Рождество

      — Собаку.       Вилки и ножи одновременно замерли. Слышно было, как за окном началась метель. Тишина поглотила мгновение, и могло показаться, что даже само время застыло, неловко отворачиваясь после этого слова. Одно оно перевернуло верх дном всю повседневную жизнь. Слово, что было его новогодним желанием, а значит, всенепременно должно было покинуть мир абстрактных букв и превратиться в материальное, дышащее, пушистое существо. Альва Лоренц поправил воротник, нервно сглатывая.       — Не мог бы ты повторить? — вежливо попросил он, в тайне боясь услышать то же самое.       — Собаку, — с уверенным видом повторил Лука.       — Я сказал, что хочу на Рождество собаку. Отец, не пора ли тебе создать устройство для улучшения слуха? В последнее время ты очень плохо слышишь.       В его голосе не было сочувствия и волнения. Нет, он скорее пытался отчитать собственного отца за ненадлежащее поведение. Лука выпрямил спину и крепко сжал вилку в руках, а Герман, услышав ответ маленького короля, рассмеялся так, что живот заболел. Альва Лоренц медленно стянул салфетку с колен и, сложив её квадратиком, оставил на столе. Самым серьёзным взглядом он посмотрел на Луку, тот — нахмурился в ответ. Своего приёмного отца он не сильно-то жаловал. Немая битва сопровождалась весёлым смехом Германа, что каждый вечер не мог успокоиться, наблюдая за столовой баталией своего любовника и сына. Они уже не в первый раз так сцепились, и этот раз был гораздо смешнее предыдущих.       — Лука, скажи, пожалуйста, — Альва сложил руки в замок, — всё ли у тебя хорошо?       — Абсолютно, — небрежно бросил он.       — Настроение?       — Замечательное.       — Здоровье?       — Отменное.       — Аппетит?       — Хороший.       — Учёба?       — Успешная.       — Может...       — Нет, отец, девочки меня не интересуют, я женюсь на науке.       — Э-это мой сын! — запинаясь от приступов смеха, произнёс Герман.       Альва глянул на него, смиряя взглядом, и тот действительно сразу стал потише.       — Тогда зачем тебе собака?! — всё не мог понять он.       — Хочу собаку, чтобы была собака, — Лука надменно приподнял бровь, складывая руки на груди.       Альва потупил взгляд в тарелку, но потом снова посмотрел на Луку.       — Но кто за ней будет ухаживать? Тебе ведь всего десять!       — Квадратные уравнения могу решать, значит, и с собакой справлюсь.       На том и согласились. Хотя, на самом деле, спорить они могли ещё долго. Порою их ссоры продолжались днями, а то неделями, зависело от темы дискуссии. Но в этот раз всё быстро утихло, конечно, не без помощи Германа, который таки пообещал Луке собаку. Даже если Альва был против, он сам ничего такого не видел в том, что сын будет учиться заботиться и любить. Ему этого явно не хватало, учитывая, что жениться он собрался на науке, а не на живом человеке.       Это был неожиданно тёплый вечер для конца декабря. Словно сама погода желала сделать подарок маленькому гению. Лука отсчитывал дни до Рождества. Его сердце замирало от предвкушения. Чем ближе была дата, тем больше он думал о том, что больше никогда не останется один. Гордость бы не позволила Луке сказать правду, но на самом деле то, чего он желал всей душой был верный друг и товарищ. Он все ещё рос и хотел, хотя бы изредка, проводить время так, как другие дети: играть, веселиться и делать глупости, о которых потом расскажет своим потомкам, что будут восхищаться им и его изобретениями. Даже сейчас он понимал, что у него совсем-совсем нет историй о себе. Если он открывал рот, то говорил только о математике или физике, что интересовала его куда больше. Кроме отцов и учителей никто не способен был поддержать с ним диалог и не заставить скучать. Никто не мог обыграть его в шахматы, никто не мог веселиться в его компании. Никто не мог провести с ним детство, о котором он так много читал в книгах.       Детство... Оно ведь должно быть ярким, запоминающимся и беззаботным?       В каждой книге у героя всегда были верные друзья, что сопровождали его на пути к славе. А в его истории кроме этого самого пути не было ничего. Все слуги в их доме были среднего или пожилого возраста. Гостей ни Альва, ни Герман никогда не водили, потому что были заняты работой. Лука редко выходил из дома: учителя приходили к нему сами, часами решая с ним сложные задачи. И даже в открывающиеся по всей стране школы он не мог попасть, поскольку был слишком мал. Сердце кольнуло грустью. Ему обязательно нужен был друг, с которым он сможет делиться кусочками своей жизни. Ну, а даже если не друг, то хотя бы родная душа. Он очень хотел себе собаку, он отчаянно нуждался в тепле.       Дверь распахнулась, в прихожую ворвалось несколько снежных хлопьев. Лука бросился к главному входу, даже не чувствуя, как улыбается во все зубы. Так, как не улыбался ещё никогда. Ноги быстро затопали по паркету, а дыхание сбилось, но его глаза засияли: на руках у вошедшего Германа он заметил чёрного пушистого щенка, и он знал, что его мечта сбылась. Выхватив в тот вечер щенка из рук, Лука мигом умчался в свою комнату. Он не смел отпустить питомца с рук, все гладил и гладил его, приговаривая, как много их ждет впереди. Лука разложил перед щенком учебники по физике, принявшись рассказывать ему обо всем, что больше иного интересовало его. И щенок словно бы внимательно слушал, усевшись рядом с ним. Спустя пару часов он прилег, уложив сонную голову на лапы. И, когда глаза щенка сомкнулись, Лука посмотрел на него, грустно выдыхая. Ему стоило смириться с тем, что новый друг никогда не поймёт его и никогда не заговорит. Чуда в мире не бывает. И как бы онн ни хотел рядом разумное существо, сложно было надеяться на что-то большее, чем питомец. Он с нежностью посмотрел на щенка и погладил его по макушке.       — Вот бы ты был человеком, — мечтательно произнёс он, с губ сорвался новый вздох.       Лука заснул прямо на полу посреди разбросанных учебников. За вечер он испытал столько эмоций, что совсем выбился из сил. Дрема охватила его так быстро, что во сне ему казалось, что все происходит наяву. Самая настоящая магия окутала его щенка, проникая лучами света в его тело и меняя его до неузнаваемости. Теперь рядом с ним лежал мальчик его возраста и крепко держал его за руку. Лохматые черные волосы закрывали лицо так, что его невозможно было разглядеть, но от ладошки шло приятное, уютное тепло. Сердце забилось чаще, и мир вокруг будто засиял совсем другими красками. Он одухотворенно вдохнул носом, во все глаза смотря на самое настоящее новогоднее чудо. Но в тот миг, когда он потянулся, чтобы коснуться чёрных волос мальчика, Лука проснулся, возвращаясь в реальность, где щенка не было рядом, а сверху на его плечах лежал плед.       Лука вскочил на ноги, оглядываясь по сторонам. Он было подумал, что щенок всего-навсего спрятался под кровать или, может, еще куда...За шкаф? Но, проверив все возможные места, он понял, что питомца след простыл. Лука выскочил в коридор и быстро спустился по лестнице в гостиную, где сидели Герман и Альва. Он ткнул пальцем и громко выкрикнул:       — Где Эмиль?!       Они медленно переглянулись. Герман улыбнулся и, взяв щенка за шкирку, приподнял его так, чтобы Лука увидел — с его драгоценным другом все в порядке, он просто решил погулять и случайно наткнулся на колени его отца, а как устоять против такого милого создания и не погладить его? Лука рассвирепел, подбежал и выхватил щенка, пряча его в своих руках. Брови сошлись к переносице — настолько он был зол, но Герман лишь весело рассмеялся.       — Значит, ты назвал его Эмилем. Любопытное имя. Римское, похоже. Знаешь, что оно означает?       — Думаю, лучше ему не знать, — мягко вмешался Альва, перелистнув страницу книги.       — И правда. Подумает еще, что имя не подходит, и будем мы с тобой каждую неделю к новому привыкать, ха-ха.       Лука ничего не говорил, только крепче прижимал к себе щенка. Он уже развернулся, чтобы убежать обратно в свою комнату, но вдогонку ему Герман крикнул:       — И покормить не забудь.       Лука остановился, вытянул щенка на руках и вздохнул. И правда, теперь он должен заботиться о нем. И, конечно, покормить.       Когда наступила ночь, в поместье стало необычайно тихо. Отцы ушли в свою спальную, хотя, может, где-то там расстались, и Герман отправился работать допоздна в свою лабораторию. В последнее время он запирался там особенно часто, и Луке просто везло встречать его чаще на Новый год. В противном случае он бы и имя его наверняка забыл. К счастью, больше занятость отца его не волновала, ведь теперь он мог проводить время с Эмилем. Лука с улыбкой посмотрел на него и потрепал по макушке. Он лежал на мягком ковре возле елки и от скуки мотал ножками.       — Ну расскажи что-нибудь...Скажи хоть слово...Хочешь, расскажу тебе историю, как я поспорил с учителем по математике? Я, кстати, выиграл. Но ты ведь в этом и не сомневался, да? — он ткнул пальцем в его нос, и щенок поморщился. — Что, не нравится? А мне нравится. У тебя нос мокрый. А у меня сухой. Хочешь потрогать? — смеясь, спросил он, подвинувшись к щенку поближе.       Тот будто внял его словам и ткнулся мордочкой в его вздернутый нос. Лука почувствовал прилив вдохновения и потянулся к нему губами, оставив на лбу краткий поцелуй. И тогда свет озарил его глаза. Тело щенка вспыхнуло. Ослепленный, Лука закрыл глаза. Сердце его забилось в панике. Дух перехватило, и он почти-почти задохнулся в этот миг. Да быть того не может! Он расцепил веки как можно быстрее, но перед ним уже не было никакого щенка. На его месте сидел мальчик с лохматыми черными волосами и проникновенно глубокими глазами. Лука нервно сглотнул и отполз назад. Медленно поднял руку и указал на него.       — Э-эмиль? — неверяще спросил он. — Эмиль? — повторил он.       Мальчик удивленно посмотрел на свои руки, затем поднял голову и вгляделся в Луку, расслышал его вопрос и неуверенно кивнул.       — Как это вообще возможно?! — вскрикнул Лука, но тут же закрыл себе рот рукой, а потом перепугался и второй рукой закрыл рот уже Эмилю.       Он глазам своим поверить не мог. Щенок оказался...человеком. Превратился. Как в книжке! Как в сказке! Неужели магия и правда существует? Лука задышал часто-часто. У него...теперь есть друг?       — Молодой господин! — послышался голос из кухни, а затем и тяжелый топот крупной кухарки. — Молодой господин, не хотели бы отведать молока с медом?       Лука быстро приставил палец к губам, приказывая Эмилю молчать. Тот растерянно смотрел на него, но покивал, смутно понимая, что от него хочет Бальза. Он не двинулся с места, когда «юный господин» поднялся и ушел. Не двинулся, когда прошло минут пять. Он начинал думать, что, возможно, его оставили одного. Посмотрел снова на свои руки, на рукава растянутой одежды, что прикрывали ладошки. Оттянул свой ворот, гадая, почему на нем вообще эта старая тряпка...И почему вообще он одет. Из горла рвалось привычное «гав», но звук не поддавался. Он не мог это произнести. Как бы ни пытался. Лай рвался из груди, а с губ не слетал. Эмиль озадаченно наклонил голову, касаясь своего горла. Он, наверное, был больше Луки удивлен тому, что случилось. Это...то самое чудо?       Вскоре из-за елки показался Лука вместе с черноволосой кухаркой. Она улыбнулась мальчику-щенку и подозвала рукой к себе. Тот сначала наклонил голову, до макушки озадаченный, но после поднялся и подбежал к Луке.       — Сейчас меня научат делать молоко с корицей. Я буду его варить тебе на каждое Рождество!       Эмиль не знал, каково на вкус молоко с корицей, но радостно, быстро закивал. Лука впервые встал на табуретку возле плиты. Поставил кастрюльку и залил молока под две кружки. Вытащил корицу из мешочка. Насыпал туда ароматной гвоздики, а потом приправил двумя ложками меда. Кухарка наказала тщательно следить, чтобы молоко не убежало, и Лука со всей ответственностью пялился в белое варево. Он часто помешивал его деревянной лопаткой, и уже совсем скоро кухню наполнил приятный, сладкий аромат. Лука гордо поднял кастрюльку прихватками и разлил молоко по кружкам. Он точно знал, что получилось хорошо. Разве могло получиться плохо, когда он так старался?       — Скорее, пей! — приказным тоном сказал он и протянул Эмилю кружку, из которой тот сделал глоток. Теплое молоко наполнило тело ощущением радости и уюта. Лука принялся пробовать вместе с ним, с важным видом оценивая вкус. Немного сладко, в меру пряно и достаточно...молочно? Он гордо улыбнулся.       — За что ни возьмется гений, все у него получается, — сказал он, смахивая волосы в сторону. Эмиль с улыбкой посмотрел на него и закивал. В наивных глазах отражалась фигура Луки.       Опустошив кружку, гений выбился из сил. Ужасно потянуло в сон. В последнее время он очень часто ощущал тяжелую сонливость. Собственное сознание отчаянно просило его об отдыхе, и у него плохо получалось сопротивляться. Даже не закончив собирать паззл, Лука закрыл глаза и устало плюхнулся на пол. На языке все еще ощущался привкус сладкого молока, а в воздухе он чувствовал аромат зеленой ели, под ветвями которой и уснул. Эмиль вложил кусочек паззла в картину и только тогда заметил, что Лука спит. Он растерянно огляделся по сторонам, а затем встал и подбежал к дивану, на котором лежало маленькое одеяльце с цветочным узором. Укрыв Луку, он сел рядом, внимательно смотря на него. Его лицо освещали разноцветные огоньки гирлянды. — Просыпайся, Лука...       Нежный голос ласкал его ухо. Так любяще его мог звать лишь один человек. Всё, что снилось ему было картиной из паззлов прошлого, но казалось, словно это происходило ещё вчера. Он в подробностях помнил запахи, слова и ощущения. Тёплое молоко, согревающее горло. Маленькие ручки, сжимающие его ладошки в своих. Глубокие изумрудные глаза, полные верности и преданности. Смех родителей. На сонные глаза навернулись непрошеные слезы. Лука небрежно смахнул их рукой. Он снова заснул за столом, пока рисовал чертежи. Гениальная идея, что посетила его накануне, наутро уже не выглядела столь хорошей. Шея ужасно затекла. Лука вытянул руки, потягиваясь. Позвонки тихо хрустнули, и он с облегчением уронил руки на стол. Было время, когда отец говорил ему следить за осанкой, но Лука так ни разу и не послушался. Не то чтобы не хотел, просто из головы вылетало. Он поднялся с места, и плед, покоящийся на плечах, сполз на пол. Лука окинул его взглядом, но подобрать не успел — вместо него рядом опустился Эмиль, поднимая пушистое полотно с рисунком цветочков и вешая его на руку. Он разгладил одеяльце пальцем и мечтательно улыбнулся.       — И чего ты так смотришь? — со вздохом спросил Лука, зарываясь рукой в свои волосы.       — Не знаю, — глупо ответил Эмиль, не смотря на Луку.       — Твоё детское одеяльце навевает воспоминания. Кто бы мог подумать, что в свои двадцать ты всё ещё будешь им укрываться.       Лука помолчал, спросонья не сразу понимая, что он говорит. Но когда мысль дошла до него, он разразился пылким возмущением:       — Я?! Да это же ты сам меня им укрыл!       — О, нет. Не может такого быть. Ты же запрещаешь заходить в свою комнату.       — Тогда что ты сейчас тут делаешь?! — он стукнул его кулаком по груди, но Эмиль был таким крепким, что удар вовсе не почувствовал, лишь засмеялся.       — Хоть раз бы послушался!       — Не могу. Иначе заболеешь по неосторожности.       — И что с того?! — Лука всё никак не унимался.       — Я буду переживать, — просто ответил Эмиль, — ведь ты мне дорог.       Искренность выбила из Бальзы весь дух. Он замолчал, уставился на лицо Эмиля, пока его собственное начинало теплеть и покрываться румянцем до самых ушей. Эмиль был красив на лицо: длинные ресницы обрамляли большие глаза, высокие скулы подчёркивали худобу лица. С детства некоторые черты все ещё проглядывались в нём, но теперь он был взрослым мужчиной с хорошо слаженном телом. Хотя лохматой причёске до сих пор не изменял.       Луке и правда нечего было сказать. Глупое сердце забилось в восхищении от такой честности. Всё же, он до чертиков сводил с ума. И как же это раздражало порой. Но... С другой стороны после каждой маленькой ссоры он начинал улыбаться. И эта улыбка позволяла ему забыть про холодные стены и пол, про одинокое поместье и поникших слуг. Когда Эмиль смотрел на него, то все плохое вокруг исчезало, а память чудесным образом замирала, позволяя взять вверх приятному теплу. Это отвлекало лучше, чем работа, в которую он так настойчиво хотел погрузиться с головой и утонуть. Часто тонуть даже получалось, но его всегда вытягивал на берег верный спасатель.       Он...       Лука поник. В голове набатом прозвучала мысль. Та самая, что каждый раз пускала в него ядовитые корни. Звон сотрясал его череп изнутри.       Он — единственное, что осталось в этом мире.       Лука обнял себя за плечи — жест ужасно знакомый Эмилю, и тот тут же притянул его к себе, прижимая к груди. Бальза зацепился за его одежду, как за живительную веточку надежды, пальцами пытаясь насытиться.       Отцы оставили его несколько месяцев назад, и его пугала мысль встретить своё первое Рождество без них. Он понимал, что никогда не будет одинок. Понимал, что рано или поздно все люди покидают этот мир. Ему повезло, и он успел вырасти, когда это случилось, но, наверное, к подобному нельзя быть готовым ни в каком возрасте. И он не был готов. Новость сокрушила его, заставив пасть на колени. И только Эмиль, даже проливая слезы, даже с надрывающимся сердцем, был всегда рядом. Лука знал, что в душе он тоже переживал, просто не выражал это так ярко. И, пожалуй, он ценил ту холодность, на которую был способен Эмиль, пускай это являлось отклонением в его надломленной психике. Даже если она была надломленной, то ровно в тех частях, что идеально стыковались с его увечьями.       В этих объятиях было тепло, хотя за окном шумела ночная метель. Совсем как в тот день, когда отец принес домой черного щенка. Сколько лет прошло с тех пор? Он не хотел считать. Если посчитает, то цифры отдалят его от теплоты воспоминаний. Всё своё ему хотелось держать рядом. Так близко, как только можно. Особенно теперь, когда ему не нужно готовить подарки, рисовать открытки и помогать служанкам вешать гирлянды. Теперь, когда из кухни не идет аромат корицы и...       — Может, мы все-таки отпразднуем Рождество? — хриплый шепот Эмиля прорезал тишину и остановил поток мыслей Луки.       Он чуть отстранился, поднимая на него голову. Его детское одеяльце все ещё висело на локте Эмиля, и он провёл по нему рукой. Он сам в порыве чувств сказал, что ни за что не будет праздновать, но теперь... Ему думалось, что предложение Эмиля не так уж абсурдно. Не то, что бы у него не было права улыбаться и веселиться, с тех пор, как отцы покинули этот мир. Просто в глубине души он считал это неправильным и сама мысль о празднике выворачивала наизнанку. Он даже ощущал тошноту всякий раз, как представлял, что сам сидит во главе стола и режет сочную утку большим ножом.       Да.. Точно. Теперь ему придётся сесть во главе стола. Туда, где раньше сидел Герман.       Лука задумчиво перевел руку с одеяльца на грудь Эмиля. Он не мог ни принять решение, ни дать ему хоть какой-то ответ.       — Рождество, — задумчиво произнёс он. — Разве это не... Глупо?       — Глупо. Хоронить себя глупо.       Лука закусил губу и с вызовом посмотрел на него. Иногда у Эмиля совсем пропадало чувство такта! А его честность...       Эта честность...! На самом деле эта честность была именно тем, что ему нужно. Истиной. Он сжал ткань жилетки на его груди. Затем наклонился, кладя голову на плечо. Какой же все-таки неотесанный болван получился из того милого щенка.       — Я бы хотел снова подержать тебя на руках.       — Даже если я обращусь, то буду слишком тяжёлым для тебя. Раздавлю.       — Мог бы и подыграть, — уныло произнёс он, но чуть погодя всё равно усмехнулся.       В детстве у них была игра: Лука притворялся наследным принцем, а Эмиль исполнял роль его верного щенка-оборотня, достойного рыцаря и товарища. Мать Эмиля, кухарка, проходя мимо, часто смеялась над ними и спрашивала, почему её сын стал именно собакой, но Лука пожимал плечами и говорил, что ему попросту нравятся собаки, особенно такие милые, как Эмиль. Тогда все вопросы отпадали, ведь юному господину можно было играть во что заблагорассудится. Те времена уже давно прошли, а воспоминания были столь яркими, что сон казался явью, а магия будто просачивалась сквозь его пальцы, обращая щенка в его единственного, преданного друга. Отголоски прошлого болезненно в нём отозвались.       Эмиль посмотрел на него с сочувствием. От сгорбленный фигуры Луки веяло грустью, а его сердце обливалось болью, когда он смотрел на такого него. Он вновь обнял его, ласково гладя по спине. Они молчали. Мыслей было много, но ни одна из них не обращалась в слова. Настенные часы мерно стучали, с каждой секундой напоминая Луке, что время не стоит на месте. Секунда за секундой, час за часом, день за днём, год за годом. И постоянные изменения для реки времени как вода. Тяжело принять природу неуловимой материи. Невозможно её приструнить. Да даже измерить очень и очень трудно, ведь рамок у этой реки нет — люди сами себе придумали берега, чтобы их не унес буйный, безжалостный поток. Но, наверное, в сильном течении можно найти успокоение, если не пытаться плыть против него. — Ты бы не хотел... Стать главой нашей семьи? — спросил Лука как бы невзначай. — Если ты хочешь видеть меня в этой роли, то для тебя я сделаю что угодно. — Нет-нет-нет, так не пойдет, — Лука отпрянул и строго посмотрел на него, но в глубине этого взгляда было тепло, — Я спросил, хотел бы ты. Эмиль поморгал глазами. Наверное, он не считал, что был достоин этого, а тем более не думал, что справится. Головные боли и срывы, которые он пытался взять под контроль, всё же давали о себе знать и...       — Ты справишься, — будто прочитав его мысли, сказал Лука. — Я верю, ты справишься. Ты больше не щенок.       — Я больше не...? — он нервно сглотнул.       Кончики пальцев дрожали, язык не поворачивался закончить вопрос. Он широко раскрыл глаза, и иллюзорный холодок дыхнул в его лицо. Так ощущается воодушевление? Так ли ощущается настоящее счастье? Он почувствовал резь в глазах. Они быстро покраснели и в следующий миг с его щеки скатилась первая слеза.       — Я больше не... Больше не... — повторял он, не в силах унять свою радость.       Лука... Впервые принял то, что его жизнь не стоит на месте. Лука... Он наконец-то открыл глаза. Он смог. Пусть и с трудом.       — Я... Буду стараться, — тихо поклялся он, неловко улыбаясь.       — Тогда я... Постараюсь в ответ, — с счастливым выдохом пообещал ему Эмиль.— Может, начнём планировать праздничный стол?