Дети Охотницы

Ни медведь, ни собака, ни зверьё голодное в эту пургу не пойдёт. Даже человек, будь на то господня воля, не выйдет за порог избы. Дедушка мой — с пелёнок вскормленный мыслями об охоте и почитании леса, - говорил, что:«Вой вьюги — есть крики охотников, которые поплатились за свои желания». Наверное, в эту ночь целая деревня вышла на след какого-то крупного зверья. И поплатились они не трижды, и даже не четырежды. Вот как они кричали: Вью-ю-ю! Шу-у-ух! Я прижался лицом к стеклу. Сощурил глаз и в такой позе охранял дом: высматривал в пурге очертания. Вот, разделившись на куски и вздыбив шерсть, пролетела собака бродячая. Или то духи лесные в масках звериных хороводы пляшут. А может и волки... Дедушка говорил, что даже в самую густую пургу волки бродят вокруг домов. Самые смелые ( или же самые голодные) взбираются по сугробам на крышу и греют пасти у дымоходов. - Деда, - спросил я, не отлипая от окна, - а кто страшней: пурга или волк? Дед натачивал топор. Он водил камнем по острию лезвия, выжигая искры. Не тёплые, как в огонь печи или лучнице. Холодные. Что из ружья во время выстрела летят. Охотничий огонёк. - Человек, - ответил дедушка, - и эго человечье. - Чушь собачья! - ответил я. - Волки людей грызут! А пурга морозит! Как человек может быть страшнее? Дедушка ударил по скамье камнем. Я сполз с окна и спрятался за шкафом, наблюдая из-за угла. Не пойдёт ли он за ремнём с бляхой? - Не балакай, - прошипел тот. Иль это пурга? - Волки свой род не жрут. А вот человек, если жизнь прижмёт, не только ближнего, но и себя сожрёт. Дедушка встал со скамьи, накинул шубу. - Нет страшнее человека, что нутро утолить не может - добавил он, открыв пурге дверь. - Из дома не ногой! - тот показал двумя пальцами на глаза. Это волшебный жест. Чтоб я не натворил и как бы не пытался скрыть, дедушка узнавал об этом. А потом выжидал, отлавливал за слова, изматывал и добивал. Я помотал головой. - Ослушаешься и Зайчиха схватит.