Особые планы

      С непривычки споткнувшись о чемодан, я оглядел заставленную комнату. И без того скромная квадратура была съедена массивным чемоданом, гитарой в чехле и ворохом объемных пакетов. А посреди комнаты триумфально стоял корявый фикус, в тяжеленном керамическом горшке. Кажется, что вместо грунта у этого чудовища был спрессованный цемент или еще что потяжелее. Славик обратил внимание на мой интерес к этому кадавру.       — Это Валерик. Я его перед выселением из универской общаги спас.       — Ага. Спас. А теперь держишь в плену в бетонной тюрьме?       Слава вопросительно глянул на меня.       — Ты его вообще хоть раз пересаживал?       — Неа. Как-то руки не доходили. Да его из горшка хрен вытащишь.       — Понятно. Пойду в магаз за грунтом…не хватало мне еще дома дохлых «Валериков».       Мне, если честно, на этот фикус до лампочки было. Просто нужен был предлог свинтить, проветриться, пока Славик играет в тетрис, собирая в кучу тюки с вещами. Придумал же. Валерик! У нас, когда кошка жила, то ее так и звали Кошка. Ну и Падла, иногда. Не то что мы как-то плохо к ней относились, просто не привязывались что ли. Дом частный и Кошка приходила к нам по своей кошачьей необходимости, в основном в холода. Пришла, помурчала у меня на коленках, у мамы кусок чего-нибудь выпросила, от бати за это забористого матюка получила и куда-нибудь спать, где потеплее. Так и имя к ней не привязалось никакое. А у Славиковского фикуса аж имя есть. Ну раз так, то будем спасать.       Когда я вернулся, сумки были аккуратно расставлены у стены, а фикус всё так же выжидающе торчал посреди комнаты. Набор юного садовода-спасателя состоял из нового пластикового горшка, большого мешка грунта, где красовалась надпись «для экзотических растений», керамзита и молотка.       — А молоток зачем?       — У нас есть два варианта: либо его замочить, либо кокнуть.       По лицу Славы я понял, что игры слов он не оценил.       — В смысле: либо мы ставим его в большую ёмкость с водой, ждём пока всё отмокнет и отвалится само. Но из подходящих ёмкостей у меня только ванна, которой я жертвовать даже ради благой цели не готов. Поэтому пожертвуем горшком. Или у него тоже есть имя?       — А чего с именем не так? — как-то он сурово на меня смотрит. Вот надо было мне это ляпнуть?! Да я вообще ничего не имел в виду плохого… Сеня, блин, завязывай с рубрикой «Стендап из Мухосранска»! Мандраж такой с ним рядом, что уровень кретинских шуточек даже меня поражает.       — Да забей. Шутки у меня дурацкие. Так что? Горшок бахнем или ты умеешь слив в ванной прочищать?       — Хрен с ним с горшком, давай расколотим. Хотя если надо, то я и слив могу прочистить.       Задвинув подальше очередную мерзкую и неуместную шутейку, я стал расстилать по полу припасенные газеты «ЗОЖ». Кажется, их запихивают в почтовые ящики именно для подобных нужд. Освобождение Валерика от оков я полностью доверил его благодетелю. Керамика с глухим «хрум» треснула, обнажив скукоженные под форму горшка корни.       — Хех. То-то я думаю не растет он чего-то.       — Теперь-то ему будет гораздо лучше — прокряхтел я переваливая фикус в подготовленный горшок. Все равно тяжелый, зараза.       — Точно. Все благодаря тебе.       Он так по-доброму на меня посмотрел, что я обмякнув чуть не присоединился в горшок к Валерику. Стоять, Арс. Человек за фикус радуется, благодарит тебя, а ты его в свои гейские страсти вписываешь. «ЗОЖ» вместе с осколками темницы Валерика, был утрамбован в мусорный мешок, а сам фикус-освобожденный был придвинут к окну, поближе к солнышку.       — Пожрать бы че-нить — я потопал на кухню.       Но по пути меня коротнуло: а я хрен знает как это все происходить-то должно. Не в смысле как жрать, а в смысле «каждый сам» или я как радушный хозяин кашеварить буду первое-второе-компот. Некстати в голову приплыл мой образ в развратном переднике и с бантиком на шее. Сеня, не тот возраст для приступов спермотоксикоза, не находишь? Да и даже если отмести всю эту развратно-пидорскую шелуху, я и правда не имею понятия как это с другом, например. Совместная жизнь с девушкой как-то под этот случай не подходит. Там мне деликатно намекнули, что хозяйка на кухне одна и это точно не я. А до неё я как-то сам перебивался. Общагу, правда, чуток зацепил, но там, если ты жрешь на пару с соседом, то соседу об этом лучше не докладывать. И дележка на всю секцию посылки с едой от заботливой мамы, тоже на совместный быт не смахивает. Бля, да какой совместный быт, о чем ты?! Придумал, блин, за минуту семью с фикусом-приемышем. Не… Я так-то сварганить че-то хоть на каждый день могу. Не ресторан с пятью звездами, но жрать можно. Я еще в школе учился, а мамка моя в больничку слегла, так я и нас с батей кормил и ей даже домашней еды передавал. Он говорит плакала, уверяет что от умиления, но хз.       Из недр воспоминаний меня выдернуло Славкино:       — Может закажу чего-нибудь?       — Эээ…да я бы пока бутерами перебился, доставку пока дождешься. А на вечер, давай. — Эт ты ему так совместный ужин предложил? Ну, Арс…       — И то верно. Давай свои бутеры, а я потом в магазин схожу. Не объедать же тебя.       Ох, Слава…как же хорошо, что хоть у одного из нас мозг не превращает бытовуху в эпизод из ромкома.       Поджаренные с обеих сторон бутеры с сыром и ветчиной произвели какой-то нездоровый фурор. А может я просто не умею воспринимать похвалу как адекватный человек. Поэтому и вместо «Спасибо, приятного аппетита» я вякнул что-то вроде: «Ну а ты чего ожидал кривой хлеб с ломтями сервелата?». Но он, вроде, даже и не обиделся.       Чтобы как-то забить свободное время, я решил заняться не очень любимым, но нужным мне делом. Пока Славик ушуршал по магазинам, я надел уляпаную футболку и не менее убогие шорты и достал с полки банку порошка и бутыль оксида. Я в этом деле уже поднаторел и справляюсь даже не загваздав всю ванну, вот такой я у мамы парикмахер. Но занятие все равно нудное. В салоне так вообще, сидеть с этой лабудой на голове, у меня хватило сил на пару походов. Дома можно хоть ходить, хоть сидеть, лечь вряд-ли получится, но все же какая-то свобода действий. А в салоне…в теории, наверное, можно и не сидеть как к стулу приклеенный, но мне всегда кажется, что я и так одним своим фольгированным ирокезом привлекаю многовато внимания. Да и впервые красили меня в ванной комнате. Девчонка одна попросила моделью побыть. Я, ещё помню, тогда ерничал про то, что я не модель, а кролик подопытный. Но мне пригрозили образом лысеющего ежа и я согласился, что я — модель. А видон мне мой, как ни странно, понравился и вроде пока не надоел. Батя, правда, когда я в гости заезжал, прокомментировал маме, что «внуков нам, Оленька, не ждать». Но он у меня тот еще мастер доброго слова, удивляюсь, что пореще не выразился.       Пока я всей парикмахерской атрибутикой шебуршал, прослушал как Слава уже вернулся. Отдать ему второй комплект ключей казалось отличной идеей ровно до того момента, пока он неожиданно не возник в дверном проеме ванной комнаты.       — Ты тут не задохнешься?       — Я от разрыва селезенки раньше помру, если так будешь подкрадываться! Слава засмеялся:       — Ну где я и где твое «подкрадываться». Ну да. Тут с этим двухметровым дядькой не поспоришь.       — А это что у тебя? Пахнет как краска для волос.       — Ну эт она и есть.       — Синяя?       — Нет, это обесцвечивающий состав, он всегда либо синий, либо фиолетовый — я зачем-то попытался изобразить из себя эксперта.       — А…Так ты крашеный что ли?!       По его тону я не мог понять он просто так удивлен своему открытию или мне резко нужно нырнуть под ванну. За Славиком попыток прописать кому-то за внешний вид я не замечал, интеллигент вроде. Но на всякий случай напрягся.       — А зачем?       Контрольный в голову, Слава. Вот как на такие вопросы нормально отвечать?       — Мне нравится. "Отлично Арс, умеешь же, можешь когда надо! Честно и без подъебок."       — А не облысеешь?       — Только, если от подобных вопросов. "А, нет, в своем репертуаре…"       — Хех, да я в том смысле, что это, как я слышал, вредно. Химия же.       — Ох…нормально, не вредно. — я сдался его неподдельному интересу       — А как ты сзади…в смысле на затылке красить будешь?       На вопрос «Как?» у бати был всегда рифмованный ответ и хоть он идеально описывает меня в подобные моменты, я тактично пробубнил:       — Как-нибудь…       — Ну хочешь я помогу сзади. Ну затылок, да и вообще. Предложение Славика смутило меня больше, чем это его «сзади».       — А ты умеешь?       — Ни разу не пробовал, но в детстве мама регулярно меня по парикмахерским таскала. Там делать нечего было, кроме как сидеть и наблюдать. Вроде дело нехитрое.       Да… Меня мать в детстве в такое место бы взяла, только если им понадобилось по какой-то причине довести всех до нервного срыва и разогнать клиентов, а он «сидел и наблюдал».       — Да ладно, не надо. Одежду запачкаешь. Фартук у меня одноразовый вроде где-то был, но мало ли. Эта ж хрень, как белизна следы оставляет.       — Ща, погоди. Он ушел в комнату. «Бзззт» — открылся отсек чемодана. А я стоял слабо понимая что происходит. Вернулся мой новоявленный мастер по окрашиванию в вытянутой серой майке-алкоголичке, до середины прикрывающей задорно-зеленые трусы. Да он серьезно?!       — Что? Борщ, да? Свекольник, сука. За что ты так со мной… Спокойно, Арс…       — Уверен, что майка не пригодится? — про трусы даже спрашивать не стал, а то не дай бог снимет.       — Смеешься? смотри как она от стирки вытянулась. Мне зачем такое декольте? — да, декольте зачетное… — Ну и когда потею, то комфортнее, чтоб впитывала ткань хоть что-то…       — А. Ну ладно. — промямлил я, усаживаясь к нему спиной, в попытках скрыть полыхающее лицо.       Мысли о потеющем в зале Славике быстро были вытеснены новыми для меня ощущениями. Никогда бы не подумал, что голова у меня — сплошная эрогенная зона. Осторожные, тянущие движения при расчесывании, щекочущие кожу у корней волос. Волнующе-острая линия от «хвостика» расчески, отделяющая прядь. Прохладный «шлеп» кистью, разогевающийся под тихий звук «шр-шр». И всё это под мерное дыхание Славы, в комплекте с жаром от его полуголого тела. Даже фольга хрустела как-то слишком интимно.       — Ну и сколько тебе так сидеть? — выдернул меня из томного балдежа Слава.       Я каким-то чудом выпроводил его, применив все навыки красноречия, при этом сидя к нему затылком. Хотя, скорее всего, лучше моих речей повлияла духота и влажность. Аж зеркало запотело. Зеркало! Интересно, насколько хорошо ему там было видно мою покрасневшую рожу…       К моему счастью вечер прошёл без особых неловкостей, если не считать оценивающее шебуршение Славиком моих волос:       — Вроде ровно. Хех, как будто кукольные на ощупь.       — Да, сохнут немного. Наверное, чем-то после мазать надо, но я не заморачиваюсь.       Кино под пивас мы смотрели как самые нормальные мужики. Будто и не было того, что один из нас орудовал не кистью, а второй от этого не краснел и не потел как пятиклассник, дарящий девочке жухлый тюльпанчик. Да и с чего я вообще решил, что вся эта голубая лагуна распространяется дальше моей головы? Сославшись на завтрашнее дежурство, я улизнул пораньше:       — Да ты сиди, если хочешь, я крепко сплю, не помешаешь. «Крепко сплю» — ворочаюсь с бока на бок пытаясь свернуть в узел и отправить восвояси любопытных червяков, задающих дохера точные вопросы. Судя по затихшему телевизору Слава уснул даже раньше. А я всё думал.       Меня больше волновало даже не его желание поиграть со мной в парикмахера. Это было волнительно, но в другом смысле. Заботили больше мои ощущения в этот момент. За возбуждением от физического контакта, пряталось что-то ещё. Кажется из прошлого. Потянув за эту ниточку, я выудил на свет Машу. Ну где семиклассница Маша, и где начальник лаборатории Славик? А вот они, оба колдуют над моим внешним видом. Только Слава сегодня, а Маша тогда, в школе.       У нас был КВН и для номера мне, долговязому подростку, предстояло изображать на сцене нашу физичку. Даже странно вспоминать, что тогда это было просто весело и даже между пацанами такая самодеятельность считалась не особо зашкварной. И вот стою я перед зеркалом в кабинете воспитательной работы и штукатурю себе глаз, пожертвованной кем-то косметикой, а за мной Машка наблюдает. Я виду не подаю, я делом занят.       — Идём сюда, горе луковое! Тебя за такой раскрас Татьяна Владимировна точно не простит. Будешь вечно у неё с двойки на тройку перебиваться…       Ну, допустим, даже самый шикарный макияж, меня от этой участи не спасёт, с моими-то талантами к физике. Но лишний раз злить её тоже не хотелось, поэтому я согласился. И вот Маша стирает мой макияж портовой шлюхи, напряженно сопя. Протирает мягкими пальчиками там, где не справился ватный диск. Потом так же, чуть притрагиваясь, красит меня. У меня начинает бешено колошматить сердце от такого близкого контакта. Чтобы сделать тени и стрелки, Маша просит меня закрыть глаза. А от этого становится ещё волнительней. Потом ресницы. Она строго говорит:       — Смотри на меня и не дергайся. Я смотрю в это милое, круглое личко, в эти серые, внимательные глаза и пытаюсь не дышать. Маша мне нравилась. Как потом оказалось, это не было взаимно. Но то чувство, когда она была так близко… Вот и сегодня было так же. Ох, Арсений… Твои же мысли тебе мало того спать не дают, так ещё и до добра не доведут.