Вопрос доверия

Белые ночи в Петербурге особенно прекрасны, когда город пустеет. Тишина смыкается над крышами оставленных дачниками домов, оставляя только лаю бродячих собак господствовать на пустынных улицах. Назначенные на этот период празднества обычно проносятся по городу громким шёпотом, но потом быстро растворяются во всеобщем блаженном спокойствии ещё раньше, чем расходятся все гости, и даже свадьбы не являются исключением. Эти события для непричастных к ним людей сами по себе хоть и весёлые по пьяни, но одинаковые и нудные, если, конечно, дочка какого-то мелкого капитанишки по глупой случайности не становится женой уважаемого в свете графа. Но нынешняя свадьба имела, скорее, противоположное значение в глазах общества. Княжна Облонская, представительница древнейшего рода, ведущего свое начало от первых русских князей, выходила замуж за бывшего провинциального губернатора. Пусть известного честолюбца и хорошего служащего, но всё же не графа и не князя. К тому же сильно старше. Но это никого не волновало: несмотря на социальный статус, данный им при рождении, для обоих это была хорошая партия. Что ещё нужно девочке-сиротке, воспитанной глупой горделивой теткой, как не такой же сирота, добившийся всех благ, которые мог предоставить невесте и жене, своим праведный трудом? Так подумала тётка. Так решило общество. Так Аня Облонская превратилась в Анну Каренину. Ещё совсем молоденькая девятнадцатилетняя девочка, она стояла в тоненькой, почти прозрачной сорочке перед открытым окном, открывая любому прохожему вид на своё юное, пышущее здоровьем тело. Изредка налетающий прохладный ветерок касался её распущенных волос. Густые каштановые прядки скользили по нежным плечикам, чуть прикрывая оголенную бархатную кожу и в то же время создавая для их обладательницы образ вышедшей из яслей Богоматери, растрепанной и измученной после рождения Спасителя, но всё такой же девственно-прекрасной. Только вот Анна сейчас совсем не ощущала присутствия Бога, хотя как никогда нуждалась в его поддержке, в его слове, в его блаженном успокоении. Как она мечтала сейчас услышать его голос, устрашающий или воздающий милость, неважно, но хоть бы почувствовать, хоть бы понять, чего он хочет от неё! Она вовсе не считала себя несчастной, нет — в отличие от многих она была хотя бы знакома со своим женихом и мужем и к тому же знала его как добродетельного и умного, искренне преданного ей и своему долгу человека. Но почему же казалось, что золотая клетка захлопывается прямо перед носом, отрезая дорогу от детства и юности, ещё не успевшей расцвести нежным цветком первой любви? Обретая статус жены, Анна чувствовала, что что-то теряет, но до конца не понимала, что именно. Это что-то давило, не давая расслабиться перед первой брачной ночью. Может быть, это что-то было любовью. Любовью, которой не было и не могло быть в заключённом из одного лишь чувства долга браке. Но стоило ли об этом задумываться сейчас, когда от брачного ложа её отделяли минуты? Вряд ли. На удивление, Анна даже не волновалась, хоть по рассказам тётки и знала, как тяжело бывает женщинам впервые исполнить их супружеский долг. Страха не было. Предвкушения тоже. Алексей Александрович Каренин был человеком достаточно спокойным и осторожным, чтобы не причинить ей боль, но недостаточно страстным и влюблённым, чтобы пробудить в ней хотя бы каплю тягучего желания внизу живота своими словами, взглядом, прикосновениями... хоть чем-то. Но Анна на это и не рассчитывала. Поэтому просто безмолвно вглядывалась в светлое небо, ища в нём своё будущее и прощаясь с утраченным. Когда за дверью послышались тихие шаги, она даже не обернулась, только мимолетным движением поправила разлетевшиеся волосы. В комнату наконец-то вошли. Анна чуть наклонила голову и увидела мужа. Он стоял на пороге её комнаты, немного бледный и усталый. Свадебного костюма он так и не снял, да и зачем ему.? Он тяжело вздохнул, стягивая и аккуратно кладя на стул белые перчатки. — Анна, не стойте у окна. Сегодня прохладно. — Как скажете. Ей прохладно не было. В комнату холодный воздух почти не проникал. Она, наконец, обернулась к мужу с какой-то глуповатой прозрачной улыбкой. Будто это улыбалась не она, а тень маленькой Анечки Облонской, когда-то так мечтавшей выйти замуж. Конечно, за прекрасного принца на белом коне. Конечно, чтобы жить в замке с видом на Чёрное море, куда они каждый год ездили с мамой, папой и братом. Но перед ней стоял не принц, сверкающий золотыми кудрями, а вымученно улыбающийся тридцативосьмилетний мужчина. Вполне симпатичный, хоть и не красавец. С белоснежными зубами и огромными голубыми глазами, которые при первом взгляде казались мутными, но если присмотреться, в них можно было найти такую всепоглощающую нежность, о какой не смеет мечтать ни одна женщина. Это была нежность человека рассудка, который, не испытывая жгучей страсти, мог бескорыстно отдавать всё, что у него было и безропотно терпеть любые удары, наносимые ему судьбой. Анна этой нежности не видела. Для неё эти глаза были непролазным болотом, в темноте которого нельзя было разглядеть ни теплящейся в тишине надежды, ни робкой, жертвенной любви. Она подошла чуть ближе, ступая босыми ногами по холодному дереву. Алексей взял её за руку, как-то неловко и осторожно, словно то была не девичья ручка, а чистейший хрусталь, и поцеловал тыльную сторону ладони. Анна впервые ощутила его тепло. Когда до этого он целовал её при встрече в теткином доме, она чувствовала лишь холод и ледяную ухмылку на этих устах. Сегодня его руки и губы пылали. Может быть, дело было в выпитом на свадьбе алкоголе, разгоняющем по телу даже такую холодную кровь, но Анна прекрасно знала, что муж её выпил не больше одного бокала вина, тогда как она успела влить себя как минимум три. Тогда что это? Он шагнул ближе, внимательно вглядываясь в её равнодушные, затуманенные глаза. — Анна… Я знаю, я вам безразличен, но выполнить сегодня свой супружеский долг обязан. Согласны ли вы на то, что вас ждёт.? Он спрашивал это тихонечко, как мальчишка, мечтающий сорвать с губ соседской девочки первый в её жизни поцелуй. Анна улыбнулась. Теперь уже одновременно угодливой и печальной улыбкой. — Ведь я уже дала вам своё согласие у алтаря. Имею ли я право отказывать своему мужу? Её ответ его не удовлетворил. На секунду рассеявшаяся для неё муть в этих глазах, вновь сгустилась, став ещё более непроходимой. Алексей не хотел мучить её, не хотел пытать своими ласками, которые не принесут ей удовольствия. Он хотел видеть в этих карих глазах только счастье. — Но я противен вам. Он отпустил её руку, делая шаг к спасительной двери. — Это не так. И она говорила правду, противен он ей не был. Анна не испытывала к мужу ничего, выходящего за рамки уважения за его трудолюбие и порядочность. Но видела ли она за этим иное? Для неё он был пустым листом, на котором уже кто-то написал что-то невидимыми чернилами, которые она никогда не смогла бы проявить. А если она не была в состоянии понять его, был только один выход: чтобы он понял её. Чтобы он почувствовал её. За долю секунды Анна преодолела разделяющее их расстояние и впилась в губы мужа своими не менее горячими губами. Руки Алексея легли на её плечи, не прижимая к себе, но и не отстраняя. Он словно находился в трансе, прикрыв глаза и тяжело вдыхая, пока она покрывала поцелуями его гладко выбритый подбородок. — Алексей Александрович, что же вы? Разве не видите, что я хочу вас? Говорила ли она искренне? Она сама не знала. Но мечтала, чтобы говорил он. Пусть он скажет, что хочет её. Пусть скажет, что она нужна ему, как воздух. Пусть скажет, что она самая прекрасная женщина на земле. Пусть стонет её имя так, что услышат все слуги. Пусть, пусть, пусть. Пусть ему будет не плевать на неё. Пусть в его желании будет её спасение. Она целовала его самозабвенно, мало отдавая себе отчёт в том, что именно делает. Целовала собирающиеся морщинки у глаз, целовала веки, целовала прямой нос, уголки сухих губ. Целовала, пока он не открыл свои покрытые еле заметной плёнкой желания глаза. — Анна Аркадьевна, позвольте мне раздеться. Тонкий голос эхом разлетелся по комнате, заставляя её губы замереть где-то у его уха. Она будто очнулась, попятившись к стене, которая превратилась для неё в единственную опору. Анна судорожно наблюдала за тем, как муж скинул на стул пиджак и начал расстегивать пуговицы рубашки своими длинными, словно из мрамора выделанными пальцами. На его лице не промелькнуло ни одной эмоции. На её — страх быть отвергнутой сменялся желанием вновь коснуться этих рук с припухшими венами. Перед тем, как рубашка соскользнула с его плеч, Анна зажмурилась, толком сама не понимая, почему. Она слышала его шаги, слышала, как он остановился в полуметре от неё, касаясь своим горячим дыханием её виска. — Аня, открой глаза. На этот раз его голос раздался прямо у её уха, заставляя всё тело покрыться непрошенными мурашками. — Аня, пожалуйста. Она впервые услышала надрыв в его привычно медлительной и спокойной манере говорить. Среди льда пробился едва живой огонёк. Алексей умолял. Анна взглянула ему в глаза, натыкаясь на своё собственное отражение в чуть расширившихся зрачках. В них сверкало не животное желание обладать, они слабо светились чистой клятвенной нежностью. Он наклонился к ней, едва касаясь губами носа, и она вновь прильнула к нему, обнимая за шею и зарываясь пальчиками в седеющие волосы. На этот раз он ответил. Медленно, тягуче, словно в очередной раз спрашивая "а нужно ли тебе это?" . Её язык, норовящий пробраться между его приоткрытых губ говорил, что нужно. Анна даже не заметила, как муж невесомо подхватил её под ягодицы и усадил на кровать, и лишь когда он упал на колени, разрывая поцелуй, осознала своё новое положение. Он накрыл её руки своими, глядя в глаза, давая возможность разглядеть больше ничем не прикрытый торс. Он был худ, но при этом прекрасно сложен. Было заметно, что ему совершенно чужд физический труд, однако тело это было в достаточной мере крепким, чтобы не сгибаться под тяжестью мучающей его судьбы. Анна выдернула одну руку из-под некрепкой хватки и провела по его сильной груди, отмечая почти полное отсутствие на ней волос. Всё это время Алексей со слабой улыбкой вглядывался в жену, будто ища в этих задумчивых глазах подтверждение тех слов, которые она так самозабвенно шептала ему в губы. — Всё ещё не противен? — Нисколько. Вырывая вторую руку, она притянула его к себе, утягивая их куда-то вглубь кровати, куда ещё проникал свет из открытого окна. Анне хотелось, чтобы муж её видел. Сорочка на ней сбилась, открывая вид на округлые девственные колени, сияющие своей аристократичной бледностью. Алексей лишь тихо вздохнул, припадая в осторожном поцелуе к манящим коленным чашечкам. В это время руки Анны скользнули к завязкам сорочки, уже не ослабляя, а нещадно разрывая их. Из-под белоснежной ткани показались округлости грудей, на которые словно специально падал свет из окна, превращая женскую бархатную кожу в мрамор. — Прошу, иди ко мне. Алексей нежно взглянул на неё полуприкрытыми глазами, не желая отрываться от стройных ножек, уже лежащих у него на плечах. Он начал прокладывать дорожку невесомых поцелуев от коленки до ярко выпирающего из-за худобы бедра. Анна откинулась на подушках с едва слышным стоном. Её нетерпеливые руки нашли руки мужа, чтобы опустить их на сверкающие в свете белых ночей груди. Она ждала, что он застонет, сожмет между пальцами отвердевающие соски, но Алексей лишь тихо выдохнул, нежно поглаживая чувствительную женскую кожу. Губы спустились к её ключицам, кончик языка выводил неизведанные узоры на выпирающих костяшках. Анне хотелось, чтобы он укусил её, пустил кровь на стройной женской шейке, тут же зализывая открывшиеся ранки, хотела, чтобы его крепкие руки сдавили её до боли в рёбрах, но получала мягкие касания по всему телу. Она мечтала, чтобы он кричал её имя, восхваляя её красоту красотою Венеры, но он молчал, словно стараясь укрыть её от всего мира в своих нежных объятиях. Анна хотела, чтобы её видела вся земля, Алексей боялся этого. Он осторожно снял с неё мешающую сорочку и прильнул к плоскому животу, оказывая особое внимание маленькой родинке у пупка. Анна прошептала его имя, упираясь руками в широкие плечи. Едва заметно он провел большим по пальцем по её кружевному белью, вызывая у жены громкий раскатистый стон. Алексей вновь вернулся к её губам, одной рукой оглаживая бедро, а второй снимая и кладя рядом на постель кружевные трусики, даже не взглянув между стройных ножек. В пару движений он расстегнул свои штаны, стаскивая их, пока губы неизменно блуждали по животу, спускались по бедру дальше, к голени, и, наконец, доходили до маленькой стопы, касаясь каждого аккуратного пальчика. Когда брюки остались лежать рядом с сорочкой, Анна приподнялась на локтях, заглядывая мужу в глаза в попытке найти в них хоть каплю бушующей в сердце любого нормального мужчины страсти. Он хотел её, определённо хотел, но в этих глазах не было ничего, кроме искренней преданности, которую так часто можно заметить у безответно влюблённых. Перед Анной же расстилалось всё то же утягивающее болото. Ничем не примечательное. Сухое и холодное. Не прерывая зрительного контакта, Алексей двинулся, медленно наполняя её. Он не спешил, с тихим шипением погружаясь всё глубже. Одна его рука, опираясь на постель, невесомо гладила жену по волосам, вторая порхала по животу, иногда чуть надавливая. В такие моменты Анна выгибалась на подушках, громко стоная прямо ему в ухо. После каждого движения он давал ей время привыкнуть, приостанавливаясь и целуя её в полураскрытые пухлые губы, пока она извивалась в попытках сильнее насадить его на себя. Дойдя до половины, Алексей начал двигаться, осторожно раскачиваясь, и чуть сильнее потянул её за растрепавшиеся по подушке волосы. Анне хотелось большего. Она подалась вперёд, впервые вырывая из мужа глухой стон, тут же растворившийся в тишине светлой ночи. Ей не было больно, при первом проникновении она испытала лишь лёгкий дискомфорт, тут же переросший в нескончаемое удовольствие. Её муж был слишком мягок в попытке избавить её от боли. Наконец, он наполнил её до конца, проходясь поцелуями вдоль линии подбородка и постепенно наращивая темп. Чем быстрее он двигался, тем громче кричала Анна, метаясь и в судорогах сжимая простыни. Алексей не издавал ни звука, кроме еле слышного мычания, которое почти нельзя было различить из-за громких стонов жены. Она верещала что-то: то ли звала мужа, то ли просто заходилась в бреду. Когда его рука в последний раз надавила на её живот, она прокричала заветное имя, блаженно сжимаясь и в бессилии опускаясь на простыни. Алексей продолжал проникать в неё мягкими, размашистыми толчками ещё пару минут, пока в конце концов не рухнул рядом с женой, тяжело дыша и продолжая лениво перебирать каштановые прядки. Ей показалось, что пике удовольствия она различила в его мычании свое имя. Сейчас он словно вновь погрузился в транс, ниче не видя и не слыша, пока Анна не присела на постели, разминая затекшую шею. Её рука скользнула по мужниной щеке, проходясь дальше по его груди. Он встрепенулся, медленно поднимаясь с постели и поглядывая на всё такие же чисто белые простыни. Анна проследила за его взглядом. — Крови не было. Алексей с лёгкой улыбкой кивнул, накидывая висевший на стуле халат. — Разве так может быть? Это же может значить только, что я… Он не дал ей договорить, прерывая вновь очерствевшим, но теперь с каплей насмешки взглядом: — Необязательно. Анне больше не хотелось смотреть на него. Глаза разглядывали правую руку и кольцо на безымянном пальце. -Вы так мне доверяете? — Абсолютно, — услышала она прежде, чем за ним закрылись двери его покоев.