Приговор.

«Судебное заседание по делу №415 объявляется открытым. Подлежит рассмотрению уголовное дело по обвинению Дохова Максима Евгеньевича по статье 105 Уголовного кодекса Российской Федерации.» После первых слов судьи мир погрузился в туман: все предметы растекались и двоились, появилась тяжесть, давящая на плечи и, по всей видимости, схватившая за горло. К языку подступало чувство тошноты, такое мерзкое и подобное попаданию в грязь белой кроссовкой. Почему бы не убежать? Но об этом думать было поздно. Жизнь летит слишком быстро, не угадаешь, когда надо отступать. Слава находится на судебном заседании по делу убийства его собственной матери. К сожалению, в качестве свидетеля. Он всегда злился на неё за что-то, что бы мигом простил сейчас: то она спросит глупость, то научить пользоваться её компьютером было пыткой. Только кажется, это мелочи их совместной жизни, сравнивая, сколько мучений она могла приносить из-за психоза. Слава почти каждый день мечтал о том, что когда-нибудь всё прекратиться, желал ей смерти или умереть самому. И в самый неожиданный момент действительно прекратилось. Как по щелчку пальца. Именно это и навеяло ужас и отвращение к себе. Оставалось немного 一 он бы уже скоро уехал учиться, забыл про этот дом и оборвал все связи. Но так не хотел. Не хотел. Внезапно вспомнился момент, произошедший годами двумя ранее. За столом, заваленным тарелками с едой и без, сидело человек восемь: мать, бабушка, дедушка, тети, дяди… Посередине поставили горячие блюда, от которых все еще веяло паром, вокруг них салаты и остальные закуски. Пахло вкусно и даже приторно, присутствующим было лишь в радость испробовать всё съедобное. Надпись на стене из разноцветных букв говорила «С Днем Рождения». Сам именинник, сидящий между всеми, как почетный человек, был мало увлечен чужим счастьем. Шум слишком громкий и назойливый, чтобы улыбаться. И уйти нельзя, ведь из-за него это всё и продолжается. Слава за вечер до своего Дня Рождения проклинал его, как самый худший день в году. Ненужные люди, гул, невозможность побыть одному 一 сводили с ума. Главное, мать в норме, пока никто не покинул дом. От её неискренней и пугающей улыбки в руке погнулась ложка. Наконец-то основное съедено, вынесли торт. Он небольшой, магазинный. Наверное, самый дешевый, зато в центре красовались две свечи с цифрами «1» и «5». Почему все поздравляют с юбилеем? Славе всегда казалось, что юбилей бывает у людей, старше сорока, но никак не пятнадцати. Это странно и непонятно. Как вообще придумали это слово? Почему не числа, кратные четырем или двум, или трем? А именно пяти. Просто усложняют себе жизнь ненужными темами для радости, как же трагично. Людям уже, кажется, не за что цепляться. Вера в Бога ослабла, в государство и подавно. Приходится обманывать систему и выдумывать новые слова. Сумбурные мысли прервала просьба к Славе рассказать всё, что он видел и знает. От неожиданности на пару минут парень забылся и не мог заговорить, окруженный ожидающими взглядами. Все ждут очередную сенсацию из его слов, то, что можно будет обсуждать с родственниками, осуждая и охая, но закрывая глаза на реалии вокруг них. Мать осуждает другую, что та избила дочь, а потом идет и делает то же самое со своей. Абсурд же. Ни к кому нет доверия только потому, что его не существует. Редко кто видит себя, как он живет и что творит, лишь бы прилюдно не опозориться, остальное пустяки. Сформулировать должные предложения очень сложно, одни запинки и нервное потирание запястья. Слава уже просто закрыл глаза и по памяти говорил то, что писал ранее для отдачи показаний. Делал паузы на запомнившихся точках и запятых, ни разу не вдохнул и не замолк. Его поблагодарили за сказанное и велели сесть на место. И мозг опять потихоньку отключался, отменяя весь процесс для себя. Парень то тряс коленкой, то зацарапал руки, оттягивал пальцы, кусал губы и щеки, то смотрел по сторонам, находя неприметно торчащий гвоздь или разбитую штукатурку. Лишь бы не воспринимать всерьёз. Это всё шутка, сон, галлюцинации, не реальность. Дальше более уверенные доказательства прокурора, даже адвокат сидел в замешательстве от незнания. Всё уже давно очевидно и перечитано по миллиону раз, аж дотошно. Только есть одно «но»: подсудимый не собирался признавать вины. «Я ничего не делал», «Я ничего не знаю», «Меня подставили» и появилось желание выйти в туалет и повеситься. Почему он вынуждает торчать здесь неумолимо долго? Каждая минута, потраченная на его недовольства ощущалась часом, а час днем. Кажется, даже сумасшедший сдастся быстрее. От людей поблизости то и дело доносились вздохи усталости. А от мыслей в голове — идея задушить Дохова сию минуту. Адвокат не зря постарался убедить не признавать вины, но это зашло за любые рамки морали. Ему в нос тычут досконально проверенными бумагами, и бестолку. Тот только злился и, разозлившись окончательно, выпалил накопленное. Самые замученные прослушали его «глубокую» речь о ненависти ко всем и радости за совершенное преступление. Приговорен к восьми годам и свободен. Слава очнулся лишь на моменте, когда вышел на улицу. Свежий воздух больно ударил в нос, а яркий свет солнца чуть не ослепил. Мозги болели от перегрузки, затекла шея и еле разгибалась спина. Думать, идти ли домой, было незачем. Туда опасно. Побыть одному, успокоиться, отпустить, забыть и продолжить жить. А дома, который и домом назвать-то сложно (он живет под опекой у бывшего репетитора по математике), начнутся расспросы и попытки в психологию: «Всё наладится», «Давай поговорим о переживаниях». Только этого и не хватало сейчас, естественно. Послать бы сейчас всех. Кто-то, выходящий из здания следом, что-то спросил, но его никто не услышал. Слава сорвался с места и побежал. В место своего лучшего одиночества. Там всегда поддержат и будут рядом. Добравшись до ближайшей остановки, влез в переполенный час-пиком автобус под чужие возмущения. Путь недолгий, но с каждым вдохом сердце билось больнее, руки немели, а колени сводило неизвестным комком. Из-за громкого шума не слышно себя, не слышно суматохи в душе. Но появился звон в ушах и ненависть. Вокруг куча мерзких существ, они также мерзко кричат друг с другом, плачет ребенок, ругаются алкаши. Аромат едких дешевых духов вызывал рвотные позывы. Был бы парень всесилен, то достал бы ружье и расстрелял всех по очереди. От нестерпимых эмоций даже случайно расцарапал себе шею до крови, пока контролировал сбившееся дыхание. Телодвижения стали невыполнимы, конечности действовали по-своему, пальцы вонзились ногтями в кожу, ноги не держали. На плотинке мост особо не меняется последнее время, лишь время от времени меняются плакаты на рекламных стендах, нарушая спокойную монохромную атмосферу бетона и подмерзшей воды. Повезло, что на мосту было мало человек, по большей части все пробегали мимо и особо не были громкими. Почему-то еще с маленького возраста сюда тянуло, будто домой после тяжелого дня, где тебя ждет любящая семья. Куда хочется возвращаться, чтобы отдохнуть и понять себя, свой смысл жизни и приоритеты. Та семья, от которой карьера стоит на втором месте. И та, которую не на что променять. Агрессия утекала вместе с бурлящей рекой, несущая на себе прилетевшие с деревьев листья и мелкий мусор. Почему людям так нравится всё портить? Создавать, эволюционировать и развивать, чтобы в итоге остаться с помойкой и мучиться её избавлением. Кого больше всего ненавидит Слава? Себя, Максима или мать? Мать ни сделала ничего плохого по своей воле, ей заправляло психическое расстройство, оно ее и погубило, хоть и косвенно. На нее не надо злиться, можно посочувствовать и потратить деньги на собственного психолога, но Слава же не виноват, что родился именно у нее? Пока не доказано, что есть реинкарнация и выбор, в какую семью отправиться. Либо там были оставшиеся варианты настолько плохи, что пришлось выбирать это. Максима, напротив, есть за что осуждать. Но ведь, с другой стороны, Слава его выбрал сам, несмотря на тревожные звоночки в виде беспричинной и сильной агрессии. Да и может тот тоже психически болен… Это всё объясняет и вполне оправдывает: ну что сделать с человеком, который не в силах руководить своими действиями. Значит, остаётся «себя». Парень знал, каков новый знакомый, как плохи их совместные вечера, как неспокойно матери, что его мир крутится на его выборах. А не чьих-то других. Именно он выбрал то, что привело к таким последствиям. Продолжая стоять на мосту, Слава шумно выдыхает заледеневший воздух полупрозрачным клубком пара. На нем была легкая куртка, которая не особо спасала дрожащее тело. Но для него парня никакого холода и не существовало. Погрузился в мысли, в надежде найти обобщенный вывод ко всем размышлениям. Не нашел. Его попросту нет. Он мал и глуп, чтобы рассуждать глубоко и правильно, и мал и глуп, чтобы понять, что он хочет себе донести. Под взглядами толпы зевак, успевших здесь скопиться, непонятно зачем, Слава встал руками на перила и наполовину перевесил через ограду. Это помогало получше разглядеть мутную воду, пенистые волны и птиц неподалеку. Он часто также чуть не перебарщивал, но всегда его перехватывал кто-то внимательный и быстрый. Монотонный шум улицы стих и получилось ощутить неминуемую слабость в мышцах, как во сне. Спокойствие.