— — —
Эта вселенная очень отличалась от прошлой. Она была «мягкой». В голове Томми все еще теснились два набора воспоминаний: один – о прежней жизни в Л'Мэнбурге, где ему с юных лет приходилось бороться за независимость своей страны, другой – о его новой жизни, в которой никто не пришлось сражаться, в которой его семья еще цела, а магии не существовало вовсе. Томми Крафт был младшим из трёх братьев, усыновлённых Филзой Крафтом. Мужчина точно также получил свои воспоминания на десятый день рождения и так бы до конца жизни и задавался бы вопросом – не была ли его первая жизнь просто лихорадочным сном? – пока однажды, не зайдя в приют, не нашёл там семилетнего Уилбура. Техноблейд был вторым. Уже не могучий получеловек-свинья, но обычный человек, он беспризорником побирался на улицах, пока не встретил Фила. – По крайней мере, некоторые вещи теперь обретают смысл – ворчал Томми. Например, Уилбур и Техноблейд, казалось, всегда разговаривали друг с другом одними переглядками. Он тогда страшно на них дулся, ведь у братьев был какой-то общий секрет! Против него! И он ни слова не мог понять из разговоров! Или то, как Техноблейд без зазрения совести получал травмы, а потом долго ворчал, как плохо те заживают и какое же это безобразие. Или как Фил иногда подходил к краю крыши и уже готовился прыгнуть, пока Уил или Техно с серьёзным видом не хватали его за руку, выводя из странного состояния. Нескольких часов размышлений, проведенных в комнате под одеялом, не помогли. Он понятия не имел, как ко всему этому относиться. Чего пытался добиться Фил? Построить новую семью, раз уж так кардинально облажался с прежней? Может, пытается исправить то, за что никогда не извинялся в своей первой жизни? Внутри все просто клокотало от гнева – из-за Уилбура, оставившего его одного и глупо сдохшего, из-за всего, что происходило в Эсемпи. Но… вместе с тем, в его голове сидел десятилетний мальчик, плачущий по своей семье. С воплем Томми сбросил одеяла, вошел в комнату Уилбура и бросился на удивленного брата. Тот только и успел, что хрипло вскрикнуть. – Томми? Что-то случилось..? – неуверенно позвал он, нелепо подняв руки вверх. – Спой мне песенку, – просто сказал мальчик, не отрываясь от груди Уилбура. С большим трудом извернувшись, брат всё-таки достал свою гитару и положил на спину Томми, тихо мыча под нос главный мотив их гимна. Прошло довольно много времени. Над головой сплетались мелодии, а сам Томми лежал, вцепившись пальцами в свитер брата. На ощупь прослеживая петельки, он терялся в желаниях. Ему столь многое хотелось высказать – все то, что накопилось за годы недомолвок. Ему хотелось уткнуться в живот Уила и заплакать. Ему хотелось притянуть брата в объятия и снова, как прежде, почувствовать себя в безопасности. Ему хотелось уставиться глаза в глаза и спрашивать – почему, почему, почему меня было недостаточно, чтобы оттащить тебя от грани, почему… Хотя он чувствовал весь этот гнев, все эти эмоции, в которых он даже не мог разобраться, было одно, в чем он был полностью уверен. – Знаешь, я скучал по тебе. А потом скучал по Госту. А потом ты вернулся, и я всё ещё скучал по тебе. А потом пришло это чёртово яйцо и убило тебя. Три раза, Уил. Три раза я думал, что ты ушел навсегда. Выдох, глухой звук гитары, аккуратно уложенной на кровать. – О, Томми – прошептал парень, задыхаясь, в рыданиях обхватив его руками за плечи. И всё.— — —
– А ты знал? Здесь оказывается есть песня с мелодией точь-в-точь наш гимн. «Аллилуя» называется вроде. – Ха. – сказал Томми. – Думаешь, композитор тоже пришёл из нашего мира? – Песню написал Леонард Коэн, и, насколько я знаю, он не имеет ничего общего ни с одной из наших прошлых жизней – крикнул Техноблейд от двери. Он просто «случайно» шёл мимо, когда услышал их разговор. Томми и Уилбур удивленно переглянулись. – Откуда ты это знаешь?! – А вы думали, вы единственные узнаёте вещи из нашего старого мира? Я долго следил за его деятельностью в интернете, пересмотрел каждое видео и каждое интервью, прошерстил все книги и публикации… Во всем этом ворохе информации нет даже намёка на то, что он что-то знает о нашем старом мире. И кроме того – добавил он фыркнув – я более чем уверен, что ни один из наших идиотов не смог бы написать ничего подобного творчеству Коэна. Ни книг, ни песен. С этими словами он скрылся в коридоре, оставив двух своих братьев с широко раскрытыми глазами позади. – Какого чёрта – выразил Уил их общую мысль.— — —
Прощение было странной вещью. Техноблейд никогда не извинялся, и все же Томми с каждым днем становилось все легче ладить с ним. Было до жути непривычно видеть получеловека без каких-либо его черт, да еще и таким молодым. После своего шестнадцатилетия он покрасил свои длинные волосы в розовый цвет, к удовольствию Фила и неудовольствию всей школы, которая звонила домой и кричала о школьных правилах и форме. Томми любил своего брата, но с тех пор, как к нему вернулись воспоминания, между ними возникла пропасть. Томми не хотел делать первый шаг навстречу, а Техноблейд не знал, как это сделать. Техноблейд, как обнаружил Томми, тот самый бесстрашный и сильный «Бог Крови» Техноблейд, был самым большим и самым неуклюжим придурком в мире. Хотя мальчик всё ещё иногда вздрагивал, когда Техно смеялся, всё ещё напрягался, когда тот заводил разговор о греческой мифологии, всё ещё замирал всякий раз, когда его брат делал слишком быстрое движение… Он по-новому-прежнему смеялся над его шутками. Он по-прежнему позволял Техно заплетать небольшой хвост возле своего уха, по-прежнему позволял возить себя на футбольную секцию, по-прежнему катался на спине своего старшего брата. Это было странно – любить своего бывшего врага, который когда-то давно был очень далеким братом. Однажды за завтраком Техноблейд вздохнул и отодвинул от себя миску с хлопьями. – Знаете, я до сих пор придерживаюсь мнения, что не сделал ничего плохого. За такое Томми был готов ему голову откусить. В порыве гнева он ударил по столу, случайно скинул на пол столовые приборы и уже открыл рот, как… – Никаких драк за столом! – рявкнула их обычно милая мама, быстро поцеловав его в лоб. Томми как встал, так и сел. Он с открытым ртом просто смотрел на самодовольно ухмыляющегося Техноблейда, в то время как Уилбур тихо фыркнул в свой кофе. – Ты решил начать этот разговор прямо сейчас, потому что знал, что я не смогу на тебя накричать? Вот говнюк! – горячо зашептал он, показав брату неприличный жест. Его мама откашлялась, и Томми молниеносно вспомнил о некоем демоне и Яйце. – Но как бы там ни было – продолжил Техноблейд, как будто его никогда не прерывали. – Мне жаль, что я натравил на вас Иссушителей и сказал тебе хотя бы умереть как герою. Ударившись головой о стол, Томми застонал. – Это будет лучшее извинение, которое я от тебя получу, не так ли? – Ну, ты в свою очередь так и не извинился за то, что устроил беспорядок в моем доме, украл половину половину кладовой и предал меня. – С близкими надо делиться! – Ты буквально никогда ничем не делишься, Томми – вмешался Уилбур. Предатель. Фил просто тихо рассмеялся. – И слышать ничего не желаю от парня, который буквально трахал рыбу! – Уилбур, ты ЧТО? – Мама быстро обернулась и с ужасом посмотрела на сына. С губки в её руках капала вода. Фил, взвыв от смеха, сполз под стол.— — —
– Откуда у тебя британский акцент, если оба твоих родителя американцы? – с любопытством спросила учительница. На неё уставились большими наивными глазами. – Меня усыновили. – В документах с твоей прошлой школы сказано, что ты родился и вырос здесь, в Америке… – ...Дважды.— — —
– Томми, ты знал, что есть пьеса под названием «Гамильтон», которая подозрительно похожа на историю Л'Мэнбурга? Томми оторвался от своей приставки. – Думаешь, что создатель Гамильтона – кто-то из нашего мира? – Вы же понимаете, что основанием для мюзикла послужила борьба Америки за независимость? Реальное событие трёхсотлетней давности? – спросил Техноблейд голосом человека, которого слишком долго окружали идиоты. Уилбур поперхнулся. – Ты думаешь, Джордж Вашингтон был перерожденцем?? – Уил, что за фигня…— — —
Было так странно осознавать, что у них теперь есть Мама. У Томми никогда не было матери. Такой, которая бы заботилась о нём и любила его за просто так. Черт возьми, да в первой жизни у него и отца-то почти не было. Но Кристин была доброй и заботливой. Она успокаивала его всякий раз, когда он просыпался от кошмаров и всегда водила тыльной стороной указательного пальца по переносице. И это нехитрое движение помогало. (Она напоминала ему другую женщину, тоже нежную, но суровую – женщину, что гладила его по волосам, утешая. На этот раз не было острых рогов, не было пучков мягкой шерсти на шее. Не было красных лоз, захвативших разум и управлявших безвольной марионеткой до окончательной смерти.) Кристин прожила только одну жизнь, и Томми не был уверен, много ли она знала и верила ли в истории Фила. Но что он точно знал, так это то, что эти двое очень любили друг друга. Кристин должно быть прекрасно осознавала, во что ввязалась, когда она усыновила троих воинов и вышла замуж за ещё одного. У Томми на языке часто крутились определенные вопросы, которые временами казалось, готовы были вылететь, но… Он никак не мог набраться достаточно храбрости. Что, если она поймет, что не хочет иметь дело со всей этой ерундой? Что, если она вырвется из того сумасшествия, которое заставило ее поверить им, и позвонит в ближайшую психушку? Что, если она действительно им поверила? Будет она любить его меньше если узнает, что он натворил сам, что с ним творили другие? Поэтому он просто крепче стискивал её в объятиях и наслаждался теплом, наслаждался чувством беззаветной любви, и забывался на несколько часов.— — —
– Этот мир чертовски странный. Томми едва оторвался от телефона, когда Уил ввалился в его комнату и упал на кровать, не обращая никакого внимания на крики протеста Томми. – Нам буквально промыло мозги и убило разумное яйцо. Что может быть страннее этого? – Здесь так много странных животных, Томми! Есть человекоподобные существа, называемые обезьянами, от которых мы, очевидно, произошли, есть эти очень ленивые, медлительные ублюдки с названием Ленивцы – и я понятия не имею, как им удается выжить, они такие медленные, Томми – есть птицы, которые не умеют летать, есть кролики... – Уил, в нашем мире тоже существовали кролики… – …но почему-то они думают, что скелеты не должны уметь ходить? У них нет ни зомби, ни взрывающихся криперов, даже Незера у них здесь нет! – Не могу поверить, что я перенёс реинкарнацию в другой мир лучше, чем ты. – О, поверь мне, для тебя прошел всего лишь год. Мне же потребовалось около трёх лет, прежде чем я действительно осознал, насколько всё изменилось! Томми, Томми, ты ещё не слышал самого ужасного. У них есть это ебанутое животное, которое называется муравьед-— — —
Как ни странно, за бездействие прощать куда труднее. Это Томми понял, когда Фил с тяжёлым взглядом и смиренно пущеными плечами спросил его, могут ли они поговорить наедине. Чувства к отцу были странными. В его первой жизни Филза почти не участвовал (как Томми позже узнает, всему виной было горе по первой жене, умершей родами. Это, конечно, не могло быть оправданием, но объяснением? Вполне). В своей второй жизни Томми обожали и никогда не оставляли одного, из-за чего он часто жаловался, что родители слишком над ним трясутся. «Фил тоже был совершенно другим человеком, пока ему не исполнилось десять лет» – подумал он, – «как и все мы». Маленький ребенок – шанс вырасти и стать простым человеком, без душевных травм и боли. А затем приходят воспоминания, десятилетия чужих воспоминаний. Насколько они теперь похожи на себя самих из предыдущих жизней? А может ли он в таком случае винить эту новую версию своего отца? Человека, который смотрел на свою семью так, как будто они – самые яркие звёзды на небе, а он сам – измученный моряк? Если вы спросите Томми, то он скажет, что философия и мораль ужасно утомительны. – Я не буду просить тебя простить меня – с ходу начал Фил. Отец и сын сидели по разные стороны кровати Томми: он – за барикадой из своих вещей, в самом безопасном месте, которое только мог себе представить; бывший враг – у изножья. Похоже Фил действительно серьезно относился к этому разговору. – Я просто хочу извиниться и спросить, можешь ли ты дать мне второй шанс. – Ну так вперёд. – Мужчина удивлённо уставился на него зелёными глазами. – Извиняйся. Взгляд Фила смягчился. – Прости меня, пожалуйста. За то, что бросил тебя. За то, что оставил тебя позади и даже не оглянулся. Я хочу, чтобы всё стало лучше, чтобы мы снова стали семьей. А Томми просто кивнул, встал и сел рядом с отцом, зарывшись ему под руку (а если бы он закрыл глаза, то мог бы представить, что это крыло). Признание того, что с ним сделали что-то неправильное, что он не виноват в том, что все его бросили, было не единственным, чего он хотел, но это был первый шаг. Он хотел семью, хотел отца. Он хотел чувствовать себя в безопасности, чувствовать себя защищенным, чувствовать себя любимым. Он устал сражаться в одиночку. – В этом мире – сказал Фил с усталостью человека, который видел слишком многое – у людей только одна жизнь. Один шанс, никаких переделок. Так что, пожалуйста, пообещай мне быть в безопасности, ладно, приятель? А Томми мог только молча кивнуть.— — —
– Томми, это ужасно, Томми, его назвали муравьедом, потому что оно буквально ест муравьёв, это ж пипец как неоригинально, Томми…— — —
И вот, с течением времени, они постепенно научились снова становиться семьей. Не без трудностей конечно. Иногда они забывали, что находятся в новом мире с новыми правилами. О, как много они побили предметов, просто потому что забыли, что инвентарей здесь нет. Кто-то из них всегда отскакивал в сторону, когда соседи запускали фейерверки и те с шипением и грохотом взмывали ввысь. Иногда они забывали, что царапины и порезы уже нельзя вылечить за пару секунд. После особенно ужасных кошмаров Томми сбегал на ночную прогулку. «Проветрить мысли и успокоить нервы» – так он это называл. Иногда, когда Уилу случалось увидеть синий цвет, то он словно терялся в пустоте. Лицо парня в такие моменты напоминало отрешённую погребальную маску. И «зависнуть» он мог очень надолго, если только кто-нибудь из близких не выдёргивал его обратно. Иногда Техно начинал бормотать себе под нос. Он жаловался на ужасную тишину в голове вместо привычного гула сотен голосов. Практика крав-мага – единственное, что помогало не сойти с ума. Иногда Томми слышал ночью сдавленный крик. Кто из членов его семьи проснулся в холодном поту? В кого память снова вцепилась мертвой хваткой? Иногда ему приходилось покупать несколько коробок яиц и просто разбивать их о стену, пока не спадало красное марево страха и гнева, пока не истаивали красные лозы. Пока он не мог снова жить счастливо, зная, что яйца в этом мире – всего лишь яйца. Не идеально, но все старались, и Томми не мог поступить иначе.— — —
– Мама просила передать тебе, что, цитирую: «Оторвись от своих гаджетов и выйди поиграй на улице». Томми посмотрел на Уилбура с гримасой отвращения, а затем снова повернулся к компьютеру. – Ну, ты-то никогда не выходишь. – У меня хотя бы есть оправдание: мне действительно приходится тратить время на важные вещи. А какого хрена там постоянно сидишь ты? Вздохнув, Томми откинулся назад и широко ухмыльнулся. – Чувак, Интернет – лучшее изобретение на свете! Будь счастлив, что в нашем старом мире ничего подобного не было, иначе у меня не было бы времени выиграть войну. Уилбур подошел ближе и нахмурился, увидев видео, которое смотрел. – Подожди… Это что, я?! А почему я не могу этого вспомнить? – Ооо это? Я просто заснял тебя однажды, когда ты пришел домой в стельку пьяный, сел в нашем аквариуме и плакал из-за рыбки. Брат тут же оттолкнул его и схватил мышь, отчаянно нажимая кнопку удаления. – Какого хрена? Засранец, удали это немедленно! С пакостной улыбочкой Томми оперся подбородком на ладонь и посмотрел на Уилбура полуприкрытыми глазами. – Ты же знаешь, что оно все еще хранится у меня в телефоне. И в резервной копии. Мне ещё понадобятся материалы для шантажа, когда ты в следующий раз решишь покозлить. Подушка, прилетевшая аккурат по лицу была ожидаемой и, вероятно, заслуженной. А вот следующие две не очень.— — —
Снова стать ребёнком было самой неприятной вещью на свете. Особенно с учетом того, что он умер в восемнадцать лет и так и не смог по-настоящему стать взрослым. Теперь ему приходилось поднимать руку вверх и ждать, чтобы попросить разрешения пописать. У него была мама, которая отрывала его от компьютера и мягко уговаривала лечь спать. Для обеспечения соблюдения правил существовало нечто, называемое полицией, и гриферство, судя по всему, строго наказывалось, что было полной чушью. (Он мог дышать, не ощущая в воздухе запаха пороха. Теперь можно спокойно ходить, не опасаясь нападения, не нужно постоянно оставаться начеку и выживать. Ему не приходилось просыпаться с постоянным страхом, что кто-то из тех, кого он любит, умер, пока его не было.) Этот мир был потрясающим, но он также был чертовски отстойным. И все же, шли годы, и он с нетерпением ждал того дня, когда ему исполнится семнадцать (не тридцать пять, он не чувствовал себя таким, не взрослым) и смог поступить в университет. (Его разум не думал о будущем. Он не мог думать о времени, в котором он, наконец, будет жив дольше, чем в своей первой жизни, не мог думать, что его вторая жизнь когда-нибудь станет важнее всего он построил в Л'Мэнбурге). После некоторых раздумий он решил заняться монтажом видео и кинопроизводством. Это было полностью отделено от его первой жизни технологиями, которых тогда даже не существовало. Возможность рассказывать истории таким образом воодушевляла и давала прекрасный выход всем эмоциям, о которых он не хотел ни с кем говорить. Впервые в жизни он с нетерпением ждал занятий. Уилбур и Техно учились в разных университетах. Уил поступил на эстрадное искусство с упором на музыку и вокал, что никого не удивило, а Техно, к удивлению абсолютно всех, учился на последнем курсе филологического. (– Я чувствую, что я был буквально единственным человеком, который действительно был способен читать книги в нашем старом мире. – Техно, единственная книга, о которой ты когда-либо говорил, была «Искусство войны». Уил выскочил из своей комнаты. – Разве не странно, что Сунь-Цзы на самом деле существовал в этом мире сотни лет назад? Йоу, а что если он тоже чья-нибудь реинкарнация… – Уил, ради бога-–)— — —
– Нам нужна собака – сказал Томми, а Уилбур и Техно встали позади него. Фил поднял брови, а мама просто фыркнула. – И долго вы планировали провернуть эту коварную операцию? – спросила она. Томми серьезно кивнул. – Я подготовил презентацию! – Достав свой ноутбук, он поставил его перед родителями, чтобы открыть самую уродливую презентацию Power Point, которую когда-либо видело человечество. На слайд была вставлена грубо обрезанная фотография их сада со словами «очень большой», написанными на Comic Sans. – У нас большой сад. Мы все по очереди будем за ним ухаживать. А Техно очень скучает по своим адским гончим. – На слайде красовалась нарисованная в пайнте картинка, изображающая его, Уилбура и Техно, которая плавно перетекла в другую – плачущего Техноблейда. – Ты уверен, что хочешь стать именно работником киноиндустрии? – Фил склонился над столом, смеясь до хрипоты. – Поэтому нам нужна собака. – проигнорировал Томми плебея, явно не разбирающегося в искусстве. – И мы назовем его Меллохи. – Мы не будем называть псину Меллохи, – невозмутимо заявил Техноблейд. – У тебя есть варианты получше, сучка?! Техноблейд даже для приличия не колебался. – Карл. – Мы не будем называть чёртову собаку Карлом! – захохотал Фил. Ну, по крайней мере, он согласился, что они заведут собаку.— — —
В конце концов, к отчаянию Техно, родители согласились назвать его Кэт.— — —
Первый день в университете. Он остановился перед кампусом, чтобы осмотреться и глотнуть смеси кофе и энергетика, которую он с любовью называл «Зельем регенерации». Томми не нервничает. Ни капельки. Совсем нет. Он просто обычный парень с обычной человеческой жизнью, который, как и все люди здесь, прожил только одну жизнь. Единственное, что отличало его от молодёжи вокруг, это его невъебенная крутость. Университет оказался большим, современным зданием, которое прямо кричало: «Вы не можете позволить себе учиться здесь». Многие студенты уже ходили вокруг, другие, как и он, в неуверенности озирались по сторонам, поминутно сверяясь с телефонами, чтобы узнать, в какую аудиторию им идти. Томми глубоко вздохнул. – Хуух, погнали. – Он попрыгал на месте, то ли раскручивая себя, то ли пытаясь вывести нелепое количество кофеина из своего организма. – Ты всё можешь, – пробормотал он. – Ты же грёбанный Томми Крафт и… – Следите за своим языком, молодой человек! С визгом, больше напоминающим умирающего кота, чем человека, он отшатнулся от ох какого знакомого голоса, отчаянно желая иметь при себе пистолет, нож или что-нибудь… Перед ним стоял такой же шокированный человек в очках. Совершенно нормальный мужичок лет тридцати. Он с отвисшей челюстью смотрел на Томми так, будто тот только что убил собственную мать. Обычный парень в слишком большом костюме и с кривым бейджиком – возможно, он просто проспал и бежал всю дорогу до корпуса? Просто левый парень. А потом Томми захохотал. Плевать на сцену, которую видят все прохожие. Если бы его убийца по-прежнему оставался трёхметровым демоном, то бояться его было бы куда проще. Но когда тот выглядит настолько заурядно… Окликнувшим его человеком оказался Бэд. Хотелось бы надеяться, что не тот Бэд, которому промыли мозги, а старый-добрый ворчун Бэд, который кричал всякий раз, когда кто-то произносил при нём плохое слово. Парень, который мог быть как нежным, так и безумным. Просто Бэд. (И Томми не мог позволить себе думать о ком-то еще, кто перевоплотился, после всех этих лет подавления этой мысли, о том, что он и его семья были единственными. Потому что думать о реинкарнации других означало бы думать о возможности Дрим тоже здесь, и что здешний Дрим, возможно, когда-нибудь снова сможет заиметь над ним какую-то власть.)— — —
В конце концов Бэд затащил его в пустой класс, почему-то более измученный, чем его буквальная жертва. – Оооо, – сказал Томми, подняв брови, прислонившись к столу и засунув руки в карманы джинсов. – На самом деле у меня вводный урок примерно через десять минут, так что поспеши. – Я-ты– какого маффина? – Бэд дико жестикулировал, очевидно, пытаясь выразить всю глубину удивления. Его плечи ссутулились, и он сжался, силясь стать как можно меньше – полная противоположностью тому гигантскому демону, который до сих пор преследовал Томми в кошмарах. – Откуда ты здесь? Как?! – Ну, смотри. Я написал заявление, комиссия просмотрела моё портфолио и сочла меня достойным обучения здесь. Я сел на автобус... – Ты не хуже меня знаешь, что я вовсе не это имел ввиду! Томми фыркнул, сам удивляясь своему спокойствию. Парень, который его убил, стоял перед ним и кричал, и он никогда не чувствовал себя так уверенно. «Должно быть, сила зелья регенерации» – решил он. – Я думал, что мы со Скеппи единственные, кто… – Постой, Скеппи тоже перевоплотился? Бэд скрестил руки на груди. – Мы нашли друг друга много лет назад. Прошло некоторое время, прежде чем он смог меня простить, – прошептал он, и Томми действительно было все равно. – Кто-нибудь еще? – Нет, только мы. Я думал, что сошёл с ума, пока не встретил его. И оказалось, что он тоже помнил! А теперь и ты тоже здесь! – Ну, я, Уилбур, Филза и Техноблейд. Выражение лица Бэда дрогнуло, быстрая смена вины, страха и отчаяния, почти слишком быстрая, чтобы ее можно было разобрать. – Ты… ты знаешь, что это не мы убили… – Томми молчал, решив дать Бэду немного понервничать, пока не сдался и не успокоил беднягу. – Да, да, я понимаю. Яйцо и со мной тоже говорило, его манипуляциям трудно сопротивляться. Ты сам ведь не хотел причинять всю эту боль, верно? Бэд посмотрел в сторону. – Это… сложно… – сказал он, задыхаясь, прижимаясь к стене напротив Томми. – Иногда оно брало верх. Иногда я полностью контролировал ситуацию. Оно говорило со мной, заставляло меня верить во что-то, заставляло меня думать, что именно оно мне нужно, чтобы выжить. Заставляло меня думать, что я должен делать то, что делал, а затем перекладывало всю вину на меня одного. – И что-то в Томми смягчилось, его обманчивое спокойствие превратилось в настоящую расслабленность, напряжение, которое подсознательно захватило его нутро, медленно утекло. – Я не могу на сто процентов сказать, что не виноват во всём, что произошло, но, чего бы это ни стоило, я прошу прощения. Мне очень жаль. За то, что всё разрушил. За то, что забрал твою последнюю жизнь. Томми фыркнул. – По крайней мере один человек знает, как принести настоящие извинения, – пробормотал он. – Спасибо. Я ценю это, правда. Не могу сказать, что полностью понимаю, что происходило между тобой и этим яйцом, но, вероятно, это то, с чем тебе пришлось смириться много лет назад в этом мирном мире. Послушай, я просто здесь, чтобы учиться, стать крутым кинорежиссером, неописуемо разбогатеть и добиться всех женщин, так что я тебя прощаю. Ты выглядишь нормальным парнем, когда не бегаешь убивать людей, так что пока ты так не делаешь, по моему мнению, с тобой все в порядке. На мгновение Томми почудились слезинки мелькнувшие в уголках глаз собеседника. Он уже успел испугаться, не сказал ли чего лишнего, пока Бэд не вытер глаза с нежной улыбкой. – О Томми – прошептал он, и в этот момент это стало для него слишком лично. В конце концов, он недостаточно хорошо знал Бэда, чтобы доводить его до слёз. Атмосферу разрушил звонок. Томми, матюкаясь, подскочил. – Ублюдок! Я же сейчас из-за тебя опоздаю! – крикнул он, выбегая из комнаты. – ЭЙ! Не выражайся! И ещё, иди налево, а потом в третью дверь, не пропустишь – да, именно в эту!— — —
Долгие пары по-прежнему не приносили удовольствия, хотя касались его любимого предмета. В первой жизни ему не приходилось долго сидеть на одном месте без дела. Здесь же наоборот, приходилось высиживать по нескольку часов, стараясь не ёрзать. Поэтому, когда прозвенел звонок на обед, он пулей вылетел из кабинета. Томми даже не стал дожидаться своих одногруппников. Он быстро добрался до самой дальней от входа скамейки, откуда открывался красивый вид на шумный город. Фил положил ему с собой бутербродов. И хотя утром он ворчливо напомнил отцу, что уже слишком взрослый для такого, в глубине души ему было приятно. По какой-то неведомой причине, бутерброды, вышедшие из-под отцовских рук были в разы вкуснее приготовленных собственноручно. Его тихое удовольствие было прервано откашливанием и застенчивым «Хм…». Он застонал, уже готовясь к общению, как вдруг застыл, словно громом поражённый. Перед ним стоял Таббо, и – Томми готов съесть собственный ботинок – Ранбу. – Таб-БО! – Руки стянули его со скамейки в очень крепкие и совсем неудобные объятия, но он с той же силой обнял его в ответ, в его ушах все еще звенело недоверие. Какого чёрта. Что за херня. Он никогда не терял надежды, но и подумать не мог, что они действительно смогут встретиться снова. Не после того, как рабы эггпайра унесли последнюю жизнь Таббо, после того, как он и Ранбу попали в засаду после того, как им удалось похитить Майкла. Когда Томми прибыл на помощь, то обнаружил три трупа. После этого сопротивляться стало труднее. – Поверить не могу, ты правда здесь – рыдал Таббо, прижимаясь к нему так, словно от этого зависела его жизнь. – Я здесь – пробормотал Томми в волосы своего друга. – Да, да. Я здесь. – Подняв взгляд, он встретился глазами с гетерохромной парой, которая смотрела на них неуверенно. – А ты, Плакса, не хочешь обниматься? Оживившись, Ранбу тут же шагнул вперед и сжал их обоих в своих объятиях, всхлипывая. На его лице были участки более темной кожи, а часть светлых волос он покрасил в черный цвет. Он очень отличался от эндериана из воспоминаний, но Томми везде узнавал бы эти мягкие глаза. Глаза, которые всегда смотрели на него и Таббо с необъятной нежностью, даже когда Томми ненавидел и ревновал. «Конечно, он переродится с витилиго и глазами разного цвета» – подумал он, ухмыляясь. Независимо от того, в какой вселенной, его друзья всегда будут выделяться. Он глубоко вздохнул и, наконец, позволил себе заплакать. Пахло домом.— — —
По-ощущениям прошло несколько часов, прежде чем они расцепились. Таббо посмотрел на него с самой яркой улыбкой, какой только мог, потянув Ранбу за собой и сел на противоположную сторону скамейки Томми. – Ты должен рассказать мне всё! Ты тоже получил свои воспоминания, когда тебе было десять? Как ты умер? Как жизнь вообще, на кого поступил? Боже, просто невероятно, что мы все встретились здесь, не так ли? Это безумие? Томми моргнул, улыбка померкла. – Подожди, вы тоже только что встретились? – Нет, это произошло на дне открытых дверей несколько месяцев назад – сообщил Ранбу, вытаскивая свой обед, а затем потянувшись за рюкзаком Таббо – тот был слишком занят, глядя на Томми, чтобы самостоятельно вспомнить про обед. – Направлениям подготовки «Сценарист», на которое поступил Таббо, и моему – «3D-анимация» – выделили две соседние аудитории для агитации абитуриентов. Однако нашу встречу иначе как блажью небес не объяснить. В тот момент я думал, что я один такой. И тут внезапно появляется Таббо. И…! – Они улыбнулись друг другу с явным обожанием. Томми тепло улыбнулся. Их бесшабашная троица воссоединилась. Наконец-то. Внезапно Таббо посмотрел через плечо, и выражение его лица смягчилось, как будто он только что вспомнил что-то важное. Парень нахмурил брови, а Томми заранее напрягся. Это выражение лица не могло означать ничего хорошего. – Томми, что мне нужно тебе кое о чём рассказать – не смотри! – Он хлопнул Томми по щекам, прежде чем успел повернуться. Странно. Даже Ранбу замер и виновато отвел глаза. – Какого черта, Таббо, что там может быть такого плохого… – Не. Надо. Смотреть. – Серьёзные зеленые глаза пронзили его насквозь. – Это «кое-что» очень важно. Пообещай мне, что выслушаешь до конца, хорошо? Он молча кивнул. Перемены в друге произошли ошеломительные: секунду назад они радовались встрече, а сейчас Таббо буквально излучал пробирающее до костей напряжение. – Итак, начнём с чего полегче. Шлатт – мой отец. – Какого черта, это самая лёгкая новость?! – А ну цыц! Не перебивай! – крикнул он, драматическим движением указывая на него указательным пальцем. – Получив на десятый день рождения свои воспоминания я ужасно разозлился. Не каждый день всё-таки узнаёшь, что твой отец – причина одной из твоих смертей. Я очень долго ему не доверял, правда, но он великолепен! Папа давно раскаялся за содеянное в прошлой жизни, не пьёт – вот прям совсем, ни единого глотка – и искренне заботится обо мне и моём брате! – Мне плевать на этого подонка-барана… стоп… – В животе поднялось очень нехорошее предчувствие. Он посмотрел на свои руки. Дрожащие руки, вцепившиеся в запястья друга. – Брате? В глазах Таббо плескалась вина, бесконечное море вины. Но этого было недостаточно. Томми показалось, что вода заливает лёгкие и как с каждым вдохом труднее дышать. – Мой старший брат – это Дрим. Волна накрыла с головой, а черная бездна раззявила беззубую пасть. – Ну, формально он мне двоюродный, но мы выросли вместе и всё такое, и… – Ранбу толкнул Таббо локтем в бок, и тот немедленно прекратил бессвязную речь. – Томми? – нерешительно позвал Ранбу. Он был свободен от него. – Томми, ты в порядке? А Он на свободе. – Томми, я волнуюсь, пожалуйста, скажи что-нибудь. Почему? – Давай, пожалуйста! Как он посмел. Медленно он отпустил запястья Таббо и сжал кулаки. Как он посмел. Он был свободен. Он был счастлив, он наконец нашел своих друзей. Так почему же ему надо было ворваться в эту новую мирную жизнь, в этот мир, который Томми создал для себя. Почему он никогда не сможет освободиться от него, почему... Он даже не заметил, как вскочил и обернулся. Глаза без труда нашли молодого человека, сидящего на земле у дерева. Теперь его было легко узнать, хотя тот сидел вполоборота и даже не смотрел на них. Толстовка оверсайз необычного салатового цвета. Медицинская маска, закрывающая нижнюю часть лица. Разговаривает с другим человеком в бандане. Песочно-каштановые волосы, руки в шрамах (руки, которые убили его, которые прижали твердую картофелину к его голове и били, пока всё не почернело, пока он не умер). Томми был готов накинуться и бить, бить до крови, до хрустящих костей, пока тот не умрёт. Пока Томми, наконец, не окажется на свободе. Он сам не понял как очутился на земле лицом вниз. Таббо своим теперь отнюдь не маленьким весом приземлился ему на спину, а Ранбу схватил за дрыгающиеся ноги. – Таббо, отпусти! Отпусти, кому сказал! Этот ублюдок просто стоит там!– – Томми, Томми, послушай меня! – кричал Таббо, пальцы впились ему в спину, как когти. – Пожалуйста! И с этими словами Томми рухнул бескостной грудой, хватая ртом воздух. Он оторвал взгляд от зеленого ублюдка и посмотрел на своего лучшего друга, не обращая внимания на грязь, размазанную по лицу. – Объясни. – Он не помнит. Томми, пожалуйста, он ничего не помнит, и он мой брат, и я люблю его. Дрим не помнил. Он не помнил ничего, что сделал с Томми, не помнил всей боли и разрушений, которые он причинил. – Чушь собачья! – крикнул он, тщетно пытаясь вырваться из рук друга. – Откуда ты знаешь, что он не манипулирует тобой? Опять, как тогда?! – Потому что он был моим братом все эти годы! Наконец, борьба утихла, но не из-за слов Таббо, нет. Просто Томми устал, ага. – Ты предпочел Дрима мне? – Его голос дрогнул. Ему было все равно. Таббо вздрогнул, как будто его ударили, и Ранбу недоверчиво воскликнул: – Томми! – Я не предпочитал Дрима тебе. – пробормотал Таббо. Он вытер глаза рукавами, и Томми с ужасом заметил, что снова довёл своего лучшего друга до слез, на этот раз не от счастья. – Он всегда был рядом со мной. Всегда утешал меня после кошмаров, хотя сам ничего не понимал. Он играет со мной в видеоигры и приходит на все мои соревнования по фехтованию, хотя слишком сильное волнение его утомляет. Он мой брат. Томми дышал в теплую траву, глядя на одуванчик перед глазами. – Он правда не помнит? – Да, – прохрипел Таббо. – Я не прошу тебя простить его и стать лучшими друзьями. Просто, пожалуйста, не убивай его, ладно? Для меня? – Ладно. – вздохнул Томми. – Ладно. А теперь позволь мне встать. – Ты не… ты же не прыгнешь и не нападешь на него? Томми издал самый длинный стон в своей жизни. – Нет, не буду. Обещаю. И Таббо издал влажный смешок, наконец-то оторвавшись от него. – Спасибо. Правда. Они вернулись к забытой еде, а Томми решительно даже не попытался обернуться. Он доверял Таббо, но не верил, что Дрим не планировал это как часть какой-то долгой аферы. Если он хотел обрести душевное спокойствие в будущем, ему нужно было убедиться в этом самому.— — —
«Если ты знаешь противника и знаешь себя, то тебе не нужно бояться результатов тысячи битв». – Сунь Цзы, Искусство войны
Если Техноблейд и научил его чему-то, так это тому, чтобы получить как можно больше информации о своем враге, прежде чем составлять план удара. Ему не нужно бить Дрима. В конце концов, не обязательно причинять физический вред, чтобы превратить чужую жизнь в ад. Есть и более «весёлые» способы. – Скажи, Таббо, – спросил Томми. – Что здесь делает Дрим? Я не видел в списке направлений подготовки ни позиции «Мировое Господство», ни позиции «Эмоциональное Манипулирование». И я почти уверен, что среди учебных дисциплин их тоже нет. Таббо посмотрел на него максимально равнодушным взглядом, но Ранбу выдавил улыбку, и Томми засчитал это за победу. – «Информационные технологии». Туда же, куда поступили Сапнап и Джордж – да, они тоже здесь. Томми вскинул руки вверх. – Блять, да сколько нас уже?! Клянусь, годы ни с кем не встречался, а теперь все вдруг прорастают из земли, как грибы после дождя. Сначала Бэд и Скеппи, потом вы двое, ещё эти три сукина сына… – Бэд и Скеппи здесь? – встревоженно сказал Ранбу. В попытках успокоить, он взял ладонь Таббо в свою. – Ёптыть. Чёрт, я не хотел скидывать такую бомбу, прости, чувак. Но они… ты ведь знаешь, что их контролировали, да? На лице Таббо появилось горькое выражение. – Это Бэд убил Майкла. На наших глазах. А потом убил и нас. – О, – сказал он. – Меня тоже он убил. Но он извинился и вроде как объяснил кое-что про яйцо? Таббо вздохнул. – Я знаю. У меня в голове тоже были эти красные лозы. Я знаю, что не могу их винить, но мне просто... нужно время. Повисла неловкая тишина. Томми откашлялся. – Техно и Уилбур тоже здесь. Они мои братья, а Фил – мой отец. Ранбу заметно оживился, когда услышал имена двух своих близких друзей, но Таббо снова кинул на него пустой взгляд. – И как тебе? – спросил он нерешительно. «И снова «блять»» – подумал Томми. – «И снова «здравствуй»». Вот он и швырнул в лицо две смерти Таббо. Он просто пожал плечами и сделал большой глоток из бутылки с водой. – Думаю, неплохо? С ними всё в порядке. – Ух ты, – сухо пробормотал Таббо. – Что я буду делать с таким большим количеством информации? Ранбу чуть не подавился, фыркнув. – Заткнись, сучка. Глядя на двух своих друзей, он решил отложить свои планы по преследованию Дрима в сторону. А сейчас, спустя столько времени, он просто снова будет наслаждаться компанией своих друзей. Он не позволит мыслям об этой зеленой поганке испортить остаток первого университетского дня. Дня, которого он – на минуточку! – с нетерпением ждал несколько месяцев.— — —
[Томми]: Встретил сегодня Таббо и Ранбу. Дрим тоже здесь
[Уил]: Что за херь? Дрим здесь??? Мой герой О Нет, постой, плохой парень, извини Хочешь, я заберу тебя? Мне взять с собой нож?[Томми]: Видимо, он ничего не помнит из наших предыдущих жизней. Он брат Таббса А, и Шлатт – их отец
[Уил]: ШЛАТТ ЗДЕСЬ???![Томми]: Я, наверное, пойду в гости к Таббсу. Может, немного задержусь, так что к ужину не ждите.
[Уил]: ДЖЕЙ МАТЬ ЕГО ШЛАТТ???— — —
Дрим выглядел полным хлюпиком, подумал Томми, глядя на старшего брата друга. Их занятия только что закончились, и Таббо пригласил их с Ранбу в гости на ужин. Его бывший враг стоял у ворот их университета, глубоко поглощенный своим телефоном, и, казалось, даже не замечал, что они направлялись к нему. Таббо и Ранбу бросали на Томми неуверенные взгляды, но он проигнорировал их, сосредоточив взгляд только на Дриме. Чем ближе он подходил, тем больше шрамов замечал. Один особо выделяющийся шёл через глаз (и чем-то напоминал совершенно другой шрам другого человека). Сам глаз был покрыт бельмом и и совершенно несфокусирован. По всему лицу змеились тонкие линии зажившей кожи. Они бежали по щекам, по лбу, по вискам, прорезали веснушки и исчезали под маской. Под глазами красовались тёмно-фиолетовые синяки – сразу и не понять, это от недосыпа или их обладатель недавно отхватил по лицу. Без своей незеритовой брони и внушительной ауры он казался меньше и щуплее, и вот теперь, Томми действительно мог поверить, что они примерно одного роста. На его теле почти не было свободной кожи – все было прикрыто длинными рукавами и штанами, хотя стояла такая жара, что плавился бетон. Кажется он слушал музыку, беззвучно выстукивая пальцами в такт мелодии, и поднял голову только тогда, когда туфли Таббо оказались в его поле зрения. Его глаза, один ярко-зеленый, другой молочно-белый, сощурились и посмотрели вверх. – Привет, Таббо, как дела… – Эй, здоровяк! – Томми прервал его с широкой ухмылкой, встал между братьями и просто схватил Дрима за руку, чтобы пожать ее немного сильнее, чем было необходимо. Рука под ним застыла от шока и дискомфорта, но Дрим просто удивленно посмотрел на него, переводя взгляд с Томми на Таббо, который с тревогой следил за ним. Томми смотрел пристальнее, пытался найти хоть капельку узнавания, что-нибудь, что позволило бы ему понять, что Дрим лжет и просто притворяется… Но нет. Глаза Дрима снова сверкнули этой приводящей в ярость скрытой улыбкой. – У тебя уже появился друг, Таббо? – спросил он так, как будто Томми вообще не было рядом и тот даже не стоил его времени. Как будто он не тратил месяцы на его полное – моральное, и может быть запланированное на «позже», физическое – уничтожение. – Ах-ах да! Так много друзей, хороших друзей! Ахахаха! – Таббо подошел ближе к Дриму, размахивая руками. – Ничего, если Томми и Ранбу придут поужинать с нами? Рука, которую он все еще крепко сжимал, мягко выскользнула из его рук и скрылась в кармане толстовки Дрима. Он достал один из наушников, оставив другой, и почему-то именно это действие разозлило Томми больше всего. Вы посмотрите на него! Эта скотина даже не соизволила уделить им все свое внимание. – Конечно. Папа не будет возражать, но в следующий раз предупреди его заранее, ладно?— — —
Томми уже ненавидел этого Дрима. Все, что он делал, было ужасно. Он ненавидел эти улыбчивые морщинки в уголках глаз, эти беспокойные, покрытые шрамами руки, которые постоянно находились в движении. Он ненавидел то, что его бывший злейший враг уже умел водить машину. Как он все еще носил маску по дороге домой, как он был так мил с Таббо и Ранбу, как он иногда мычал себе под нос и как его взгляд всегда, казалось, отвлекался от Томми. – Так, как прошёл ваш первый день, ребята? Довольно интересно, правда? Боже, Томми хотелось стереть эту чёртову улыбку с его лица. Единственная хорошая вещь в маске заключалась в том, что ему, по крайней мере, не приходилось на неё смотреть. – Ты уверен, что хочешь пойти? – прошептал Таббо, наклонившись, пока Ранбу вёл праздный разговор с Дримом. Таббо решил сесть с Томми на заднее сиденье, чтобы в случае чего быстро отреагировать, если Томми решит, что с него хватит. – Сможешь ли ты устоять перед желанием убивать, когда Дрим и Шлатт находятся в одной комнате? Застонав, Томми опустился на раздражающе удобные сиденья. – Как, черт возьми, тебе удалось не совершить непредумышленное убийство? – Терпение! – воскликнул Таббо. – А также воспоминания о себе десятилетнем, который любил свою семью. Но если честно, это заняло некоторое время. Томми сел и посмотрел на своего друга, по-настоящему посмотрел. Вьющиеся каштановые волосы больше не висели тусклой паклей, изгвазданной в порохе и пыли, а были уложены в стильную причёску. Он выглядел подтянутым: не твердые мускулы, рожденные из необходимости выжить, а мягкие мышцы человека, который правильно питался и занимался спортом ради удовольствия. Кожа имела здоровый загар, а не болезненно-серый оттенок, вызванный недоеданием и стрессом, а вместо посмертных шрамов были более темные участки кожи, похожие на родимые пятна. Но больше всего изменились его глаза. Исчез затравленный взгляд, взгляд, который всегда метался по сторонам в поисках угрозы. Вместо этого они светились счастьем. Таббо выглядел довольным. Здоровым. Счастливым. – Значит… они хорошо с тобой обращались? Потому что – клянусь! – в противном случае я могу и буду их пинать ради тебя. Таббо фыркнул, размахивая руками. – Не обязательно, не волнуйся! Папа на самом деле очень классный. Если бы он решил высунуть голову из бутылки в нашей прошлой жизни, держу пари, из него получился бы хороший президент. – Конечно. – пробормотал Томми. – Может быть, он был бы достаточно сознателен, чтобы действительно убить Уила и меня, вместо того, чтобы просто изгнать нас. – … и Дрим странный, но это лучший брат, которого я мог бы пожелать! – О боже, меня сейчас стошнит. Со вздохом Таббо откинулся назад. – Знаешь, любые вопросы об этике, которые сейчас крутятся в твоей голове, я уже задавал себе все эти годы после того, как понял, кто был частью моей семьи. А могу ли я вообще их винить? Если да, то в какой степени и в чём? Технически, «эти» они даже ничего не сделали мне после всего этого. – То, что нашего мира больше не существует, не означает, что его никогда не было – недоверчиво усмехнулся Томми. Он не мог в это поверить! Таббо на самом деле защищает Шлатта и Дрима – людей, которые причинили им больше всего вреда. – Я не это имел в виду! Я хотел сказать, что Шлатт действительно вырос, как личность. Теперь он совсем другой. И ты бы даже не узнал Дрима, если бы не то же имя! Как только они попали в этот «новый мир» они вдруг стали хорошими и добрыми людьми. Что, если… что, если это наш старый мир сделал их плохими? Томми нахмурился. – Таббо, они сознательно пошли на это. Они знали, что делали. Они контролировали свои действия. В то время как они творили хуйню, яйцо ещё не могло пролезать людям в головы. – Во время Изгнания, когда Дрим манипулировал, он пытался убедить Томми в обратном. Однажды Дрим заставил его смотреть в горячую лаву. Это был выход из ситуации – неправильный, но выход. Казалось – сделай шаг и всё пройдёт… Вроде бы, он тогда даже протянул руки вперёд… сильно обжёгся… В тот день Дрим оттащил его от края за шиворот со словами «Тебе еще не время умирать». Невысказанное обещание, что это время когда-нибудь, но наступит. Не то чтобы все в том мире были плохими. Дриму и Шлатту некого винить в своих действиях. Только самих себя. Таббо вздохнул, сжимая кулаки. – Я знаю. Но этот мир так хорош. Воровство даже не одобряется, и это не сойдет с рук просто пощечиной. Убийство чьего-то домашнего животного будет рассматриваться как тяжкое преступление. Я думаю, что это мир сделал нас лучше. И Томми посмотрел на Дрима, на то, как тот со смехом реагировал на каламбуры Ранбу, как его взгляд всегда обращался к Таббо в заднем зеркале, чтобы убедиться, что ему удобно. И на мгновение он позволил себе поверить в мир, в котором Дрим не был полным засранцем.— — —
Их квартира оказалась чертовски крошечной… Что, если задуматься, имело смысл. В конце концов, ни одна обычная квартира в многоэтажке не сравниться с частным домом. Тем более почти в центре города. Должно быть даже в таком видавшем виды доме жильё влетит в копеечку. В отличии от огромного сада семьи Крафт, в котором спокойно мог бегать Кэт, у семьи друга был только маленький балкон. Да и то, выйти на него было невозможно – всё пространство заполонили растения. Таббо ясно дал понять, что сожалеет о том, что в этом мире, очевидно, гораздо труднее содержать пчел, но он все равно хотел заботиться о каком-то живом существе. (Его любимым цветком был красный антуриум. «Я называю его Том-том» – признался друг, к радости Томми и собственному смущению). – Просто оставьте свои вещи в шкафу. – выдохнул Дрим. Парень всё ещё пытался отдышаться после подъёма по лестнице. Этот Дрим был чертовски слаб. – Ой, не волнуйся, я думаю, они скоро отремонтируют лифт. – обеспокоенно сказал Таббо, когда Дриму пришлось прислониться к стене и вдохнуть воздух из своего ингалятора. До жалкого слаб. – Так они говорили несколько месяцев назад, – проворчал Дрим, наконец сумевший восстановить дыхание. – А лифт до сих пор не починили даже после моего десятого письма с жалобой. Думаю, они заблокировали письма с нашего адреса. – Он оттолкнулся от стены и вошел в уютную гостиную, которая одновременно была и столовой. – Проходите. Чувствуйте себя как дома и осторожно – не ударьтесь головой о растения. Внутри квартира больше напоминала дом травника – растения были повсюду. Причём самые разные – некоторые даже свисали в горшках с потолка, так что Ранбу приходилось неловко наклонять голову рядом с ними. К Томми подошла кошка и потерлась головой о штанину, выпрашивая ласку. Ранбу с усмешкой наклонился и поднял животное, сам издавая почти кошачье мурлыканье. – Ее зовут Чекмэйт, для краткости просто Мэйт – сказал он, почёсывая ей за ушком. – Много лет назад Таббо и Дрим нашли ее на улице, а Шлатт, видимо, не смог им отказать. Томми тоже погладил ее и улыбнулся, когда она уткнулась носом в его руку, решительно не думая о том, когда Дрим в последний раз привязывался к кошке. На стенах висело много фотографий маленькой семьи. Без рогов и впалой кожи Шлатт выглядел менее угрожающе. Алкоголь явно сыграл свою роль в его новом прошлом, но чем старше он становился, тем здоровее выглядел. Все страхи, которые все еще сдерживал Томми, исчезли при виде утомленного, ярко улыбающегося Шлатта с явно только что родившимся Таббо в руках. Но больше всего выделялись фотографии маленького Дрима. Маленький ребенок на фотографиях, которому было намного меньше десяти лет, выглядел мёртвым. Тусклые глаза, уже зарубцевавшиеся раны (Томми не позволял себе почувствовать жалость. Дрим заслуживал всей боли и даже большего), пустоту на лице, которой не должно быть на лице ребенка. Томми оторвал взгляд и стал искать картинки, когда Дрим станет старше. Примерно в десять лет. Вместо этого его взгляд остановился на фотографии Шлатта. Это было селфи. Свободной рукой мужчина приобнимал Дрима за плечо. А тот выглядел совершенно очарованным маленьким ребенком в своих руках, чьи пухлые ручки лежали на щеках брата. Эта тенденция продолжалась. На каждой фотографии, где Дрим и Таббо были вместе, Томми практически чувствовал любовь братьев друг к другу. Это было абсолютно отвратительно. Шлатт, Таббо и Дрим Тейкены. Ну и шутка. Было несколько фотографий, на которых Дрим – уже подросток – и Шлатт были изображены одни (“Возможно, как раз на этот период пришёлся десятый день рождения Таббо» – подумал Томми), но на всех них было очевидно, что маленькая семья любит друг друга. Томми отвернулся.— — —
– О боже, ещё один. – Шлатт стоял в дверях с подносом дымящейся лазаньи в рукавицах для запекания. – Ах, извини, что не предупредили, пап, – сказал Дрим, накрывая на стол. Шлатт посмотрел на него краем глаза, но Дрим этого не заметил, продолжая тихо напевать музыку из своего единственного наушника. – Ну здорово, чмо недопижженое. – холодно поприветствовал его Томми. Шлатт вздохнул и поставил лазанью с такой силой, что Ранбу вздрогнул. Он подождал, пока Дрим вернётся на кухню, после чего повернулся к новому гостю. – Я действительно не скучал по твоему неисправимому отношению, – пробормотал он, и если бы Томми всё ещё оставался тем пятнадцатилетним мальчишкой в их старом мире, он вскочил бы с криками. – Послушай. Как бы там ни было, я не горжусь теми делами, что наворотил в нашем старом мире. По типу, объявления охоты на вас и косвенная отношение к решению Сута взорвать свою страну и всё такое. Ты понял, короче. Есть много вещей, в которых мне еще нужно покаяться. Думаю я смогу смириться с тем, что вы с Таббо снова станете друзьями... (– Мы уже друзья – тихо прорычал Томми) – но Дрим тоже теперь часть моей семьи. И если ты каким-либо образом причинишь ему вред, чтобы удовлетворить свою жажду мести, то знай – я не буду колебаться. – Эй, Таббо, хочешь чего-нибудь выпить? – крикнул Дрим из кухни. Таббо подпрыгнул. – Ах-хм, нет, спасибо! Томми поднял брови, впившись пальцами в руки, чтобы было неочевидно, как глубокий голос плешивого засранца-барана все еще действовал на него. Это было самое дерьмовое извинение, которое он когда-либо слышал. – Перед чем колебаться? Что, убьёшь меня? Или может воздашь мне стократ, потому что я причинил боль этому зеленому сукину сыну? – Ранбу, а ты? У нас есть вода, кола… ещё вода. – Мне… воды, пожалуйста? – Ранбу выглядел так, будто ему хотелось оказаться где угодно, только не здесь. Шлатт сел. Он весь застыл, словно превратился в туго натянутую тетиву. – Он достаточно натерпелся в обеих жизнях. Он не помнит, и хорошо, что не помнит. Он совершенно другой человек, и ты тоже должен относиться к нему так же. Он начал жизнь с чистого листа. Будет лучше, если ты тоже так сделаешь. – Я сам решу, что мне стоит делать, а чего нет. – Таббо и Ранбу сидели рядом друг с другом, в неловком напряжении переводя взгляд с Томми на Шлатта. – Кроме того, что значит «натерпелся»? Этот засранец ни капельки не страдал. – Что будешь, Томми? Томми стиснул зубы в эмоциональной агонии. Это пытка. – Ничего блять не буду, спасибо! – крикнул он. Дрим снова засуетился на кухне. Шлатт молчал, взглядом прожигая в парне две дыры. Только когда послышалось шипение воды в кране, достаточно громкое, чтобы скрыть разговор, мужчина прорычал. – Не думай, что знаешь о нём хоть что-нибудь. Просто знай: что бы Дрим ни сделал с тобой, какую бы несправедливость ты ни чувствовал, за это было отплачено столько крови, что хватит на несколько жизней. – Эт что, значит, всё, что этот ублюдок сделал, просто сойдёт ему с рук?! То, что какой-то тип решил наконец от него избавиться, не означает, что всё, что он сделал, испарилось! Прощение кровью не заслужить! – Я не прошу тебя простить его, я говорю тебе не причинять ему боль! – Томми вздрогнул, когда Шлатт повысил голос. Рука Таббо кинулась обхватить дрожащее запястье Ранбу. На мгновение квартира погрузилась в звенящую тишину. – Всё хорошо? – крикнул Дрим из кухни, возвращаясь в гостиную с миской салата и стаканом воды в руках. – Да, да. Мы просто немного поспорили с Томми по поводу идеальной твердости макарон. – абсолютно спокойным голосом сказал Шлатт и откинулся на спинку стула, в мгновение ока остывая и снова выглядя совершенно невозмутимо и расслабленно. Он подмигнул Дриму. – Представь себе: он считает, что их лучше варить до почти полного растворения! – Я– что??? – прокричал Томми, но захлопнул рот, когда Шлатт предупреждающе посмотрел на него прищуренными глазами. – Да. Макароны. Чем сырее, тем лучше. Дрим испуганно рассмеялся и сел напротив Томми, между Таббо и Шлаттом. Поколебавшись лишь мгновение, он снял маску, открыв еще больше шрамов на щеках, спускавшихся вниз по шее. Они выглядели странно – такие не получить случайно, кто-то сидел и методично их вырезал. Не то чтобы паренёк обратил на это внимание, да и Дрим уставился в тарелку, явно избегая пристального внимания. Но Томми было плевать на вежливость, пока это действует против его врага. – Ну, очень жаль. Папе нравится его «Аль Денте». И с этими словами Шлатт начал раздавать лазанью. Аппетит Томми уменьшался, чем дольше ему приходилось сидеть здесь. Смотреть, как Дрим играет идеальную семью, было откровенно противно. Притворяться, что этот ублюдок мог оказаться нормальным, хорошим человеком – не первопричиной всех прошлых бедствий Томми – было ещё хуже. Ужин прошёл в гнетущем молчании. Напряжением в воздухе было таким плотным, что его можно было трогать руками. Взволнованный Таббо метался между Томми, Шлаттом и Дримом, в то время как Ранбу решительно смотрел только на свою тарелку. Дрим подавленно молчал. Наконец Ранбу не выдержал. – Спасибо! Было, хм… вкусно. – Да. – односложно ответил Шлатт, и Ранбу в ужасе сжался. Таббо похлопал его по руке и предупреждающе взглянул на Шлатта. Тот закатил глаза, но в качестве извинения предложил гостю добавки. – Итак, – сказал Шлатт через некоторое время: – Как прошел ваш первый день? Таббо со звездами в глазах бросил столовые приборы, дождавшись этого вопроса. – Это было потрясающе, спасибо, что спросил! Мои одногруппники кажутся довольно милыми людьми. Ещё оооочень понравился один преподаватель. Представляешь, он поставил нас в пары с второкурсниками. Мне достался просто потрясный напарник! Он так хорошо разбирается в теме, ты б знал! Напряжение рассеялось как дым. Дрим впервые поднял глаза и улыбнулся Таббо, подняв руку и ласково взъерошив его волосы. – Я рад, что тебе понравилось. А что насчет вас двоих? Ранбу и Томми обменялись быстрыми взглядами. В этом молчаливом споре победил Томми, а потому ответил Ранбу. – Высшая школа – это что-то удивительное. Были пару моментов, например, некоторые люди всё время пялились и все такое. Не то чтобы я их не понимал, потому что, ну… – он показал жестом, который, вероятно, должен был передать все его лицо – но, к счастью, никто не был груб. Ах, точно! Один из предметов ведёт Бэд- – Что? – сказал Томми, в то время как Шлатт крикнул: – Бэд здесь?! – Как может учитель вести «бэд»? – Дрим показал кавычки руками. – Сегодня же только первый день. Не рановато ли для таких выводов? – Его зовут так. Бэд. – ухмыльнулся Таббо. – Ух ты, похоже родители любили пошутить... А ты его откуда знаешь, пап? – Ах, эм… Бэд Бой Хейло, да. А откуда я его знаю?… эээ. Знаю его… Так мы почти что выросли вместе, считай на одной улице. – Его зовут Бэд Хейло – прошептал Ранбу. – Да… Бэд Бой – его уличное прозвище. Томми хлопнул себя ладонью по лбу. Это будет очень долгий вечер..— — —
Тихую и почти мирную атмосферу нарушил резкий стук в дверь. Шлатт к тому времени уже удалился к себе, достаточно громко ворча что-то о «слишком долгом пребывании в компании детей», а Таббо и Дрим встали у раковины. Томми с Ранбу, которых на правах гостей оставили за столом, негромко беседовали, время от времени поглядывая и на Дрима, и на Таббо. Они первыми и услышали шум. Томми нахмурился. – Ты приглашал еще кого-нибудь? – Нет, – ответил Таббо из кухни и посмотрел на Дрима, который хмурился. – А ты, брат? Вы же с Джорджем и Сапнапом вроде на другой день договаривались. – Да, – медленно сказал Дрим, откладывая кухонное полотенце, – так и есть. Но сегодня я никого не ждал. Стук повторился, ещё настойчивее. Таббо вышел из кухни и направился к двери. Там, с секунду поколебавшись, он осторожно открыл дверь. За ней обнаружился сверкающий как начищенный чайник Уилбур Крафт, собственной весьма печально известной персоной. Томми хватило одного взгляда на возмутительно довольного брата, чтобы захотеть тому посильнее врезать. – Уилбур? Какого хрена?! Откуда ты вообще узнал, что я здесь? Я же вроде не отправлял тебе адрес! – Оу, мой наивный Томс. Как мило, что ты веришь, что я не стану отслеживать тебя через Снапчат! А теперь, если позволите, нам двоим, – грациозным движением он обнял словно примерзшего к месту Дрима, – нужно немного поговорить! – С этими словами он потащил своего— — —
Тем временем Уилбур толкнул Дрима к шкафу. От приложенной силы мебель глухо заскрипела. Сверху покачнулась коробка с порошком, обсыпав их белой пылью. Дрима захватила паника. На его покрытом шрамами лице явно отразились непонимание и страх, отчего незванный гость ухмыльнулся. Его герой больше походил на раненого оленёнка, стоящего перед волком, чем на большого злодея, которым он был в первом мире. – Что- – Ты, наверное, не знаешь, кто я! – Он прижал Дрима к шкафу, захватив руки и обхватив его лицо в жесте притворной нежности. Дождавшись инстинктивного расслабления, парень резко поднял голову оппонента и внимательно вгляделся в глаза напротив. Хм, один зелёный, другой молочно-белый… И эти шрамы. Он на секунду отвлёкся, задумавшись и Дрим попытался скинуть его руки с запястий. Бывший Злодей всея сервер задыхался в панике и бесплодных попытках как-нибудь оттолкнуть угрозу. – Я старший брат Томми. Ну, во всяком случае, самый старший. Я здесь только для того, чтобы убедиться, что с ним хорошо обращаются! Ты ведь не будешь его обижать, ммм? Его большой палец нежно провел по шраму под слепым глазом и Дрим вздрогнул. Уилбур тихо что-то напевал, постукивая по наушнику указательным пальцем. – Знаешь, этот шрам кого-то мне напоминает. Интересно, кто же это мог бы быть? – Я не… я не понимаю… что… – Дрим, ты мне нравишься. Ты отличный парень, даже замечательный. Но заруби себе на носу. Если с головы моего младшего брата по твоей вине упадёт хоть волос, то я без колебаний или угрызений совести убью тебя на месте. Смекаешь? У меня даже есть трое знакомых, которые помогут закопать твой труп там, где его никто не сможет найти даже с собаками. Так что было бы очень обидно, если бы это все-таки случилось. В конце концов, у тебя есть только одна жизнь, верно? Дрима била крупная дрожь и шкаф трясся вместе с ним. Сейчас он не столько отталкивал Уилбура, сколько держался за него, чтобы не упасть. От ужаса парень смог только рвано кивнуть. – Ты меня понял? – снова спросил Уилбур, позволяя своей фальшивой улыбке исчезнуть, предостерегая, что большие пальцы прижимаются к мягкой коже мешков от недосыпа, заставляя Дрима смотреть глаза в глаза. С такого близкого расстояния он мог сосчитать каждую веснушку, каждый маленький шрам, покрывавший его лицо. Как будто кто-то намеренно приставил нож к его лицу, чтобы сохранить основные черты лица нетронутыми. Кроме этого глаза, конечно. – Д-да – прохрипел Дрим. Он не смотрел на Уилбура – парень словно утонул в каких-то не очень приятных воспоминаниях и глядел сквозь гостя. На мгновение повисла тишина и единственное, что можно было услышать, это паническое дыхание Дрима и тихую музыку, доносящуюся из наушников. Уилбур внимательно посмотрел на него, а затем широко ухмыльнулся, когда увидел только замешательство и ужас в глазах собеседника. Ни грамма узнавания. – Отлично! – с энтузиазмом сказал он, убирая руки с лица Дрима и отступая назад, позволяя тому бескостным мешком привалиться к шкафу. Руки бывшего злодея судорожно сжимались в прерывистых жестах, слишком безумно и быстро, чтобы понять, даже если бы Уил знал язык жестов. Еще больше порошка посыпалось с его плеча на пол. Он дал Дриму лишь мгновение, чтобы собраться с дыханием, прежде чем снова обнять за плечи. Парень вздрогнул. Уилбуру не обратил на это внимания Одной рукой он перебирал непослушные светло-русые волосы, другую успокаивающе положил между лопаток. Он так долго хотел сделать это после того, как его спасли из пустоты, хотел отблагодарить своего героя. Были другие приоритеты, и Уилбур должен был убедиться, что Томми будет в безопасности, но теперь он мог, наконец, обнять человека, который вёл поезд в его загробную жизнь. Тело в его руках даже не дёрнулось – его обладатель был слишком испуган, чтобы попытаться вырваться. Уилбур тихо мурлыкал, поглаживая тонкие волосы у основания шеи, чтобы успокоить его. Он не хотел запугать Дрима, просто немного пригрозил. – Тогда мы наверняка прекрасно поладим! В дверь нерешительно постучали. – Э… Уилбур? Дрим? У вас там всё в порядке? – обеспокоенно позвал Таббо. Уилбур фыркнул. В самом деле, как будто он может причинить своему герою боль… пока тот не вредит его семье. Он сделал последний вздох и наслаждался теплом своего героя, прежде чем отпустить Дрима и в последний раз похлопал по плечу, шаря пальцами в кармане брюк в поисках ключа, чтобы открыть подсобное помещение. – Да, всё отлично. Прост немного поговорили, ну, знаешь, как старший брат со старшим братом! Таббо даже не взглянул на него, сразу же бросившись к брату. – Дрим! Ты… он что-нибудь сделал?! – Его руки бесполезно размахивали, не смея прикоснуться. Парень удивленно моргнул. – Я… хм… нет. Он не… он ничего не делал. – Он медленно потянулся и взял руки Таббо в свои дрожащие руки, сжимая их, пока дрожь немного не утихла. – Мне-м-мне пора идти. Домашнее задание. Прошу меня простить. – И с этими словами он промчался мимо обеспокоенного Таббо, ухмыляющегося Уилбура и Томми, которые растерянно смотрели ему вслед. Мягкий хлопок закрывшейся двери был единственным звуком, отдавшимся эхом в тишине. Таббо, с горящими от ярости глазами, повернулся к Уилбуру.— — —
Томми сейчас очень хотелось бы пойти домой. – Что, блять, – кричал Таббо, схватив Уилбура за грудки и притягивая его к себе, – заставило тебя думать, что ты имеешь право ворваться в наш дом и причинить вред моему брату?! А много лет назад эта ярость была бы обращена на защиту Томми. Против Дрима. Он должен был защищать Томми, Майкла и Ранбу, защищать свою семью. Теперь он должен был защитить свою новую семью. Боже, после многих лет борьбы со своей ревностью к Ранбу Томми обнаружил, что завидует Дриму. Этот день не мог стать хуже. Уилбур поднял руки, сдаваясь. – Просто хочу убедиться, что он не начал снова маяться дурью. Хочешь верь, хочешь нет, но на этот раз я действительно хочу защитить своего брата. И тебя, вместе с Ранбу тоже. – Защитить меня?! – Голос Таббо звенел. – Ты понятия не имеешь, о чём, чёрт тебя раздери и выплюнь, говоришь! Тебе не нужно защищать меня от Дрима. Он мой брат! Он был рядом со мной много лет! Когда я видел тебя в последний раз, ты ожил, проорал какую-то ерунду про рассвет и съебался нахуй, и больше тебя никогда не видели! А до этого ты, чёрт возьми, взорвал Л'Мэнбург, а потом убился о ближайший клинок! Ты давно нас не защищал! Нас надо было, черт возьми, защищать от тебя! И Уилбур… Уилбур потерял дар речи. Томми фыркнул. Вероятно, он приехал в эту квартиру совершенно импульсивно – скорее всего, ожидал, что за спасение их от большого плохого Дрима к нему будут относиться как к герою. Возможно, с нетерпением ждал возможности снова встретиться со своим героем, и может быть, даже по дороге репетировал речь. Вот только вместо этого Дрим спрятался в своей комнате, Таббо смотрел на него с холодной яростью, а Ранбу настороженно выглядывал из кухни. Томми закрыл лицо руками. Но видимо, вселенная ещё недостаточно насмеялась. С громким стоном из своей комнаты, шаркая вышел человек, выбрав буквально худшее время для появления. – Что за херня здесь происходит? Почему все кричат? Можно было точно определить момент, когда он увидел Уилбура. Его челюсть отвисла, указательный палец, который он поднял в игривой угрозе, сжался в кулак, и он остановился как вкопанный в позе, выглядящей очень неудобно. У Уилбура, напротив, от растерянного вида побитого щенка сменился настоящий ураган на лице. – Ты. Он, громко топая, направился к Шлатту, тщательно контролируя свое тело, чтобы показывать как можно меньше движений. Сам того не осознавая, принял боевую стойку. Шлатт не последовал за ним, тело расслабилось, а лицо лишь скривилось от неудовольствия. – Боже, я не ждал этого момент- Летящий кулак по его щеке прервал его предложение, и он полетел обратно под шокированный крик Таббо и скрытый восторг Томми. Ранбу уже давно спрятался на кухне. За этим последовала жалкая на первый взгляд кулачная драка. Дерущиеся слились в непонятный ком из мельтешащих конечностей: Одна сторона пыталась сохранять спокойствие, обеспокоенно поглядывая на дверь в комнату Дрима, а вторая была Уилом. Расцепившись, Уил, указывая на Шлатта, своим самым угрожающим голосом сказал: – Ты, ублюдок, пойдёшь со мной, смотреть «Гамильтона», иначе-. Дальше они не слышали – Уилбур выволок не особо сопротивляющегося мужчину за дверь. Оставшиеся в коридоре парни стояли в растерянности. – Какого черта только что произошло? – пробормотал Томми. Таббо повернулся к нему с самым невесёлым выражением лица. – Вот по этому придурку я не скучал.— — —
– Чёрт возьми, ты такой старый. Не могу поверить, что в нашем старом мире ты был младше. – Отвали. Я достаточно взрослый, чтобы в отцы тебе годиться. – Боже, как же я хочу тебе врезать... А сейчас заткнись, Томас Джефферсон и Алекс будут спорить, и это потрясающе. – Это ты начал говорить-… – Шшш. – Но- – Захлопнись, черт возьми. Шлатт действительно ненавидел этого парня.— — —
Дорога домой прошла тихо. На самом деле Уилбур, казалось, был доволен. Как будто несколько часов назад не из-за него Томми чуть не выгнали из дома его лучшего друга. – Не думай, что я простил тебя за то, что ты следил за мной. – Ты понимаешь, что сам виноват в том, что не отключил функцию определения местоположения? Томми вскинул руки вверх. – Я даже не пользуюсь грёбанным Снапчатом! – воскликнул он, доставая телефон, чтобы немедленно удалить это несчастное приложение. – Вы, два барана, ушли на несколько часов… Чтобы что? Правда сходить и посмотреть спектакль? – Да. Надо было убедиться, что он знает, на что были похожи его действия со стороны. Да он же вылитый Томас Джефферсон, этот сукин сын. – Я так тебя ненавижу. – простонал Томми. Ему пришлось терпеть неловкую атмосферу, которая возникла между ним и Таббо вместо того радостного воссоединения, которое должно было быть. Просто потому, что его брат решил ворваться и… А что он вообще сделал с Дримом? – Что ты вообще сказал Дриму? Когда вы вышли, он выглядел как последний выживший при кораблекрушении, то есть очень не в порядке. – Томми было искренне любопытно. Ничто в первой жизни не делало Дрима таким. Даже поверженный и окруженный врагами, преданный друзьями и союзниками, он глядел на них свысока, самодовольно и снисходительно. Как будто всё так и было запланировано, как будто они сыграли по написанным им нотам. За все годы, что он знал своего врага, даже с этой надоедливой улыбающейся маской, он никогда не выглядел настолько испуганным. И все, что для этого потребовалось, это грёбанный Уилбур Сут. Уилбур пожал плечами, глядя на улицу. – Просто пригрозил ему. Так сказать, предупредил от действий, направленных тебе во вред. Томми нахмурился. – И всё-таки. Это не должно было вызвать такой реакции. В нашей первой жизни ему угрожали чуть ли не каждый день. – Ты ж вроде сказал, что он не получил своих воспоминаний, нет? Эта версия Дрима действительно кажется совершенно другой. Вздохнув, Томми опустился обратно на сиденье, радуясь, что Фила здесь нет. Отец не упустил бы возможности сказать ему, чтобы «нужно сидеть правильно, Томми, это опасно, Томми, а что, если Уил разобьет машину, и ты сломаешь себе спину, Томми.» – Таббо поклялся жизнью, что этот Дрим ничего не помнит. Тем не менее, это была чрезмерная реакция на какого-то парня, который, по сути, просто вёл себя как странный ублюдок. Без обид, Уил. – Всё в порядке! – широко улыбнулся Уилбур. – Господи боже, а- – Похоже, он плохо реагирует на прикосновения. Вероятно в этой жизни бедняге довелось пройти через пытки. Не могу отрицать, что такая его реакция могла быть вызвана не слишком приятными переживаниями в прошлом, катализатором появления которых стало моё поведение. – Свет фонарей отбрасывал резкие тени на лицо Уилбура. Его ложно-веселый тон внезапно стал гораздо более серьёзным. – Подожди, пытали?! – вскрикнул Томми, так резко распрямляясь, что спина протестующе хрустнула. – Что ты имеешь в виду под «пытки»? Уилбур посмотрел на него краем глаза. Он больше не улыбался. – Томми – сказал он спокойно. – Как ты думаешь, откуда у него столько шрамов? – Я не знаю! – закричал Томми. – Типа, парень упал с дерева в детстве или что-то в этом роде. Не-не-не пытки! – Порезы чистые, как от лезвия. Не рваные. Как если бы оставивший их чётко представлял то, что хотел получить в результате. Достаточно заметные, чтобы они были первым, что ты увидишь, глядя на его лицо, но при этом такими, чтобы не искажать черт. Достаточно маленькие, чтобы причинить боль, но не нарушить функционирование. Симметричные, как если бы его кожа была холстом, а нож – кистью. – Томми сглотнул, услышав бесстрастный, холодный тон, которым Уилбур высказывал аргументы в пользу своей теории, и подавил дрожь. – Единственное, что выпадает из этой, если можно так выразиться, картины – это глаз. – Глаз? – Почти непроизвольно его рука потянулась к глазнице. Стоило только представить, как кто-то берет нож и разрезает глаз, так сразу недавний ужин попросился наружу. – Как я уже сказал, большинство ран на лице выглядело как что-то, чем можно было бы «любоваться» и что можно было бы ощутить пальцами, но что при этом не нарушало бы основных функций. Чтобы было красиво. Сделано просто из наслаждения мучениями жертвы. Однако у меня такое ощущение, что глаз был поврежден случайно, может в порыве гнева? Судя по оставшемуся следу, удар был нанесён орудием покрупнее скальпеля. Жестоко и беспощадно. Как будто бы совершенно другим человеком… Оставшийся путь до дома пролетел в тишине. Уилбур припарковал машину и отстегнул ремень безопасности, взглянув вверх только тогда, когда заметил, что брат не шевелится, глубоко погрузившись в размышления. На протяжении дня Томми думал, что раны возникли в результате несчастного случая. Или были нанесены самим Дримом. Но похоже, у этого Дрима была довольно дерьмовая жизнь. – Как ты думаешь, кто это был? – пробормотал он. Уилбур равнодушно пожал плечами. – Если честно, есть у меня такое подозрение, что как минимум глаз прилетел из нашей вселенной. – Ответил он, открывая дверь машины. – Это возможно?! – закричал Томми, торопясь отстегнуть ремень безопасности и побежать за братом. – Ну, шрамы Таббо проявились как родимые пятна. У Техно до сих пор есть очень слабо заметный шрам над носом, которого в этой жизни он не получал. И, конечно, вот здесь – он указал на свою грудь. Там, сразу под грудиной, располагалась тонкая линия с рваными краями – своеобразная родинка, отличающаяся более тёмным цветом. Вторая точно такая же находилась на спине. Вечное напоминание о том, что он заставил сделать своего отца. – Поэтому я не удивлюсь, если Дрим тоже получит что-нибудь оттуда. Они дошли до крыльца, и Уилбур порылся в кармане в поисках ключа. – Но… как, черт возьми, он мог получить этот шрам в тюрьме? Там ведь… там не было никаких острых предметов, которыми можно было бы покалечить себя. Не бумагой же он себе глаз вырезал, в конце-то концов! Уилбур раздраженно вздохнул, глядя на него так, как будто он нёс чушь. – Заметь: я ни слова не сказал о том, что он мог сделать это сам. – Но тогда… кто? Сэм никого не впускал после того, как Дрим меня убил. Да, может он и сволочь, но он не похож на того, кто будет пытать. Он моргнул, когда Уилбур отпустил дверную ручку, вместо этого постукивая указательным пальцем по коже под глазом Томми, пристально глядя на него. – Подумай, братишка. У кого ещё на сервере был такой шрам? И вдруг всё сошлось.— — —
Оглядываясь назад, в этом была определённая логика. Томми мало разговаривал с Квакити после своего воскрешения, но видел, как тот приходил в тюрьму и выходил из нее. Но тогда он не обращал внимания на явно чужую кровь, попавшую на рубашку, и суровое выражение лица. Яйцо захватило Сэма и Квакити одними из последних. И, по странному стечению обстоятельств, они также оказались последними людьми, которые когда-либо попадали в тюрьму. Впервые за многие годы Томми задался вопросом, а что произошло в Хранилище Пандоры. Как умер Дрим. Его убил Квакити? Или голод, после того, как Сэм стал одержим? Как много времени ему пришлось провести одному в этой тюрьме, не зная, что происходит снаружи? Его всё-таки вырвало. Склонившись над унитазом, парень решил к этой теме больше не возвращаться. Даже мысленно.— — —
[Томми]: Прости пожалуйста За Уилбура Он повёл себя как осёл Если честно, я представлял, наше воссоединение несколько иначе.
[Таббо]: Не твоя вина Что Уилбур сказал отцу? Он всё ворчит про «Гамильтона». Это начинает подбешивать.[Томми]: Хе-хе-хе, щас живот надорву Добро пожаловать в клуб А мне пришлось иметь дело с этим дерьмом в течение многих лет И Уил хочет, чтобы я когда-нибудь стал бродвейским певцом и сыграл роль Александра Гамильтона. Так что мне придется иметь дело с этим и в будущем.
[Таббо]: Ржу не могу Херово быть тобой А И ещё Скажи Уилу, что он может прийти в гости, если захочет Но если он ещё раз когда-нибудь прикоснётся к Дриму? Или даже просто косо глянет в его сторону Я его убью. Так и передай.[Томми]: Понял, принял, дружище
— — —
Ему не жалко Дрима. Ни в коем случае. Томми все еще придерживался того, что сказал Шлатту. Подвергнуться пыткам не равно раскаяться. Он все еще на дух его не переносил и ненавидел то, что бывший враг с ним сделал. Кипел гневом оттого, что Дрим не выразил ни капли сожаления за то, что сотворил. Но ещё Томми помнил тюрьму. Обсидиановые стены. Горячий, обжигающий горло до кровавого кашля воздух. Из еды одна сырая картошка. И полная изоляция от всего. В какой-то момент начинаешь ловить себя на мысли, что считаешь секунды, чтобы хоть как-нибудь отвлечься от пожирающих голову мыслей. В то время его это не волновало, ему всё ещё трудно было увидеть в этом всём что-то неправильное. И все же содержать в такой камере человека… было как-то не по-людски. Даже если на свободе тот был ужасным преступником. Даже если Томми ненавидел его. Поэтому, свернувшись калачиком в своей постели, он решил смягчить планы своей мести. Прощение нельзя оплатить кровью, но местью можно.— — —
– Дрим? Ты спишь? Таббо тихо постучал в приоткрытую дверь. Как и ожидалось, брат всё ещё не спал, накрывшись одеялом, смотря что-то в телефоне. Мэйт лежала рядом, наслаждаясь почёсыванием. Казалось, он даже не обращал внимания на видео, которое смотрел, и его мешки под глазами выглядели еще более заметными, но Таббо только вздохнул. Сколько он себя помнил, даже в воспоминаниях до своего десятого дня рождения, Дрим всегда спал как можно меньше, даже если бы на следующий день он наверняка клевал бы носом. Сегодня, похоже, всё было еще хуже, ведь на часах пять утра, а встать надо уже в семь. Обычно Дрим позволял себе по крайней мере три часа. – ...Таббо? – пробормотал Дрим, все еще находясь в том полуобморочном состоянии, в котором пребывал с «разговора» с Уилбуром. На мгновение в Таббо вспыхнуло негодование, но он тут же его подавил. Дриму не нравилось, когда он злился на кого-то за него. Это было отстойно, потому что его брат был самым слабым человеком в этом новом мире, и Таббо слишком часто приходилось злиться за него. Дрим убрал телефон. Теперь его комнату освещал только зелёно-синий ночник, без которого Дрим никогда не спал. – Хэй, – сказал он, уже раскрывая руки, чтобы Таббо мог легко зарыться под бок, сжимая кулаки в футболке Дрима. – Не можешь заснуть? – Хм. Теперь могу. Дрим тихо рассмеялся, обнимая младшего брата. И Таббо легко мог сделать вид, что не заметил ни мельчайшей дрожи, ни того, как Дрим незаметно слегка всхлипнул, чтобы не тревожить его. – Ты ведь знаешь, что я тебя люблю? – спросил Таббо, крепче обнимая старшего брата. – Угу. – Хорошо. Потому что я не собираюсь повторять это снова. Дрим хрипло рассмеялся.— — —
– Дрим здесь? – спросил Техноблейд за завтраком. Его невозмутимый голос немного повысился, и, о боже, нет, ему было интересно. – Он задохлик. Не может даже подняться по лестнице, не умирая. С ним невозможно драться. – Указал Томми, и его брат разочарованно откинулся назад. Паренёк выдохнул. Он должен немедленно потушить это пламя, ведь Встреча Техно и Дрим не сулила ничего кроме хаоса. В этой жизни ему не нужно это их дурацкое соперничество (дружба? Альянс? Кто бы, черт возьми, знал что было между этими двумя). Фил нахмурился и серьезно посмотрел на него. – Может, нам позвонить в полицию? Томми махнул рукой. – Нет, не надо. Он брат Таббо. И, очевидно, не сохранил своих воспоминаний, так что на данный момент он просто очень колкий засранец. Без этих замашек на мировое господство. Таббо клянется, что он хороший. Фил кивнул и откинулся назад. – Я тебе доверяю. – сказал он. – Но как только он что-нибудь сделает, ты сразу придешь ко мне. – Понял, босс!— — —
Бар был тускло освещен, и Шлатт сморщил нос от запаха алкоголя. Он огляделся в поисках человека, который его пригласил (читай: приказал явиться), но не нашел. – Я здесь! Филзу Крафта было не узнать. Он больше не скрывал волосы бело-зелёной шляпой-ведро, вместо этого заплетая те в аккуратную короткую косицу. У него отросла щетина, но в целом, по сравнению с образом из прежней жизни, выглядел помолодевшим и посвежевшим. Шлатт в своем костюме чувствовал себя ужасно переодетым по сравнению с джинсами и футболкой Филзы. Он сел напротив него и положил подбородок на ладонь, ведя себя настолько непринужденно, насколько мог. – Чего ты хотел? Фил рассмеялся и откинулся назад. – Не надо торопиться, приятель. Давай лучше выпьем. Что будешь? Не стесняйся, заказывай – я угощаю. Шлатт нахмурился. Небрежный настрой Филзы его встревожил. Что-то во взгляде старого ворона заставляло его чувствовать себя мухой, не осознающей, что она попала в паутину. После того, как Томми и Уилбур навестили его, он знал, что пройдет совсем немного времени, прежде чем их отец захочет переговорить с ним. Просто не ожидал уже на следующий день получить сообщение с неизвестного номера. – Просто воду, спасибо. – Он решил подождать и посмотреть, чего от него хочет другой мужчина. Если бы тот хотел хоть немного отомстить Дриму, он бы уничтожил его как можно быстрее. – Не нужно стесняться. – Повторил Фил и улыбнулся до того слащаво и мягко, что заныли зубы. По спине пробежала дрожь. Этот человек больше не был Ангелом Смерти, но всё ещё выглядел как очень сильный противник. – Если хочешь, можешь выпить пива или стакан виски. – Я больше не пью. Фил кивнул, резкость его улыбки немного потускнела. Шлатту показалось, что он прошел какое-то испытание. – Ну что ж. Тогда к делу. – сказал его собеседник и снова наклонился вперёд, аккуратно сложив руки на столе. – Если я правильно понял, Дрим не сохранил никаких воспоминаний. Шлатт покачал головой. – Да. Он сын моей сестры. Мы встретились, когда ему было шесть. Он тогда остался один, поэтому я и взял его к себе. Я следил за любыми доказательствами того, что он сохранил свои воспоминания, особенно на десятый день рождения, но он остался прежним. Это по сравнению со мной и Таббо – у нас обоих была довольно бурная реакция на всплывшие воспоминания. Филза кивнул, его фальшивая улыбка давно исчезла. – Откуда ты можешь знать, что он не лжёт? В конце концов, он был известен тем, что умел виртуозно манипулировать людьми и легко морочил головы. – Я его отец – он просто пожал плечами, и что-то в лице Филзы смягчилось. – Не было абсолютно никаких перемен в характере, никаких новых примет или привычек, никакой новой манеры разговора, никакой внезапной путаницы с чем-либо вокруг него. Я знаю его пятнадцать лет, и нет ничего, что напоминало бы старого Дрима, как бы мало я ни знал ту его версию. Вздохнув, Филза откинул челку с лица и внезапно стал выглядеть очень уставшим. – Извини, если я не доверяю тебе. Ты изгнал двух моих сыновей из их собственной страны и убил мальчика, которого сам теперь называешь сыном. А Дрим навредил Томми до такой степени, что тот всё ещё страдает от ПТСР- – А ты убил своего сына, когда он уже был твоим родственником, и что ты скажешь в оправдание? – сказал Шлатт как ни в чем не бывало и проигнорировал вздрагивание Филзы. – В то время как другой твой сын был тем, кто нажал на курок. Да, я отдал тот приказ. Но убивал-то он. Мы все были отвратительными людьми в том мире, все делали вещи сомнительной морали. Теперь мы переродились и имеем шанс двигаться дальше. Я не горжусь тем, кем я был, и когда у меня появились воспоминания в этом мире... Я чуть не упустил свой второй шанс. – Опустошённый, он на мгновение захотел выпить, прежде чем немедленно отбросить эту мысль. – Я стал грёбанным алкашом в десять лет. Разрушил все мосты с той доброй семьёй, которая даже не знала, что тело их любимого сына захвачено призраком тиранического наркомана. Я не жил, существовал, пытаясь утопиться в алкоголе, желая забыть всю ту херню, за которую нёс ответственность. Шатался от одного притона к другому, из постели одного человека в другую, пока вдруг не оказался с чёртовым ребенком на руках. И чуть не убил его… Почти- блять! Фил утешительно похлопал его по руке и спрятал лицо в руках. Подозрение полностью исчезло с его лица. Осталась только жалость. – Но затем он посмотрел на меня своими зелёными глазами. Огромными чистыми глазами, которые напомнили мне о другом ребёнке, с которым я потерпел неудачу. О моём долге, как отца. Поэтому я был вынужден вытащить голову из задницы. Протрезвел. Получил паршивую работу. Пошёл учиться. Получил работу получше. Снял квартиру, которая не трещала по швам. Попытался помириться со своей семьей. Взял к себе племянника после смерти сестры. Так что нет, тебе не нужно беспокоиться о своей семье. Я просто хочу сохранить мою. – Мне просто нужно знать, смогут ли мои дети снова быть в безопасности – прерывисто прошептал Филза, и Шлатт мог понять это чувство. Часто казалось, что он существует только для того, чтобы исправить старые ошибки. Чёрт, да первое, что сделал Таббо в свой десятый день рождения после того, как к нему вернулись воспоминания – это закричал от страха, когда он узнал его и Дрима. – Значит, ты абсолютно уверен, что Дрим потерял воспоминания? Мне просто трудно поверить, что вселенная даст ему второй шанс исправить свои ошибки, когда он даже не знает о них. Шлатт задумался. Филза Крафт был тогда и, судя по всему, остаётся сейчас человеком, которому можно доверять. Он производил впечатление человека, который хранит секреты и сделает всё, чтобы обезопасить своих детей (он убил своего ребенка, шептала небольшая часть его головы, которую он проигнорировал). На эту встречу Филза шёл, чтобы убедиться, что Дрим больше не причинит вреда Томми. В интересах Шлатта убедить его в том, как сильно Дрим изменился. – У меня есть предположение, которое могло бы всё объяснить. – Медленно произнес он. Он не станет рассказывать Филзе всё об этом новом Дриме, не станет вторгаться в личную жизнь своего сына, но всё остальное расскажет. – Как тебе должно быть известно, после своей третьей смерти я стал призраком. Но в отличии от тоже Гостбура, к примеру, я своих воспоминаний не блокировал и в целом оставался всё таким же говнюком. Однако, по сравнению с ним же, я не мог покинуть места смерти. Хах, наверное провидение решило, что такая «тюрьма» мне подойдёт и я не смогу никому навредить. Что ж… Оно ошиблось. Я жаждал свободы, жаждал вернуться назад, в жизнь, а единственным, кто смог вернуть людей «обратно»... – ...был Дрим. – закончил Филза. Страх и осознание были написаны в каждой строчке его лица. – Шлатт... что же ты натворил? Шлатт самоуничижительно рассмеялся, дергая себя за короткие волосы. – Я сказал Квакити сделать всё что угодно, но получить эту «книгу возрождения». И когда он пришел ко мне через месяц, он был весь в крови. И мне было плевать, что он пытал того, кто теперь стал мне сыном. Он промочил горло. – А потом прибыло трижды клятое яйцо – что б его черти сварили и съели – Квакити перестал приходить, и я был вынужден остаться в той пещере. Мужчина снова схватился за волосы. – Дрим, вероятно, умер от пыток. Такая смерть достаточно травматичная, чтобы вызвать амнезию. Умер… Только для того, чтобы его бросили в эту дерьмовую жизнь, где его снова пытали. У богов определённо ужасное чувство юмора. А я... блять. Блять. Фил, получается, я несу ответственность за страдания обоих моих сыновей? Я... пиздец, вселенная наверняка смеётся надо мной, поднося чертово зеркало прямо к носу, чтобы показать мне всё то дерьмо, что я сделал. Так что нет, Фил, я абсолютно уверен, что Дрим не сохранил своих воспоминаний. И я очень этому рад. Впервые с тех пор, как он начал свою исповедь, Шлатт поднял голову. Дышать было тяжело, в горле стоял ком. На лице Фила он увидел полное опустошение. Некоторое время было тихо, только на заднем плане доносились голоса гуляющих пьяниц. Фил первым прервал зрительный контакт и вместо этого уставился на свои сжатые кулаки. – Я... ладно. Я верю тебе, приятель. Я бы предложил тебе надраться со мной до поросячьего визга, но… Это больше не вариант, верно? Подожди здесь. Шлатт не смог сдержать испуганного смеха, когда Фил встал и пошёл к бару. Он вернулся со стаканом воды и четырьмя стопками. – Я только что сказал тебе, что я теперь трезвенник. – Раздражённо бросил Шлатт, но Фил только отмахнулся. – Они для меня. Я возмутительно трезв для того, что услышал сегодня. – Сказал он и отбил первый шот. Подтолкнув стакан с водой к Шлатту, он поднял второй. – За то, чтобы наши семьи оставались в безопасности. – За то, чтобы наши семьи оставались в безопасности. – Согласился Шлатт. Они звонко чокнулись. Остаток ночи они провели в дружеской беседе, обмениваясь историями из своей жизни, в основном забавными анекдотами о воспитании изнурительных детей, и Шлатт заметил, как сильно он скучал по этому, обычному разговору с другим взрослым. В этой жизни он работал на двух работах и заботился о двух детях. У него просто никогда не было времени просто потусоваться с кем-то. Мало того, было трудно перейти на личности с другом, если бы большинство вещей, которые определяли тебя, произошли в другом мире, и для людей из этого мира звучали бы совершенно нелепо. Это был хороший вечер, – подумал он.