Curiosity

Образчик вероятного биологического оружия, который выпало исследовать Джулиану, по первоначальным тестам не выглядел по-настоящему опасным. Он явно влиял на структуру ДНК, но при этом вызываемые им мутации не были разрушительными. Напротив, поражённые клетки обретали новые возможности и становились более жизнеспособными. Странный способ досадить предполагаемому врагу. Заинтригованный, Джулиан снова и снова изобретал тесты, забыл о ланче и не обратил внимания, когда остался в медотсеке один. Станция медленно погружалась в полумрак, чтобы показать, что наступила ночь, но и этого Джулиан как будто бы не заметил. Взбудораженное загадкой сознание не готово было отступиться. Этот вирус — или что это такое на самом деле было — не сдавался и не открывал своих секретов, как бы Джулиан ни старался. Поглощённый сражением с ним, тратить время на сон доктор Башир не собирался вовсе. Наконец, когда DS9 погрузилась в обманчивую тишину, дополнявшуюся только приглушённым гулом работающего оборудования, Джулиан признал, что обычные тесты над живыми клетками не дают надлежащего результата, не показывают всей картины, без которой трудно было представить истинную цель этого состава. Компьютерная модель так же не показывала того, что он так мечтал увидеть. Нужен был целый организм, на котором можно было бы пронаблюдать воплощение всех порождаемых образцом мутаций. Однако Устав Звёздного флота не приветствовал опыты на живых существах. Во всём предпочитающий гуманизм, Джулиан не собирался от него отступать. Достаточно было и того, что он вынужден скрывать собственные генные улучшения. Казалось бы, ситуация стала безвыходной и пора было сдаться и переслать образец и все полученные данные в лабораторию помощнее, чем та, которой обладала станция на космической окраине, но Джулиан не хотел вот так просто выпускать из рук вероятное открытие. А может, это его любопытство — и самую капельку чувство собственного превосходства — не позволяли легко отвернуться от нерешённой задачи и передать её кому-то другому. Он снова проверил результаты тестов, убеждаясь, что чем бы ни была мутация, она не угрожает немедленной смертью или тяжёлым заболеванием в терминальной стадии, а главное — у него в запасе механизм, способный обратить её вспять. Решение, которое он принял затем, было спонтанным и во многом куда эмоциональнее, чем Джулиан готов был признать, но и к его воплощению он подошёл со всей тщательностью: оставил запись в журнале исследований и личном дневнике шефа медицинской службы, подготовил необходимые препараты, способные мгновенно реверсировать полученный эффект. И только затем ввёл содержащее малое количество образца вещество себе в вену. *** Обрушившаяся боль была куда сильнее, чем заблаговременно введённый препарат, призванный уберечь его от подобного. Наверное, Джулиан даже отключился на некоторое время, а когда пришёл в себя, обнаружил, что свет кажется слишком ярким и температура как будто бы понизилась. Слабым голосом Джулиан приказал компьютеру сократить интенсивность освещения и запросил параметры климат-контроля, чтобы прояснить для себя — это образец заставил его иначе воспринимать реальность, или же в медотсеке действительно похолодало. В тот момент, когда компьютер огласил данные, Джулиан как раз опёрся на биокровать, чтобы подняться с пола… и обнаружил, как изменилась его кожа. Серый оттенок, куда больше свойственный кардассианцам, если присмотреться, открывал невероятные перемены. Это определённо была чешуя, только очень и очень мелкая. Чуть нахмурившись, Джулиан поднёс руку к лицу и провёл по отчего-то саднящему лбу. Пальцы коснулись гребней! Мутация завершилась, и с каждым мгновением Джулиан чувствовал себя всё лучше. Его клетки обновлялись с высочайшей скоростью, и во всём теле ощущался прилив сил. Но такой организм нельзя было теперь счесть человеческим. В искажённом отражении на экране доктор Звёздного флота Джулиан Башир не сразу узнал собственные черты. Оглядевшись, он осознал и ещё кое-что — чем бы ни был введённый образец, он одарил его не только внешностью кардассианца, но и открыл уникальную возможность увидеть мир глазами другой расы, иначе ощутить цвета, прохладу и тепло, свет и звук. Поначалу — только планируя спонтанное опасное исследование — Джулиан собирался немедленно сделать тесты и, сохранив результаты, провести себя через обратную трансформацию, не особенно распространяясь о том, каким образом добрался до сути. Теперь же его любопытство разрослось до такой степени, что он решил на некоторое время задержаться в этом новом теле. В конце концов это помогло бы понять, чего на самом деле пытались добиться баджорские заговорщики, у которых был изъят образец, а если сослаться на собственную неуклюжесть после двенадцати часов работы, это поможет укрепить легенду, за которой он прятал генетические улучшения. *** Проведя достаточно тестов и запланировав несколько испытаний с собственными изменёнными клетками, образцы которых он взял даже с избытком, Джулиан ощутил, что остро нуждается во сне. Психике требовалось переварить произошедшую трансформацию, а все оставшиеся задачи требовали времени и ясного сознания. Парой рактаджино это уже не решалось, к тому же вкус напитка теперь ощущался вовсе не таким приятным, как прежде. Некоторые из тестов указывали, что немедленный реверс процесса может пагубно сказаться на состоянии здоровья. И пусть Джулиан прекрасно знал, как именно излечить себя от последствий, он всё же нашёл достаточно оснований для того, чтобы временно отложить его. Да, вероятно, и на этот раз его подталкивало любопытство. Между тем до того момента, как променад станции привычно заполнится представителями различных рас, оставалось чуть больше четырёх часов. Никем незамеченный, Джулиан добрался до собственных апартаментов и, снимая форму, не удержался от того, чтобы осмотреть себя целиком. Узоры гребней только в первое мгновение показались чужеродными. Стоило коснуться их, провести по ним кончиками пальцев, и они сразу же стали естественными, как будто бы всегда были на месте, просто человеческая кожа зачем-то прятала их столь долгое время. Вглядываясь в отражение, Джулиан внезапно поймал себя на мысли, что ненароком раскрыл крошечную тайну, которая иногда забавляла его. Он узнал, где начинаются и кончаются кардассианские гребни, как изящно они складываются в каплеобразные выступы — один на лбу, один на груди… и вот ещё один — гораздо ниже. Джулиан устал, и оттого его сознание было расслабленным и опустошённым. Он не сдерживал собственные мысли и не пытался сосредоточиться, созерцая себя. И когда мысленный взор дорисовал вместо его стройного поджарого тела более плотного и крепкого Гарака, Джулиан даже не понял, как и почему это случилось. И отчего гребни заметно потемнели. Нет, Джулиан не скрывал от себя, что Гарак ему интересен, что разговоры с ним вызывают странные ощущения, схожие с влечением или легчайшей очарованностью, какую часто путают с влюблённостью, но всё же эта реакция тела оказалась в чём-то откровением. Неужели это возбуждение? Да, это точно возбуждение. И, ошеломлённый, Джулиан ещё долго смотрел на себя, стараясь привыкнуть, постичь, понять, каким стал и что может узнать, оставшись изменённым. Он лёг в постель только через полчаса. *** Утро началось с вынужденного доклада. Стоя перед коммандером Сиско, Джулиан невозмутимо отчитывался о том, что успел узнать, лишь изредка поглядывая в падд, — конечно, только для того, чтобы изобразить, что не сумел запомнить все данные. Своё состояние он затронул вскользь, и коммандер немедленно отослал его прочь, как будто бы не в силах был смотреть на внезапно возникшего под его началом кардассианца. — Надеюсь, когда придётся в следующий раз выслушивать ваш рапорт, вы будете уже… человеком, а не рептилией, — добавил он, когда Джулиан уже собирался покинуть кабинет, и с силой сжал бейсбольный мяч. — Безусловно, — чуть наклонил голову Джулиан и тут же понял, что прежде не прибегал к этому жесту, но неоднократно видел, как его использует Гарак. А вслед за этим ощутил в себе тягу иначе обращаться с собственным телом, забыв о привычках, свойственных человеку, о вросшем под кожу невербальном языке, выделявшем землян. Как будто бы только теперь его подсознание завершило перевод, распознало некую внутреннюю библиотеку невербальных сигналов и приготовилось включить её в повседневность. Заинтригованный такими открытиями, Джулиан немедленно проследовал к турболифту, даже не бросив взгляд в сторону прежде столь привлекавшей его Джадзии. Шумный променад заставил его насторожиться. Здесь свет был ярок, а разговоры звучали слишком громко, к тому же царил холод! Джулиану теперь не хватало форменной куртки, чтобы спрятаться от него. Он поскорее направился в медотсек, а там поспешил зафиксировать свои наблюдения — в отдельном журнале, который немедленно зашифровал. Отчего-то делиться всем этим с командованием или загружать в общую для Звёздного флота базу он посчитал пока что избыточным. *** Ланч Джулиан условился провести с Гараком, и теперь даже сама мысль об этом особенно взволновала его. Каким он увидит кардассианца, сам оказавшись в схожем теле? Что он ощутит?.. Казалось, ему предстоит ещё один увлекательный эксперимент, а не реплицированный обед с… приятелем. Почти другом. Переполненный нетерпением и воодушевлённый даже больше, чем прежде перед очередным свиданием, Джулиан бросил на себя взгляд и с удивлением понял, отчего Гарак так настойчиво критиковал его форму. Взору кардассианца оттенки, сочетающиеся в привычный ансамбль, представлялись иными, в некоторой степени диссонируя. Кардассианское зрение было способно различать гораздо больше градаций полутонов и насыщенности. Джулиан неловко провёл кончиками пальцев по гребню, что шёл к уху, и тут же отдёрнул руку, обнаружив крайнюю чувствительность этого места. Определённо, это тело таило ещё множество сюрпризов, и доктор Башир собирался со всей скрупулёзностью учёного обнаружить их все. Мысли об обратной трансформации он с лёгкостью задвинул на самый край сознания. …Гарак скучал за привычным столиком. Даже издали Джулиан легко считал в его позе напряжённое ожидание, смешанное с затаённым предвкушением. Он даже остановился, в полной мере сознавая, что Гарак настолько сильно заинтересован в его появлении. Но прежде, оперируя лишь человеческим сознанием, пусть и генетически улучшенным, Джулиан ничего подобного не видел. Но вот Гарак заметил его, и что-то в нём переменилось. Сегодня он был одет в тунику, хорошо открывающую шейные гребни. Если в прошлом Джулиан не считал, что в ней есть хоть что-то вызывающее, то теперь всё его существо определило подобный наряд как… одежду, призванную подчеркнуть достоинства и даже соблазнить. К тому же туника позволяла увидеть, как едва заметно темнеют крупные пластинки гребней, когда Гарак смотрит в его, Джулиана, сторону. Он приблизился и замер, ощущая пристальное и изучающее внимание, сплетённое с заметным интересом. Гарак, не таясь, изучал его новый облик, и если прежде Джулиан счёл бы такой интерес всего лишь… любопытством, то теперь видел абсолютно ясно — Гарак испытывает жажду вполне определённого рода, вовсе не такую, какую способен утолить сок рокассы. — Мой дорогой доктор, — надбровные гребни Гарака чуть дрогнули, будто передавая ещё один сигнал, — ваши мечты о том, чтобы отправиться на секретную миссию наконец сбылись? Для этого вы прошли… через подобную модификацию? Собираетесь на Кардассию? — Скажем так, это досадное недоразумение, — улыбнулся в ответ Джулиан, жадно впитывая все те знаки, что упускал прежде. Гарак едва заметно облизнул губы, и от этого даже прохлада променада показалась жаром. — Вижу, вы всё ещё не выбрали, что будете есть? Гарак смерил его взглядом, будто бы тоже что-то увидел в нём. И Джулиан поймал себя на том, что его тело непроизвольно воспроизводит некоторые невербальные сигналы, о которых прежде он не знал и не задумывался. Пусть сознание ещё не в полной мере умело расшифровывать этот тайный язык, тело справлялось с ним, минуя стадию глубокого размышления. Они заказали обед, и Гарак, наконец посмотрев в сторону, отметил как бы между прочим: — Это ваше недоразумение несколько сбивает с толку. Но можно ли постичь иную культуру, всего лишь мимикрируя под неё? — было похоже на прощупывание почвы. В прошлом Джулиану явственно слышались в таких высказываниях Гарака насмешка и пренебрежение, но на этот раз он мог увидеть куда больше. Во всей позе Гарака, в том, как он чуть подался вперёд, в том, как слегка изменился оттенок гребней, сплетающихся в каплю на лбу, Джулиан читал приглашение к флирту, заинтересованность, почти непристойную. Откровенное предложение, которое никто со стороны не заметил бы, если бы, конечно, сам не являлся кардассианцем. Тело, считывавшее, не оповещая разум, куда больше, откликнулось незамедлительно, заставив инстинктивно податься вперёд, коснуться в небрежном жесте гребня на шее, облизнуть губы. — Хотите сказать, что я неспособный ученик? — проговорил Джулиан, позволяя себе чуть приподнять подбородок, как будто немного сильнее открывая шею. — А разве это не вина учителя? — Учитель не виноват в том, что ученик не проявляет должного усердия, — парировал Гарак, и снова по его гребням прокатилась волна тончайшего изменения оттенков. Джулиан чувствовал всем телом, что они могли бы сейчас говорить любые фразы — диалог был лишь прикрытием для той — истинной и глубокой, откровенной и бесстыдной — беседы, что они вели, совершенно не прибегая к голосу. Впервые Джулиан осознал, что кто-то желает и жаждет его, заинтересован в нём настолько сильно, что готов буквально заявить на него права. Это не было признанием в любви, но совершенно точно говорило о затаённой страсти, которая могла бы обоим принести немало удовольствия. И самую малость пугала. В то же время эта внезапная откровенность, обнажённость чужих устремлений заставила Джулиана буквально замереть на краю. Как раз в тот момент, когда они, утончённо подкалывая друг друга, произнесли по паре довольно серьёзных оскорблений, едва заметно для окружающих повысив тон голоса. Гарак флиртовал с ним — откровенно и без капли смущения, — и одновременно за этим пряталось ещё одно послание. «Я не стану удовлетворять ваше любопытство». *** На счастье, сегодня на DS9 выдался спокойный день и в медотсек почти не обращались, а если кто-то и заглядывал, то не с задачей, для решения которой потребовалось бы оторвать от многообещающих исследований лично шефа медицинской службы. И всё же занимаясь тестами, измерениями собственного состояния и отчётами, Джулиан мысленно возвращался к ланчу снова и снова. А вслед за тем, что происходило между ним и Гараком утром, вспоминал и то, каким Гарак был с ним всегда, с первой минуты знакомства. Пользуясь тем, что доктор Звёздного флота совершенно ничего не понимал в невербальных сигналах, которые способны посылать кардассианцы друг другу, Гарак с первого их взаимодействия был чрезмерно откровенен. Он как будто бы наслаждался тем, что оставлял улики на самом видном месте, прекрасно сознавая, что их всё равно не узнают и не прочтут. Вот только теперь Джулиану не составило труда собрать цельную картину. Открыть в Гараке столько незамутнённого желания, так много жажды он, конечно, не ожидал. Но если бы только это! Он и в себе обнаружил то, что так долго не замечал и не признавал. Это напряжение между ними, эти яркие беседы, от которых то хотелось оттянуть тесный ворот формы, то податься вперёд, что-то яростно доказывая, это всепоглощающее желание найти ответы и подобрать ключи — всё перечисленное произрастало из одного корня. Джулиан не собирался теперь отворачиваться и трусливо отрицать существование притяжения между ним и Гараком, как не стал бы отрицать, что обретя всё это понимание, захотел немедленно узнать, как далеко они смогут зайти. Гарак показал ему сегодня, что жаждет его, но не собирается быть игрушкой на один вечер? Что ж, любопытство Джулиана вряд ли было возможно удовлетворить так скоро. Теперь, когда он видел всё таким, как есть, он не собирался отступать. *** Как будто предчувствуя что-то, Гарак задержался в своём магазине. Когда Джулиан переступил порог, он поднял взгляд от раскроенного платья. Лицо его было спокойным, можно сказать, даже подчёркнуто незаинтересованным, и в прошлом юный звезднофлотский доктор Джулиан Башир попался бы на это выражение, как рыбка на крючок, немедленно разочаровавшись, засомневавшись и отступив. Но обновлённый Джулиан, вооружённый пониманием сигналов иного толка, явственно различил затаившийся на дне зрачков Гарака хищный голод. Перед Джулианом был ещё один тест, результат которого затмил по важности необходимость точно узнать свойства изъятого у баджорцев образца. Глядя на Джулиана, Гарак осторожно отложил в сторону лазерный нож для кройки. Мягкий и такой обыденный жест вместе с тем скрывал сразу несколько подсмыслов, в чём-то ошеломляющих. Гарак будто бы утверждал, что понимает, зачем Джулиан пришёл к нему. — Сдаётся мне, говорить нам больше не нужно, — усмехнулся Джулиан — вовсе не так лучезарно, как привык, не так, как шло его маске, которая, кажется, осыпалась пеплом одновременно с тем, как с самого Гарака слетели лишние покровы. Милый и общительный доктор Башир выпустил вперёд внутреннего хищника, и Гарак едва заметно сощурился, рассматривая его с ещё большим интересом. Когда Джулиан сократил разделявшее их расстояние — со всей решительностью и целеустремлённостью, то наткнулся на нечитаемый взгляд. Гарак, мгновение назад открывший ему так много себя, вновь оброс непроницаемой бронёй. Разгадал и удовлетворился? — Вы слишком самоуверенны, — он вернулся к раскрою, будто бы утолил прежнюю жажду и более ни в чём не нуждался. Эта холодность и лживое безразличие послужили катализатором, после которого Джулиан Башир буквально взорвался, сбрасывая так долго прираставшую к лицу маску легкомысленного весельчака и не слишком удачливого повесы. Он схватил Гарака за ворот этой чрезмерно соблазнительной туники и рывком притянул к себе, но не чтобы поцеловать — а чтобы прикусить гребень, подчёркивающий линию челюсти. Конечно, в следующее мгновение Гарак с шипением попытался вырваться, но Джулиан обрёл много больше, чем внешность. Умножившиеся на генетические улучшения изменения сделали его сильнее, и потому противостоять кардассианцу, который на самом деле не хотел причинять Джулиану боль, было не так уж сложно. Короткая борьба закончилась у стены — и в её процессе Гарак успел нажать кнопку, чтобы закрыть витрины и заблокировать двери. Теперь они опять смотрели друг другу в глаза, и у обоих гребни поменяли цвет до графитового. В Джулиане кипело возбуждение, желания вырвались из-под контроля — внутри расцвела уверенность, что с Гараком нет нужды скрываться. Тяжело дыша, Джулиан проговорил низким и немного хрипловатым, таким угрожающим голосом: — Мы хотим одного и того же, стоит ли это отрицать? Гарак саркастически усмехнулся и вдруг рванулся у него из рук, чтобы в следующую минуту вжать Джулиана в стену лицом, заломив руку. Он налёг всем телом, прикусывая загривок, и прошипел: — Всё ещё неубедительно. Только лишь любопытства недостаточно. Но Джулиан был не согласен. И не собирался допускать того, чтобы осторожность Гарака взяла верх. Он слишком явственно чувствовал чужое желание, так замечательно соответствующее его собственному. О, разве это было только любопытство! Конечно, без него Джулиан ни за что не решился бы открыть глаза на происходящее, но больше он не нуждался в таком подталкивании. Извернувшись, снова оказавшись тем, кто прижимает к стене, Джулиан властно прикусил столь беспечно открытый шейный гребень Гарака, оставляя след от зубов на плотной пластине. Чужое тело в его руках прошило дрожью, и Джулиан удовлетворённо рыкнул. Затаившееся внутри понимание подсказало, что он совершил ужасающую непристойность, но вместо того чтобы отступиться, он вонзил зубы глубже, потому что действительно хотел, чтобы отметка осталась надолго. Когда он взглянул Гараку в лицо, его широко раскрытые глаза казались чернильно-чёрными, чёрными были и гребни, только капля на лбу заполнилась синевой, обнажая все желания до единого. В возникшем между ними притяжении больше не нужны были слова. В следующий миг ладони Гарака оказались под несуразной формой Звёздного флота, и Джулиан задохнулся от нахлынувших ощущений и поддался им, растерявшись на несколько мгновений, пока вдруг не перешёл в наступление, с лёгкостью находя потайные застёжки чужой одежды. Их близость была хищной и страстной, яростной и жаждущей. Кардассианская чешуя требовала укусов, а не поцелуев, царапин, а не поглаживаний. И когда в определённый момент чрезвычайно распалённый Джулиан уступил Гараку, позволив развернуть к стене лицом и войти сразу и до конца, это не было капитуляцией — или удовлетворением любопытства. Это больше походило на невысказанное признание и — капельку — на просьбу простить. Ведь Джулиан должен был понять, что за притяжение между ними, гораздо раньше. *** …Позже Джулиан лениво посмотрел на Гарака из-под ресниц. Они оба ещё тяжело дышали и отчаянно нуждались в душе. — Когда вы собирались сказать мне? — спросил он, только мгновением позже заметив, что вовсе не изменил манеры общения, хоть та степень близости, что они обрели, позволила бы подобное. — Сказать? — усмехнулся Гарак. — Мой дорогой, не только в вас живёт неутолимое любопытство. «Я не собирался открываться вам. Я ждал вашего хода». Джулиан хищно сощурился — совсем так же, как сам Гарак немногим раньше. Они оба были уже готовы ко второму раунду, а обратная трансформация… о, она определённо могла подождать ещё несколько дней.