* * *
— Кто звонил? — вытирая руки о полотенце, спросила я у брата, довольно агрессивно повесившего трубку. — Номером ошиблись, — даже не смотря в мою сторону, бросил Серёжа, уходя в кухню. Я лишь растерянно покосилась на телефон, который больше не издавал ни звука. Реакция брата была странной, если звонивший действительно ошибся номером. Я бы решила, что он поругался с Аней, но тогда брат не стал бы утаивать это от меня, а наоборот — поделился. Наверное, просто дети баловались, звоня на случайные номера и говоря всякую чушь. Признаться честно, я впервые видела Серёжу таким злым. Обычно улыбчивый и беззаботный парень как-то омрачился, стоило только ответить на звонок, как будто через эту трубку на него вылили ушат с грязью. Начало субботнего дня было каким-то чудны́м, словно кому-то из семьи чёрная кошка дорогу перебежала, из-за которой и начались все тридцать три несчастья. С утра папа сломал кран в ванне, а мама обожглась о кастрюлю, подогревая на плите кашу на завтрак. Про Серёжу и сказать нечего — ходил уже несколько дней разукрашенный после своих спаррингов да недовольный. Одна я пребывала в отличном настроении, предвкушая вечер в кино с Никитой. Я не могла найти себе места, не могла и есть — кусок в горло попросту не лез. Какое-то волнение не давало мне покоя, держа в возбуждении весь день. Ещё бы тут не волноваться, всё-таки меня ожидало свидание, о котором я мечтала едва ли не последние несколько лет. Может быть, оттого волнение вперемешку с предвкушением создавали такую озабоченность предстоящим вечером. В кухне стояла тишина. Все молча завтракали, даже отец ни о чём не расспрашивал Серёжу. Хотя его всегда интересовало, не хочет ли тот устроиться к нему на завод техником, которым вполне прилично платили, либо податься в уголовный розыск в милицию. Серёжа на это отвечал лишь одно: «Нет, бать, это не моё», а отец разочарованно вздыхал, как обычно говоря, что всего-то желает для своих детей нормальной жизни — лучше, чем у них с матерью. Как правило, такие разговоры заканчивались ссорами и уходом Серёжи к друзьям, криками отца и слезами матери, которая не любила, когда двое её самых дорогих мужчин ругались. Правда, отцу самому было не в радость конфликтовать, он просто не мог смириться с тем, что двадцатитрёхлетний сын здоровье на стройке губит, а не работает в «нормальном» и «престижном» месте. Если честно, я сама не совсем понимала, чего брат так реагировал на перспективу устроиться на завод или в милицию. Всяко лучше, чем спину надрывать с этими кирпичами. Однако разбираться в этом желания не было. Понимала, что бессмысленно. Серёжа уже давно не мальчик, а взрослый мужчина, который вот-вот женится на моей подруге, потому, уверена, он сам знал, как и где для него будет лучше. Моё дело было незначительным — не вмешиваться в его личную жизнь и не навязывать чужого мнения, в частности, отцовского. Да и я понимала его, на самом деле. Всё-таки жить надо так, чтобы самому в радость было, иначе какая это радость, если пропадаешь на ненавистном деле. Я сама была бы расстроена, если бы вместо педагогического пошла учиться на медика, что в принципе для меня было настоящим кошмаром в связи с тем, что я до ужаса боялась крови. Как только родители, позавтракав, ушли с кухни, я вновь встревоженно взглянула на Серёжу. — Всё хорошо? — ковыряя ложкой в тарелке, тихо спросила я у брата, который, казалось, специально не смотрел на меня. Отвечать он не спешил, лишь молча жевал овсяное печенье. Молчание между нами затянулось, а я уже не на шутку испугалась, что могло случиться с моим братом, который был мрачнее тучи. — Вот скажи, вокруг, чё, пацанов мало? — наконец сосредоточив на мне свой хмурый взгляд, Серёжа резко поставил кружку на стол. Обстановка в кухне стала гнетущей. Как будто у нас кто-то умер. Я же, подхватывая настроение брата, лишь недоумённо ответила: — Причём тут пацаны? — Не связывайся с Кащеем, — брат поджал губы, вновь беря в руки кружку и недобро смотря на меня исподлобья, — иначе отцу расскажу, что с мотальщиком шашни крутишь. Я резко поднялась со стула, который со скрипом подвинулся назад, едва не падая. Сказать, что я была возмущена, — ничего не сказать. Я не понимала, к чему вообще состоялся разговор о Никите. И какое только Серёже было дело до него. Ещё больше я не поняла, что за наезд произошёл на пустом месте, да и вдобавок с оскорблениями и угрозами. Мотальщик? Серьёзно? Ничего лучше не мог придумать? — Ты шутишь сейчас? — насупившись, я сжала кулаки и, должно быть, покраснела от злости. — Отцом угрожаешь? Ты в своём уме? — Я всё сказал, — Серёжа, встав, поставил свою кружку в раковину, а после направился в сторону выхода из кухни, предварительно задержавшись в дверном проёме и бросив через плечо: — Увижу вместе, — потом не обижайся. Моему возмущению не было предела. Меня так злил его приказной тон, что хотелось что-нибудь кинуть в его спину, да потяжелее, чтобы на месте опомнился. Как он вообще мог что-то решать за меня, прекрасно зная, что я буду чувствовать то же самое, что и он, когда отец навязывает ему свой завод и милицию. Сам он встречался с той девушкой, с которой хотел, но тем не менее это не помешало ему упрекнуть меня знакомством с Никитой. В какой-то момент казалось, что я вот-вот задохнусь от гнева, что испытывала благодаря брату. Он ведь даже не знал этого Кащея, зато это не помешало ему обозвать того мотальщиком. Проклятье, да это даже звучало смешно. Серёжа точно не в своём уме был, позволив себе такие громкие слова. Другой вопрос, как он вообще узнал, что я с Кащеем «связалась». Неужели дружки настучали? Но какое дело его друзьям, да и людям в принципе, с кем вообще танцует и гуляет какая-то Ева Власова? Боже, уж что-что, но это я ненавидела в местных — постоянное наблюдение за чужой жизнью, точно у них своя отсутствует. Меня ни разу не видели с мужчиной, а тут, о ужас, застали танцующей и разговаривающей, и всё — кошмар, трагедия. В конце концов, я была взрослой девушкой, что мне мешало встречаться с тем, с кем хотела. Кому какое было дело вообще? Входная дверь хлопнула после того, как старший оделся и вышел в подъезд. Я же сразу припала к кухонному окну, выходившему на козырёк подъезда, у которого собралось порядком пятнадцати человек. К ним-то и вышел Серёжа, натягивая на голову шапку и здороваясь за руку с каждым. Кто-то из парней, заметив меня, кивнул на окно, обращая внимание брата. Серёжа, закуривая, тут же хмуро взглянул на меня, а отвернувшись, что-то сказал своей компании, и те поспешили ретироваться, пока я смотрела им вслед. Разве я могла вот так взять и послушать нелепые указания брата, который с детства чуть что прикрывался отцом, прекрасно зная, что скандал с ним — последнее, чего я хотела, и первое, чего я боялась. Конечно, я даже мысли не допускала о том, чтобы прекратить все контакты с Никитой. Может, дело было не столько в симпатии к этому парню, сколько в каких-то принципах и внутренних убеждениях, которые словно раскрылись только благодаря братскому запрету, — лишь бы сделать всё назло и с точностью до наоборот. Никита, чей возраст я ещё не знала, в действительности выглядел довольно рослым и, если сравнивать с пацанами из его компании, то он и выглядел старше каждого из них. Было что-то в его внешности, что придавало его лицу некую мужественность и твёрдость, которая рассыпалась всякий раз, стоило ему улыбнуться. С улыбкой во все тридцать два он превращался в мальчишку, у которого в глазах озорство плясало. И пусть я знала его не так хорошо в силу недавнего знакомства, эта улыбка не могла заставить меня усомниться в его благих намерениях по отношению ко мне. Я не чувствовала опасности рядом с этим человеком. Не чувствовала её, когда танцевала с ним, когда он поправлял мои волосы, когда садилась к нему в машину, когда поцеловала его в щёку на прощание. С ним было легко и, что не менее важно, с ним мне было хорошо. А обрывать всю связь на корню только лишь потому, что так сказал брат, — как минимум было глупо. Я ведь уже давно не школьница, чтобы кто-то решал за меня, как мне будет лучше. Как бы там ни было, как бы ни вышло, но получить опыт и «набить шишки» я должна была сама.* * *
Чёрный жигулёнок остановился у моего подъезда в шестом часу вечера. Я, заблаговременно накрасившись, правда, на этот раз сдержанно, впопыхах бросилась в коридор, накидывая пальто и неуклюже застёгивая сапоги. Сама же тихо молилась, чтобы домой так не вовремя не заявился брат. Конечно, всерьёз я не восприняла его слова, но тем не менее всё равно опасалась последствий, которых он обещал. — Ев, это за тобой, что ли? — ужинающая с отцом мама выглянула из кухни. — Что за кавалер? Хорошенький такой. — Ещё и с машиной, — подал голос папа, не выходя из кухни. Наверное, стоял у окна, наблюдая за Никитой. — Отцовская или своя? — Пусть хоть на чай зайдёт, познакомимся с ним, — мама не унималась. Похоже, настолько была рада, что у меня наконец-то появился ухажёр. — В другой раз, мы спешим, — только и выдала я, закрывая за собой входную дверь и пряча в кармане пальто ключи от квартиры. По лестнице я неслась как угорелая. Радость от встречи просто распирала изнутри. Я ждала этого часа, ждала, когда мы вновь увидимся. Оттого сердце в груди металось, как бешеное, а от волнения даже голова закружилась и начало подташнивать. Только я выбежала на улицу, как из машины вышел Кащей, приветливо улыбаясь, и, поравнявшись со мной, отвесил шутливый реверанс, протягивая руку. — Мадемуазель, карета подана. Позвольте вас сопроводить к ней, — наигранная напыщенность, исходившая от парня в этот момент, вызвала у меня улыбку. Стараясь соответствовать ему, я сделала ответный реверанс и вложила свою руку в его. — Вы так галантны, месье, — Господи, я не могла не улыбаться рядом с ним. Никита будто заражал своим позитивом, который излучал всем своим естеством. — Просто рад тебя видеть, — усадив меня в машину, он закрыл дверь и, обойдя, сел на своё место. Такие простые слова, а моё сердце, казалось, растаяло. Я уже была уверена, что не ошиблась тогда на дискотеке, выбрав в качестве своего партнёра по танцу именно этого Кащея. То была вторая наша встреча после вечера в «Силикате», и я во второй раз теряла голову от него, выбрав свой океан, в котором буду тонуть. Фраза «Женщины любят ушами» начинала соответствовать моей действительности, как бы я ни недолюбливала её. — Как я поняла, ты уже чуть ли не всё узнал обо мне, — пристегнувшись, я решила начать издалека, привлекая внимание своего водителя. — Но о себе ничего рассказывать не спешишь. — А что ты хочешь услышать обо мне? — трогаясь с места, Никита посмотрел по сторонам на отсутствие помех движению. — Ну, сколько тебе лет, допустим, — потупив взгляд, сдержанно улыбнулась я. — Учишься ли ты? Может, работаешь где-то? — Двадцать три. Не учусь, работаю. — Супер, а где? — Людям помогаю. — Ты не выглядишь как врач… — А что, у нас врачи как-то по-особенному выглядят? Я смущённо склонила голову, даже не зная, что ответить на это. Однако прекрасно понимала, что никакой он не врач. Наверное, его выдавали собственные руки со сбитыми костяшками пальцев, допустим, намекавшими на его любовь к тому же боксу либо указывавшими на его вспыльчивую натуру, и манера речи, которая была чересчур простой. Я же общалась с медиками в своё время, многие из них любили говорить такими фразами, которые понятны были разве что только им. Медики в большинстве своём задумчивы, слегка замкнуты, должно быть, потому что в мыслях у них крутится карусель анамнезов. Они чаще всего погружены в себя. И я прекрасно понимала их. С такой работой не тронуться умом — чудо, да и только. Порой мне казалось, попади я на вскрытие или на процедуру по взятию крови — на месте бы умерла от ужаса. Но люди, добровольно идущие в медицину, по моему мнению, достойны звания героев Советского союза как минимум. Потому как вынести эти испытания вскрытиями и кровью под силу не каждому. Никита оставил машину неподалёку от кинотеатра. Только мы вышли на тротуар перед зданием, он слегка приобнял меня за плечи, по-хозяйски положив на них руку. Идти так было неловко как минимум в силу значительной разницы в росте, однако я была готова терпеть это небольшое неудобство, с радостью принимая его знаки внимания. Сама же обнимать его не спешила, — держала руки в карманах пальто, боясь ненароком испортить момент. Несмотря на то, что он оказался старше меня всего на четыре года, я с трудом могла назвать его парнем. Не знаю, почему, может, просто видела перед собой молодого человека, умеющего производить впечатление далёкого от инфантильности и ребячества, присущих всем моим ровесникам. И это мне очень нравилось в нём — я не испытывала какой бы то ни было неловкости рядом с ним. Никита быстро купил билеты на кассе, а после мы, сдав в гардероб верхнюю одежду, направились в сторону зала. Только после покупки билетов я узнала, что мы пришли смотреть «К сокровищам авиакатастрофы» — австралийско-новозеландский фильм, выпущенный в прокат в одна тысяча девятьсот восемьдесят первом и получивший повторный прокат в нашем кинотеатре в наше время, — наверное, так было потому, что фильм был очень интересным. Конечно, у нас в СССР с валютой было не густо, от чего зарубежные фильмы были большой редкостью в кинотеатрах, что в целом для советского зрителя было в диковинку. С «Сокровищами», видимо, сложился какой-то бартер, оттого Госкино СССР и удалось купить права на их прокат. И всё же в кинотеатрах, помимо вестернов с Гойко Митичем и индийских двухсерийных картин, крутилось достаточно большое количество кинолент американского производства: «Смерть среди айсбергов», «Полёт навигатора», «Ангар 18», «Трюкач», «Конвой», «Короткое замыкание», «Золотое путешествие Синдбада» и т.д. Однако иностранное кино крутили ограниченными сеансами и, как правило, не больше одного месяца, хотя иногда были возможны повторные показы, как в случае с «Сокровищами». Оттого я и была в восторге от возможности увидеть именно зарубежный фильм, свои-то, отечественные, не могли удивить так, как чужие, да и раз экзотикой считались, то вдвойне интерес вызывали. Зал был полон молодых людей, которые пришли на сеанс либо с друзьями, либо с девушками. Мы, показав купленные карточки билетёру, молча прошли к своим местам где-то с краю третьего ряда и сели в ожидании. В кинозале стоял гул из ропота зрителей, ждущих начало показа. Кто-то смеялся, кто-то даже крикнул «Давай кино!», привлекая к себе лишнее внимание других посетителей кинотеатра. Я машинально обернулась назад, чтобы увидеть этого индивидуума. В этот момент кинодемонстратор запустил оборудование, развернув перед нами картинку титров, а в помещение кинозала зашла женщина, которая, нажав на выключатель и потушив свет, тут же удалилась. В зале резко стало тихо. Все замолчали, ожидая сокровищ, перестрелок и приключений. Поразительная тишина окутала помещение, сменившись композицией фильма. Меня саму увлёк экран настолько, что я даже забыла о том, что находилась рядом с парнем, который, собственно, и привёл меня в кино. Согласно сценарию, военный грузовой самолёт, который должен был доставить в Европу, воюющую с Гитлером, груз золотых слитков, виски и пассажиров, пропадает с радаров и падает в лесное озеро в одном из «медвежьих углов». Спустя несколько десятилетий поиски этого крылатого Клондайка организовывает группа бандитов, но получается так, что этот самолёт случайно обнаруживает связанный крепкими узами с бутылкой мистер Гибби Гибсон, который со своим напарником Барни, пилотом старенького вертолёта, промышляют в этих краях ловлей зверя. Пытаясь организовать добычу сокровищ авиакатастрофы и сохранить всё это в тайне, они подключают к этому дочь Гибби — Салли — и сталкиваются с теми бандитами, что искали самолёт. Я с щенячьим восторгом смотрела этот фильм. Упавший самолёт, полный золотых слитков в ящиках, охота на оленей с вертолёта при помощи специального ружья, стреляющего сеткой, и гонка по озеру на быстроходных катерах — всё это казалось таким эпичным, заставляя едва ли не рот открывать в изумлении и то и дело дёргать Никиту за локоть с шёпотом «Ты это видел?!» Похоже, сидящий рядом Кащей не особо был заинтересован фильмом. По крайней мере, мне так казалось, поскольку он то и дело смотрел в мою сторону, время от времени улыбаясь моей реакции на происходящее на экране, что не ускользало от моего бокового зрения. Он закинул руку на спинку моего стула, вызывая краску на моих щеках, что я старалась игнорировать, будто не замечала того, что он делал. — Почему ты почти не смотришь фильм? — наклонившись к Никите и не выдержав его ухмылки, спросила я. — На тебя смотреть хочется больше, чем на экран, — как-то безмятежно ответил Кащей, сжав моё плечо. — Меня смущает это, — заправив волосы за ухо, я вновь отвернулась от парня, который незамысловато крутил прядь моих волос в своих пальцах. Я краснела рядом с ним, отвлекаясь от просмотра, а он, точно издеваясь, не убирал руку со стула и не переставал перебирать светлые пряди. Сердце замирало всякий раз, стоило ему коснуться моих волос, а реальность перед глазами растворялась, когда я ощущала тепло его руки на плечах. Такая она, влюблённость, — в волнении прячется, в алых от смущения щеках, в желании, чтобы он не прекращал с лаской касаться золотых локонов и чтобы ни в коем случае не прекращал смотреть так — без пошлости, с нескрываемой нежностью. Да такой, от которой плавишься как масло в сковороде. Наверное, именно то, как он смотрел на меня, отражало те же чувства, что испытывала я, находясь рядом с ним. И только благодаря этому взгляду я понимала, что между нами действительно что-то распускалось, точно подснежники по весне. Из кинотеатра мы выходили каждый по-своему счастливым. Я то и дело цитировала запомнившиеся фразы из фильма по типу «Вперёд, к сокровищам! Ничто не остановит нас!», а Никита смеялся, придерживая меня за локоть, чтобы я ненароком не поскользнулась и не упала. Я чувствовала себя самой счастливой девушкой на свете. Хотелось ещё погулять, может, даже и держась за руки, переплетая пальцы. Хотелось слушать ставший столь привычным хриплый голос и отдать свой первый поцелуй где-нибудь под фонарём вечерней январской улицы. Хотелось больше времени провести вместе, несмотря на часы и не кивая головой, мол, боже, как поздно. — Я же тебя предупреждал, — раздалось где-то перед нами, а я тут же затравленно начала искать взглядом обладателя этого голоса. Все мои грёзы разом рухнули, стоило увидеть брата и компанию пацанов, среди которых его ровесников было раз, два и обчёлся. Серёжа был зол, оттого, не медля, подошёл к нам и тут же схватил меня за руку, утягивая за свою спину. Я даже не успела ничего понять, но всё же порывалась обратно — в сторону Никиты, который совершенно спокойно достал сигарету и закурил. — Ну вот чё ты делаешь, Серый, — сделав затяжку, выдохнул Кащей, будучи абсолютно равнодушным ко всему происходящему. — Я думал, мы всё уладили, а ты тут. С толпой. Не по-пацански как-то. — Я говорил, чтобы ты держался подальше от моей сестры, — Серёжа едва ли не шипел в лицо парню, который бесстрастно покуривал сигарету. — Чё вы, разъездовские, постоянно из мухи слона раздуваете? Твоя сестра взрослая девочка, сама решит, что ей делать и с кем ходить, — взгляд зелёных глаз переметнулся ко мне, обхватившей свои плечи руками не то от холода, не то от дискомфорта, что доставляла эта обстановка. Я хотела было вновь выйти из-за спины брата, но тот не давал даже и шагу сделать. Пацаны за его спиной напряжённо наблюдали за нашей троицей, но с места не двигались. Я же не понимала, о чём шла речь. Чем ему так не нравился Никита? Какие разъездовские? И какое отношение к ним имел Серёжа — образцовый сын и любимый брат? Только в этот момент я присмотрелась к его компании, которую теперь сложно было назвать друзьями. Все какие-то побитые, хмурые. Ну точно хулиганы. Само собой, я была наслышана об уличных бесчинствах, которые творили молодые люди, устраивая грабежи, рэкет и разбой. Наверное, мне просто повезло, раз я ни разу с такими не сталкивалась и не подверглась ни одному нападению, но, наблюдая сейчас толпу парней, что были один краше другого, начинала понимать, почему. Серёжа никогда не рассказывал, на какой стройке он работал, не позволял приносить ему обед, но тем не менее деньгами семью систематически обеспечивал, помогая родителям. Он даже двигатель в отцовской Волге за свой счёт отремонтировал, а мы гордились им, мол, молодец парень, зарабатывает, семье помогает — ну золотой. Однако сейчас в моей голове будто паззл сложился, словно я глаза только открыла — не было же никакой стройки. Не было работы, не было ничего — было только его участие в местной преступности. Как же я хотела в этот момент ошибаться в своих догадках, но всё, что приходило на ум, только лишь усугубляло его положение в моих глазах. Серёжа представал передо мной в образе разбойника, отнимающего у казанцев последние деньги. Из кинотеатра выходили ребята, которые, заинтересовавшись этим столпотворением, подходили к нам, вставая за спиной Никиты и молча наблюдая за происходящим. — Так нынче делается? Мало того толпой на одного, так ещё и в присутствии девчонки? — бросая окурок на заснеженный асфальт, Никита наступил на него. — Чести нет у тебя, Серый, тем более девчонка — сестра твоя. Как-то не по понятиям это, на тебя же скорлупа смотрит, — после этих слов Никита сплюнул перед ногами моего брата, а позже добавил: — Не пацаны вы. После такого чушпанами становятся. В этот момент Серёжа так быстро замахнулся и ударил Никиту, что я напугалась, прикрыв рот покрасневшими от холода ладонями и вскрикнув. Я хотела было кинуться к ним, чтобы разнять, но тут кто-то крикнул «Вали универсамовских», и толпа за моей спиной рванула в сторону двух важных для меня мужчин. Однако каково было моё удивление, когда те самые «зеваки» побежали на так называемых разъездовских. Я испытала и облегчение и ужас одновременно. Сначала казалось, что компашка Серёжи просто изобьёт Никиту, да так, что от него места живого не останется, но когда «случайные прохожие» ринулись на разъездовских, я сразу всё поняла. Не только мой брат был замешан в уличном бандитизме, но и парень, которому в кои-то веки я понравилась. Хотя чего ожидала? Просто так на танцах прозвище вместо имени не называют, просто так в гематомах и ссадинах не ходят, а костяшки пальцев не сбивают. Я просто не могла поверить в это. Долгое время, что мне удавалось не натыкаться на местных бандитов, просто кануло в Лету. Всё это время я жила бок о бок с одним из них, а теперь ещё и была влюблена в такого же. Судьба явно отыгрывалась на мне. Слёзы тут же застлали глаза от осознания происходящего. Я же всегда мечтала, что буду учителем в школе работать, а мой муж в милиции или инженером на заводе, что у него будет престижное место работы, а не эта уголовщина. Сам факт того, что мой родной брат был непойманным преступником, мучительно давил на лёгкие. И если Никиту, как мне тогда показалось, ещё можно было попытаться отговорить от участия в этих беспорядках, то как быть с братом, — я понятия не имела. Пацаны, что бежали друг на друга с кулаками, заставили меня в страхе упасть на четвереньки, лишь бы не задели, не покалечили, лишь бы не сделали больно. Они дрались так яростно, что передо мной падали зубы и кровь, от которой мутило настолько, что, казалось, ещё чуть-чуть и меня вырвет. Голова кружилась, а слёзы непроизвольно лились ручьём из глаз, я просто не могла контролировать своих эмоций и состояния. В этот момент я чувствовала себя преданной и потерянной от незнания, что делать и куда податься, чтобы мужские тела переставали валиться передо мной без сознания. Всякий раз, когда кто-то оседал передо мной, я вскрикивала и захлёбывалась в очередных рыданиях от страха. Чудом было то, что меня ни разу не задели, хотя была пара парней, что спотыкались о ползущую по снегу меня и кубарем летели вниз, а на них тут же кидались в лежачем положении и избивали до такой степени, что те давились собственной кровью. Я не знала, в какую сторону ползти, чтобы выбраться из этого месива и наконец позвать милицию. Я боялась взглянуть на своё пальто, заранее представляя, какое оно грязное от крови, по которой приходилось ползти. Я молилась, чтобы хоть кто-нибудь пришёл и прекратил этот ужас, что устроили прямо у кинотеатра молодые бандиты. Однако вышеупомянутая милиция не заставила себя долго ждать. Раздался звук сирены, а после того как кто-то крикнул «Менты!», все начали разбегаться, совершенно забывая о своём побоище. Я не могла встать на ноги, всё тело пробивала дрожь, а всякий раз, когда через меня либо перепрыгивали, либо вновь спотыкались, я сильнее накрывала руками голову, боясь даже выглянуть, что происходит вокруг. Через какое-то время меня за плечи подхватили сильные руки и, ничего не спрашивая, повели к машине, усаживая в «бобик» дежурной части вместе с теми, кого удалось схватить. Я словно пребывала в забытье. Ничего не соображала, никого вокруг не видела и не замечала. Словно провалилась в транс, из которого никак не получалось выйти. Я не чувствовала совершенно ничего, смотрела куда-то в пустоту, отдаваясь штилю в мыслях. Руки замёрзли, оттого дрожали так, словно в ледяной воде передержала их с час. Однако через какое-то время я почувствовала на них тепло чужих ладоней, а после этот некто, растирая их, поцеловал ледяные пальцы. Я невольно взглянула на проявившего заботу и, наверное, должна была удивиться, но сил на какие-либо чувства совершенно не было. Передо мной был Никита, весь в кровоподтёках и с опухшей бровью, на которой до этого дня и так была рана. Он улыбался мне, пытаясь успокоить и продолжая растирать окровавленными руками мои ладони. — Моя ж ты маленькая катастрофа, — протянул парень, обнимая меня и целуя куда-то в висок. — Всё будет хорошо. — Я бы так на твоём месте не думал, — передо мной опустился и брат, который начал поправлять мой платок и виновато смотреть на моё грязное лицо. — Как бы и ей в участке не досталось из-за нас.