Вокруг сновали счастливые люди. Хёнджин искренне не понимал причин их радости. Ну
Рождество. И что? Обычный день. Так ещё и холодно на улице. Но холодно было не
только на улице, но ещё и внутри.
Сердце было покрыто корочкой льда, которую Феликс, идущий рядом растопил пару месяцев назад, но вот "Снежная "Королева" — мать Хвана вновь вернула лёд на место, даже сделав его ещё крепче.
Хван повернул голову, чтобы посмотреть на милого парня рядом с собой, что сжимал его
локоть, дабы он не пизданулся на льду и не расшибся окончательно.
— Я хотел поговорит с тобой, — нарушил их молчание Феликс, — я знаю о том, что со
мной тебе запретила общаться мать. И может это не моё дело, но ты всё ещё
нравишься мне, и я всё ещё хочу помочь тебе. — Ёнбок говорил это немного
взволнованно, его голос дрожал, а сам он то и дело сжимал локоть Хёнджина в
своих ладонях, —
тебе это нужно? — он выделил голосом слово "тебе".
А ему было нужно. Ему это было чертовски нужно. Но негативные мысли продолжали
кричать голосом матери
Это глупо, Хёнджин.
Фраза, которую Соён всегда говорила, когда Джин делал что-то не так, как было нужно ей. Эта фраза резала ножом по сердцу, ведь меньше всего он хотел быть глупым.
Но здравый смысл и банальная усталость от такой жизни были куда громче, посему он
тихо ответил:
— Да, — и добавил — мне это нужно. Очень.
Феликс остановился и встал перед Хваном. Он улыбнулся и прижался к охнувшему от напора Джину.
— Я рад, — сказал Феликс, сжав Хёнджина, которому хотелось навсегда остаться в этом
моменте, ибо эти объятия и правда были волшебными.
Они дошли до района старшего и его улицы, но к дом не подошли, решив
попрощаться там, дабы ни на кого не нарваться снова.
— До встречи, — сказал Феликс и оставил поцелуй на скуле Хвана, — я уверен, что мы
со всем справимся.
— До встречи, — улыбнулся Хёнджин, подставляясь под ласки парня перед ним.
Почему-то он безоговорочно поверил словам Ёнбока о том, что они справятся и
вообще всё будет хорошо.
Потому что он знал, что так будет.
***
Больно ли переживать потерю близкого человека? Чонин сказал бы, что очень. Но он смог.
Почти.
До сих пор иногда вспоминает родной голос отца, его руки и добрые глаза. Но это
почти прошло.
Чонин потряс головой, пытаясь сбросить наваждение, и ещё раз пробежался глазами по
строчкам с текстом.
У них запись. Джисон снова набросал какую-то смазливую баладу о любви, и Чонин
должен был это спеть, ибо, как сказал Хан, его голос наиболее подходящий для этой
песни.
Ян приблизился к микрофону, и Хан дал команду записи. Он начал петь слова о нежной
и чистой любви. Интересно, о ком Джисон думал, когда писал это? Глупый вопрос.
Конечно же о Минхо. У этих двоих максимум идилии.
Мысли об этих двоих напомнили ему о Сынмине, тот в последнее время был слишком
подавлен.
Были рождественские каникулы, и они смогли встретится с Кимом. Он был грустным и
отстранённым. Чонин старался развеселить и узнать, что случилось, но не давил и
не распрашивал, когда Сынмин не хотел говорить. Чонин надеялся, что сможет помочь Киму принять свои эмоции и выражать их.
Ян пел о любви. Чистой искренней и вечной.
Любовь.
Что это такое?
Для кого-то это человек, чья улыбка заставляет сердце трепетать, для кого-то, это дело всей жизни, для кого-то, это время, проведённое наедине с самим собой, для кого-то,
это человек, который живёт далеко, и вы даже не знакомы, но его творчество
ежедневно помогает вставать с кровати.
Любовь для всех разная.
Чонин считал любовью комфорт рядом с человеком. Это для него истинная любовь. С Сынмином он чувствовал комфорт. Тот был милым и добрым. Хоть и многие говорили обратное. К нему просто нужно найти подход и всё. И Чонин нашёл. Смог подобрать ключик к запертому на сорок замков сердцу парня и открыл ящик пандоры с ласковой, нежной и ранимой стороной Кима.
— Чонин, — его окликнул Хан — опять в облаках?
— Прости, Хён, — Ян выглядел виноватым.
— Давай ещё раз эту партию, — Джисон включил музыку и Чонин вновь запел.
***
- Хёнджин, у меня снова командировка скоро, — мать подошла к парню, — я думала, что
смогу без этого, но это невозможно. Но я вижу, что ты вроде исправился и всё хорошо —
женщина улыбнулась, — я вылетаю завтра, — она потрепала Хвана по тёмной макушке
и ушла.
За то время, пока Соён была в Корее у Хвана обострилась депрессивное расстройство,
он ещё сильнее похудел, а его тело было исперещено ранами, душу теперь и самый
опытный в мире мастер починит с большим трудом, но Феликс поможет ему.
Мать сломали её родители и жизнь, и сейчас она ломала своего сына. Возможно она не
хотела этого, и оно само так вышло. Но она причиняла вред Хёнджину немного не так как причиняли боль ей.
Она лишь унижала морально, потому что привыкла к такому — её отец постоянно так
делал, и это было нормой в их семье. Но он её ещё и бил. Когда девушка выросла она
твёрдо решила, что не хочет детей, но жизнь штука вредная и повернулась к ней
задом, и вот на одной из студенческих попоек, куда её чуть ли не насильно
вытащили соседки, она перебрала с алкоголем, и её почти изнасиловал парень. Ни
имени, ни номера, ни даже банально внешности та не помнила, и посему не могла на
него заявить в полицию, или же банально сказать, что тот отец.
Это безусловно ударило по психике Соён. Но ещё больше её ранило то, что родители
были не на её стороне, обвиняя в развязности и требуя сделать аборт, она не знала,
чем тогда руководствовалась, но она отказалась, и её вышвырнули из дома. Благо у
неё осталась добрая знакомая с универа, из которого она отчислилась.
Первое время Соён подрабатывала официанткой, потом, когда уже родила Хёнджина, она создала свой небольшой бизнес, и он стал успешным. Ту знакомую она отблагодарила крупной суммой денег и вычеркнула из своей жизни всех, кто мог бы служить ей напоминанием о её ошибке и слабости. Жаль, что главное последствие этого не вычеркнешь. Но его можно сделать идеальным ребёнком, тем, кем она будет гордиться и того, кто будет приносить пользу. Этим она и занялась, в процессе случайно поломав свою игрушку и даже не заметив этого.
— Зачем ты это делаешь, — мать указала на царапины на руках, что оплетали их словно змеи, — если ты хочешь умереть, так сделай это, — она вызывающе вздёрнула бровь, — зачем ты просто режешь себя? мне звонят учителя и просят поговорить с тобой. Если ты идиот, то хоть не показывай этого, — она кивнула на изрезанные руки, — либо уже вскрой вены и не мучай ни себя ни окружающих.
Этот разговор Хван запомнил надолго. Это было лет пять назад, он тогда только начал
наносить порезы на тело, и это заставило его на время отложить лезвие, но лишь
на время.
***
Что такое жизнь? Кто я в ней?
Наверное эти вопросы задавал каждый человек и в основном, будучи подростком, не понимая, что происходит и как двигаться дальше. И каждый отвечал по разному. Даже примеры привести невозможно, ибо каждый человек уникален и каждый ответ такой же.
Феликс отвечал себе, что жизнь для него это момент. Он всегда замечал маленькие мелочи вокруг. Красивый закат, интересная мелодия, которую наигрывал уличный музыкант в подземном переходе. Он всегда замечал, останавливался, наслаждался.
Кем он будет потом?
Он не знал. В мире много сфер, в которых он хотел бы работать. Возможно учить детей? У него не плохо с английским, ибо вырос он в окружении этого языка. Но он всё ещё обожал танцы, был неплох в математике и вообще в жизни так много всего. Как можно выбрать лишь одно направление на всю жизнь?
Так что Ли выбрал просто жить и стараться насладиться ею сполна.
***
Хёнджину и Ёнбоку всё ещё нельзя было общаться, и все учителя были прекрасно об этом проинформированы, посему парни не разговаривали, находясь в школе. Но после было можно, к тому же Соён уехала и можно было спокойно сидеть дома у Хвана, где они проводили большую часть времени.
Прошло около недели с отъезда матери Хёнджина, и всё, с очень громким скрипом, но всё же начало своё движение в сторону нормальной жизни. Хван снова пошёл к психологу, купил новые таблетки и начал кушать, точнее Феликс его кормил, утирая слёзы, хватая трясущиеся руки и оставляя поцелуи на выступающих костяшках
— Ликси, зачем…? — Хван захлёбывался слезами, его вновь накрывала истерика.
— Хёни, потом будет лучше, — обещал ему Феликс, целуя в щёку и подавая ещё один кусочек помидора, — давай ещё немного.
И Хёнджин послушно ел то, что давал Ёнбок, хоть и внутренне всё разрывалось от отвращения к себе и страха стать не привлекательным для Ли. А вдруг он, влюбившись в него такого болезненного, не будет любить его здорового?
Страшно безусловно было. Но больше хотелось стать нормальным и не боятся еды и плохих слов от людей.
***
Пройдёт не один месяц и даже не один год, чтобы стать нормальным на все сто процентов. Да даже тогда…
Не существует психической нормы. Мы все в какой-то мере больны… Каждый по своему.
Феликс был болен одержимостью помогать людям вокруг и Хваном.
Хёнджин был болен своей неидеальностью.
Сынмин болью коей его сполна одарила жизнь.
Минхо был болен своими личностями, когда они все кричали абсолютно разное и говорили, что пора кончать эту жизнь.
Хан был болен страхом окружающих. Да, каким бы светлым он не был. Он боялся. Боялся людей, что причинили ему боль.
Чонин был болен той потерей, что ему пришлось пережить.
Каждый болен по своему.
Кто-то больше, кто-то меньше. Кто-то лечит это, кто-то забивает и старается жить. А кто-то не выдерживает.
***
Спустя год.
Соён вошла в дом и скинула каблуки. Дом встретил её странной пустотой и тишиной.
— Хёнджин, я вернулась, — женщина прошла дальше, она хотела приехать к выпускному сына, но к сожалению не успела — Хёнджин, ты где? — в ответ тишина.
Она вошла в комнату парня. Там практически не было его вещей, а на столе лежала записка.
"Если ты это читаешь, то знай я больше не вернусь к тебе и не буду жить так как ты
того желаешь. Сейчас я на шатком пути в ремиссию от рпп и востановления от
депрессии. Это диагностировано мне врачом, если не веришь, то тут приложена копия
справки. Я хочу жить. Поэтому я принял такое решение. Мне очень жаль, что
вместо того, чтобы проработать свои проблемы, ты выплёскивала всё это на меня и
я советую тебе всё же сходить к психологу. Я уверен ты оставишь там не один
миллион вон. А я счастлив со своим парнем вделеке от Сеула. Не пытайся меня
найти, я не вернусь. Я уже совершеннолетний и сам себя обеспечиваю. Желаю
вылечить голову и стать нормальной. Больше не твой сын Хёнджин."
Соён сжала бедную бумажку тонкими пальцами и стиснула зубы. По щекам потекли слёзы.
Только сейчас пришло осознание того, что она сделала. Она сломала его. Так же, как её
некогда сломали родители. Соён раньше думала, что её сын просто страдал ерундой для привлечения внимания, даже не задумываясь о том, что это реальный диагноз.
Лучше поздно чем никогда.
— Я хочу записаться на консультацию, — в руках она сжимала телефон и сквозь слёзы диктовала информацию для записи на приём .
