кислые ленточки

Сынмин улыбается как последний влюблённый дурак, когда они находят то, что искали. Из-за подготовки к учёбе совсем забылся самый красивый момент: момент рождения в природе, её кульминация в истории каждого дерева — цветение. Будто растение отдаёт себя само, чтобы дать жизнь в виде кислых плодов. Небольшие красные вишенки появятся через какое-то время, после того, как они уйдут отсюда. Время?.. Поговаривают, что время — социальный конструкт, но Сынмин никогда так не считал. Сынмин думает, что время и природа — самые важные и сильные части их жизни, что в совокупности эти два фактора рождают влюблённую прелюдию и как следствие — уродливую смерть подобно реквиему. Последнее цветущее дерево в этом году, кажется, им предстоит ждать ещё целый год, чтобы увидеть, как падают розовые лепестки. Хёнджун ловит в свои ладони один из кружащих в воздухе и протягивает Сынмину, улыбаясь. Сынмину всегда нравилось, как поднимаются небольшие морщинки около его глаз, когда Хёнджун счастлив. Он сам, глядя на него, начинает улыбаться, даже того не осознавая. — Сфотографируешь меня? — Хан нарушает тишину, а Сынмину лишь в радость сохранять фотографии в собственной головной галерее. Каждая из них хранит воспоминания, будь то хорошее или плохое — неважно, главнее то, что они прошли эти воспоминания вместе, помогая друг другу. Хёнджун стоит, засунув руки в карманы своей пушистой куртки и спрятавшись носом в её воротник. — Покажи себя. — Сынмин немного издевается. Они видятся почти каждый день, да и пару моментов назад ему прекрасно было видно его лицо. Хёнджун немного скулит в смущении, высовывая лицо из ткани. — Красивый. В шутку, немного раскачиваясь на каменном поребрике, Хёнджун ведёт руками в воздухе, будто пытается сохранить равновесие, но у Сынмина всё равно в сердце что-то бýхает — мало ли, свалится. Довольно поздно, практически ночь, парк запустел, а над их головами — фонарные столбы-нимбы, освещающие им дороги впереди. Хёнджун — его персональный ангел, защищающий от всех невзгод. Сделав пару фотографий вместе и по-отдельности, они решают вернуться домой к Хёнджуну, приготовить бибимбаб и устроиться за просмотром фильма… Хёнджун начинает чувствовать, как тёплые капли падают на его лицо. Начинается дождь. Он хватает Сынмина за запястье и бежит в сторону выхода, а тот, поддавшись моменту, даже и не спрашивает, зачем и куда они бегут. Он уверен, что Хёнджун никогда не сделает ему больно. Капли бьются о небольшое озеро неподалёку от Сынмина, до него медленно доходит, что на самом деле задумал Хан, и ускоряет шаг, придавая скорости им обоим. Они не успевают выбежать из парка, когда дождь усиливается, и Сынмин останавливается, тяжело дышит и будто приказывает: — Сними обувь. — Зачем? — Хан с отдышкой смеётся, с мокрой чёлки бежит вода, капает и стекает прямо в рот. Свет фонарей подсвечивает его шею, на которой кадык-сердечко скачет вверх-вниз, когда он сглатывает. — У тебя кеды тряпичные, простынешь ведь. Я тебе свои кроссовки отдам. — Сынмин наступает на пятку белой обуви, снимает её. Не то чтобы они были непромокаемыми, но всяко лучше однослойных конверсов. Хан смеётся, прикрывая рот ладонью: — А ты в чём пойдёшь? Босиком, что ли? — Я не простыну, если немного пройдусь по мокрому асфальту, а ты ещё как можешь. — Сынмин опускается на колено, чтобы расшнуровать чужую обувь. Вот так всё и выходит: Сынмин хлюпает по лужам в одних коротких носках, зато уверен, что у Хёнджуна шанс подцепить простуду снижается на добрую треть. Вернувшись домой, они оба скидывают вещи прямо на пол — и так высохнут, он ведь с подогревом. Хёнджун набирает ванну, наполняя её густой пеной с запахом яблока, которая моментально превращается в белые пузырьки. Мыться вместе экономичнее, да и дополнительное тепло друг от дружки! Сынмин устраивается сзади, со стороны изголовья, и обнимает Хёнджуна, который лежит на нём сверху. Через вентиляцию слышится крапанье дождя, каменные стенки комнаты немного запотевают. Сынмин берёт щедрый кусочек пены и кладёт Хану на голову: — Смотри, у тебя шапка. — Хенджун хмыкает и кладёт Сынмину небольшое количество воздушной массы на нос. Сынмин дарит ему поцелуй в линию челюсти. Моменты интимнее, чем секс, — когда вы позволяете друг другу дурачиться, лёжа в одной ванной. Настоящий язык любви Хёнджуна — время. В отношениях время идёт чуть быстрее привычного, потому он и пытается ценить каждый момент, проведённый вместе. Сынмин помогает ему вымыться. Он знает, что порой Хёнджуну трудно это делать, но от гигиены никуда не уйдёшь, а если и уйдёшь — то точно подхватишь с собой незваных гостей. Бактерии то ещё зло! Сынмин помогает Хёнджуну смыть с себя этот день, намыливает кожу его головы с шампунем, слегка массирует скальп. Наносит увлажняющую маску для окрашенных волос и закрывает кутикулу с помощью кондиционера. Хёнджун заранее приносит чистую одежду для них обоих — фиолетовые и красные пижамные штаны и две растянутые футболки. Сынмин подсушивает его волосы и наносит сверху несмываемое масло, чтобы сохранить качество волос. Ещё давно между ними был договор посмотреть аниме про мальчика в мире демонов, который умел превращаться в бензопилу. Сынмин не особо любил мультики, но если Хёнджун попросит — они вместе глянут что угодно; если Хёнджун пожелает — они вместе пойдут в кафе на другом конце города, чтобы попробовать суши в виде героев игры; если Хёнджун расскажет Сынмину о новой группе, которая его заинтересовала, — он обязательно послушает всю их дискографию. С Хёнджуном никогда не бывало скучно, хотелось разобрать его как часики: на маленькие составляющие, посмотреть, как там внутри всё устроено, и заглянуть в его мысли. Хёнджун достает пачку кислых ленточек, накрывает их обоих пледом в красно-чёрную клетку и тянется к журнальному столику, чтобы включить проигрывание на ноутбуке. Сынмин увлечённо разглядывает чужие руки, тонкие сухожилия в них и длинные пальцы, когда они берут кусочек разноцветной жевательной конфеты, чтобы аккуратно положить их себе в рот посредине языка. — Как думаешь, если мы сейчас поцелуемся, будет кисло? — Низкий голос прерывает звук месива на экране. Сынмин сперва не понимает, кому адресованы слова и степень их серьёзности, потому всё, что он говорит, — это глупое вопросительное «а?». Хёнджун поворачивается лицом в сторону слегка испуганного Сынмина и глядит прямо в чужие бездонные глаза. Они встречаются давно, но, кажется, Сынмин впервые боится поцелуя. Нисколько он не боялся кислоты, но был удивлен Хёнджуну, который сделал первый шаг самостоятельно, предложив попробовать новую практику. Сынмин любил расти вместе с ним, любил смотреть, как тот постепенно раскрепощается для него. Хану не было жалко для Сынмина абсолютно ничего, он готов был отдать себя всего целиком и полностью; разве что, он совсем не мог научиться это показывать. Неверным будет сказать, что он не любил это, но свою любовь Хан всегда показывал по-разному: подкидывал мятные леденцы Сынмину в портфель, писал милые записки, готовил еду, когда ему сложно было поесть, и дарил небольшие открытки, нарисованные лично им от руки. Хёнджун тянется к чужим губам, прислоняется к ним каждой сахаринкой. Он чувствует горячее дыхание на своём лице и постепенно расслабляется, когда Сынмин слизывает твёрдые кристаллы кислого сахара. Поцелуй мокрый — стоит Сынмину лишь слегка отстраниться, как между ними тянется нить вязкой слюны со вкусом жвачки. — Правда кисло. — Сынмин вытирает подбородок кулаком. Они оба тяжело дышат через рот пару секунд, вслушиваясь в дыхание друг друга. — Сядешь на меня? — и Хёнджун ему повинуется, залезая на сильные бёдра, заводит за них ноги и кладёт руки ему на плечи. Они продолжают начатое уже со сладким послевкусием во рту: Хан зажмуривается до рыжих пятен перед глазами и вплетает руки в чужие блондинистые волосы, пока Сынмин сжимает его бёдра в своих руках. В какой-то момент Хёнджун ощущает подступающее возбуждение, дурманящее голову. Всё как будто кружится, уши горят, а дыхание учащается. Хёнджун быстро-быстро дышит, когда Сынмин вновь сжимает его худые бёдра и проводит ими по своему паху, выбивая глухое мычание сквозь поцелуй. Сынмин вновь отрывается, чувствуя власть над чужим телом, и ухмыляется. Он пару раз снова трёт Хёнджуна о себя, а тот и не сопротивляется — лишь усиливает хватку руками. Сынмину нравится, как Хёнджун смотрит на него из-под полузакрытых век, как возбуждение огоньками бегает в его глазах, раскаляя уши и щёки. Он немного смеётся и ускоряет движения, чувствуя чужое возбуждение. Они оба сейчас без белья, поэтому в какой-то момент движения становятся неприятными из-за трения о шершавую поверхность ткани. Хёнджун предвкушающе скулит, когда Сынмин залезает ладонью под резинку его штанов, поглаживает паховые волосы и, спускаясь вниз, ведёт по влажному члену. — Что, уже? — Сынмин пытается строить из себя феромонную катастрофу, хотя сам такой же мокрый. Он об этом даже не подозревает, пока не просовывает вторую ладонь под ткань. Он освобождает свой член из-под ткани, приставляя его к чужому, и мастурбирует им обоим своей ладонью. Немного неудобно, он не может полностью обхватить два члена своей рукой, и Хёнуджун вновь проявляет инициативу — кладёт руку на стояк Сынмина, водит по нему сухими пальцами. Он немного подаётся вперёд бедрами, пока стонет. — Чувствуешь себя хорошо? — Сынмин рычит сквозь зубы, ускоряет темп, прижимая большим пальцем каждую вздутую венку. — Да… — Хан выдыхает и прячется в Сынминовом плече, из-за чего он останавливает движения ладони. — Хёнджун, посмотри на меня. Для Сынмина это момент наслаждения, момент, когда он точно может быть уверен, что делает всё правильно, и Хёнджуну приятно. Его возбуждает лишь мысль о том, что Хёнджун может достичь оргазма из-за него. — Хёнджун, — он стонет из-за непрекращающейся стимуляции. Сынмин близко, куда ближе чем хотелось бы. Позорно будет кончить прямо сейчас. — Посмотри на меня. И это действует на Хёнджуна как гипноз, он возвращает голову в прежнее положение, лишь бы вновь получить трение. Немного больно, член пульсирует и каплями-бусинами выталкивает смазку. Хёнджун самый красивый в такие моменты. На глазах немного слёз, совсем чуть-чуть, но в свете домашней лампы они переливаются, подобно звёздочкам. — Хороший мальчик. — Сынмин возвращает руку на прежнее место и чувствует, как Хёнджун сильнее подается бёдрами, тянется вновь, чтобы поцеловать Сынмина, и слизывает солёный пот с его губ. Пару мгновений спустя Сынмин кончает, чувствует, как сокращаются мышцы, и слегка сжимает руку, которой мастурбирует Хёнджуну, из-за чего тот кончает следом. Они оба неровно дышат, пока Сынмин облизывает свою руку, убирая беспорядок: — Вкусный мальчик. — Хан в ответ лишь щипает его за плечо. — Ты мой. — Я твой, — умаявшись, выдыхает он и крепко сжимает Сынмина в объятиях.

***

На следующее утро Сынмин просыпается с температурой, отечностью и насморком. Голова ходуном, а ноги совсем не держат. Хёнджун, сидя с тарелкой миёкгука, смеётся над своим парнем: — А говорил, что не заболеешь! — Это того стоило, Хан-и.