Нежно обвинять тебя и часто заботиться о тебе.

Теперь, когда Элиот окаменел, жизнь Ремуса стала более пустой. Ощущение пустоты постоянно грызли его грудь, угрожая поглотить его целиком. Он привык к физическому отсутствию Элиота, но отсутствие переписок с ним огорчало. Элиот был единственным человеком, который писал Ремусу, и он писал по крайней мере раз в неделю за все время, пока был в Хогвартсе. Теперь единственными письмами, которые получал Ремус, были счета и неутешительные новости от Мадам Помфри: он поправиться в ближайшее время, чтобы вернуться домой летом. Ремуса не волновало возвращение Элиота домой, в отличии от его здоровья и желания, чтобы мальчик смог прожить свою жизнь как можно дольше. Ему было важно услышать о том, как Элиот хорошо провёл день со своими друзьями, с лёгкостью сдал экзамены и сегодня узнал много нового. Черт, он даже хотел услышать, что Элиот получил наказание. Что-угодно было лучше, чем это. Эли может пропустить свой четырнадцатый день рождения в начале мая. Словно его сын умер. Элиот не был его сыном, и он определенно не умер, напомнил он себе. Это просто казалось как будто его сын умер. Из окаменения Элиота вышла только одна приличная вещь. Ремус работал в книжном магазине у маглов в течение нескольких месяцев, и у него быстро заканчивались оправдания за ежемесячные отсутствия. Ему не хотелось использовать Элиота в качестве оправдания, но это было весьма хорошее оправдание. "Я болен снова» всегда звучало как ложь, но фраза «Мой сын очень болен, он в больнице» собрала множество сочувствие со стороны начальника и коллег. Его тошнило каждый раз, когда он лгал им, как они был достаточно любезны, чтобы дать ему работу, но это было необходимо. Другого пути здесь просто не было. Как только Элиот исцелится, он вернется к своим обычным оправданиям. "Чем болен ваш сын, если вам не сложно сказать?" спросила одна женщина. "Э-э, врачи еще не уверены," пробормотал Ремус. "Ох, бедняжка!" Сказала она, приложив руку к сердцу. "Его мама рядом, чтобы смотреть за ним?" Ремус почувствовал укол горя. Бедная мать Элиота была жестоко убита Пожирателями Смерти почти четырнадцать лет назад. Он едва знал эту женщину — однажды он встретил ее во время ее краткого ухаживания за Сириусом, и снова в день рождения Элиота. И затем, всего несколько недель спустя, она была убита ужасным образом. Это были такие вещи, о которых было ужасно даже подумать о таких вещах, когда Орден просто стоял в шоке, не зная, что сказать в течение нескольких часов, пока Ремус и Сириус обнаружили ее тело и сообщили эту новость. Он ещё не говорил Элиоту про эти кровавые подробности. Он был слишком молод; он всегда будет слишком молод. Ремус не будет тем, кто разрушит невиновность Элиота графическим описанием того, как его мать убили. Он не стал бы портить день этой бедной женщине, рассказывая ей о смерти родителя Элиота. "На самом деле я его усыновил". Ремус вздохнул. Крупица правды в море лжи. Хотя работа немного отвлекала Ремуса от горестей, как только он возвращался домой, он постоянно вспоминал об Элиоте. Он проходил мимо комнаты мальчика, все еще точно так же, как Элиот оставил: наспех заправленная постель, скомканный пергамент в корзине для мусора, полу написанное письмо Фреду, которое он так и не удосужился отправить, фотографии своих друзей, все еще прикрепленную к стене, с приоткрытой дверью после того, как ее распахнули в спешите уехать на вокзал. Фотография шестилетнего Элиота, хихикающего на коленях Лайелла, на кухне. Рядом с диваном фотография Элиота во время игры в квиддич, в спортивной форме, который делал гримасы, когда он думал, что Ремус не смотрит. Спальня Ремуса тоже не была спасением от горя. Еще одна фотография молодого Элиота в рамке стояла на прикроватной тумбочке, он и Ремус вместе читали на диване, хотя Элиот часто отрывался от книги и улыбался Ремусу, когда тот смотрел на фотографию. Он легко мог бы переместить её, но поскольку Каким бы подавленным он ни был, ему нужно было видеть лицо мальчика. На столе лежала стопка писем от Элиота, Стол Ремуса, датируемый тем моментом, когда Элиот впервые уехал в Хогвартс. Он часто их перечитывал и изо всех сил старался не плакать от таких отрывков, как: Я люблю тебя, Луни, и мне не терпится вернуться домой, или Иногда я смотрю на луну и волнуюсь за тебя. Надеюсь, ты в порядке. Я в порядке, но скучаю по тебе, или даже А ты знал, что шоколад помогает после атак дементоров!? Разве не смешно, что мы едим его, когда нам тоже грустно? И, конечно, Ремус знал, но разве не приятно, что Эли думал о нем? Конечно, он чуть ли не расплакался от этого. И некоторые вещи, которые он написал, звучали так, как будто они исходили прямо от Сириуса, слишком драматично и цветисто подшучивать над Ремусом, что почему-то расстроило Ремуса еще больше: Ремус, я надеюсь, что у тебя и твоей маленькой пушистой проблемы все хорошо. Здесь все ужасно, я напуган. Я получил оценку «плохо» на экзамене по гербологии и скоро умру. Не плачь слишком много обо мне; конечно, я бы никогда не добился успеха в этом мире, поскольку я некомпетентен с растениями. Профессор Спраут сказала мне, что это странно для Пуффендуя. Осмелюсь сказать, что она странная, думая, что мне нужны растения, чтобы функционировать в обществе? Влюбомслучаеуменянаказаниеотнеётакчтодосвидания(типо очень быстро говорит). Рядом с ними лежала дюжина писем, которые Ремус начал писать еще с тех пор, как Элиот окаменел, а затем почувствовал себя слишком глупым, чтобы закончить. В них писалось что-то вроде: Эли, я знаю, что ты окаменел, но я не знаю, что делать с собой, если не писать тебе, и это была правда, он подумал что эти слова не подходили, поэтому он написал Если бы после этого ты когда-нибудь захотел остаться дома вместо того, чтобы поехать в Хогвартс, я был бы рад, нет, уважал бы, нет, это тоже было неправильно, возможно,я бы понял. Неважно, вместо этого он забросил все и просто написал: Мне очень жаль. Я так старался, но все равно подвел тебя. А потом он не отправил его, потому что Элиот не мог это прочитать, так какой же смысл было даже писать это? Элиот естественно не приехал домой на каникулы на пасху. Впервые с того дня, когда Элиот впервые уехал в Хогвартс, Ремус чувствовал себя совершенно одиноким в этом мире. Четырнадцатый день рождения Элиота наступил и прошел без происшествий и торжеств. Ремус послал ему поздравительную открытку и плитку шоколада, как он делал каждый год, с запиской для мадам Помфри, просящая ее оставить его у кровати Элиота, пока он не проснется. Он не знал, почему он отправил его, но ему было бы гораздо хуже, если бы он этого не сделал. Через два дня после особенно бурного полнолуния в начале июня Ремус вернулся на работу, где его тут же отправили в кабинет своего босса еще до того, как тот успел приступить к работе. Он проработал на этой должности более шести месяцев и каждый месяц брал больничный. Даже в маггловском мире это было неприемлемо. Он точно знал, что произойдёт; он проходил через это больше, чем кто-либо другой. Конечно, он был прав. "Ремус, ты хороший сотрудник, но ты слишком часто пропускаешь работу. Я не хочу это делать, правда, не хочу, особенно с твоим сыном, но мы просто не можем этого терпеть. Нам придется тебя уволить". "Нет, все в порядке, я понимаю." Ремус вздохнул. "Я полностью понимаю." Он покинул здание, чувствуя себя совершенно разбитым. Эта работа была последним, что у него было в мире, и теперь ему придется сидеть дома и все время беспокоиться об Элиоте. Однако его страх длился недолго. Он пришел домой и нашел письмо в котором было написанно: Элиот выздоровеет завтра утром. -Мадам Помфри Это было похоже на ложь. Что-то еще должно было пойти не так, не может быть, чтобы все это закончилось, не так ли? Он отказался оправдать свои надежды. Завтра он будет искать другую работу и не подумает о том, что Элиот выздоровел. Он все еще был слишком утомлен после недавнего полнолуния; возможно это все было сном.