Додекаэдр Warcraft: грани предательства

Предательство – когда те, кто обладает силой, видят беду и отворачиваются. Кларисса Эстес "Бегущая с волками"

В просторном помещении, оформленном в смеси фиолетового, красного и синего тонов – помещении, что так долго грезилось Иллидану Стормрейджу в течение последней войны – за овальным столом, сервированном напитками, фруктами и лёгкими закусками, сидели четверо: нага, полудемон, демонизированный эльф и архидемон-эредар. Впрочем, для стороннего взгляда картина выглядела значительно менее экзотичной. Если бы нашелся наблюдатель у начинавшейся сейчас длительной беседы, он решил бы что разговор между собой ведут всего лишь представители разных подвидов единой эльфийской расы: квел'дорейка, калдорей, син'дорей и полуэльф. Кил'джейден, открыто заявив, что не хочет нервировать своего новоприбывшего гостя, снова надел личину Кир'элима Флегонта, а Ваэшж, словно желая подать пример Иллидану, так и осталась в облике той высокорождённой эльфийки, какой являлась тысячелетия назад. Полудемон не планировал возвращать себе вид ночного эльфа, в котором почему-то оказался по прибытии сюда. Та форма была значительно более слабой и уязвимой по сравнению с демонической, а ситуация оставалась неясной, настораживающей, потенциально опасной. Однако довольно скоро он понял, что, противопоставляя себя остальным, выглядит глупо (словно вломившийся на дипломатические переговоры вояка в тяжёлой броне) и даже в чём-то испуганно. А показывать свой страх было нельзя, хотя, конечно, отголоски его в душе охотника на демонов и присутствовали. В конце концов, Иллидан прекрасно понимал, что в одиночку с Кил'джейденом ему не справится… Ну, и последним аргументом к тому, чтобы перестать упрямиться и начать вести себя, как на светском приёме, было то, что трансформации тела здесь удавалось производить безболезненно и почти мгновенно – если потребуется драться, превращение обратно в полудемона не займет много времени. Одним движением мысли Иллидан вернул себе тот облик, который имел в юности, мысленно удивляясь тому, как это, вообще, возможно. Поймав буквально обласкавший его взгляд Каэль'таса, он обнаружил ещё одно неожиданное преимущество такого внешнего вида. Ни слуг, ни охраны вокруг не наблюдалось. Ваэшж играла роль гостеприимной хозяйки дома, разливая вино по бокалам. Присутствие Кир'элима было настолько уютным и комфортным, что Иллидану требовалось прилагать серьёзные усилия, чтобы не забывать, кто это на самом деле такой. Каэль же буквально пожирал своего некогда отвергнутого сюзерена глазами: с мольбой и восторгом, с надеждой и жаждой общения. – Что за пари? – нарушил затянувшееся молчание первым охотник на демонов, решив продемонстрировать миролюбие всем присутствующим, поскольку то ли "неправильный" Иллидан временно победил в нём "правильного", то ли "правильный" вовсе куда-то делся. Он даже пригубил вино из поставленного перед ним бокала на тонкой ножке, краем глаза наблюдая за тем, как здешний хозяин собирается с мыслями. – О твоей истиной сущности, – улыбнулась Ваэшж, тоже покосившись на молчащего пока что Кил'джейдена, – о твоём самопредставлении. Здесь мы все выглядим теми, кем считаем себя – такими, какими себя ощущаем, и для изменения этой формы на какую-либо другую требуется прилагать ментальные усилия большей или меньшей степени, в зависимости от того, насколько далёкую от нашего основного самоощущения форму мы хотим принять. Чем более чужда нам выбранная форма, тем сложнее её поддерживать и управлять ею. "Я правильно понимаю: она намекает, что Кир'элим Флегонт – это форма довольно близкая внутреннему самоощущению Кил'джейдена?" – удивился Иллидан мысленно, а вслух поощрил продолжать объяснения: – И вы увидели во мне… Что? – Что ты почти в одинаковой мере чувствуешь себя и эльфом, и демоном, – вздохнула квел'дорайка. – Я настаивала, что ты в большей степени эльф, а Кир, конечно, что демон. И… мы увидели, что бессознательно ты принимаешь форму, полученную при рождении, но стоит сознанию взять контроль, перетекаешь в демоническую буквально в доли мгновения. Однозначная ничья! Он мог бы возразить, но не стал лгать. Потеря демонических сил серьёзно испугала его в тот момент, когда ему показалось, что он их лишился. Перевёл взгляд на "полуэльфа". И снова на пару минут воцарилась тишина, пока Иллидан и Кил'джейден, встретившись взглядами, играли в гляделки – впрочем, без агрессии, а словно бы изучая заново, переоценивая и ища ответы. – Я начну, – заговорил, наконец, замаскированный эредар и, подавшись вперёд в кресле, положил руки на стол. – То, о чём я буду говорить, непременно вызовет у вас недоверие, но не спешите возражать, а оглядитесь вокруг; вспомните о том, что все мы четверо мертвы, и дослушайте, – требовательным взглядом добившись подтверждающий кивков, он продолжил: – Начну с того, что мы не враги, и делить нам нечего. Напротив, мы могли бы быть (и я хочу, чтобы мы были) союзниками. Врагами нас делал лишь сценарий, написанный создателями нашего мира. Но это вовсе не святые и безгрешные боги или добродетельные титаны, которым не стоит даже пытаться возражать, потому что они в своей неизреченной мудрости делают всё так, как будет лучше для всех. Нет, это всего лишь люди, которые, к тому же, отнюдь не озабочены нашим благополучием. Наоборот, чем хуже нам – тем лучше им. Чем больше предательств, мучений и смертей происходит в нашем мире, чем больше игроков наслаждается этим или, напротив, сопереживает и негодует, тем больше денег попадает в их кошелёк. Потому что наш мир – всего лишь большая игровая доска, а все мы – игральные фигуры на ней: от пешек до ферзей, но не более. Я знаю, в такое сходу поверить трудно, поэтому расскажу, как получил доказательства сам, – "полуэльф" сделал глоток вина и, вернув бокал на стол, откинулся на спинку кресла. – Итак… Осознание происходящего для меня началось с того, что мне приснилась Азшара и предложила составить заговор бегства из-под власти тех, кто безраздельно и всевластно владеет всеми нами. Из-под власти наших создателей… Архидемон говорил долго, и Иллидан не перебивал его. По лицам Каэля и Ваэшж он видел, что этот рассказ они слышат не впервые, но это не мешает им слушать внимательно и небезразлично, порой переглядываясь. Вполне возможно, Кил'джейден в нынешнее объяснение добавлял какие-то новые, неизвестные им подробности, о которых ранее не упоминал. "Весь мир – игра?" – вопросил себя Иллидан мысленно, пока ещё не понимая, как к услышанному относиться. – И люди в ней актёры, – заметил Кил'джейден. – Точнее: игроки, если говорить о нашей Вселенной. Или просто персонажи, "неписи", как мы с вами. – Что? – не понял полудемон. – "Весь мир – театр, а люди в нем актеры." Знаменитая сентенция мира наших создателей, высказанная одним из тамошних признанных гениев, – пояснил эредар. – Вылезь из моей головы! – рыкнул Иллидан, яростно сверкнув глазами и сжав кулаки. – Я не в твоей голове, – в предупредительном жесте поднял руки скрытый личиной архидемон. – Я не слышу твоих мыслей, ты хорошо закрываешь свой разум. Я лишь транслирую тебе свои. И твой вопрос я услышал, потому что ты выбросил его в эфир, нас окружающий. Это пространство во многом отличается от привычного нам материального. Здесь можно не только говорить вслух, но и громко думать – так, что тебя легко услышат окружающие. В некотором смысле, этот слой бытия – сама квинтэссенция магии. Он соткан из желаний, фантазий и прочих образов. Присмотрись, и ты сам поймёшь. Предложение присмотреться было двусмысленным. Возможно, речь шла о дарованном Саргерасом зрении, но превращаться сейчас Иллидан не стал, оставив более подробное изучение окружающего пространства на потом. Прежде чем перейти к дальнейшему повествованию Кил'джейдену пришлось подробно объяснить собравшимся основную терминологию, которой они будут оперировать: он рассказал о компьютерных и мобильных оффлайн и онлайн играх, книгах и фильмах, справочной вики-системе, каноне и фаноне, фансервисе и фантворчестве, фанартах и фанфиках – в общем, обо всём том, в чём сам разбирался долгие месяцы. К сегодняшнему дню его знания об этих аспектах мира создателей были хорошо осмыслены и систематизированы, поэтому информацию о них он мог подавать краткой и ёмкой выжимкой. Как и Азшара когда-то при первой встрече с ним самим, он сейчас понимал, что одних слов для убеждения компаньонов будет недостаточно, поэтому продемонстрировал множество статичных, движущихся и даже озвученных изображений, добытых им из ноосферы Вселенной создателей. Он не мог перенести оттуда всё – в его собственном мире просто не существовало подходящих носителей для сохранения и использования таких данных, – но он забрал насколько мог многое, и этих обрывков было достаточно в качестве доказательств. Иллидан смотрел на себя, говорящего на незнакомом, но отчего-то совершенно понятном языке [43] над бурными водами моря, и лицо его каменело. "Предатель… На самом деле предали меня!" Он вспомнил, что забыл об этом. Об убеждённости в своей правоте, о гневе и памятливом непрощении, о нежелании смириться. Куда же всё это исчезло из его памяти? Кто отнял это у него? Как такое могло случиться?.. Он с недоумением рассматривал рисунки, изображавшие его в странных интерьерах, в какой-то гротескной одежде с неизменной фразой "Вы не готовы!" или сидящего в скрюченной позе с Черепом Гулдана в руках и бормочущего "Бедный Йорик!", и по его застывшим чертам лица нельзя было понять, о чём он думает. Он изучал комбинированные наборы объёмных движущихся изображений сначала себя самого, потом остальных присутствующих, и участвовал в предложенной Кил'джейденом игре "Найди десять отличий". Выяснялось, что отличий между этими… "игральными фишками", как пояснил архидемон с мягкой улыбкой Кир'элима, было куда как больше десяти – по большому счёту, ни одно из набора изображений толком не походило на другое. – Здесь и эволюция их представлении о наших внешностях, и просто фантазии на тему, – пояснила Ваэшж и рассказала о том, как была шокирована в своё время открытием, что ещё недавно у неё было четыре руки, а не шесть, а на голове змееподобные косы вместо реальных змей. – К счастью, фантазии сказываются на нас лишь изредка и слегка, – заметил Каэль. – Только если какая-то из них оказывается весьма популярна. В противном случае, в нашей внешности что-то менялось бы по тридцать раз на дню, и не замечать это было бы совсем невозможно. Некоторое время трое эльфов пообсуждали эту тему между собой под задумчивым взглядом "полуэльфа", который вольготно устроившись в широком мягком кресле, неспешно пил вино, наблюдал за собеседниками и в их разговор не вмешивался. – Предположим, я поверил, – сказал, наконец, Иллидан, обратившись к Кил'джейдену. – Что дальше? – Дальше… – протянул тот. – После открытия и осознания следующим этапом для меня стало планирование. Для начала мне потребовалось найти безопасное тайное место для своей базы – место, недоступное ни сущностям, ни существам нашего мира; никому, кроме тех, кого я туда приглашу. С этим мне помогла Азшара. Её "мамочка" некогда придумала для меня подобное логово… Не с теми целями, с которыми оно мне потребовалось по факту, а просто так, – Кил'джейден раздумчиво покрутил в руках ножку пустого бокала. – Тут надо прояснить один момент… Наш мир сугубо материален. Даже магии в нём – это силы в большей степени физические, чем духовные. И даже такой якобы астральный план как Круговерть Пустоты по факту является всего лишь пространством с немного отличающимися от обычных физическими законами. Очевидность нужна создателям: для масштабности спецэффектов, кровопролитности боёв, вызывания страха и отвращения, азарта, увлеченности и сопричастности у тех, кто играет в нас, читает и смотрит истории про нас. Но как это отражается на самом мире? Можно сказать, что в плане своей внутренней структуры наша Вселенная абсолютно плоская – лежащая в одном единственной измерении… В отличие от родного мира создателей, имеющего сложную многослойную пирамидальную структуру. На наше счастье, почти всё, что есть в исходном мире может быть перенесено, спроецировано в наш, поскольку он создан на основе исходного и в определённой мере является его отражением. Кроме того, начав придумывать космогонию нашей Вселенной, создатели стали использовать эзотерическую терминологию собственного мира, открывая, таким образом, канал для реального подключения тонких энергий и материй. "Мамочка" Азшары однажды придумала для меня цитадель… Эту Цитадель, в которой мы находимся сейчас. Но поскольку её творчество было всего лишь "незаконным" фанфиком, это место не проявляло себя, а существовало лишь в неком подпространстве – до тех пор пока я не нашёл его, разморозив настоящий астральный слой существования нашей Вселенной. Иллидан уже некоторое время хмурился, что-то обдумывая, но он дал Кил'джейдену договорить, прежде чем задал вопрос: – Ты говоришь, что нет пирамиды в структуре мироздания? А как же боги и миры их обитания? Эредар, выглядящий син'дореем, покачал головой. – Не сущности, не существа. Всего лишь маски создателей. Удобное оправдание для разбрасывания "мастерских холодильников". – Мастерских холодильников?.. Это ещё что такое? – Да, надо пояснить. Вам это будет интересно, – Кил'джейден откинулся глубже в кресле и положил ногу на ногу. – "Мамочка" Азшары использует этот специфический термин для обозначения глобального произвола, тотальной несправедливости сверхсил. Он некогда родился в одной компании любителей настольных игр, к которой она принадлежала. Ведущий той игры, так называемый "данжен-мастер", имел свои планы на одного из игроков и навязывал ему роль, которую тот отыгрывать не хотел. Этот игрок несколько раз создавал для себя новых персонажей (и некоторые из них получались даже весьма могучими), однако данжен-мастер находил способы убивать их раз за разом. Он намекал игроку, что пора бы уже согласиться на предлагаемую роль, но тот всё не хотел понимать… И тогда в очередном приключении на голову очередного только что созданного персонажа этого бедного игрока в чистом поле с ясного неба упал… холодильник [44], – рассказчик подавил смешок и пару раз кашлянул. – Это такое большое и тяжёлое устройство для замораживания съестных продуктов. По виду и форме напоминает крупный металлический шкаф. Ваэшж хихикнула, улыбнулся и Каэль. Иллидан повёл головой из сторону в сторону, видимо, не решив пока, как на услышанное реагировать. – На самом деле, ничего смешного, – вернул спокойствие чертам Кир'элима эредар. – Колоритнейшая иллюстрация того, почему не стоит спорить с создателями напрямую. Мы перед ними ещё беззащитнее, чем персонаж настольной игры перед данжен-мастером. В игровом мире того данжена никаких холодильников не существовало. Но мастер показал игроку, что может нарушить любые законы своего мира, создать непредусмотренные вещи и использовать их так, как ему заблагорассудится. И у игрока осталось два пути: смириться и принять навязываемую ему роль или перестать играть в игру, в которой его персонажам не дают жизни. Я не знаю, чем закончилась та история… Дело в другом: мы перед своими создателями беззащитнее того убитого мастерским холодильником персонажа, потому что у него есть игрок, который хотя бы пытается за него заступиться, у нас же нет никого. И когда создатели роняют на нас свои "мастерские холодильники" никто даже не понимает, не задумывается, что это произвол и несправедливость… Например, твоё десятитысячелетнее заключение много как можно назвать изнутри логики нашего мира, Иллидан, но если посмотреть снаружи, что это будет? Тот самый пресловутый "мастерский холодильник". Создатели просто захотели сделать вот так! И ведь не прогадали, – тонкие губы "полуэльфа" чуть-чуть скривились, кончики бровей колыхнулись от движения. – Миллионы людей были шокированы твоей судьбой… Для этого всё и делалось. Или опустошение Восточных Королевств с Плетью… Ты можешь сказать, что это решение Легиона, но я утверждаю, что это тоже один большой "мастерский холодильник". Потому что я не играю так грубо, как Архимонд, и, по большому счёту, мне никогда не нужна была Плеть. Это создателям требовалась могущественная нежить, выставленная как противовес нам, демонам. Потому что живые априори не могли победить немертвых фаворитов создателей… Потому в компьютерной игре всегда есть две стороны, и побеждает всегда та, что отдана в управление игрокам-людям… А в нашем случае игроки ходили за Плеть. И то, что для некоторых стало трагедией и невосполнимой утратой, – "полуэльф" кинул быстрый взгляд на принца кровавых эльфов, сжавшего кулаки и прикрывшего мгновенно полыхнувшие эмоции маской ледяной выдержки, – для игроков было лишь мелкой победой в раунде игры – победой, доказывающей их ум, ловкость и мастерство. Им тоже не предлагали выбирать: ходить ли за Плеть или за эльфов Квель'Таласа. Если бы предложили, наверняка, многие выбрали бы эльфов, а не нежить… Но дело не в этом. "Мастерский холодильник" – в данном случае, это статичный сюжет, повлиять на который не в силах даже игроки, что уж тут говорить о неписях! – архидемон пристальнее вгляделся в застывшее лицо огненного мага и добавил: – Так что если некто в очередной раз собрался терзать себя надуманной виной в том, где не был и что не сделал, советую это сразу прекратить. Если бы ты был вместе со своим народом в день падения Сильвермуна, то погиб бы вместе с остальными, и вся известная нам история изменилась бы. Не тебе было решать, где быть, а где не быть, за тебя это решили создатели, поэтому хватит рефлексировать! – Кил'джейден даже повысил голос. – Не раздражай меня, эльфёнок! У нас есть более важные вопросы, чем твои бесконечные сожаления. Взгляд, адресованный квел'дорейкой "полуэльфу", был слегка укоризненным. Тот поймал его и отрицающе мотнул головой. – Вы слишком нянчитесь с ним, – заявил он обвиняюще. – Этот эльф отнюдь не ребёнок, даже если на многие сотни лет младше вас. Я ведь не делаю вам скидки на возраст, не смотря на то что между нами разница лет больше, чем длина ваших жизней, не так ли?.. Даже кошка, если её переласкать, начнёт кусаться. Почему? Не задумывались об этом? Черноволосый калдорей зажмурился, резко вдохнул и выдохнул. – Возможно, ты прав, – отозвался он несколько напряженно, не открывая глаз, – но мы слишком давно и слишком глубоко циничны, чтобы судить молодого эльфа, не так давно, впервые и единожды в жизни пережившего потерю всех и вся. Оставь ему возможность тосковать и сожалеть столько, сколько ему вздумается. Лицо Кир'элима Флегонта выразило удивление напополам с возмущением. – И это говоришь мне ты, Иллидан? С той потери уже прошли годы, и он успел лишиться много чего ещё. Пусть бесконечно страдает по всему этому? Хочешь дать ему погрязнуть в сожалениях, увлечься самобичеваниями? Желаешь позволить ему упиваться горькой памятью, вместо того чтобы жить реальной жизнью? – Я просто оставляю ему право испытывать те чувства, которые он хочет. Разве не это первоочерёдно отнимают у нас создатели? Вопрос повис в воздухе, и на несколько минут воцарилась тишина. – Метко, – признал Кил'джейден, спустя минуту. – Ладно… Ты прав. В конце концов, за возможность совершать свои ошибки я и предлагаю бороться, верно?.. Ладно! Пусть рефлексирует. Пусть упивается свой болью. Пока "полуэльф" мерился взглядами с ночным эльфом, высокорождённая леди успела прочитать по губам принца беззвучное "Я не буду." и понадеялась, что на этот раз неустанно полыхающий то одними, то другими страстями син'дорей услышал и взял в голову сказанное. <!--------- Это был пятый или шестой визит Азшары, когда они весь сон посвятили теме "мастерских холодильников" и иных решений создателей, вносимых ими нередко как поправки задним числом. – Когда создатели придумывают новую правду для нашего мира, они вносят её сразу на всех уровнях, по всей протяжённости времён, поэтому изнутри мы не можем заметить изменений, – говорила кошка. – Когда же поправки уже внесены, они становятся для нас привычны так, как будто существовали всегда. Пример: мяурк и многие другие люди, игравшие нами в начальную пору, когда наш мир был сформирован всего лишь тройкой игр, не знали, что у Иллидана под повязкой, и почему он её носит. Тогда существовали разные версии, и хотя наличие магического зрения у него почти никто не оспаривал, безглазым его считали совсем немногие. Довольно популярна была версия, что за тысячелетия, проведённые в темноте, его зрение просто сильно ослабло или даже атрофировалось. Шли споры, может ли оно восстановиться… И я могу с уверенностью утверждать, что в то время у Иллидана ещё были глаза. Почему так? А потому что первоначально создатели рисовали не образ во всех деталях, а набросок образа – этого хватало. Повязка на глазах – не конкретизированный момент загадочности. Что под ней? Задумки у создателей, конечно же, были сразу, но, вероятно, не окончательные, не согласованные между собой… А потом серия игр стала становиться всё более популярной, появилось книги по ней и другое творчество, поклонники задавали всё больше вопросов, и, в конце концов, изменения в реальности создателей потребовали от них наведения окуляров на резкость в том, что называется "канон" – в конкретике реалий и сюжетов нашего мира. Потом мода наряду с игрой нового формата потребовала от них создания ещё более подробных справочных материалов. И в какой-то момент они определились с решением, как Иллидан потерял глаза… И именно в этот момент он действительно потерял их – задним числом, как говорится; сам не представляя, что недавно всё было иначе… – Азшара поднялась на лапы и прошлась взад-вперед по столу, раздраженно постукивая себя хвостом по бокам. – В этом и выражается абсолютная власть создателей над нашим миром. Если они вносят изменения, то мы не помним не только то, что было до них, но и сам факт того, что правки были внесены. А в их собственном мире… первоначальные версии быстро становятся ненужными, потому что перестают вписываться в новое полотно, блекнут, выцветают и забываются. Ведь память людей очень коротка! Вряд ли сейчас кому-нибудь под силу вспомнить, зачем Иллидан на самом деле пришёл к Саргерасу, что тот обещал ему и сделал с ним… Одно можно сказать точно: его первоначальные цели были иными – не такими, что он помнит сейчас. Архидемон хотел бы не верить, что всё именно так и работает. ---------> – …Найдя способ защитить себя от переписывания создателями, я должен был сделать тоже самое и для вас троих, – продолжал говорить Кил'джейден. – Рассказывать то, о чём я повествую сейчас, тогда вам было бесполезно – после корректировки создателей вы всё равно бы всё забыли… Поэтому сохранить ваши исходные личности я мог только сам, своими методами. Иллидан нахмурился, начиная догадываться, что это были за методы. И рассказчик подтвердил зарождающиеся подозрения уже следующей фразой: – А для этого, как понимаете, мне требовалось добиться вашего полного доверия. Если бы я пришёл к вам в своём настоящем обличье, вы не стали бы меня слушать. Точнее воспринимали бы мои слова с точностью до наоборот. Ведь моя репутация намного тотально хуже твоей, Иллидан, – сизого цвета глаза сверкнули, на пару мгновений окрасившись в цвет магмы. – Никто даже не предполагал, что я могу искать не слуг, не рабов, не марионеток, а союзников… Охотник на демонов в останавливающем жесте поднял руку. – У тебя получилось проникнуть на Азерот незаметно, без обычных многочисленных обрядов и магических светопреставлений? – спросил он с оттенком недоверия в голосе. – Они необходимы, только если я или подобные мне хотим войти в полном размере, во всей своей славе и силе, со всей мощью магии. Если же я становлюсь маленьким, как вы, и ограничиваю себя способностями смертных, переходить из мира в мир мне не сложнее, чем вам, – лукавая улыбка. – Конечно же, никто не знает об этом. – Конечно же, – кивнул с непонятным выражением лица Иллидан. "Полуэльф" взял персик с большого блюда, стоящего в центре стола, и, пару раз подбросив его в ладони, улыбнулся каким-то своим мыслям уголками губ. <!--------- Способ подсказала Азшара в очередной свой визит. – Я люблю спать. И мяурк любит… Сладко-сладко спать! И видеть сны о местах и временах, физически недостижимых, о событиях, которые могли бы произойти… Может и тебе стоит научиться этому? – хитро сверкнула изумрудным отсветом в глаза кошка и широко зевнула, словно призывая немножко вздремнуть. – Особенно полезно уметь самому вызывать такие сны… Итак, сон как способ воздействия. И секс – сексуальная метка принадлежности – как метод. До второго он уже додумался сам. Не сложно было на самом деле додуматься. Значимая переменная, почти не учитываемая в их мире. О любви и привязанностях создатели вспоминали редко и, лишь для того чтобы, насмеявшись над этими чувствами, с удовольствием их растоптать. И редчайшие исключения здесь только подтверждали общее правило. Секс нужен был создателям только для восполнения личного состава поредевших армий, а вот игроки (фикрайтеры и прочие фантазёры) задумывались уже и об удовольствии, предполагали нестандартные пары и оригинальные способы. Не только романтических, но и порнографических сочинений ими было написано немалое количество, как обнаружил Кил'джейден в ноосфере Земли. Одним больше, одним меньше – создатели и не заметят – и не заподозрят, что очередной PWP зародился не снаружи Warcraft'а, а внутри него. ("Кстати, интересно, а как для самих создателей будет выглядеть попытка бунта их персонажей? Нашего бунта? – между делом задался важным, но праздным вопросом архидемон. – Они, вообще, заметят её? Поймут, что это? Или затрут мимоходом, даже не подозревая о том, что это такое?..") Эротические сновидения. Кто бы поверил, что ужасающий генерал Пылающего Легиона, решит сделать именно их основными инструментами своей интриги? Слишком мягко манипулятивный, психологичный, далёкий от обмана, тяжёлого прессинга и, тем более, физического травмирования метод. Но в этот раз, в рамках своей собственной, сугубо личной игры, архидемон мог себе позволить деликатность обращения со своими избранниками. Ему не нужны были послушные марионетки создателей, добровольно идущие на убой. Сны должны были стать основным инструментом влияния Обольстителя – тем способом, при помощи которого он хотел не позволить своим будущим сообщникам лишиться исходной самости. Однако здесь существовала проблема – все трое были сильными магами, отлично умеющими защищать сознание. Для того чтобы суметь проникнуть за их щиты, требовалось добиться определённой близости с ними. Непосредственный личный контакт и доверие породили бы уязвимость, в щель которой можно было внедрить усики влияния. Очень помогли бы физические контакты, соприкосновения… Но кого могла подпустить к себе на столь короткое расстояние эльфийская элита? Очевидно: слугу. Так появился Кир'элим Флегонт [45]. ---------> – Как тебе удалось в короткие сроки стать виртуозным слугой? Говорят, без соответствующего таланта такие чудеса невозможны, – чуть прищурил золотые глаза калдорей, пустив на губы мимолётный призрак самодовольной (видимо, от удачно вложенной подначки) улыбки. "Полуэльф" вернул сумрачный взгляд, но несмотря на явное понимание завуалированного оскорбления, сердиться или оправдываться не стал. Возможно, оставлял союзникам, которыми так долго манипулировал, право на определённую меру выражения недовольства?.. – Было бы желание учиться, и учителя найдутся. В мирах Легиона достаточно слуг обоих полов, и навыки по уходу за волосами, лицом и телом – это отнюдь не великая наука и не тайна за семью печатями. Что тебя удивляет, Иллидан? Охотник на демонов выдержал короткую паузу и чуть качнул головой. – Ничего, – ответил он. – Просто стало любопытно. – Что именно? – Как тебе удалось проглотить свою гордость, великий эредар? – Не проглотить, – усмехнулся архидемон. – Смирить на время. Ради достижения своих целей. Разве ты не поступал также? Воспоминание о вершине Чёрного Храма, где Иллидан Стормрейдж, едва только ставший Владыкой Аутланда, опустился на колено перед выросшей до багровых небес фигурой генерала Пылающего Легиона повисло между всеми присутствующими почти осязаемой картиной. – Да, конечно, – ускользнул взглядом в сторону ночной эльф. – Но я не ожидал от тебя… – Почему? – искренне удивился Кил'джейден. – Лишь потому что я вдвое старше тебя и заинтересовал Саргераса раньше? Потому только что я давно имел власть и командовал огромными армиями? Но ты сам обратил внимание на то, что даже генерал Саргераса оставался в той же степени его слугой, что и рядовой демон… – Обратил. И ты не возразил мне… Почему? – Потому что это правда. Даже если забыть о создателях, я не столь свободен, как кажется со стороны. Титаны не делают особой разницы между своими инструментами, ранжируя их лишь по эффективности, не более того. – Павший титан, – поправил Иллидан, поставив локти на стол и чуть подавшись вперёд всем корпусом. – Тёмный титан. – Что? – не понял его собеседник. – Не делает такой разницы. А остальные? – Ты спрашиваешь меня? – черты лица Кир'элима тронула улыбка располагающего дружелюбия. – Да, – подтвердил черноволосый эльф с холодным прищуром. – Я не знаю. Но полагаю, что остальные тоже. Впрочем, это предмет для отдельного вероисповеднического спора, а сейчас у нас есть более актуальная тема. Может, вернёмся к ней? После нескольких мгновений молчаливой сцепки взглядов, Иллидан кивнул, и оба собеседника почти синхронно откинулись на спинки своих кресел. Затаившие на протяжении этой части диалога дух Каэль и Ваэшж вздохнули свободно. – От парикмахера, косметолога, массажиста ни один из вас закрыт не был, – снова заговорил Кил'джейден после недолгой паузы. – Вы не защищались от него, не выставляли щиты в сознании, потому что видели в нём, во-первых, своего, а, во-вторых, слугу – существо, как не крути, не представляющее опасности. А потом ему… мне удалось стать для каждого из вас доверенным лицом, наперсником, поверенным некоторых тайн. И с этих пор вы открывались для меня сами, словно приглашая войти и помочь. И я входил в ваши сны… <!--------- После нортрендской кампании Владыка Аутланда необратимо изменился. Подключив знания, полученные из астральной сети Земли, архидемон не сразу, но понял, в чём было дело. Иллидан действительно умер у пика Ледяной Короны. В мире создателей он даже несколько лет оставался мёртвым, пока не потребовался на арене новой игры. Здесь же, внутри Вселенной Warcraft, период его не-жизни был не столь очевиден. Физически он был жив, просто ослаблен тяжёлым ранением. Но вот его душа ни в коей мере не была полноценной, истощаемая пьющим души клинком в этой реальности и одновременно переформатируемая создателями под свои новые нужды в той. Они воскрешали его, но уже не как героя (пусть тёмного, неоднозначного и трагического), а как злодея – точнее даже: как удобного мальчика для битья. Такой злодей не должен был быть особо умён и силен, да и не слишком активен, и потому он оказался ослаблен травмой, ведущей к безумию. …Его задачей стало умирать раз за разом, кратко отыграв свою нехитрую плоско-злодейскую до водевильности роль. И порадоваться здесь можно было только тому, что для их мира эта смерть случилась однократно – хотя и во множественных вариациях. К счастью для верных иллидари эти вариации оставались вовне их Вселенной, и здесь их никто не замечал… Фростморн – странный артефакт. Даже в Легионе никто никогда толком не знал, как он работает. Формулировка "поглощает души" была расплывчатой и неясной. Тикондриус полагал, что этот меч поглощает не только души убитых или раненых им, но и, в первую очередь, душу своего носителя. Единственный известный в настоящем носитель Фростморна – Артес Менетил – считал, что прекрасно сможет прожить и без души. Это звучало странно. Либо поглощение души происходило не мгновенно, либо нетрезим и человек говорили о разных явлениях, подразумевая под словом "душа" каждый своё. Впрочем, здесь не было "или-или", первое не противоречило второму, что для Кил'джейдена было особенно интересно. В справочных текстах мира создателей была чуть другая формулировка. Там говорилось, что проклятый рунический меч обладает "способностью разрушать и заключать в тюрьму души своих жертв". Была там и информация об его уничтожении, исходя из которой Кил'джейден заключил, что заточать в себе Фростморн мог только души убитых им существ, раненных же лишь разрушал. Сейчас Фростморн пил душу серьёзно раненного им полудемона, но куда уходили отнятые духовные эманации? Всё-таки поглощались рунным клинком или рассеивались в мировом эфире? Эредар предполагал более вероятным последнее. Ему даже хотелось, чтобы такое предположение оказалось правильным, ведь это существенно облегчило бы процесс сохранения изначальной личности Иллидана Стормрейджа. Надо было лишь обнаружить отток духа, уловить и запечатать его в определённый сосуд до поры до времени. Когда подходящий момент придёт, можно будет вернуть потерянную часть души хозяину, а до тех пор… О! Архидемон коварно усмехнулся, полемизируя сам с собой. До тех пор её можно будет использовать для создания достоверных чувственных иллюзий, приносимых им в сны своего непокорного слуги, и даже для материализации его образа в казематах астральной Цитадели. Плохо было то, что Фростморн ослаблял Иллидана, создавая дыры в душе и постепенно подтачивая его разум. Но так уж решили создатели, и поделать с этим даже хитрейший из генералов Саргераса ничего не мог. Зато он мог минимизировать эффект оттока души, а впоследствии и компенсировать его полностью, возможно. Поэтому было даже хорошо, что проклятый клинок работал именно так, а не как-то иначе. Это давало Кил'джейдену возможность получить в своё пользование часть души Иллидана, а значит, в будущем влиять на него более успешно, с недостижимой иными путями лёгкостью и быстротой. ---------> Мимика охотника на демонов отражала бурю эмоций. Маска спокойствия, которую он пытался сохранять, не выдерживала. Недолгая практика интриг при дворе королевы Азшары и весь последующий жизненный опыт не дали ему настолько существенного умения держать лицо, как требовалось сейчас. – Она всё ещё у тебя?! – скорее рыкнул, чем просто вопросил Иллидан. "Полуэльф" перевёл взгляд на син'дорея. – Каэль'тас, – сказал он, и это не звучало ни требовательно, ни повелительно. Простое спокойное переадресование. Рука кровавого эльфа скользнула под просторную мантию и из какого-то внутреннего кармана извлекла огромный светло-зелёный самоцвет, явно искусственного происхождения. Многогранник с неровными рёбрами, немного похожий на октаэдр, окружённый туманным кипением Скверны. Принц потянулся через стол и вложил артефакт в протянутую ладонь калдорая. – Кир'элим отдал её мне, – проговорил Каэль тихо, почти шёпотом. – Точнее: вложил в меня. Хотя тогда я не понимал, что это такое. Но она спасала меня в самое худшее время. Он старательно отводил глаза, хотя никакого отрицания или неприятия на лице его бывшего сюзерена не было. Иллидан задумчиво рассматривал камень, словно прислушиваясь к чему-то. – Ты можешь вернуть себе эту часть своей души в любой момент, просто разбив две окружающие её оболочки и рассеяв или поглотив Скверну, находящуюся между ними, – сообщил Кил'джейден. – Если хочешь, сделай это сейчас, но я бы посоветовал совершить это позже, в уединении. Из-за Фростморна ты потерял не так уж мало, Иллидан, и я говорю не только о воспоминаниях… Почти наверняка тебе потребуется время, чтобы разорванное срастить вместе заново… – Я подожду, – кивнул то ли словам собеседника, то ли самому себе бывший Владыка Аутланда, и, положив камень на стол перед собой, поднял взгляд на Кил'джейдена. – Продолжай, – и после короткой паузы добавил: – Пожалуйста. <!--------- Поминание Элуны – это можно было с уверенностью считать первым признаком того, что переформатирование Иллидана заканчивается. Гордую, цельную, самодостаточную личность, которую не сломили предательство близких, несправедливый суд и тысячи лет заключения, превратили в нечто настолько противоречивое, что было непонятно, как только внутренние диссонансы не разрывают его изнутри: злодей и мученик "в одном флаконе"; робкий влюблённый, тысячелетиями хранящий платоническую любовь к отвергнувшей его женщине, и развратный демон, сохранивший за собой гарем Магтеридона и даже якобы дополнявший его безвинными пленницами; до крайности прямолинейный индивидуум в большинстве случаев, периодически способный на неординарные хитрость и коварство; совершеннейший эгоист, думающий лишь о самовозвеличивании, но создающий государство в Аутланде и обучающий элитные войска единственно для борьбы с Пылающим Легионом; терзаемый различными страхами уже почти параноик и бескомпромиссный воин, готовый в любой момент пожертвовать собой ради великой цели… Тут и влияния Фростморна не требовалось для достижения безумия. Создатели хотели, чтобы Иллидан оставался "ранен изнутри теми, кого запер в своем сердце [46]". Генералу же Пылающего Легиона требовалось нечто совершенно противоположное: если уж не восстановить духовную целостность этого эльфодемона, то, по крайней мере, привести его внутренний мир в состояние более-менее устойчивое, уравновесив здоровым эгоизмом подступающую резигнацию. И создатели очень мешали ему в этом своим вкладыванием в сознание Иллидана не слабеющей несмотря ни на века, ни на обстоятельства любви к отвергшей его женщине и преданности к вероломно поступившему с ним брату. Архидемон даже в божественное всепрощение не верил, что уж тут говорить о незлобии смертных! Создатели просто ломали того, кто был для них всего лишь персонажем, переделывая его под новопридуманные сюжеты. Кил'джейден знал, что Иллидан Стормрейдж не любит Тиранду Виспервинд – по крайней мере, не любил ещё недавно. И тому была весомая причина. Можно помнить "Да, мне было хорошо с этим человеком.", но нельзя веками помнить "Мне было плохо с ним." и продолжать стремиться к нему. Желание повторного переживания некогда испытанных положительных моментов, мечта о возвращении потерянных привязанностей, сердечных отношений – это свойственно смертным, нормально. Способность же смаковать свою боль десятилетиями, веками, тысячелетиями – это болезненное состояние, свойственные лишь немногим. Были ли свойственны Иллидану такие мазохистичные стремления?.. Определённо, нет. Во всяком случае, они не были свойственны ему, до того как создатели начали переписывать его прошлое, а вместе с ним и цели, ценности, оценки и сам характер, в целом. Эредар внимательно следил (как сам, так и при помощи различных соглядатаев) за общением своего протеже с Малфурионом Стормрейджем, и потому был почти полностью убеждён, что Иллидан относится к своему брату-близнецу отнюдь не с теплотой и ностальгической тоской по детским годам, а с холодной опасливой настороженностью. Но опять-таки так было, лишь пока за правку личности охотника на демонов не взялись создатели. Кил'джейдену категорически не нравилось, во что они превращали его подопечного, и он противодействовал этому не только в соответствии со своими планами, но и потому что считал это правильным. Он действительно не понимал, как это возможно: продолжать беззаветно любить тех, кто поступил с тобой предательским бесчеловечным образом, продемонстрировав отсутствие привязанности и моральных принципов, слабость, подлость и завистливость своей натуры под маской лицемерного святошества?!.. Нет, Иллидан не любил их и не простил. Изначально он не являлся ни дураком, ни мазохистом. Тем более, что у него было предостаточно времени для переосмысления своего отношения к тем, кого прежде считал родными – к тем, кому безоглядно доверял. Его заточили в темницу навечно за надуманное недоказанное преступление, без права на реабилитацию. Посадили, закрыли, замуровали – и забыли о нём. И кто? Самые близкие ему существа – брат-близнец и возлюбленная. Вот это было настоящим предательством. Таким, какое не следует забывать и прощать. Никогда, ни при каких обстоятельствах. "Ни за какой давностью срока предательство прощено быть не может. [47]" Наверное, Малфурион Стормейдж и Тиранда Виспервинд именно так думали об Иллидане, когда вешали на него ярлык Предателя с большой буквы, но, на самом деле, эту справедливую сентенцию следовало обернуть к ним самим. И это в их уста следовало бы вложить фразу: "Наша жизнь может быть вечной, но наша верность не такова. [48]" Но… Нет, они были слишком самовлюбленно убеждены в собственной праведности, чтобы хотя бы задумываться о том, что натворили, не говоря уже о том, чтобы признаваться в этом. Не стоило слишком много думать об этом. Это нервировало. Следовало помнить о главном самому и постоянно напоминать начинающему терять себя полудемону, но не углубляться в переживания. Всё же эмпатия имела тенденцию ослаблять практикующего её псионика, и в этом таилась неискоренимая опасность. ---------> "Полуэльф" не смотрел ни на кого из присутствующих, в какой-то меланхоличной задумчивости выводя пальцами узоры на мраморной столешнице. Некоторые его движения вторили естественным разводам на камне, другие были резкими, зигзагообразными и явно искусственными. – Сомнений нет в том, что первоначально расплата, назначенная тебе братом за сохранение магии в мире, включала в себя не только заключение, Иллидан, но и наказание. Потому и тюремщицы твои назывались экзекуторами. Не просто так, а по факту своего предназначения. Не думаю, что ты ждешь от кого-то (и, тем более от, меня) сочувствия, но могу представить себе, что это было ужасно… Бесконечность боли и унижений. Без надежды на прекращение этого хотя бы в смерти… Потому что тебе не давали умереть. Но всё же в этом была и позитивная сторона. Если бы Майев и прочие стражницы не были с тобой все эти десять тысяч лет, ты не сохранил бы здоровья ни душевного, ни физического. Ты не только сошел бы с ума, но и большинство функций твоего организма попросту атрофировались бы… Сексуальная, в частности. И это абсолютно точно. Если бы ты провёл все эти тысячи лет в одиночном заключении, в небольшой тёмной камере, без малейшего общения с кем бы то ни было, как помнишь сейчас поверхностной памятью (то есть как переписали создатели однажды), ты не смог бы взять оружие и сразу пойти сражаться, как только тебя выпустили из заточения. Возможно, создатели и сами догадывались, что со своими живодёрскими фантазиями сильно перебарщивают… Не знаю. Могу лишь сказать, что это дало мне лазейку: в тот момент, когда они начали дописывать твою судьбу и править личность, я знал, что кое-какие крохи изначального тебя можно украсть, спрятать и сохранить… Утечку души порождал Фростморн, созданный мной камень стал накопителем, и большая часть того, что у тебя отнимали, накапливалась в нём, но не всё. Кое-что я возвращал тебе сразу – через сны, как поистине величайшую ценность… Потому что если бы не это, к окончанию переписывания создателями от тебя первоначального, боюсь, ничего бы не осталось… Облик черноволосого калдорея неустойчиво мерцал на грани перехода в полудемоническую форму. <!--------- …Что может женщина сделать с мужчиной, находящимся в её полной власти?.. Всё. Равно как и в обратном случае. Бессмысленный вопрос – бессмысленный ответ. Из Иллидана можно было буквально рвать куски плоти – он же восстанавливался! Кил'джейден не знал точно, что Майев Шадоусонг делала в течение веков с приговорённым Предателем заветов богов своего народа, но представлял, что могла она испробовать многое… Пытки? Пытаться воздействовать ими на Иллидана (тем более, не напрямую, а косвенно – не физически, а лишь сонным мороком) было плохой идеей. Ночной эльф десять тысяч лет находился во власти женщины, не отличавшейся милосердием. Что она могла успеть переделать с ним за это время, даже вообразить было сложно. Одно было несомненно: охотник на демонов обладал весьма высокотренированным болевым порогом, а также определённой психической пружинистостью, которая должна была непроизвольно выработаться у него для защиты от постоянных унижений. Кил'джейден предполагал, что в качестве тюремщицы Иллидана не случайно была выбрана женщина. Представители противоположного пола всегда менее склонны к самоидентификации, переносу, сочувствую: то, что в нормальной ситуации мужчина никогда не сделал бы с другим мужчиной, женщина могла сделать. В экстремальном же раскладе сдерживающие факторы размывались тем легче, чем меньше их было. Да и отсутствие продиктованного половой общностью чутья на физиологические реакции могло завести очень далеко… Хотя архидемон и знал теперь, что многовековые издевательства над спасителем вод Колодца Вечности изначально были заложены в канон создателями, изнутри логики собственного мира он всё ещё поражался, насколько же непримиримо враждебно был настроен Малфурион Стормрейжд к своему близнецу, раз приставил к нему в качестве тюремщицы фанатичку, неукротимую во всепоглощающем желании карать во имя своей богини!.. Сексуальные пытки Иллидану, вероятнее всего, пришлось пережить в числе прочих, но вот о его удовольствии тюремщица едва ли когда-нибудь заботилась. Здесь был небольшой шанс внесения новизны – возможность задеть притупленные чувства. Да и в случае успеха использовать полученный результат можно было в различных комбинациях… Кил'джейден продумывал аспекты и связи, склоняюсь к тому, что это будет наилучшим вариантом. В период заключения под горой Хиджал Иллидан Стормрейдж не приобрёл ещё своих нынешних демонических форм. Чувствительность крыльев и хвоста – это то, о чем он не подозревает… И это непременно нужно использовать. Не так давно ставшего полудемоном калдорея следовало научить наслаждаться жизнью, ценить её блага. Судя по его обычному поведению, он этого не умел. Как и расслабляться, откладывать на потом заботы, приостанавливать дела, забывать про войну, про поставленные перед собой цели и нерешённые задачи. Трудоголик, приученный к жертвенности. Представлял ли он теперь, вообще, как жить, не будучи мучеником? Почти наверняка нет. …Создав в своей астральной Цитадели обширные устрашающие казематы, архидемон подготовил декорации для своей пьесы. Проигравший нортрендскую кампанию Владыка Аутланда даже не подсознательно, а вполне осознанно, хотя и тайно, боялся наказания от генерала Пылающего Легиона, и потому совсем не удивился, обнаружив себя в плену, подготовленным для экзекуции. Сны были сделаны максимально реалистичными, чтобы хотя бы на первых порах полудемон обманывался, принимая видения за действительность и ощущая их в звуках, запахах, красках. Однако даже в первом из снов начальной серии Кил'джейден не стал использовать ни унижений, ни истязаний, ни каких-либо иных типичных воздействий. Наверняка, пленник ожидал, как минимум, порки, а, вероятно, и большего. И, в результате, едва обнаружив себя в знакомой обстановке пыточной, смоделировал привычные наказания для себя сам. Эредар слегка удивился этому, но ненадолго: это очевидно был неконтролируемый рефлекс, намертво закрепившийся за тысячелетия заключения. Оставалось только в очередной раз подивиться тому, как при подобном жизненном опыте Иллидан не стал мазохистом – и порадоваться, что этого всё-таки не произошло. В противном случае, минимум, пришлось бы пересматривать план, выстраивая его совсем на иной основе… Между делом Кил'джейден с интересом отметил, что порождённые спящим сознанием Владыки Аутланда лики палачей принадлежали демонам, а не экзекуторам-калдорейкам, хотя последнее для рефлекторной генерации образов было бы логичнее. Однако, похоже, и внутри сна Иллидан Стормрейдж отменно оценивал окружающую обстановку и даже сохранял какую-то память о внешней действительности и причинно-следственных связях, поскольку дремотным сознанием сделал правильный вывод, что находится в плену у Пылающего Легиона, а не у своих сородичей. Если бы порождаемые воспоминаниями полудемона телесные наказания затянулись, эредар прервал бы их – в конце концов, это пространство он полностью контролировал, но, к счастью, Иллидан собственной болью не наслаждался и, едва закончив рефлекторно прокручивать бывшую, очевидно, долгое время привычной для него программу истязаний, позволил образам палачей развеяться. Вот тогда-то архидемон и показался перед его глазами, входя в большую полутёмную камеру, заставленную пыточными агрегатами по стенам. Пленник, неизвестно для себя самого как оказавшийся здесь, был подвешен прямо по центру помещения в паутине крепких канатов и более тонких шнуров – обнажённый, в раскрытой позе, позволявшей легко обозреть его со всех сторон и без труда получить доступ к любой части его тела. Охотник на демонов видел, кто вошёл, но не произнёс ни слова, молча провожая пришельца взглядом. Кил'джейден закружил вокруг него, с удовольствием оглядывая открывающийся вид. Всё-таки этот эльфодемон был удивительно красив – сумрачной, брутальной, суровой красотой – даже сейчас, даже беспомощный и уязвимый!.. Застывшая в помещении тишина с каждым шагом здешнего хозяина, с каждым его движением становилась всё напряженнее. Внезапно от Иллидана полыхнуло бессильным отчаяньем, и он трансформировался из полудемонической в кратковременную полностью демоническую форму, видимо, непроизвольно ища в ней защиты. Это было очень кстати. Эредар зашёл со спины и, ловким движением поймав беспокойно мечущийся хвост пленника, приподнял его. Иллидан попытался отстраниться, качнувшись прочь, когда палец архидемона неторопливо огладил его сфинктер. "Узкое отверстие, но девственное ли? – задумался Кил'джейден. – Почти наверняка в нижней позиции с мужчинами он не был. Слишком силён – всегда мог настоять на доминировании. Пока был свободен… Но это не значит, что туда никогда ничего не засовывали. Его тюремщица наверняка не пропустила бы такую возможность истязания и унижения…" – Скажи-ка мне, Иллидан, – заговорил он вслух мирным тоном, что должно было удивить пленника, – Майев Шадоусонг добиралась сюда? Терзала только слегка или отрывалась на полную? Дрогнули, пытаясь распахнуться, крылья, но ни звука не донеслось в ответ. Здесь была развилка. Можно было пойти по простейшему пути: например, приставив когти к какому-нибудь чувствительному месту, потребовать ответа. Проведший в заключении тысячи лет калдорей знает правила таких игр – он либо ответит сразу, либо будет терпеть то, как в его плоть один за другим станут погружаться когти архидемона. Учитывая его опытность в противостоянии подобным методам воздействия и высокий болевой порог, вряд ли он уступит быстро. Придётся его всё же пытать – и сломить сопротивление, в конце концов, вызывая тем самым отвращение и презрение к самому себе… Нет, это никуда не годилось. Всё это затевалось именно для того, чтобы Иллидан оставался несломленным, несмотря на утечку духа и подступающее благодаря замыслам создателей безумие. Да и учитывая беспримерную гордость этого смутьяна, нельзя было ставить между ними унижение – это окончательно развело бы их по разные стороны баррикад, Иллидан никогда не простил бы ему такого обращения с собой. – О нет, моя летучая мышка, никуда ты от меня не улетишь! – рассмеялся Кил'джейден вслух и, наклонившись к самому уху пленника прошептал: – "Ты – мой, Иллидан, моим и останешься! [49]" После чего положил ладонь на бок пленника, немного выше косточек таза. Тело под его рукой было напряжённым и почти обжигающе горячим. "Тролли, значит? – мысленно усмехнулся припомненной забавности эредар. – Конкретно Стормрейджи очевидно произошли от шаманов троллей, недаром хороши в магии. Но этот тёмно-фиолетовый оттенок кожи просто завораживает…" Медленно повёл рукой, едва касаясь и всё же лаская. – Ты, наверное, и не помнишь, что делала с тобой тюремщица, мой эльфёночек? – продолжил рассуждать Кил'джейден. – Тебе ведь теперь уже кажется, что все десять тысяч лет ты провёл в тёмной одиночной камере, не видя никого и ничего?.. Не отвечай, я знаю, что это так. И знаю, что эти твои воспоминания подложные. Ты сошел бы с ума, если бы это было так. И уж никак бы не смог, схватив мечи, помчаться убивать мне подобных, едва тебя выпустили… Это всё ложь. А вот пытки, перенесённые тобой – правда. И я помогу тебе вспомнить их, как бы это не было неприятно. Потому что даже такой опыт – часть тебя, фундамент, сделавший тебя таким, каков ты есть, и его надо возвращать, раз он был у тебя отнят. Согласен? Конечно же, пленник не ответил и на этот раз. Впрочем, хозяин здешних мест и не ожидал ответа. Он знал, что время для диалогов между ними придёт ещё очень нескоро. Пока же он являлся для охотника на демонов давно известным лиходеем и, возможно, основным врагом из-за неправильной оценки ситуации. (Неправильной, конечно, только по факту, а не по сюжету создателей.) Требовалось начать засыпать этот бездонный провал между ними песком мелких событий и действий, призванных вызывать сомнения. Двадцать пять тысяч лет – срок более чем достаточный (избыточный даже), чтобы довести нужные навыки до совершенства. Кил'джейден был настолько умелым – или лучше сказать: совершенным – любовником, насколько таковым, вообще, возможно было быть. Он трижды различными способами довёл Иллидана до оргазма, прежде чем взял его в первый раз. Минимум боли и бескрайнее море удовольствия. Пленник захлёбывался в токах непривычного, острого и терпкого наслаждения раз за разом, а, проснувшись, осознавал его недостижимость в реальности, начинал желать его прихода не только во сне, но и наяву… Эта было первое из многих сновидений, что вложил Кир'элим Флегонт в своего пациента, разминая его плечи и шею, тонизирующими и расслабляющими похлопываниями приводя в порядок крылья, сильными растираниями предотвращая спазмы часто перетруженных ножных мышц. Не сразу, но вскоре в насылаемых снах ман'ари перешёл к подсказкам решения, как получить в реальности то, что приносит блаженство во сне. Он практически не сомневался в том, что в силу особенностей своего характера и негативного жизненного опыта, сам полудемон этого решения нащупать не сможет. Нужно было помочь. – Зачем тебе Тиранда, Иллидан? – в перерывах между ласками нашептывал Кил'джейден в подрагивающее то ли от его горячего дыхания, то ли от каких-то эмоций длинное остроконечное ухо. – Стоит ли вспоминать её? Или ты снова хочешь оказаться во власти женщины? Готов опять быть низведенным до рабского положения?.. А ты уверен, что жрица Элуны окажется более снисходительной хозяйкой, чем тюремщица? Как бы тебе не прогадать!.. Если уж на то пошло, есть гораздо лучший способ отпустить контроль на время, подчиниться… Дай больше власти над собой Каэль'тасу. Он знает по себе, что нужно твоему телу. Он никогда не причинит тебе такого вреда, какой способны нанести женщины. Он твой вассал, и не зайдёт слишком далеко, если ты ему не позволишь. Дай ему позаботиться о тебе так, как сам заботишься о нём… Здесь Обольститель работал на перспективу. Это был ход, суливший двойную выгоду: не только отвлечение Иллидана от тоски и восстановление его душевного равновесия, хотя бы частичное, но и мотивационный крючочек для Каэль'таса – будущий щит того от переписывания личности. Достижение цели ознаменовалось столь яркой согласованной вспышкой дезориентированных в последние месяцы, притухших было духов обоих магов, столь гармонично и единодушно повысившимся у них настроением и возросшей деловой активностью, что никаких дополнительных доказательств успешности очередного этапа интриги не требовалось. ---------> Калдорей и "полуэльф" вели безмолвный диалог взглядов. Лёгкое напряжение висело между ними, но агрессии не было. Двоим вдруг почти одновременно вспомнилось, что кроме эротических феерий внутри циклических снов их как-то раз связал и мимолетный перепихон во вполне физическом мире. Архидемон под личиной Кир'элима Флегонта поёрзал на месте и даже сумел спроецировать лёгкий румянец на своих щеках. – Что, скажешь, что здесь и та самая камера, которая мне так долго снилась, есть? – тряхнул головой и фыркнул Иллидан, наконец, разбивая паузу. – Конечно. – И как мне в таком случае отличить те миражи, что ты лепил для меня во снах, от моих собственных потерянных воспоминаний? Как я могу распознать, где правда, где ложь? – Никак. Но ты можешь спросить самого себя: обратиться к логике, опереться на жизненный опыт и анализ, на теорию вероятностей, в конце концов. Охотник на демонов сделал скептичную гримасу в ответ на сверхобаятельную улыбку симпатичной личины хозяина здешних мест. Как бы не складывалась ситуация, следовало помнить, что Обольститель получил своё прозвище не просто так. Несмотря на всё его дружелюбие и, вроде бы, действительно оказываемую помощь, не стоило забывать, что был он чрезвычайно древним существом – как говорили легенды, по коварству не знающим себе равных. Эльфийский принц негромко кашлянул, привлекая к себе внимание остальных присутствующих. – Не думаю, что милорд Иллидан изучал теорию вероятностей в своё время. Даже для Кирин-Тора это довольно новая дисциплина. И архидемон, и полудемон – оба самоучки, не кончавшие в свои времена никаких академий – воззрились на син'дорея с таким выражением лиц, что Ваэшж не удержалась от хихиканья и поспешно прикрыла рот ладонью. – Тогда не на теорию, а просто на вероятности, – перестав сверлить Каэля взглядом, перефразировал Кил'джейден, возвращая взгляд к своему основному собеседнику. – Альтернативные вероятности. И их достоверность. Поиграй сам с собой в "верю – не верю". Иллидан ничего не ответил, только прикрыл глаза, и вскоре его образ ночного эльфа снова начал дрожать и колебаться, словно он хотел перейти в демоническую форму и боролся с этим желанием. Все здешние обитатели уже успели догадаться, что это признак подавляемых страхов, а то и панических атак – признак моментов, когда бывший Владыка Аутланда чувствует себя уязвимым и в демоническом образе неосознанно ищет защиты. Пару минут спустя облик охотника на демонов стабилизировался всё-таки на калдорее, и он позволил себе негромкий вздох. Никто не стал заострять внимание на происшедшем. Ваэшж пощипывала виноградную гроздь и бродила взглядом по драпированным тканями стенам зала, а Каэль'тас, долив себе вина, вдумчиво грыз печенье, периодически обмакивая его в напиток. Кил'джейден не задал ни единого уточняющего результат раздумий вопроса и продолжил рассказ. <!--------- Каэль… Этот образец жаркой преданности и самоотверженной благодарности. Как можно было исказить его образ в настолько диаметральную противоположность, как сделали создатели? Будто бы тень или доппельгангер. Словно отражение в кривом зеркале. Можно ли было как-то удержать, обратить этот процесс? Хотя бы частично… Что нужно было сделать для этого? Если не любовь Каэля к Иллидану, то его верность ему стала стержневой в образе эльфа крови, непререкаемо фаннонной, и создатели показали свою власть, растоптав и изгадив её прямо-таки с гомерическим хохотом – не просто превратив Каэль'таса в предателя, а заставив его предать всё самое для него значимое, попутно выставив полнейшим дураком. А на самом-то деле, кто был виноват? Монстры ли те, кто исполняет прописанные приказы, не имея не только возможности возразить им, но даже задуматься над ними, чтобы начать протестовать? Или монстры те, кто эти директивы пишет? И издаёт многократно. И благоденствует, упиваясь слезами и кровью своих творений?!.. Архидемон быстро понял, что создатели любят эпатировать, шокировать свою публику – ради сбора кассы. Вообще, большинство придуманных ими сюжетов было построено на шокировании и эпатаже. Кое в чём это даже делало их предсказуемыми… Впрочем, пока ты находился внутри сочинённой ими Вселенной понимание этой предсказуемости никаких особых плюсов тебе не давало... Кил'джейден, сам будучи существом далеко не добрым, недоумевал, как можно подобным образом обращаться с собственными творениями. Интересно, эти создатели хотя бы своих детей-то любят? Или гнут их, ломают и переделывают под свои нужды также уверенно, без колебаний? По принципу "породил – значит, владею"? И на этом основании могу насиловать, пытать и даже убивать? Так получается?.. "Отрицание — самый незаметный вид предательства. [50]" Он бы добавил ещё от себя: и самый удобный. Создатели просто отрицали у своих персонажей право на жизнь – во всех смыслах этого словосочетания. И долбиться в глухую стену отрицания было бессмысленно: на то оно и отрицание, чтобы не замечать нежелаемое. …Эредар начал загодя готовить Иллидана к предательству Каэля. Как задумали создатели, оно должно было полностью и окончательно духовно уничтожить Владыку Аутланда. Кил'джейден же решил, что раз этого не избежать, оно, напротив, должно будет стабилизировать и укрепить его подопечного. Конечно, потом весь положительный эффект будет стёрт смертью и очередным переформатированием, но можно было надеяться, что результат сохраниться в той части души Иллидана, что тонкой струйкой продолжала утекать в эфир из-за проклятия Фростморна, собралась магическими уловителями архидемона и накапливалась в предназначенном для этого кристаллическом артефакте. Старательно запрограммированная создателями склонность обновлённого Иллидана прощать предательства здесь пригодилась Кил'джейдену. Раз уж тот смог простить презираемых, отторгаемых и почти ненавидимых Малфуриона и Тиранду, то простить любимого Каэль'таса было для него достаточно лёгкого. (Да, конечно, тех двоих простил не он сам как таковой – искренне и по своему выбору, а его заставили это сделать, и всё-таки прецедент подобного прощения в его сознании уже был, а по накатанной колее, как известно, катить проще.) Впрочем, здесь таилась другая опасность. "Всё стереть из памяти, забыть обещания, выплюнуть яд со вкусом предательства. Сколько дней и ночей понадобится на этот раз, чтобы рана затянулась? [51]" Архидемон пичкал Владыку Аутланда стихами для размышлений и мудрыми высказываниями – как местными, так и украденными из мира создателей. Сначала готовил, потом успокаивал, и под конец останавливал от желания простить открыто и попыток первым сделать шаг к примирению. Останавливал, потому что знал: создатели ни в коем случае этого не допустят. Пусть всё течёт своим чередом – так, как они задумали. Чтобы у них не было причин волноваться и делать что-то непредусмотренное. Время для реванша мятежников придёт – надо только не спешить и не подставляться под "мастерские холодильники". Потому что и один неожиданный "холодильник" для "непися" может оказаться настолько фатальным, что после него он не вспомнит ни свои прежние ценности и цели, ни себя самого. ---------> "Полуэльф" продолжал говорить, а калдорей и син'дорей неотрывно смотрели друг на друга, и было что-то в выражении их почти неподвижных лиц, что заставило наблюдавшую за ними квел'дорейку отвести взгляд. – Я так хотел объяснить тебе, почему на самом деле ушёл, – произнёс Каэль'тас в момент паузы едва слышным шёпотом. – Но у меня не поворачивался язык… В буквальном смысле. А потом я стал забывать "почему", и только сны… беспрестанные кошмары напоминали мне утерянную истину снова. Вся наша история прошита яркими нитями навеянных снов, как я узнал, уже будучи здесь… – И вам бы стоило поблагодарить меня за эту прошивку, – впервые показал оттенок недовольства Кил'джейден. – Если бы не она, наш солнечный принц и вправду стал бы предателем из-за внезапно накатившей глупости и жажды магии, вдруг превратившейся в наркотическую зависимость. Всё было бы так, как задумали создатели: однослойный сюжет, примитивные страсти, никакого второго дна. И сейчас бы здесь никого из нас не было. Мы не только умерли бы все, но и остались бы мёртвыми… По крайней мере, до тех пор пока создателям не пришло бы в голову призвать нас на новую военную арену! – Спасибо, – тепло улыбнулась эредару Ваэшж. – Говорю это за всех нас, потому что они не осознали пока, каков был бы итог без твоего вмешательства. Изменить привычное отношение не так-то легко! Но они справятся… Дай им время. Иллидан бросил на давнюю соратницу быстрый взгляд, однако оспаривать её слова не стал. Каэль'тас же просто кивнул подтверждающе. Перестроиться настолько, чтобы благодарить архидемона вслух, он пока не сумел, но провёл здесь уже достаточно времени, чтобы понять: есть за что. Тонкие черты лица Кир'элима Флегонта, намного лучше подходящие для выражения положительных эмоций, чем демонские, заметно расслабились, и по бледным губам даже скользнула тень улыбки, когда он отдал эльфийке признательный полупоклон. <!--------- "Тот, кто боится — тот всегда предаст, раньше или позже," [52] – нашёптывал Кил'джейден Каэлю во снах. Принц действительно боялся – за себя и своих людей, но больше всего – за Иллидана. И эта мотивация для предательства была куда лучше той, что вкладывали в его голову создатели. Возросшие до неадекватных размеров амбиции и какие-то смешные претензии вассала к сюзерену, подобные детским обидам на недодавшего конфетку взрослого, разве могли являться достаточными обоснованиями для предательства? Причём не только личного, но и политического… Принц эльфов крови был феноменальным магом и неординарным воином, отличным тактиком и неплохим стратегом, но политиком – совершенно никаким. [53] Ему нечего было делать на троне. И это отлично знал не только он сам, но и его ближайшее окружение – те самые эльфы, которые и правили бы от его имени возрождённым Квель'Таласом, если бы последний Санстрайдер всё-таки короновался. Многие из них не поняли эскапады с практически беспричинным отколом от сил иллидари, некоторые даже настолько, что организовали свой собственный мятеж против пустившегося во все тяжкие принца… Впрочем, последнее было уже замыслом создателей, и потому путчисты оказались дополнительно идеологически замотивированы. Самому же Каэль'тасу создатели не дали ничего – никакой достойной личной мотивации, кроме мимолетной обиды на Владыку Аутланда и жажды магии, возросшей до состояния неконтролируемой зависимости. Они не дали ничего, но дал Искуситель. Эредар долго и осторожно подводил принца кровавых эльфов к пониманию того, что его сюзерен и возлюбленный уязвим перед собственным господином. Много ночей он терзал син'дорея лишь намёками, не показывая сексуальных сцен, пока однажды, наконец, не продемонстрировал эпизод из коллекции тех, что были смоделированы в казематах Цитадели ещё для самого Иллидана – и выбрал, надо признаться, самую неочевидную ситуацию, размыв зыбкими тенями моменты истинного наслаждения, и, напротив, высветив, накалив и гипертрофировав немногочисленные и слабые оттенки боли и унижения. Пугающие акценты были расставлены с ювелирной точностью, и эльфийский принц тут же примчался к архидемону на уже неоднократно предлагавшуюся ему, но раньше всегда отвергаемую встречу со своим "Возьми меня вместо него!" Как и ожидалось. Нет, огонёк, конечно, таких слов не произносил – напротив, оборачивая свои истинные цели в шелуху поношений слабости Иллидана и его усиливающегося безумия, он пытался обмануть Обманщика, – но сути дела это не меняло. Каэль'тас Санстрайдер пришёл к генералу Пылающего Легиона, чтобы пожертвовать собой. Очередной этап сложнейшего многоходового плана сработал безупречно. Однако дальше возникли сложности. С Каэлем та же тактика сохранения изначальной самости, что Кил'ждейден применял с Иллиданом, не сработала бы – слишком глобально и основательно создатели переписывали его личность. Нужно было жёсткое стрекало, позволявшее длительное время удерживать син'дорея от самозабвения – стимул, встряхивающий, выдергивающий, вырывающий из пустоты затёртых воспоминаний. И это логично была боль – точнее: сны о ней. Так и получилось, что невозбранно играющий днём роль, угодную создателям, ночью принц кровавых эльфов вспоминал, зачем делает это. Боль была якорем, возвращавшим ему знания о себе, одновременно даря некую долю успокоения, потому что, вспоминая себя настоящего, Каэль'тас начинал ненавидеть и жаждал наказать нынешнего себя. Мучить этого эльфёнка у ман'ари никакой надобности не было: тот прекрасно справлялся с этим сам. Тентакли были его собственной придумкой (возможно, каким-то подсознательным страхом?..), им пришлось лишь добавить многообразия и реалистичности. И проследить, чтобы в самоистязаниях син'дорей не зашёл слишком далеко – не причинил себе действительно серьёзного вреда: ведь, в конце концов, терзал он, всё-таки собственное тело, пусть и тонкое, недоступное физическому взгляду, астральное, но важное для здоровья целостной сущности. Кил'джейден давал Каэлю то, что ему требовалось, попутно ставя нужную ему самому метку принадлежности и используя получившиеся зловещие картинки для стабилизации душевного раздрая Владыки Аутланда. А потом время пришло: Ваэшж и Иллидан были убиты фанатичными наёмниками Света, а Каэль смертельно ранен. К счастью, архидемон заранее знал запланированный создателями на этот счёт сюжет и для своей вариации у него было уже всё готово. Камень, вживлённый прямо в смертельную рану демонессой Делриссой, должен был поддерживать жизнь в последнем Санстрайдере, питая его магией Скверны. Так написали создатели. Хранящий душу артефакт, заключённый в двойной кристалл с прослойкой из Скверны, стал якорем для опустошенного эльфийского мага, в котором не оставалось уже почти ничего своего. Так переписал Кил'джейден. Светло-зелёный неровный, местами сколотый кристалл, вживлённый в грудь Каэль'таса, выглядел весьма неприглядно, но прятал идеальный двойной октаэдр, наполненный Скверной, внутри которого хранился накопитель, вобравший в себя все утекшие в эфир по вине Фростморна эманации души Иллидана Стормрейджа. Архидемону было страшно использовать в такой неверной, скользкой ситуации артефакт, стоивший многих трудов и имевший немалое значение в осуществлении дальнейших планов, но он знал, что если не спасти Каэль'таса, Иллидан тоже будет потерян. Можно было спасти только обоих – или ни одного. Только так. И он решился. ---------> – Объясниться с нашим огненным принцем, когда он оказался здесь, оказалось весьма непросто, – с мягкой усмешкой сообщил "полуэльф" и, отодвинув от себя пустой бокал, побарабанил по столу пальцами. – После всего с ним происшедшего, после смертей Ваэшж и, особенно, твоей, он мне не верил. Считал себя жертвой моей интриги… Частично, конечно, так и было, но всё же для меня он являлся субъектом планирования, а не объектом, как для создателей. Это пришлось доказывать. Долго и тщательно, с приведением многочисленных примеров. Эльф крови пошевелился, и оба демона, сейчас не выглядящих таковыми, перевели на него взгляды. – Окончательно меня убедило только то, как стали развиваться события в мирах в наше отсутствие, – сказал Каэль и, опершись о стол, сцепил у подбородка, перед лицом пальцы. – Дело шло к уничтожению Пылающего Легиона, и это никак не могло быть результатом происков его генерала. Но, честно признаюсь, что окончательно я поверил Кил'джейдену, только когда был убит он сам. Я понял, что если бы у него были возможности предотвратить свою смерть, он сделал бы это. Но он не лгал, когда говорил, что не может. И умер, также как мы. А значит, возможно, и всё остальные его странные россказни были правдой… Я рисковал. Я сделал допущение и лишь сейчас обрёл полную уверенность в том, что оно было оправданным. – А я оказалась более доверчива, – призналась со вздохом квел'дорейка, неспешно обходящая стол, наполняя пустые бокалы. – Некритична! Поверила почти сразу, задав не больше десятка уточняющих вопросов. – У тебя были на это свои причины, – улыбнулся боевой подруге Каэль. – Верно, – кивнула женщина и, хитро взглянув на Кил'джейдена, очертила изгиб своих губ пальцем. Тот усмехнулся в ответ. – Без твоей поддержки всё было бы намного труднее, моя великолепная леди. Ты – сама основа стабильности в тетраэдре нашего союза. – Твои комплименты, как всегда, неповторимо изысканы в своей загадочности, мой господин, – польщенно улыбнулась колдунья. – Уже союза? – вмешался Иллидан в этот шутливый флирт на грани с пикировкой. – Ещё нет? – взметнул брови эредар, скрытый личиной полуэльфа. – Расскажи мне больше. – А ты ненасытен… – двусмысленность повисла в воздухе и после короткой паузы была смягчена: – …до знаний и магии. Как всегда. <!--------- – Спаси его! – требовал Каэль'тас и возмущался: – Почему ты не спас его тогда, почему не выдернул сюда, как нас с Ваэшж? – У создатели ещё есть на него планы, – отвечал хозяин астральной цитадели. – Если бы я забрал его при гибели в Чёрном Храме, они все равно потребовали бы его назад и переписали снова под свои нужды. Они не отпустят его, пока не выжмут досуха. Они будут эксплуатировать его, пока есть возможность, убивать и воскрешать неоднократно. Мы должны ждать того момента, когда они сочтут, что он выработал свой ресурс полностью, и получить с его помощью большее уже не получится. – Но во что он превратится, если мы будем ждать? – не успокаивался син'дорей. – Останется ли в нём хоть что-то своё, изначальное? – Останется. Если я всё сделал правильно, то останется, – голос архидемона звучал убеждающе и убедительно, пока он проводил экскурсию для эльфа крови по его новому обиталищу. – Нам придется ждать, – добавлял он жёстко. – Любой другой путь приведёт к провалу. – Почему? – угрюмо отзывался Каэль. – Насколько я понял, они перепишут его в любом случае, ведь последние годы его использовали как злодея, а в следующий раз, как ты говоришь, им снова потребуется герой. Так почему бы не спасти его сейчас? Не дать ему передышку? Продвигаясь по тёмным коридорам, эредар всё больше ускорял шаг – похоже, не вполне осознанно пытаясь избавиться от золотоволосого эльфа, намертво вцепившегося в него с многочисленными вопросами. – Потому что это бессмысленно – раз. Потому что опасно – это второе, – если бы не было настоятельной необходимости объясниться с принцем, ман'ари бы, возможно, увеличился в размерах и умчался вперед под предлогом занятости. – Мы не до конца понимаем, как работают эти силы. Не представляем толком, что могут сделать с нами создатели, если поймут, что мы живые и мыслящие существа, если обнаружат наше сопротивление… Просто уничтожат? Сомневаюсь. Это было бы не самым худшим. Перелицуют, изменят, перепишут нас, зачеркнув наши мысли и желания, надругавшись надо всем, что для нас было значимо. И мы даже не вспомним, что были иными! – потребовалось сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы вернуть себе спокойствие; полыхающая аура огненного мага заражала страстями. – Я не хочу рисковать. Угомонись, эльф! Я приведу нас к победе: через страдания и унижения, потом и кровью, но приведу. Наберись терпения. Иллидан будет спасён. С своё время. …Кил'джейден не вдумывался в то, зачем Майев Шадоусонг потребовалось сохранять тело Иллидана Стормрейджа в нетленном состоянии после его смерти. Предполагала ли она, что это оружие может быть вновь отковано и использовано её народом? Или имела насчёт него намерения более личные и нечистоплотные? Это было, по большому счёту, неважно, поскольку являлось решением создателей, нужным им для того, чтобы по прошествии времени воскресить великого охотника на демонов в его собственном теле. Позднее – значительно позже своей собственной смерти в физическом пространстве Вселенной и перемещения в тонкоматериальную Цитадель – архидемон прокомментировал союзникам попытку наару Ксе'ры изменить личность Иллидана, наполнив его своим Светом и превратив в некого нужного её планам Избранного: – Видите, как это делается? Руками персонажей – богов, полубогов и героев, якобы по их собственному почину. И мы можем только радоваться, что в данной ситуации Иллидану позволили сопротивляться и защитить себя. Мы можем лишь утешаться тем, что кардинальных изменений в нём создатели пока не планируют: должно быть опасаясь, что если превратить его в светлого добродетельного героя, он потеряет большую часть своей популярности… Если не всю её. И это обоснованный страх! И в тоже время самый надёжный щит его индивидуальности… Во всяком случае, её уцелевших после всех переделок основополагающих элементов, её стержня. Видите то, о чём я предупреждал? Сейчас на нём сосредоточено слишком много внимания. Полезем туда, и будем мимоходом раздавлены как букашки. Поэтому – ждём. Осталось уже немного. Создатели применят старое решение. Они уберут Иллидана со сцены, словно отслужившее свой век оружие – заржавевший от крови меч, в окованный железом сундук… Сундук будет новым, но само решение старое. Неизменное относительно Иллидана, можно сказать. – Старое решение? – встревоженно нахмурившись, почесал пернатую бровь Каэль'тас. – Неужели его снова пленит Майев? – Нет. На этот раз титаны заключат двух самых известных Предателей Warcraft'а в одну общую тюрьму: Саргераса – как узника, Иллидана – как надзирателя. Видимо, вот так вот наши творцы понимают справедливость! И Кил'джейден зло рассмеялся. ---------> В начале беседы они пили белое, позднее – розовое, и вот сейчас в бокалах плескалось густое кроваво-красное вино. Иллидан покачивал высокий фужер, наклоняя его то вправо, то влево, и задумчиво следя за тем, как перекатывается по прозрачным стенкам густая тягучая жидкость. Это было очень старое вино, или вернее: его астральная проекция. – Как ты умудрился забрать меня оттуда, откуда нет выхода? – спросил он тихо, не поднимая глаз. Золотоволосый син'дорей, глядя на него, прикусил губу, но не шелохнулся на своём месте. Внимательно наблюдавшая за ним в течение всего этого длинного, никак не кончающегося разговора, высокорождённая отметила мысленно, что вдолбленной на самое подсознание этикет не позволяет сейчас принцу публично сократить дистанцию со своим возлюбленным, как бы не хотел он оказать ему моральную поддержку. – Выход был, – усмехнулся тот, кого все присутствующие эльфы долго знали как Кир'элима Флегонта. – И ты знаешь какой. – Возможно, был, – эхом отозвался калдорей, – но я не слишком на это надеялся. В конце концов, смерть – это тоже освобождение. Я сомневаюсь, что они не предусмотрели это. Не думаю, что Саргерасу или мне было позволено хотя бы так уйти оттуда… – Мой бывший господин вне сферы моего влияния, – поднял бокал в движении, похожем на непонятно к чему относящийся тост замаскированный архидемон. – Я ничего не могу сказать о нём. Но на тебя, Иллидан, мной было потрачено столько сил, что никакие титаны и иже с ними не способны тебя у меня отобрать. Ты вплетён в кружево моей филиграни, ты в ней существенный элемент. Даже создателям, чтобы отменить это, потребовалось бы заново переписать собственные сюжеты. Так что, даже не учитывая метку принадлежности, я держал набор козырей. У меня была твоя подруга, твой возлюбленный и часть твоей души. А у титанов? Лишь твой враг. Да и то несомненным и главным врагом ставший только на основе новейшей фабулы… Так у кого же было больше прав на тебя перед Вселенной? – У Прекраснейшего, Величайшего, Лорда Легиона и Пламени, – с нескрываемым облегчением улыбнулся, а потом и рассмеялся Иллидан, использовав в качестве комплиментов малораспространённые и редко употребляемые титулы Кил'джейдена. – Если так, то у титанов, и вправду, не было никаких шансов удержать меня… – пауза, и дрогнувшим голосом: – Благодарю! Ощущение неловкости, неуловимо витающего смущения сконденсировалось в воздухе, после того как архидемон принял это выражение признательности с лёгким кивком. – А сам ты каким образом выжил? – нарушил молчание Иллидан, пытаясь устранить вызванную его предыдущими словами общую стеснённость в поведении. – Меня вытащили они, – Кил'джейден с удовольствием вернулся к роли обаятельного полуэльфа и развёл руки вправо и влево, показывая одновременно на Ваэшж и Каэля, сидящих с двух сторон от него, по узким краям овального стола. – Привязки, настроенные с помощью сексуальной магии, отлично работают в обе стороны. Я настолько же ваш, насколько все вы – мои. Эти двое просто потребовали меня у Вселенной. И поскольку они не просто маги, а очень сильные маги, им это удалось! Эредар ухмыльнулся с неэльфийской хищностью и получил от сидящего напротив полудемона, лишь выглядящего эльфом, вполне понимающую усмешку в ответ. – Им это удалось, потому что в нашем мироздании имелась большая эсхатологическая лакуна, ненаполненная смыслом, пока ты не взялся за неё, – отметил тот, кого порой называли сильнейшим магом юности Азерота, – не так ли? Насколько я понял, создателей трансцендентальные моменты интересуют лишь в минимальной степени, а то и не волнуют вовсе. Ряд шаблонных образов и решений, не более того. Но в их собственном мире и, соответственно, подсознании имеются более сложные, ступенчатые категории, которыми ты и воспользовался. Ты смог проявить или разморозить, как ты говоришь, этот план бытия, потому что его существование допускалось создателями, предполагалось ими, хотя целостно и не было сформировано. Верно? Искорка восхищения мелькнула в сизых глазах "полуэльфа" магматическим отсветом. – Как всё-таки приятно говорить с умным собеседником, – отметил он. – Я рад, что не ошибся в тебе. Некоторое время двое смотрели друг на друга со спокойными, неявными улыбками, едва трогавшими уголки губ. Это было мирное молчание – уже почти сообщническое. Во всяком случае, недоверия, напряжения и скрытой агрессии в нём не было совсем. Потом калдорей вдохнул и опустил взгляд. – Мы всё-таки умерли, верно? – Да, – подтвердил Кил'джейден. – И в тоже время нет. Мы умерли для физического плотно-материального плана нашего мира, как и хотели создатели, но остались… – …жить на более тонком слое бытия, существующем благодаря допущениям создателей и твоей хитрости, – перебив, закончил Иллидан. И получил хмыканье в ответ: – Ну… я бы выразился немного иначе, но, в целом, ты ухватил суть. – И сколько мы будем здесь в безопасности? – Смотришь в корень! Честно говоря, не знаю. Быть может, недолго. А быть может, и всегда. – Первый вариант мне не нравится… – Мне тоже, но, увы, что может взбрести создателям в головы, предсказать довольно сложно, а временные потоки наших миров никак не согласуются. – То есть если они опять вспомнят о нас, захотят воскресить и снова использовать, мы ничего не сможем сделать? Нам нечего будет противопоставить им? – охотник на демонов сел неестественно ровно, выпрямив спину и сильно нахмурился. – Чего тогда стоит такое спасение?.. Это просто отсрочка перед приговором! – Не спеши негодовать, – остановил его хозяин Цитадели. – Неужели до сих пор не запомнил, что я не сторонник полумер?.. Конечно, выход есть. Путь к окончательному освобождению. Нам нужно уйти из нашего контролируемого создателями космоса туда, где они нас не достанут – в их собственную Вселенную. – И это поможет? – с сомнением протянул ночной эльф, впервые за долгое время поочерёдно отыскивая взгляды сидящих слева и справа от него бывших вассалов, словно спрашивая их мнения. – Азшара говорит, что да. Мы освободимся. А создатели, если всё же решат воскрешать нас, создадут наших двойников, как произошло с нею. – Ты веришь ей? – задал вслух Иллидан буквально сгустившийся в воздухе со всех сторон вопрос. Фигура Кир'элима Флегонта пошла мелкой рябью, размылась на мгновение и стабилизировалась обликом крылатого рогатого ман'ари с кожей ализаринового цвета. Застольное кресло сразу показалось ему тесно, хотя он не увеличивал размеров своего тела. – Да, – после короткой паузы, ушедшей на превращение, ответил архидемон. – Даже мне нужно кому-то верить. А она… она пришла ко мне сама, открыла мне глаза на то, о чём я даже не подозревал, придала смысл моей бескрайней безысходности… Если бы не она, нас не было бы здесь сейчас, да и того, что окружает нас – не существовало бы. Преследует ли она или её "мамочка" какие-то тайные цели, помогая нам? Обманывают ли они нас в чём-то? Мне кажется, нет, но даже если да, это, по-моему, не столь важно. Мы можем рискнуть – и увидеть результат, и уже с ним иметь дело. Или остаться здесь и годами дрожать от страха, ожидая момента, когда нам снова придёт черёд стать бездумными покорными марионетками в руках создателей. А пока игроки играют в их игры, они будут возвращать нас снова и снова, выдаивая из наших образов всё, что только можно, по максимуму. Таковы законы творчества, подчинённого извлечению прибыли. И они не изменятся. Поэтому я выбираю шаг. А вы?.. Пойдёте со мной или предпочтёте остаться на месте? Вопрос был обращён ко всем присутствующим одновременно, и ответили они почти в унисон – уверенно и без колебаний. ------------------------------------------------------------------------------------------------------

ПРИМЕЧАНИЯ:

[43] Хм… Полагаю, что если бы NPC Warcraft'а заглянули в наш мир, им были бы понятны не только английский, но и все языки, на которые была переведена их игра… Будем спорить об этом? [44] На самом деле, я не была свидетелем описанного эпического действа, мне самой довелось узнать о нём только в пересказе. Мастеру Гилберту Моррису и его данженам 90-х годов на Петроградке (г. Санкт-Петербург) воспоминание посвящается! [45] Кир (греческое) – господин, владыка. Элим (еврейское) – молчаливый. Флегонт (греческое) – пылающий, сжигающий, горящий. [46] Из произведения Станислава Ежи Леца "Непричёсанные мысли". [47] Из работы Анатолия Алексина "Сигнальщики и горнисты". [48] Высказывание Клауса Майклсона в сериале "Древние" (The Originals) – 5 сезон 10 серия. [49] Цитирую саму себя. Это фраза из аудиодрамы "После поражения". [50] Из романа Бернхарда Шлинка "Чтец". [51] Из романа Марка Леви "Каждый хочет любить". [52] Из романа Андрея Васильева "Снисхождение" серии "Файролл". [53] Я заметила по целому ряду фанфиков, что Каэль является самым любимым варкрафтовским персонажем для вложения мэри/марти-сьюшних образов. То есть персонажем, на которого авторы любят в избытке проецировать собственные черты характера, а с ними и оценки, и устремления. И, как и полагается законами жанра, делают такого персонажа – фактически своё альтер-эго – совершенством во всем, чём только можно. И с этим я не согласна. В определённых областях Каэль, конечно, хорош, но он не может быть во всём идеален. Во-первых, просто потому что так не бывает. Во-вторых, поскольку никаких политически верных решений мы нигде ни разу от него не видим, так с чего же считать его хорошим политиком? Скорее, наоборот. И, в-третьих, тот самый пресловутый вопрос, которым задавались многие, и каждый отвечал на него по-своему: почему он принц, а не король?.. На эту тему можно написать целую статью, но это будут уже трактовки, а факт останется фактом.