Истинный убийца

23 ГЛАВА Веки дрогнули. Один раз… Ещё один… Смоляные, густые ресницы взмахнули вверх и мутный взгляд чёрных обсидиан уставился в потолок. Разноцветные полосы плывут перед глазами и Энигма пытается пошевелиться, но чьи-то крепкие руки его насильно фиксируют, удерживая. — Лежи, Чон, тебе пока рано вставать. — и Чонгук узнаёт голос доктора Кана. Медленно поворачивает голову на звук и сквозь пелену видит размытые очертания знакомого альфы. — Привет, Инсон. Ты, как всегда, заштопал меня, да? — голос хрипит от наркоза и долгого пребывания без сознания, но Чонгук пытается откашляться, тут же замирая от острой боли в спине, зажмуривая глаза. — Чёрт. — шипит сквозь сжатые зубы. — Мы достали пулю и зашили рану, но ты потерял огромное количество крови и если бы не он, — Кан кивает куда-то в сторону, — то мы бы не успели в этот раз, Чонгук. Чон поворачивает голову вслед за доктором и видит Его. Тэхён… Мальчишка лежит на кушетке под кипенно белой простынёй, из-под которой виднеется только бледное личико, голые ступни и расслабленно разжатые ладошки. Глаза закрыты и дыхание такое тихое и слабое, что Чон снова пытается подняться. — Малыш… Энигма в таком шоке, что аж дыхание прервалось. Что с ним случилось? Что произошло с его омегой? И снова крепкий захват на плечах и Чона укладывают обратно. — Лежи, я сказал, это тебе шутки, что ли? Я тебя с того света вытащил. Будь добр, слушайся. — Кан рычит и хмурится, уставившись на Чона строгим взглядом. — Что с моим омегой? — Чонгук ошалело смотрит на мальчишку, сердце в беспокойстве за любимого бьётся отбойным молотком, ком в горле не даёт возможности вдохнуть воздуха. — Мы сделали переливание, твой омега тебя спас, Чон. Сейчас в твоих венах течёт кровь твоего истинного. Пришлось взять много, нам нужно было выкроить время до поставки плазмы, и он пожертвовал собой, лишь бы ты выжил, мой друг. Кан говорит таким серьёзным тоном, не терпящим возражений, что Чон непроизвольно поворачивает голову к нему. В обсидианах плескается дичайший страх. Ничего подобного в жизни не испытывал. Страх доселе был ему незнаком. Открывает рот, чтобы снова задать вопрос, который раздирает внутренности от паники и ужаса, но доктор его опережает. — С ним всё в порядке, он просто спит. Тэхён сейчас очень слаб, не тревожь его. — Его жизни что-нибудь угрожает, Инсон? — голос дрожит и Энигма шумно вздыхает, наконец наполняя лёгкие воздухом. — Нет, с ним всё хорошо, но ему нужен покой. Как и тебе, кстати. — Он отдал... мне... свою кровь… — глядя куда-то в потолок шепчет Энигма, задумчиво растягивая слова. — Он хотел меня спасти... Вот же маленький глупыш. — Не такой уж и глупыш, Чон, он первый догадался, что его кровь может быть по группе такой же, как твоя. И этим сохранил тебе жизнь. Сейчас уже всё позади. Плазма доставлена и вы оба получили её в полном объёме. Теперь только отдых. Вам обоим. И Чон, — Кан смотрит в упор, поджимая губы, сверля взглядом своего пациента, — завязывал бы ты с этими бойнями, ты реально был на грани. Я думал, не успею. Инсон опускает глаза, тяжело вздыхает, легонько хлопая Энигму по плечу в дружеском жесте. — Твой истинный прекрасный омега, просто невероятный, он так испугался за тебя, что мы тут его вместе с тобой откачивали, понимаешь, о чём я? — Не совсем… — Я о том, что твоя жизнь Уже круто изменилась, когда в ней появился Он. Далеко не всем так везёт, Чонгук. Встретить истинного, это парадоксальное везение в нашем мире. Ты поймал удачу за хвост. Так не отпускай её, а вернее, его. Не упусти возможности зажить спокойной жизнью, поменяй род деятельности, да всё, что угодно, лишь бы вот без всего этого. — Инсон обводит глазами помещение, разводя в стороны руки. — Хватит играть в стрелялки, мой друг. Создавай семью и живи счастливо. Думаю, Мали именно этого для тебя хотела. Кан замолкает, глядя на застывшего Чона. Тот смотрит на доктора так внимательно, так сосредоточенно, словно в голове уже запущен мыслительный процесс. — Я тебя понял, Инсон. Ты абсолютно прав. Чонгук вздыхает и опускает глаза, бросая тень от чёрных, густых ресниц на смуглую кожу, и снова медленно поворачивается в сторону спящего омеги. — Ты прав… — повторяет тихо, не сводя влюблённого взгляда и, кажется, что он уже не здесь. — Дай мне немного отдохнуть, очень хочется спать. — Чон кивает сам себе, не смотря на доктора. — Да, конечно, так я тебе и поверил. Будешь вставать, делай это медленно, не спеша, чтобы голова не закружилась, а потом ложись и, после, слушайся меня, ясно? — Кан улыбается, качая головой из стороны в сторону, понимая, чего от него хотят. — Оставлю вас ненадолго. И больше не говоря ни слова, покидает операционную. Энигма медленно приподнимается на кушетке, крепко упираясь руками за края. Спускает ноги и остаётся в положении сидя, ловя круги перед глазами. Слабость ещё не отпускает его. Но она не сможет его остановить. Дикое желание приблизиться к омеге раздирает изнутри, словно это единственное, что заставляет его сейчас дышать. Медленно сползает и в один шаг оказывается рядом с любимым. — Малыш… — с губ непроизвольно слетает это милое прозвище, а рука уже тянется к белым, пушистым волосам, касаясь легонько, чтобы не разбудить. Губы зудят от желания прикоснуться к нежным губам напротив и Чон наклоняется, вдыхая цветочный аромат своего мальчика. Как же он любит его. Как же сильно он любит своего омегу. Он больше не сможет молчать. Не сможет. Он Его и только Его, никому не отдаст это чудо. Этот малыш вдохнул в него жизнь. Поселил в нём столько тепла и неги, что если он не выплеснет эти чувства наружу, его просто разорвёт изнутри, сломает, как под колёсами бронепоезда. Сожрёт и поглотит вечная тьма, если он не скажет мальчишке, что он сделал с ним. Он приручил дикого зверя. Он единственный на всём белом свете. Он такой родной, что сердце тает, растекаясь лужицей. Серый, яркий луч из огромного окна пробежался по лицу мальчишки и Чон поднимает глаза к небу. Видимо солнце, этот светло-серый шар, выглянувший из-за белых облаков, сейчас пытается укутать омегу своим теплом, вселить в него свою живительную силу и подарить своё внимание, словно в поддержку. Как бы он хотел хоть разочек увидеть настоящий луч солнца, тот, о котором рассказывала ему Мали. Чонгук прикасается к персиковым губам невесомо, слегка прижимаясь, чтобы не потревожить. Сердце клокочет внутри, трепыхается, дыхание сбивается напрочь. Глаза щипит от переизбытка чувств. Руки дрожат и это не от слабости. От нежной страсти, от обожания, от мощнейших феромонов радости, что брызнули в кровь и будто лишили рассудка. Чон выдыхает в пухлые губы то, что стянуло его сердце крепкими ремнями и уже никогда не ослабит свою хватку. — Я люблю тебя… малыш... Жмурит глаза и одинокая, солёная слеза стекает по его щеке. Вся душа наизнанку перед этим мальчишкой. Всё нутро наголо... Без него он жить уже точно не сможет. Не захочет. Только бы с ним, навсегда, на всю жизнь. Так много всего он никогда не чувствовал. В душе сады распускаются, фейерверки взрываются, хочется выть и кричать от том, что нет его любви сильнее на всём белом свете. «Только дай мне шанс, малыш.» — проносится в голове. Пальцы сжимают края кушетки, зубы плотно сжаты, чтобы не зарычать от переполняющих эмоций и снова слеза катится по щеке, срываясь с подбородка. Маленькой прозрачной каплей падает на лицо омеги, стекая по его губам. Чонгук тихонько проводит кончиками пальцев по нижней, стирая влагу, и задерживается на родинке, что притаилась на краешке губы, и снова жмурит глаза. — Как же я люблю тебя, Тэхён. Господи, как же сильно я тебя люблю. И сердце подскакивает к горлу, когда он слышит такое тихое, едва различимое. — Чонгук? Энигма распахивает глаза и видит карамельные напротив. Омега проснулся и смотрит на него затуманенным взглядом, ещё до конца не придя в себя. В ушах так громко звенит от волнения, что Чон боится, что оглохнет сейчас. — Малыш… Мой малыш… — Чонгук, ты жив… Тэхён шумно набирает воздуха в лёгкие, слегка приподнимаясь на локтях, тянется к Энигме, протягивая к нему слабые руки. — Ты жив, мой Чонгук. Ты жив… «Мой Чонгук!!!» — Тэхён, маленький мой. — Чон хватает его в свои объятия и прижимает к себе. И нет больше никаких сил. Душа кричит неистовым ором. Слёзы Энигмы хлынули из глаз, словно прорвало плотину, словно небеса упали к ногам и разверзлись тучи, обнажая все скрытые чувства, все сдерживаемые до этого момента эмоции. — Малыш, я люблю тебя, слышишь, я так сильно тебя люблю, родной мой!! — Я тоже люблю тебя, Чонгук. Люблю… Тэхён шумно, с хрипом выдыхает... И омега сам прижимается своими губами к влажным от слёз губам Чона. Так мило, так по-детски, неумело и смущённо. Но как же страстно он касается его сейчас. Будто ждал этого момента много лет. Будто сам жаждал и наконец-то получил. Мягкое прикосновение двух сердец, двух вдруг неразлучных и нуждающихся душ. Нежное касание и губы легонько скользят по губам и оба слышат, как безудержно колотятся их сердца в унисон. Они так счастливы сейчас. Только что они приобрели друг друга, осознавая для себя так много. Любовь. Это теперь их второе имя. Это теперь их путеводитель в жизнь. Чонгук ещё крепче прижимает к себе тихо стонущего в его губы омегу. Поцелуй такой чувственный, лёгкий, как шёлк. Такой вкусный, тягучий, что оба дрожат в руках друг друга. Губы плавно касаются губ, а земля уходит из-под ног и мир плывёт мимо них, как в замедленной съёмке. Всё вокруг замирает. Двое сейчас дышат друг другом и не могут насытиться. От немыслимого наслаждения омега тихонечко всхлипывает в поцелуй, а Чонгук неторопливо открывает глаза. И перед взором Энигмы серый луч солнца, что подсматривал за ними в окно, лаская своим теплом белые кудри мальчишки, вдруг медленно, не спеша, превращается в ярко-жёлтый, золотистый, невероятный цвет, которого он никогда до этого момента не видел. Малыш действительно вдохнул в него жизнь.