Этой ночью всё будет по-другому

— Ох, чистое наказание. Что же делать? Что делать? Ну нельзя же так бесцеремонно! Да и время совсем неподходящее. Причиной ночного переполоха оказалась служанка. Она бежала вверх по лестнице, придерживая полы длинной юбки, чтобы ненароком не упасть. Лучина в другой руке подрагивала, вынуждая остановиться и перевести дыхание. — Аглая, ты чего шумишь? Вздрогнув, женщина обернулась, направляя свет от лучины на ночного гостя. – Марья. Тьфу ты черт! Напугала меня! — Я собирала пряжу и услышала шум, будто стучал кто. Мне, признаться, не спится, вот я и прислушиваюсь к каждому шороху. Так что случилось? Не как беда? — Что ты, Марья, тут все не так просто. Барон к нам пожаловал на ночь глядя. — Барон? Зачем это? Как это? Кто? — Да не шуми, всех господ разбудишь! Барон Гартенберг пожаловал. Да не батюшка, а сын его младший. Пришёл, говорит, по делу срочному к купеческой дочке. — Что же за дело такое? — Ой, не знаю, Марья. — А ты к ней идёшь? Неужели допустишь? — Я ей не мать, а уж тем более не советник. Пусть молодые сами разбираются. Я не лезу, да и тебе не советую. Возвращайся к себе, а я Викторию разбужу. Преодолев лестницу, Аглая добралась до заветной двери. Страх на мгновенье сковал тело женщины. Тень сомнения и призрачная надежда, что всё это происходит не на самом деле. А что если это пустое? Обман неопытной души? Что, если это приведёт к необратимым последствиям? Орловы были уважаемыми людьми в городе, но о союзе с Гартенбергами не могло быть и речи. Старший сын был женат на дочери французского посла, наиболее приближенного к королевской семье, а младший... Младшему со дня на день должны были представить Виолу Елагину. Казалось, всё решено. Так должно быть. И будет. Но у молодого человека, очевидно, было своё мнение на этот счёт. Иначе он бы не стоял сейчас в гостиной купца Орлова в ожидании его дочери. Собравшись с духом, Аглая тихо отварила дверь, ведущую в покои молодой особы и шагнула в непроглядную темноту. — Госпожа? Вы спите? — Женщина выставила лучину вперёд, медленно подходя к постели. — Аглая? Это ты? — Из вороха одеял и подушек показалась тёмная макушка. Потянувшись на просторной кровати, Виктория с трудом открыла глаза. — Дай света. — Конечно, — Аглая поставила лучину на небольшой столик возле постели, а затем зажгла и те, что были. — Этого достаточно? — Вполне. Что-то случилось? — Простите, госпожа, но сил моих больше нет. Я не хотела тревожить вас, но так уж вышло. Уж я и так, и эдак, но он не желает слушать. А прогнать не могу, барон, как ни как. Да и боюсь наказания от батюшки вашего. — О ком ты говоришь? Что происходит? — Когда глаза окончательно привыкли к свету, Виктория внимательно осмотрела служанку. Вид у неё был обеспокоенный. — Барон Гартенберг желает видеть вас сию минуту. Слышать ничего не желает. Сказал,не уйдёт, пока вы не спуститесь. Сон как рукой сняло. Заправив прядь непослушных волос за ухо, Виктория откинула одеяло, ступая босыми ногами на ковёр. Сердце забилась в груди, а щёки покрыл румянец. Мысль о том, что он пришёл после того, что случилось, будоражила. — Где он сейчас? Накинув халат поверх ночной сорочки, Виктория откинула волосы назад. — В гостиной. Не могу же я держать барона на улице. — Распорядись, чтобы подали чаю. — Уже сделано. Вам нужна помощь с платьем? — Нет, Аглая. Я спущусь так. — Так? Но, госпожа, этикет не позволяет. — Аглая. Сейчас глубокая ночь. Я не стану облачаться в платье лишь потому, что барон Гартенберг решил почтить меня своим визитом. К тому же это не официальный приём. Не вижу смысла надевать платье. Раздражение медленно, но верно нарастало в ней, грозясь вырваться наружу. Сомнение и страх перед встречей растворялись в чувствах куда более сильных и глубоких. Виктория чувствовала это. — Как пожелаете. Я могу идти? — Да. Скажи, я спущусь через пару минут. И Аглая, — сделав паузу, Виктория внимательно посмотрела на служанку, — Я надеюсь, это не повод для обсуждений. Отец не должен узнать об этом. — Я бы не стала. Вы же меня знаете. — Знаю, но передай Марье, чтобы держала язык за зубами. Склонив голову, служанка скрылась за дверью, оставив Викторию наедине со своими мыслями. «Зачем он явился? И что мне сказать? И Как вести себя с ним после того, что было?» — Так. Спокойно. Не могу же я избегать его до конца своих дней. Мы должны поговорить. Уверена, это не так сложно. Затянув пояс на талии потуже, Виктория вышла в тёмный коридор. Сейчас она была несказанно рада за эту возможность быть скрытой в ночи от посторонних глаз. В темноте не нужно держать себя в руках, следить за мимикой или нервными жестами. Можно быть собой. Можно быть настоящей. Медленно спускаясь по лестнице, она чувствовала глухие удары сердца. Сейчас она была бы не против испить вишнёвого вина из личных запасов отца, лишь бы унять дрожь и одновременную эйфорию от скорой встречи с тем, кто так бессовестно проник в её сердце. Ступенька за ступенькой, поворот направо и... — Виктория. Анатоль, до этого стоявший у окна, обернулся. — Здравствуй, — Виктория улыбнулась. — Сегодня ты превзошёл сам себя. Явиться посреди ночи сюда с требованием увидеть меня. Браво, Анатоль! Признаться, я была удивлена. — А что мне было делать? Ты избегаешь меня. При встрече обходишь десятой дорогой, даже не смотришь. Думаешь, я не понимаю. — Гартенберг шагнул ближе, — Думаешь, не вижу, как ты всеми силами пытаешься вычеркнуть меня из своей жизни. — Всё не так. — А как? Скажи мне. Длинные пальцы уверенно касаются её лица. Нежное прикосновение вызывает в её теле приятную дрожь. — Анатоль. Их губы в опасной близости. Виктория чувствует его тёплое дыхание на щеке. Это притягивает и пугает одновременно. — Ты собираешься жениться на ней? — Что? Вопрос, который Гартенберг явно не ожидал услышать. Всё ещё пребывая в состоянии нервного возбуждения. Только сейчас он понял, что его пальцы все ещё исследуют её лицо. — Ты слышал. — Всё не так просто. — Нехотя отстранившись, барон подошёл к окну. — Отец решил, так будет лучше для всех. Прости, я должен был рассказать. Нас официально представили пару недель назад. Матушка была так рада, узнав о нашей помолвке. Однако уже на следующий день она захотела обсудить выбор отца со мной. Она увидела это в моих глазах, понимаешь? Она знает о моих чувствах к тебе. Она знает, что я никогда не буду смотреть на неё так, как смотрю на тебя. Это моя жизнь и мой выбор. Я готов был лишиться всего, что имел, только ради тебя. Однажды родители уже совершили ошибку, решив судьбу моего брата, и это открыло им глаза на то, что происходит со мной. С нами. — Что ты пытаешься сказать? В её голосе Анатоль смог различить подступающие слёзы и сразу же обернулся. — Я бы не стоял сейчас здесь, если бы не любил тебя. — Улыбнулся Анатоль, пытаясь разрядить обстановку. Напряжение, что витало в воздухе, казалось, можно было почувствовать физически. Сделав шаг и не встретив сопротивления, Гартенберг уже более уверенно подошёл к Виктории. Большим пальцем плавно очертил контур её пухлых губ, желая снова ощутить их вкус. Он забыл, какого это, целовать её. — Анатоль я... — Я люблю тебя, Виктория. Именно это я пытаюсь сказать. — Твои родители не позволят. Гартенберг снова улыбнулся. — Они дали согласие и своё благословение. Осталось лишь дождаться возвращения твоего отца. — Но это неправильно. Так не должно быть. Мы не равны, и этого не изменить. Анатоль не позволяет ей закончить мысль. Его губы накрывают её, сминая в нежном поцелуе. Рука путается в её волосах, которые барон оттягивает назад и припадает влажными губами к шее, вызвав у Виктории сдавленный стон. Быть громкой непозволительно, учитывая обстоятельства. Ухватившись за плечи, чтобы не упасть, Виктория сжимает плотную ткань пиджака, ощущая волны мурашек по всему телу. Это было восхитительно! Анатоль целовал её шею, прижимаясь своим телом к её, заставляя буквально задыхаться в его руках. Она забыла, каково это, когда тебя целует мужчина, которого ты любишь. — Анатоль. Боже мой! — Не так громко, — Гартенберг отстраняется, уткнувшись носом в её висок. — Как бы сильно я не хотел услышать твои стоны, мы не можем сделать это здесь. — Идём ко мне. — Виктория дышит тяжело и рвано, утягивая молодого человека за собой. — У каждого дома есть уши, любовь моя. — На счёт слуг не беспокойся, они не станут болтать. Идём. Кивнув, Анатоль берёт её за руку, покорно следуя за ней. Никто не решается нарушить тишину этого дома, пока они как можно тише поднимаются по лестнице. — Сюда! — Толкнув дверь, Виктория пропускает Гартенберга вперёд. — Если мало света, я могу зажечь ещё. — Нет, всё хорошо, — произносит Анатоль и обводит взглядом комнату, пытаясь найти что-нибудь, что отвлечет его от мыслей о ноющем члене. Его дыхание сбивается. Мысль о том, что должно произойти, кружит голову. — В таком случае, — Виктория краснеет и подходит максимально близко, — поцелуешь меня? Его не нужно было просить дважды. Прижав Викторию к себе, Анатоль снова поцеловал её. Только теперь поцелуй становился более глубоким и требовательным. Виктория обняла его за шею, желая почувствовать тепло его тела. Вот только слои одежды не позволяли этого сделать. — Снимай всё это. Сейчас же! — Уверена, — тяжело дыша, Анатоль опускает руки на её талию. — Если сомневаешься, я не стану. — Я хочу тебя здесь и сейчас. Разве ты не хочешь? — Ты знаешь ответ. — В таком случае нам стоит избавиться от одежды. — Виктория обворожительно улыбается, принимаясь расстегивать тёмный пиджак. — Определённо, — улыбнувшись, Анатоль тянется к поясу халата, небрежно развязывая.

***

Анатоль задирает подол её ночной сорочки и стягивает ту через голову. Взору предстаёт красивая полная грудь с торчащими тёмными сосками. Немедля он припадает губами к ложбинке между грудей, жадно вдыхая сладковатый запах её кожи. Когда Гартенберг наклоняется и обхватывает губами сосок, Виктория охает и в нетерпении выгибается в его руках. — Любовь моя, ммм... Виктория запрокидывает голову и тихо стонет, запуская тонкие пальчики в тёмные волосы. Она чувствует концентрированное желание, распространяющееся по телу, и не может отказать себе в удовольствии прикоснуться к чувствительной точке между ног. Она уже делала это раньше, но сейчас все ощущения были в разы острее. Виктория чувствовала, как по внутренней стороне бедра стекает что-то тёплое и вязкое. Едва коснувшись себя, она ощутила, как пальцы утонули в густой влаге. Обхватив любимого бёдрами, она отчаянно хотела потереться о его член, что упирался в её бедро. — Ты сводишь меня с ума, ты это знаешь? — Оставив в покое покрасневший сосок, Анатоль просовывает руку между ними, накрывая промежность рукой. Пальцами раскрывает нежные складочки, ведёт выше. Подушечкой большого пальца накрывает чувствительный клитор, делая круговые движения. Средним и указательным давит у входа, медленно проникая внутрь. — Анатоль. — Виктория сжимается вокруг пальцев, чувствуя дискомфорт от первого проникновения. — Тебя нужно растянуть немного, — Гартенберг целует её в висок, осторожно двигая пальцами. Чувствует, как член болезненно дёргается по мере того как его пальцы растягивают тугие мышцы. — Думаю, мы можем попробовать. — Виктория вздрагивает, приподнимая бёдра, чем вызывает стон Гартенберга. — Уверена? — Анатоль кладет ладонь на её живот, надавливая, чтобы удержать на месте. — Да, хочу почувствовать его внутри. — Закусив губы, кареглазая приподнимается, рассматривая член. — Хорошо. Отстранившись, Гартенберг медленно проводит ладонью по всей длине и слегка оттягивает крайнюю плоть, ощущая импульсы удовольствия. Кончики пальцев скользят по выступающим венам, заставляя его вздрагивать от каждого прикосновения. — Он такой большой, — Виктория закусывает губу, — и крепкий. — Не бойся, любовь моя, я буду нежен. Опрокинув Викторию на кровать, Анатоль устраивается между её разведенных ног. Длинные пальцы касаются промежности, собирая выступившую влагу, а затем устремляются к члену. распределяя по чувствительной плоти для лучшего скольжения. Виктория приподнимает бёдра, ёрзая на смятых простынях. Она шире разводит ноги, приглашая устроиться между ними. — Пожалуйста, я хочу почувствовать его в себе. — Ещё немного, — его пальцы снова проникают внутрь, — уже не так туго. Гартенберг осыпает поцелуями её обнажённое тело, пока его пальцы скользят в ней, создавая характерные влажные звуки, а затем впивается в губы. Покусывает, оттягивает, лижет, проникает языком в рот, доводя до исступления. Он чувствует, как её тугие мышцы начинают сокращаться. Она стонет, упираясь ладошками в его грудь. — Не могу больше... аааххх... Анатоль рычит, извлекая пальцы. Опускается сверху, запуская руку в волосы, и слегка оттягивает её голову в сторону, чтобы оставить засосы на шее. Он хочет её всю, без остатка, а она дрожит от желания заполучить от него ещё больше. — Я осторожно войду. — Важной головкой скользит по клитору, заставляя Викторию дрожать в нетерпении. — Пожалуйста. Пожалуйста. Анатоль целует её, прижимаясь всем телом, и обхватывает бёдра, подтягивая ближе к себе. Головкой плавно толкается внутрь и, дав ей привыкнуть к ощущениям, входит на всю длину. Виктория открывает рот в немом крике. Её ноги подрагивают, а бёдра покачиваются. Она не может спокойно лежать. Ей не удается сделать выдох без стона. Виктория хочет кричать, стонать, но вместо этого царапает его спину. Она чувствует распирающую боль, граничащую с удовольствием, и прикрывает глаза, пытаясь расслабиться. Гартенберг замирает, наслаждаясь моментом. Теперь она его. Он мечтал об этом так долго, что сейчас это казалось ему сном. — Все хорошо? — Да, — она нежно целует в уголок губ. — Можешь двигаться. Анатоль начинает двигаться, придерживая Викторию за бёдра. — Это лучше, чем я думала. — Ноготками она царапает его спину, оставляя красные полосы, на что Анатоль рычит в её губы. Двигается в ней нежно, но требовательно, чувствуя, как начинают дрожать её бедра. Стенки её влагалища сжимаются подобно тискам. Воздух в комнате настолько разряжен, что становится трудно дышать. Анатоль увеличивает темп, осыпая Викторию поцелуями, которые вызывают у неё ещё больше судорожных вздохов. — Я чувствую, что готова. Ты можешь двигаться быстрее, мне не больно. С каждым толчком Виктория чувствовала, как влаги становилось всё больше. Опустив руку к промежности, она неестественно выгнулась, скрываясь на серию протяжных стонов. Анатоль определённо знал, как правильно двигать бёдрами, чтобы его любимая сходила с ума. Темп и амплитуда становились всё резче, пока в один момент оргазм, будто вспышка молнии, не пронзил её тело. Виктория задрожала, стараясь не сорваться на крик. Она дышала тяжело и рвано, пребывая в состоянии эйфории от первого оргазма. Спустя несколько толчков оргазм настиг и Гартенберга. Чтобы не отягощать любимую бременем беременности раньше времени, Анатоль излился ей на живот. — Это было потрясающе, — выдыхает Виктория, чувствуя теплые капли его семени. Анатоль опускается на неё, вдавливая в кровать. Прижимается лбом к её лбу, сливаясь в нежном поцелуе. Рукой очерчивает изгибы её тела, задерживаясь на особо интересующих его местах, и нашептывает в ушко слова любви. — Не уходи. Она шепчет так тихо, что он едва слышит. — Я никуда не уйду. — Анатоль ложится рядом, притягивая Викторию к себе. — А что мы скажем отцу, когда он вернётся? — Тебе не о чем беспокоится, любовь моя. Предоставь это мне.