The bass, the rock, the mic, the treble
I like my coffee black just like my metal
With the bass, the rock, the mic, the treble
I like my coffee black just like my metal
Cause I can't wait for you to fuck me up In a minute, minute, in a fuckin' minute I can't wait for you to fuck me up In a minute, minute, in a second I can't wait for you to shut me up And make me hip like badass I can't wait for you to shut me up Shut it up I can't wait for you to shut me up And make me hip like badass I can't wait for you to shut me up Shut it up
***
Гермиона ненавидит рок. Она вообще не переносит тяжёлую музыку. Её выводит из себя этот громкий, отвлекающий от всего бас, противные скрипы электрогитары, барабаны и срывающиеся голоса, от которых почти лопаются перепонки и садится слух. Ещё эта бессмысленность текстов и слов, буквально поставленных в лирике лишь для того, чтобы была рифма. И яркость. Грейнджер, будучи самой простой и спокойной как в жизни, так и в стиле одежды, никогда не понимала этого эпатажа и желания выделиться чем-то ещё более сумасшедшим и шокирующим. Кожанки с шипами, рваные почти в клочья джинсы, яркие волосы, грудь, укрытая лишь тонкой полоской топа, тату и пирсинг. Всё это заставляло Гермиону много раз подумать о психическом здравии этих людей, но к одному, какому-нибудь разумному выводу она так и не пришла. И девушка вполне преуспевала, когда говорила обо всем этом своим знакомым и друзьям. Все до последнего ей верили, хотя лучше бы ещё несколько раз обдумали её слова и такое рьяное противостояние всему «нетрадиционному» и «вызывающему». Ведь на самом деле её несло от этого всего буквально в небеса, и она очень сильно ошибётся, если скажет что никогда не хотела попробовать всё это: рваные джинсы, короткие шорты и юбки, прозрачные топы, кожанки и джинсовые куртки, цепи, яркие укладки и цвета волос, тату, макияж. Но она была прилежной ученицей одного из самых известных магических университетов, героем Второй магической войны, бывшей невестой Рональда Уизли и лучшей подругой Гарри Поттера. Ей ни за что нельзя поддаваться искушению пойти по этой чертовски соблазнительной, но разрушительной тропинке, ведь разочарование общества пугало её до полуобморочного состояния. «Что тогда будет? Кем я стану? Какое будущее меня ждёт?», — Гермиона часто задавала себе эти вопросы, но так ни разу и не нашла ответ. Поэтому единственной её отдушиной стала гитара, такая же простая, как и жизнь девушки. Она сидела с ней в моменты сильного отчаяния и желания провалиться в пропасть от того, какой вес на неё возложили. А ещё от глупой симпатии, которая также сильно разбирает её по кусочкам каждый день. Ведь чертова Панси Паркинсон получила всё, о чем она, — Гермиона, — может только мечтать и всё равно опасаться, что кто-то проникнет в её разум и узнает эти сокровенные тайны. После войны слизеринка сильно изменилась. Она и её семья принесли публичные извинения за содеянные злодеяния и, подобно Малфоям, были помилованы при условии, что теперь те будут усердно помогать в восстановлении мира после войны. Панси также лично извинилась перед теми, кого всё это время заставляя страдать своими острыми словами и действиями. Перед всеми, кроме Гермионы. Сколько бы они не встречались на министерских мероприятиях, встречах одноклассников и на других не менее важных мироприятиях, та так ни разу не подошла, дабы принести свои извинения. И это выводило Грейнджер из себя больше, чем несбыточное желание поддаться своим слабостям. А ещё заводило до ужаса. И именно это открытие однажды развело её с Роном пути, из-за чего теперь они остались только близкими друзьями. Она по уши влипла в чертовку Паркинсон, а он женился на Лаванде Браун. Всё тихо и мирно, пока о её беде знают только два самых доверенных человека. Однако, идея Джинни посетить концерт одной из самых популярных магических рок групп, теперь могла вполне себе разрушить это «тихо и мирно», потому как ни одна идея безбашеной невесты «Надежды Магического Мира» не заканчивалась хорошо… для всех, кроме неё самой. Чёртова Джинни. Чёртова Паркинсон. Чёртов рок. — бурчала себе под нос Гермиона, протискиваясь сквозь огромную толпу клуба, в котором давали концерт «The KissedG». В помещении стоял шум, а бас и барабаны отбивали свой ритм едва ли не в самом сердце, но девушка упорно хмурилась и громко проклинала Джиневру всеми известными ей проклятиями. Та лишь отмахивались, стараясь перекричать толпу, чтобы уверить подругу в том, что ей определенно должно понравиться, ещё добавляя что-то про «заучек», «университет» и «отдых», что в одном предложении должно значить нечто обидное. Но Грейнджер её почти не слышала, стараясь как можно лучше запомнить каждый звук, который так резво издаёт разукрашенный чёрными и красными цветами гитарист. Они с трудом доходят до самого отдалённого угла клуба, пробравшись сквозь вопящую толпу и отдавив дюжине людей их ступни своими танкетками, присаживаются на удобные кресла, издали наблюдая за разворачивающимся действием, и подзывают к себе официантку, чтобы заказать бударажащих напитков. На сцене ещё некоторое время давали разогрев музыканты, люди громко скандировали слова поддержки и имена участников группы, находящихся на инструментами, после чего из-за кулис грациозно выплыла Паркинсон, сопровождаемая громкими аплодисментами и криками. Сердце Гермионы ухнуло куда-то в пятки и отбивало там чечетку, пока в реальности она давилась водой, которую решила выпить перед употреблением алкоголя. Панси выглядела горячо, настолько, что, казалось, даже в Аду температура будет ниже. Чёрная кожаная куртка, под которой только голое тело и соски скрытые крестиками из чёрной изоленты, в ужасно короткой, клетчатой юбке зелёного цвета, рваных черных колготках и высоких ботфордах с внушающими серебряными шипами. На её лице красовалась широкая улыбка, украшенная ярко-красной помадой, подведенные черной подводкой глаза, прищуренные, лисьи, а ещё грёбанное каре, цвета вороньего пера, с этой чёртовой чёлкой, почти закрывающей тонкие брови. Если бы не кресло, Грейнджер явно упала бы прямо на холодный пол от нехватки кислорода, совершенно не беспокоясь о внимании окружающих. Джинни что-то рядом шептала, но девушка её не слышала, буквально пожирая глазами Паркинсон на сцене. Невероятную, по сравнению с ней самой, и от того не менее желанную. Когда первый шок от внешнего вида бывшей однокурсницы прошел, настало время лёгкой зависти. Даже в клуб Грейнджер умудрилась надеть все самое простое. Платье до середины бедра, цвета спелой вишни, такого же цвета босоножки на бежевой высокой платформе, распущенные волнистые волосы и лёгкий макияж в виде прозрачного блеска для губ и румян на щеках. В сравнении с тем разнообразием открытой и яркой одежды вокруг, она казалась самой настоящей белой вороной, что довольно сильно смущало и соблазн стать одной из этих людей в толпе казался ещё более сильным. Ведь даже Джинни рядом выглядела более импонирующей здешнему климату, в своих рваных джинсах, колготках в сетку под ними и растянутой футболке с названием группы AC/DC. — Тишина! — оглушительно громко прокричала Паркинсон в микрофон и зал послушно погрузился в молчание, такое чертовски контрастирующее с тем, что было всего то мгновение назад, после чего певица хитро ухмыльнулась гитаристу рядом с собой и зал наполнился вступлением одной из самых популярных песен группы. «Shut me up» Гермиона поклясться готова, что в тайне прослушала эту песню тысячи раз, но никогда не думала, что после стольких раз прослушиваний она сможет заиграть новыми красками. Ей больших усилий стоило сидеть на месте ровно, не подпевая, и корчить гримасу отвращения каждый раз, когда певица делала что-то настолько невероятно сексуальное, что хотелось спрятаться в уборной и ублажить себя, пока перед глазами ещё стоит свежий образ. Джинни рядом наоборот, резво двигалась в такт музыке, подпевала знакомые слова и потягивала свой сладкий мартини. Грейнджер довольствовалась крепким коньяком, потому что его горькость отрезвляла на мгновение, а после дарила эйфорию, время от времени просто необходимую. Когда алкоголь неплохо смешался с кровью, разогревая её и давая мозгу сигнал для расслабления, песня закончилась и Паркинсон громко засмеялась в микрофон. Её чёлка взмокла и липла ко лбу, язык постоянно пробегался по пухлым губам, а на остальные части тела девушки Гермиона просто физически не могла взглянуть. Иначе она наплюёт на все свои барьеры, правила, законы и прямо сейчас, на глазах у всех, поднимется на сцену и поцелует эти чёртовы губы. На весь зал, громко, раздался сладостный стон, заставивший Гермиону пожалеть о своём рождении, рождении Джинни и Паркинсон одновременно, после чего громкая музыка вновь заполнила зал, а сладкий голос мурашками прошелся по телу. Девушка в одно мгновение осушила свой бокал и поднялась на ноги, чтобы подойти к бару и не выходить из-за него до окончания этого безумного вечера. Терроризирующей страшного вечера, за который, она более чем уверена, придется пять раз умереть и столько же воскреснуть. Потому что Панси нереальная, а Гермиона недооценила свою симпатию. И, может быть, недотрах, который отдавался болезненной пульсацией внизу живота, каждый раз, стоит ей взглянуть на Паркинсон и опрокинуть в себя рюмку «чего покрепче». Когда десятая рюмка остаётся на стойке, Паркинсон заканчивает выступление своим последним хитом, толпа безустали скандирует её имя, а алкоголь гоняет кровь по телу с удвоенной скоростью, Гермиона поднимается с места, слегка шатаясь и не совсем понимая, что именно она делает, но полная решительности. Она берёт себя в руки, вдыхает горячий воздух через нос и идёт в толпу, в самый её центр, чтобы наконец дать себе оторваться и наплевать на всех вокруг. Тело само начинает двигаться, а язык, заплетаясь, произносить слова песни вместе с остальными. Кажется, музыка вливается в её вены и смешивается с кровью и алкоголем, чтобы через сердце распространяться по всему организму и вызывать незабываемую эйфорию. Голос Панси ласкает уши, её всхлипы, стоны, крики и просто пение заставляют дрожать и обращать свой взор на сцену, с которой на неё уже смотрят чёрные любопытные глаза, покрытые пеленой такой же невозможной эйфории. Гермиона и сама не знает, когда оказалась так близко к сцене и почему никто вокруг не обращает внимания на их откровенные переглядки, а после и на их короткий поцелуй во время гитарного соло. Никто не обращает внимания, но когда песня заканчивается, алкоголь слегка выходит из организма, а осознание происходящего накатывает на мозг с огромной силой, Грейнджер дергается и прижимает ладонь ко рту, Паркинсон окидывает её заинтересованным взглядом, на дне которого плещутся черти и мимолётное беспокойство. Гермиона не видит этого, но чувствует, как чей-то внимательный взгляд проводит её до самой лестницы в крошечный подвал, предназначенный для уборных, в одну из которых она и забегает, даже не удосужившись узнать для кого та предназначена и закрыта ли за ней дверь. Её подташнивает и шатает, потому приходится зацепиться взглядом за раковину и зеркало. Холодная вода охладила горящее лицо и слегка намочила длинные волосы. Голова кружилась, ноги дрожали и она оперлась руками о раковину, пытаясь прийти в себя. Сзади тихо открылась дверь, после чего послышался щелчок замка и Гермиона пожалела, что не проверила его, когда вошла сюда. Грейнджер подняла голову и увидела в отражении грязного, измазанного помадой и неизвестно ещё чем, зеркала Паркинсон. На её греховных красных губах играла усмешка, а в черных глазах пылал огонь. Она стояла, опершись о запертую дверь и неотрывно смотрела на лицо Гермионы, изучая его некоторое время, после чего взгляд стал блуждать дальше по стройному телу, задерживаясь на спине, ягодицах и едва выглядывающих из-под платья ног. Грейнджер чувствовала, что этот взгляд её буквально раздевает, алкоголь бушует в крови, сердце громко бьётся в груди и она не может больше отказывать себе в чём либо. Возможно позже, она пожалеет о содеянном, но сейчас, когда разгоряченная после концерта бывшая Слизеринка пожирает её глазами, а сама она почти не держится на ногах из-за дрожи в коленях и возбуждения в теле, ей впервые плевать. Она выпрямляется и разворачивается лицом к девушке, отдавая ей в ответ свой горящий взгляд и, наконец, беззастенчиво рассматривая желанное тело. Язык медленно проходится по нижней губе, когда глаза цепляются за наклейки на голой груди, а чужие чёрные застывают на этом движении на одно мгновение, которое сжалось до крошечных размеров и, невыдержав столь сильного давления, взорвалось огромным красочным фейрверком. После этого Гермиона не уверена ни в чём, потому расстояние между ними уменьшается уже через секунду, чужие горячие губы находят собственные, а мокрое от пота тело вжимает её в раковину. Стон сам срывается с губ, когда язык Панси беззастенчиво врывается в её рот, начиная грубо приходиться по дёснам и щекотать нёбо, одна рука зарывается в кудрявые волосы, крепко сжимая их в кулаке, заставляя подчиняться, а вторая скользит по спине, задерживается на талии и останавливается на бедре. Гермиона и сама не в силах держать свои руки при себе, потому смело опускает одну на тонкое плечо под кожаной курткой, а вторую устраивает на упругой ягодице, прижимая ближе, заставляя вжаться в себя всем телом. Панси рычит в губы, скользит рукой под колено, подхватывая то и задирая повыше вместе с подолом платья Гермионы, а поцелуями спускается на открытую шею, кусая её, оставляя отмётины и заставляя девушку громко мычать от наслаждения. Её ведёт от вкуса солёного пота, от орехового запаха духов, от звуков, которые издаёт бывшая Гриффиндорка, и особенно от того, как рука с плеча скользит к едва прикрытой груди и сжимает её в ладони. Панси стонет в шею, грубо кусает за ключицу, оставляя на ней след и отталкивает Гермиону, грубо впечатывая ту поясницей в раковину, чтобы взглянуть на то, что получилось; горящие пламенем глаза, шелковистые волосы в беспорядке, лямка платья съехала с плеча, платье задралось на пару сантиметров, открывая вид на прекрасные, худые бёдра, а на шее и ключицах полно её следов. Девушка загнанно дышит и также рассматривает её саму. Панси с припухшими от поцелуев губами, и быстро вздымающейся грудью кажется ей не более чем галлюцинацией. Однако та даёт понять, как Грейнджер ошибается, когда вновь подходит и целует в губы, всё также грубо и несдержанно кусаясь и врываясь языком. Её рука скользит по открытому плечу и цепляет тонкую лямку бюстгальтера, чуть оттягивает и отпускает, а вторая находит застёжку платься на спине и медленно тянет её вниз. За дверью громко играет музыка, кто-то стучится, осыпая проклятиями общественные уборные, но двум увлечённым друг другом девушкам плевать хотелось на всё, что происходит за дверью этого грязного помещения, потому что воздух сгущается и становится тяжёлым, словно лава, дыхание сбивается, а в лёгких саднит от недостатка кислорода, голова кружится из-за возбуждения, а руки медленно скидывают с голого тела кожанку. Платье летит вслед за ней, чья-то палочка вываливается и громко катится по полу, но и на это плевать хотелось. Гермиона жадно осматривает прикрытую лишь скотчем, аккуратную грудь и сглатывает, к ней немедленно хочется прикоснуться. И сегодня она не в силах запретить себе это, поэтому, медленно притянув девушку обратно к себе, она пальцами сначала обводит наклейки, а после грубо срывает их, заставляя Паркинсон шумно выпустить воздух через нос. Розовые бусины-соски мгновенно твердеют, стоит сжать их между большим и указательным пальцами, поэтому Гермиона, не ожидая больше, склоняется ниже и припадает к привлекательной части тела губами. Она сначала осторожно целует, после чего медленно втягивает сосок в рот и водит по нему шершавым языком, заставляя Панси запустить руку в свои волосы и прижать ближе. Пальцами одной руки она сжимает другую бусину, а второй тянется к тонкой талии, на которой красуется небольшая татуировка-сердце, проколотое насквозь стрелой. Большой палец с нажимом очерчивает выпирающую тазовую кость, слегка царапает коротким наготочком пупок, после чего рука направляется вновь к мягкой ягодице и крепко сжимает её под юбкой. Девушка стонет в голос, а Гермиона довольно мычит, когда её за волосы тянут к своему лицу и вновь крепко прижимают к раковине, заставляя на неё сесть. Паркинсон целует в губы, оставляет мокрый чмок на подбородке и спускается ниже, пока не натыкается на бюстгальтер, который тут же летит к остальной одежде на пол. Грудь Гермионы маленькая, круглая, а ещё очень чувствительная, потому как та громко стонет и выгибается, когда Панси широко лижет её языком и слегка прикусывает зубами. В волосы зарываются дрожащие пальцы и прижимают ближе, но девушка игнорирует это и спускается ниже, вызывая разочарованный судорожный выдох. Она лижет впалый живот, кусается и оставляет крупные засосы, пока не становится на колени и не останавливается у шелковистой ткани нижнего белья. Панси поднимает взгляд вверх, Гермиона загнанно дышит, её соски крепко торчат, по коже бегают мурашки, лицо раскраснелось, а по шее течёт капля пота, которую та с удовольствием слизывает и на мгновение застывает перед девушкой, пальцами играя с клитором через тонкую ткань белья. Дразняще и сладостно одновременно. — Последний шанс остановить меня, Гермиона-я-ненавижу-всё-вызывающее-Грейнджер. — шепчет томно в самое ухо Панси и прикусывает мочку. Гермиона на это стонет громко и раздражённо, после чего отрывает её от себя и сползает с раковины, чтобы стянуть своё бельё вниз. — Если ты сейчас же не трахнешь меня, я клянусь, запущу в тебя чем-то склеивающим рот, уж больно ты болтливая. — угрожает девушка и возвращается на своё место. Панси на это только ухмыляется и вновь утягивает чужие губы в поцелуй, после чего опускается обратно на колени. Клитор девушки пульсировал, живот то и дело дёргался, стоило горячему дыханию Паркинсон коснуться возбужденного места. Её восхищал этот вид, рот наполнился слюной и нестерпимо захотелось коснуться языком, попробовать на вкус, в чём Панси себе не могла отказать даже под страхом смерти. Громкий несдержанный стон Гермионы дал знать, что ей можно продолжать в том же направлении и девушка с удовольствием продолжила ласкать клитор языком, руками блуждая по бёдрам и коленям, сжимая их, царапая. Руки Грейнджер вновь вплелись в волосы и прижали ближе, она расставила ноги шире и, будучи слишком пьяной или слишком возбуждённой, позволяла себе издавать пошлые, громкие стоны, в которых часто проскальзывало имя Панси и откровенные матерные слова. — Твою… Мерлин, Панси я сейчас… О, Господи! — вскрикнула Грейнджер и грубо потянула девушку за волосы вверх, рукой опускаясь к клитору, а губами впиваясь в чужие. Гермиона кончила с громким рыком и звёздами в глазах. Ей понадобилось мгновение, чтобы прийти в себя и успокоить к чертям сбитое дыхание. Паркинсон стояла рядом, уткнувшись лбом в плечо девушки, одна её рука покоилась рядом с бедром Гермионы, а вторая пробралась под колготки и нижнее белье, чтобы простимулировать горящий огнём клитор. Уже через минуту она громко протянула что-то похожее на «Мерлин» и укусила обмякшую Гермиону в плечо. — Ну что, Грейнджер, — сказала она после того, как сердцебиение восстановилось, а язык больше не заплетался от пережитого оргазма, — Примешь мои извинения? И Гермиона не захотела отвечать, вместо этого стирая чужую ухмылку с губ грубым поцелуем и давая понять, что, возможно, прощение прийдется просить ещё раз.