней, за которыми бегает омежья половина учреждения, он входит в их число только из-за сладостной внешности и новой машины, на которую он заработал сам. Папа, приверженник ручного труда, не позволял отцу делать ему поблажек и поощрял жизнь, оторванную от их крыла. Удивительно, как были не похожи их с Чаном предки: пока Тэхён трясся над первенцем, сдувая с него пылинки, Чонгук, как только выдалась возможность, отправил их с Минхо, старшим братом, во взрослую жизнь. Может, виной был факт их позднего рождения? Феликс об этом не думал. На шестой день их незамысловатой игры, Крис начинает привлекать слишком много внимания. Он носит светлые тона – особенно любит розовые и персиковые оттенки – и ведёт себя соответствующе, так, как он ведёт себя только с Ли, от чего вынуждает его кусать локти. Чан кокетничает со старшеклассниками, хватает их за сильные руки при любом удобном случае, прижимается всем телом, что он прячет под пуловерами и свободными брюками, да виляет обтянутыми бедрами. Если бы кто-то попросил Феликса описать своего парня цветами, среди всех оттенков мира он выбрал бы дьявольский неоновый розовый и невинный персиковый. Альфы сходят от него с ума, готовые выполнить любую просьбу обворожительного новенького: таскаются за ним хвостиком с учебниками, платят за обеды в столовой, играют за него на физкультуре, пока Бан играет барина в беде, поддерживая образ. От вида, как юноша, обыгравший его в своё время в баскетбол без шанса отыграться, плачется из-за того, что сильно отпасовал и теперь у него болит запястье, у Ёнбока закатываются глаза, то ли от раздражения по отношению к одноклассникам, то ли от обожания по отношению к своему парню. Он действительно умело руководит людьми - для этого хватает всего один раз стрельнуть подведенными глазами и большая часть школы уже под его ногами. Он богоподобен и всецело принадлежит ему – Феликсу не нужно ничего делать, чтобы заполучить того, о ком ныне грезят почти все его сверстники. — О, Ликс! Ликс, подойди сюда! – машет ему один из числа тех самых прочих популярных альф, придерживая Кристофера за талию. Тот, завидев чёрную макушку, передвигает ладонь ниже – юноша не возникает, с удовольствием мнёт подставленную ягодицу. Ли от увиденного мрачнеет, его коньячные глаза становятся двумя черными точками, сливаясь со зрачком, феромоны тяжелеют, а вот у самого Бана вырывается тихий стон от этого вида. От того, как напрягается рука на лямке портфеля, как повторяет то же яремная вена на шее. Феликс знает Доуна с пятого класса, когда тот переехал в Сидней из Мельбурна, и, в целом, альфа производит впечатление приятного человека, неспособного так беспристрастно сминать омежью талию в руках. Честно говоря, многие его друзья, включая самого Ёнбока, уже начинали думать, а не гей ли Юн, но эти ничем не скрываемые прикосновения доказали, что всё-таки нет. — Будь бы на месте Криса Минхо – я бы не сдержался, – делится Хёнджин мнением, которого у него, ясное дело, никто не спрашивал. — Минхо так бы и не поступил, – прикрывает Ли глаза в знак недовольства. – Он учитель. — Спасибо за напоминание, братишка, – Хван хлопает его по плечу и сворачивает в коридор, оставляя друга одного. Феликс салютует приятелю и скрывается за выходом под его недоуменный взгляд, а Чан тем временем чувствует, как вибрирует в кармане телефон. Ликс: Я. Ты. Машина на заднем дворе. Прямо сейчас.***
У Ёнбока невообразимо чешутся руки от одной только мысли о задуманном. Чан появляется через считанные секунды: длинный кардиган, пушистый свитер и черные брюки из приятной ткани, что оказывается у Феликса в руках, когда омега пролезает на заднее сиденье. Он слегка растрепан, уложенные утром рыжие волосы лезут Ли в лицо, вынуждают фыркать, когда пряди ложатся на искусанные за время ожидания губы. — И что это, блять, было? – первым делом спрашивает альфа, расправляя плечи. Бан смотрит на него сверху вниз, ёрзает на коленях в поисках необходимого трения. Нотка пряностей вплетается в его аромат весенних цветений, она чувствуется так ярко, будто кричит о возбуждении омеги, от которого он вынужден рвано выдыхать. За пределами машины жарко, но парню, очевидно, ещё жарче от жгучего узла сладостного влечения внизу живота. – Я тебя спрашиваю. — О чём ты говоришь? – горячо выдыхает старший и стягивает вниз верхний слой одежды. – Я тебя не понимаю. — Я про то, как Доун лапал тебя при всех за задницу, – одну из рук, свободно висящих на сидениях, Ёнбок устраивает на правой ягодице. Он сжимает её, поступательными движениями разминает мышцу и немного оттягивает, чувствует, как натягивается ткань брюк, а Крис издаёт тихий скулеж. Младший как никто другой знает, что сейчас каждый участок тела его хёна – сплошная эрогенная зона, и из-за этого он схож с оголенным нервом, прикосновение к которому вызывает новую волну возбуждения, заставляющую изнывать от желания. – Ты представлял мои руки, когда тёк перед малознакомым альфой, верно? Чан в очередной раз пропускает воздух сквозь плотно стиснутые губы. Ладонью он пробирается под собственный свитер, оттягивает кашемир и демонстрирует сверкающую влагой кожу. Пот струйками стекает по его подтянутому телу и ударяется о толстый ремень, разбиваясь на маленькие капли жидкости. — Ликс, пожалуйста, – не выдерживает он, бедрами проезжаясь по чужой эрекции. Серые глаза сверкают от солнечных лучей, отражающихся о стекло зеркала автомобиля, и в них упомянутый видит разгорающийся пожар. Он опускает вторую руку, с силой сжимает упругую полуокружность, вызывает этим ещё один стон. В голове проскальзывает шальная мысль: когда тренер показывал, как правильно делать приседы, Бан стонал так же, прогибаясь в пояснице? — Снимай эту тряпку и разворачивайся, – в приказном тоне хрипит альфа, переползая в другую сторону. – Я хочу тебя сожрать. Раньше Ли Феликс никогда бы в этом не признался, но сейчас, если бы его спросили, что ему нравится больше всего, то он ответил бы: "отлизывать своему парню": ощущать на языке вкус сладостной смазки, а на лице приятную тяжесть податливого тела; чувствовать, как дрожат от удовольствия сильные бедра и как они сжимают его голову во время бурного оргазма. Ему нравится, когда Чан заставляет его подчиниться, делать то, что многие альфы считают унизительным (с каким пор доставлять возлюбленному удовольствие – унижение?), и сорванным голосом просит увеличить нажатие языка. Если бы было возможно накачать его мышцы, он бы безусловно потратил бы месяцы тренировок, чтобы начать владеть им в совершенстве, заставляя омегу рыдать на своём лице. Для его бойфренда – всё самое лучшее и совершенное. Кристофер подчиняется его словам, встаёт, пригибаясь, и стягивает элемент одежды вместе с бельём, не позволяя увидеть оставленное истекающим членом влажное пятно, после чего не церемонится и устраивается прямо перед лицом юноши, открываясь со всех ракурсов. Ёнбок смотрит на него выжидающе, вновь устраивает ладони на ягодицах – задница старшего просто идеальна, она даже не в состоянии поместиться в чужих руках. Альфа раздвигает половинки в стороны, большим пальцем проводит по влажной промежности, собирая смазку, и заставляет Бана издать выдох. — Ты помнишь? – щекотливо шепчет он, целуя гладкую кожу упругого полушария. – Всего лишь одно слово и я остановлюсь. — Мгм, – нетерпеливо отвечает Чан, покачиваясь. Ли говорит это каждый раз, заботясь о старшем, что тот невольно начал воспринимать это как обычную формальность. Секс с Ёнбоком не может быть опасным. Секс с Ёнбоком это то самое пресловутое « занятие любовью » – то, после чего оба чувствуют себя донельзя влюблёнными розовыми лужицами. Четырьмя пальцами Феликс удерживает бедра на уровне своего лица, большим немного проникает сквозь кольцо, хваля собственное сложение – его фланги, может быть, не такие длинные и аккуратные как у Криса, но зато они толстые и умелые, ими намного удобнее пользоваться. — Не сейчас, – хнычет Чан, нетерпеливо подрагивая на месте. – Мне нужен только твой язык и ничего более… Тогда Феликс погружает его внутрь. Бархатные стенки привычно растягиваются вокруг языка, пропускают внутрь до тех пор, пока Крис не задрожит и не сожмет его внутри – склизкое ощущение вторжения кружит его голову, заставляет истекать ещё больше, из-за чего в темном салоне наверняка появилась маленькая лужица предэякулята, вытекающего из розовой головки. Альфа стучит по загорелому бедру, призывает расслабиться, и Бан хнычет, когда выполняет безмолвный приказ – язык продвигается дальше, собирает стекающую влагу. Носом Ли утыкается в полоску кожи над проходом, вдыхает исходящий особенно сильно феромон, сладкий от действий младшего. Он прокручивает язык, немного онемевший от стеснения, и только потом вытаскивает его, собрав как можно больше смазки – она перемешивается с его обильной слюной, образует серебряную нить между дырочкой и ртом. — Нг, – проглатывает слова Чан, когда язык возвращается обратно. Ёнбок действует смелее, продвигается быстрее и двигает челюстью, стараясь углубиться. Старший ему помогает, чуть-чуть качнувшись назад: – Пожалуйста… Нужно больше… Эта мольба становится катализатором – альфа включает в ход зубы, легко прикусывая нежную кожу. Он действительно намерен сожрать парня перед собой. Младший делает это отчаянно, точно омега – самый великолепный десерт, что он ест после нескольких лет голодания, с явным желанием. Через пару минут растяжки, Феликс не выдерживает собственной сдержанности – начинает трахать юношу языком, изредка прерываясь на поцелуи сжимающегося от пустоты кольца мышц и укусы покрасневших ягодиц. Время от времени он издаёт утробный рык, начинающийся где-то в глубине лёгких, и Чану кажется, что даже кончик языка внутри него вибрирует, от чего вскрикивает, цепляясь ногтями за кресло. От испытываемого чувства у Криса тот самый узел взрывается на кучу маленьких шариков, что продолжают взрываться во всем его теле, щекоча подступающий оргазм. Он всё ещё в этом блядском свитере, что заставляет его истекать потом. Старший в лёгком ужасе от того, как возлюбленный заставляет его превращаться в нечто, состоящее из одних только жидкостей, которыми он пачкает весь дорогой салон. Феликс от этого будет только в восторге, помешанный на любви ко всему, что создаёт его парень. Ослабленный ощущением языка внутри себя, Чан изворачивается так, чтобы не упустить его из разнеженного тела, и вглядывается в запотевшее тонированное окно. От мысли, что будь оно опущено, каждая воздыхательница Ёнбока увидела бы, как он жадно впивается в его задницу, цепляясь за мягкие ляжки, его член дёргается, испуская ещё одну бусину предспермы, прежде чем излиться на сидение перед собой. Боже, Феликс довёл его до первого оргазма всего за семь минут, в машине, стоящей посреди школьной парковки, посреди урока по физкультуре. Альфа в последний раз мажет губами по дырочке, причмокивает так, будто до этого никогда не пробовал ничего вкуснее, и через силу отшатывается, борясь с желанием вновь впиться в розовую плоть. Крис усаживается на его бёдра, мажет по возбуждению смесью не своей слюны и смазки, и обвивает трясущимися руками чужую шею, чувствует, как размазываются капли пота на шее под его такими же влажным ладонями. Он дышит загнанно, точно сейчас задохнётся от пережитого, его глаза блестят то ли от застывших в уголках слёз, то ли от удовлетворения. Ему нравится, как они вот так меняются местами, когда лидер в повседневной жизни становится таким разнеженным и ватным. Мягким. Феликс цепляется за его талию, прижимает к себе и игнорирует собственную эрекцию, старается любимого то ли в себя втереть, то ли удушить от внезапно взявшегося прилива нежности. — Ты такой сейчас красивый, – шепчет он, губами проходясь по влажным от соленых дорожек щекам. – Самый привлекательный омега, которого я когда-либо увижу. — Феликс… – возражение утопает во влажном поцелуе, в котором Крис чувствует не только привкус мятной жвачки, но и собственной смазки, от чего резко сносит голову. Ли сминает его губы, пальцами проникает под мокрый свитер и касается стоящих сосков, вдавливает в кожу, вновь вытягивает, играется. – Мх… — Ты всегда такой очаровательный, – младший задирает давно ненужный элемент одежды, рассматривает каждый участок открывшегося перед собой тела. Сколько бы времени они не были вместе, альфа всегда смотрит на него так, как будто видит впервые. Обычно, так смотрят на экспонаты в Лувре – восхищённо. – В прошлой жизни я спас вселенную, раз в этой мне подарили тебя. От слов похвалы член Криса приподнимается, становится наполовину твёрдым и заставляет обоих приступить к следующему раунду. Наконец, Феликс стягивает собственные штаны, с нетерпением откидывает бельё и чувствует, как воздух обволакивает налитый кровью орган. С улыбкой он вспоминает день, когда они познакомились: в подростковом возрасте Бан не отличался чувством такта, и, честно говоря, входил в количество детей, выросших во вседозволенности: его родители долго не могли зачать первого ребенка, поэтому, когда он родился, окружили его гигантской любовью, создав настоящего монстра – колкого на язык омегу, получающего желаемое по щелчку пальца. Поэтому, получив отказ от четырнадцатилетнего Ёнбока, пятнадцатилетний Чан пустил нелестный слух, способный задеть эго любого альфы - слух о маленьком достоинстве. Это был совсем не его метод. На деле всё предложил Хёнджин, сам в своё время стебавший друга этим же, но весьма действенный. Дальше, как в самой худшей эротической комедии: раздевалка, спущенные брюки, рулетка, с отметкой в восемнадцать сантиметров, и предложение убедиться в правдивости замера. — Почему ты так на меня смотришь? – спрашивает Ли, отрываясь от воспоминаний, до синяков сжимая и без того покрытые отметинами от его пальцев бедра. Каждую из них он поглаживает пальцем, смотрит с сожалением. Самое страшное для него – причинить своему омеге боль, и он начинает переживать, не сильно ли он давил. Чан на его действие лишь перехватывает руку, переплетает пальцы и утыкается в шею, пока членом юноша проводит по промежности, иногда задевая чувствительную под действием возбуждения дырочку. Та тянется следом за головкой, когда она чуть-чуть проходит внутрь. — Ты улыбался, – смущённо хихикает старший, подмахивая тазом на чужие махинации. – Люблю, когда ты улыбаешься. — Просто думал о том, как было бы хорошо сфотографировать тебя с членом во рту и показать Доуну, – после этих слов он не церемонится, пытается сохранить рассудок, когда эрекцией раздвигает податливые стенки, медленно проникая во всю длину. Бан проглатывает стон. То, как член исчезает меж скользких ягодиц доставляет зрительное удовольствие, а ощущение от сжатия - физическое. – Чтобы все в этой школе знали, кому Кристофер Бан принадлежит. — И сколько же альф узнает тебя по одному члену? – Чан делает пробный толчок самостоятельно, кожа шлёпается друг о друга. – Ты мне что-то… Хах! Недоговариваешь. — Столько же, сколько тебя по заднице. Феликс устраивает пальцы на венериных ямках для удобства, придерживает чужую талию и насаживает на себя, наслаждаясь уже вошедшим в привычку скольжением. Крис производит столько смазки, что та обильно стекает с бёдер альфы толстыми струями, большие капли жидкости шлёпаются в появившуюся лужицу. По началу, когда они только узнали об этом, будучи первыми партнёрами друг у друга, Бан стеснялся так, что был готов навсегда отказаться от интима. Он мог позволить парню спать с другими, получая нужное удовлетворение, лишь бы не слышать эти стыдливые шлепки, но со временем Ёнбок дал ему понять, что этот звук – самый лучший, что он мог слышать за всю свою жизнь, после развязных стонов омеги под ним. — Вот блять, – вырывается ругательство с языка младшего, когда Кристофер стискивает его внутри. – Ты такой узкий. Чан прижимает тыльную сторону ладони к истерзанным губам – те саднят от поцелуев, визуально кажутся больше из-за того, что опухли, ни капли блеска не остаётся на пульсирующих устах, старается сдержать рвущийся наружу всхлип, из-за которого слёзы стекают по медовым щекам. Ли скользит рукой по взмокшей спине, доходит до груди и задевает правый сосок, проколотый сверкающей штангой. — Говорил же, выглядит чудесно, – выдыхает альфа, подушечками играясь с новым пирсингом. Давняя мечта омеги – попробовать прокол, осуществилась пару недель назад. Как-то невзначай он спросил, что ему стоило бы использовать для первого раза, на что Феликс, на особо слушая из-за игры с Джисоном, с долей шутки, ответил: « соски ». Вечер спустя, Кристофер утащил его из гостиной, где собрались все их друзья, и задрав свободный топ, продемонстрировал сияющий, как сейчас, прокол. — Повремени, – растягивает старший и с силой сжимает бёдра, продолжая принимать член. Он входит так хорошо, что парень чувствует, как внутренности перестраиваются для того, чтобы облегчить и без того свободное скольжение, как всё сдвигается, чтобы соответствовать пожеланиям: « глубже », « сильнее », « быстрее ». – Он ещё не до конца зажил… Скитаться оказывается поздно - распухшая горошина оказывается меж влажных губ. Ёнбок передвигает штангу, вызывает дрожь, проходящую вдоль позвоночника, с таким рвением засасывает ореолу внутрь горячего рта, что в голове становится мутно – вкус солёной карамельной кожи отпечатывается на языке вместе со сладостью персиков. Чан едва ли не визжит от ощущений – он и раньше был чувствителен в сосках, но сейчас всё обостряется вдвое из-за льющегося по венам возбуждения и относительно свежего прокола. Феликс сжимает его скользкое тело, играется с мышцами, что стали мягкими под воздействием знающих рук, и, наконец, доводит до исступления. Сперма стреляет альфе в подбородок, но он не может оторваться от разбухшей горошины, игнорируя то, как белесая жидкость стекает к его шее. Для достижения второго оргазма хватило около сорока минут. — Умница, – хрипит он, обнимая Кристофера и устраиваясь на сидении так, чтобы омеге было удобно лежать после наступившего оргазма, а ему кончить следом через несколько ленивых и медленных толчков внутрь. – Ты так хорошо справился. Бан слепо улыбается ему в шею, пачкает плечи влагой и тянется к запотевшему окну, пишет лаконичное: « baby ». Ёнбок на его жест тихо смеётся, сжимает руками и тянется к салфеткам, намереваясь обоих отмыть. Омега ведёт себя соответствующе оставленной надписи, позволяя заботиться о себе. Он прикрывает глаза, когда его обтирают от собственного пота, и дрожит, когда проводят пальцем, собирая остатки смазки и семени, что вытекают сразу же, стоит Ли покинуть чрево и немного надавить на низ живота. — Поехали домой, – жалобно скулит Чан, выбираясь из автомобиля. Из-за того, что ноги отказываются слушать хозяина и всё ещё остаются ватными, ему приходится держаться за дверь машины, чтобы не рухнуть на землю. – Никуда не хочу. — А твоя игра? – спрашивает Феликс с другой стороны, оттирая салон. – Хорошие мальчики должны досидеть последние уроки. — И ты говоришь мне это после того, как трахнул? – выгибает бровь старший. – К черту всё, я добился чего хотел, все эти дни поддразниваний стоили умопомрачительного секса в машине. « И разбитого сердца Юн Доуна »: – не стремится озвучить альфа, обходя авто и прижимая возлюбленного к себе. Ветер разносит по школьному двору переплетающиеся ароматы горьких пряностей, солёной карамели и расцветающего персикового дерева.