И во веки веков, и во все времена Трус, предатель — всегда презираем, Враг есть враг, и война всё равно есть война, И темница тесна, и свобода одна — И всегда на нее уповаем. Владимир Высоцкий "Баллада о времени" И другие придут, это будет и впредь – Снова спорить с судьбой на недолгом пути. Их черёд воевать, их черёд умереть – Их черёд воскресать и в легенду идти. Алькор "В безнадежном бою"
1. Чёрт-те кто чёрт-те гдеИбо пожертвовать любовью к истине, интеллектуальной честностью, верностью, законами и методами духа ради каких-либо иных интересов, будь то даже интересы отечества, есть предательство. Герман Гессе "Игра в бисер"
Бесконечное бессистемное и почти бесцельное разрушение и уничтожение всего и вся, попадающегося по пути, не может являться подходящим занятием для разума… Особенно для разума высоко организованного. Недостаточно и неудовлетворительно. Скучно попросту. Невыразимо невыносимо скучно. Кто, где и почему решил, что разрушение миров может быть интересным для существа его могущества и интеллекта? Боги?.. Честно говоря, он испытывал большие сомнения в их существовании, потому что за весь свой многотысячелетний опыт нигде и никогда не встречался с ними, лишь видел некие эффекты их влияния или результаты деятельности, пропущенные сверху вниз через их сосуды – их жрецов. Сомнительный ответ. Божественная магия оставалась магией, и поэтому могла иметь своим источником вовсе не каких-то олицетворённых высших сущностей, а всего лишь мощные космические явления. Впрочем, к основной его проблеме это имело лишь косвенное отношение. Безысходная скука одолевала его, и чем больше было побед, чем больше завоёванных миров сгорали и рассыпались пеплом, тем сильнее он тосковал. Бессмысленность происходящего, делаемого истощала его духовные силы. Пройденные миры были унылы, нецелесообразны и не нужны. Зачем делать то, что он делает? Он не понимал даже, почему делает это. Он и хотел бы понять, хотел бы остановиться, но сам не знал как. Он не мог прекратить начатое. Пытался. Много раз. И не смог. Как будто кто-то предписал его поступки, поставил его как вагончик на рельсы, и теперь он просто катил и катил по проложенной колее. Может быть, он боялся хозяина?.. Да, конечно, немного боялся, ведь тот мог его уничтожить, а жить пока, вроде бы, ещё хотелось… Впрочем, всё меньше и меньше, потому что существование огромной марионетки, дёргающейся на каких-то невидимых ниточках – это вовсе не жизнь. Страх перед хозяином тускнел, становясь всё более абстрактным, а вот голод разума выедал всё усиливающимися спазмами и терзал ноющей болью душу. Нет, не страх останавливал его, а что-то другое, необъяснимое… Невозможность уклонения с торной дороги преследовала постоянно. Он искал обходные тропки, но не видел, были ли они или вовсе не существовали. Постепенно нараставшее и, наконец, полностью осознанное понимание ловушки, в которой находится – полной контролируемости своего бытия кем-то удалённым от него и загадочным, начала отнимать у него волю к жизни. Проигрыш, поражение и даже смерть – это стало бы желанным изменением предписанного неизменного плана, но ему не было позволено даже этого. Сон – пожалуй, это оставалось единственным, в чём он был полностью волен, и потому стал чаще спать, хотя бы так ускользая из тоскливой опостылевшей реальности, в которой он – при всех своих гигантских силах – ничего не решал, в которой не мог управлять даже собственной судьбой. А потом однажды всё изменилось. Для начала ему приснилась она – маленькая бело-чёрная кошечка с двухцветными зелёно-жёлтыми глазами. Она неторопливо шла по искрящемуся мириадами звёзд галактическому пути ему навстречу, грациозно ступая белыми лапками, помахивая чёрным хвостом, и её волшебные глаза смотрели прямо на него, хотя он сам себя в окружающем пространстве не видел. "Здравствуй, Искуситель, – звонкий и совсем не мелодичный, хотя и содержащий в интонациях мурлыканье, голос прозвучал не вовне, а внутри него. – Я пришла, чтобы искушать тебя… свободой."