По ходу пьесы.

Мокрый декабрьский снег неприятно сыпался хлопьями прямо за шиворот, заставляя поёжиться и прикрыться посильнее воротником плаща, поведя плечами. Знакомый подъезд уже виднелся впереди, но до него нужно было пройти еще аж через весь двор, что от усталости казалось непосильным расстоянием. Измеряя широкими шагами сугробы, Космос недовольно бурчал себе под нос что-то о собровцах, суках и о Сашке вдобавок. Мимоходом глянул на брюки – они уже были заляпаны грязью, хотя он только полчаса назад надел новые. Остановился у бетонных ступенек, выплюнул бычок от уже потухшей сигареты в снег, и замер. В окнах было темно, но это совсем не значило, что Вити нет дома. Это лишь значило, что он хренов параноик и на фоне произошедшего даже свет включить не решился. Космос с излишним усилием дёрнул на себя подъездную дверь, и без того еле держащуюся на хлипком магните доисторических времен. Протопал внутрь. Постучал в квартиру на всякий случай ровно три раза, будто это было каким-то заранее обговоренным секретным шифром и Витя мог без ошибки отличить, свой пришел или нет. Но Вите это нихуя не дало. Он бесшумно подошел к двери и сначала прислушался, а потом догадался глянуть в глазок. Рассмотрев в полутьме широкоплечий сутулый силуэт, Витя приоткрыл дверь, которую с обратной стороны тут же настойчиво потянули на себя. Сделав на всякий случай шаг назад, он пропустил в квартиру Космоса. Так и знал, что он заявится, смотавшись домой к отцу. Молча на него уставился – больше для виду, чем действительно с удивлением, мол, полчаса назад разошлись ведь всего? — Здарова, — Космос бесцеремонно скинул обувь и скрылся в недрах комнаты, обойдя Витю. Тот закрыл дверь на оба замка и подергал дверную ручку для успокоения, а потом пошел следом, — есть че выпить? — Только что в офисе ведь бутылку коньяка умял. Че ты еще хочешь? — раздраженно вздохнул хозяин квартиры, падая на диван и наблюдая за Космосом, который уже вовсю шарился по кухонным шкафчикам, дважды заглядывая в некоторые из них, будто за пять секунд там могло появиться что-то новое. Недовольно хлопнув несчастной последней дверцей, он уселся рядом с Витей. — Так и знал, что надо было сначала в магазин ехать, а потом уже к тебе. Повисло молчание. Пчелкин достал из кармана джинс потрепанную пачку сигарет и выудил из нее одну. Предложил Космосу - тот лишь отрицательно покачал головой. Ну и больно надо – подумал Витя, закуривая. От него, в отличие от Коса, все еще нестерпимо несло коньяком, а комната от регулярных перекуров провоняла сигами. Космос поднялся с места и приоткрыл окно, выпуская из комнаты насквозь прокуренный воздух. Все открытые участки тела тут же облизал холодный зимний ветер, и Витя, сидящий в одной майке, поежился. Но промолчал. Спорить уже абсолютно не было сил. Поучительная лесная экскурсия выжала из него все, что можно было. Вплоть до желания высовываться из дома. Задумавшись, он окончательно затих. Даже вполовину недокуренную сигарету откинул в пепельницу. Перегонял всё по новой в голове – начиная сырой выкопанной могилой и заканчивая ледяной рукой Космоса, которую он в ужасе сжимал, давя в себе подкатывающую истерику. Вспоминал, как обречённо уткнулся лбом в плечо Коса, неожиданно ставшего с ним почти одного роста, от того, что сгорбился, как старая собака. Мимоходом скользнул в мыслях стоявший рядом понурый Шмидт, так тихо попросивший не держать на него зла. И зимний ветер, и порванный любимый плащ, и десяток автоматов перед лицом. Особенно яркими вспышками в подсознании проносились руки, плечо и слёзы. И Космос, которого едва ощутимо колотило мелкой дрожью. А вместе с ним – и неотгоняемое желание обнять, закрыть собой и спрятать от этого кошмара в полах широкого плаща. Но ватные ноги, помнил Витя, нагло его подвели, отказываясь сделать даже шаг. Как давно мысли про «обнять Космоса» появились в его голове, Витя знать не мог. Только путался предположениями, в какой именно момент его угораздило так вляпаться в дерьмо. Затея была сомнительная и вместе с тем крайне травмоопасная. Друг детства, он, конечно, друг детства. Но в случае с Косом были отягчающие обстоятельства – у того нервы ни к черту, да еще и кокс нехило бьёт по буйной головушке. Вышеупомянутый Космос, рассевшийся рядом, провел ладонью по лицу, сбрасывая напряжение, и откинулся на спинку дивана. Его тоже, похоже, всё еще не отпускало. Витя хранил молчание, устремив взгляд куда-то вперед, в полумрак комнаты. Кос проследил за его взглядом, но наткнулся лишь на Витькины обои с замысловатым цветочным узором, которые он, Космос, гордо именовал пидорскими. какая ирония — Я все-таки сгоняю за бухлом, лады? — прервал тишину Космос, вставая с дивана и уже намереваясь двинуться в сторону коридора. В голове Вити что-то перемкнуло и он решил спросить обо всём волнующем напрямую, пока есть запал. Быть может, это все от коньяка, а может и от опостылевшей недосказанности между ними, которая напрягала только одного Витю. — Кос, — собеседник остановился на месте, вопросительно взирая на него сверху вниз: — Что? — Вот скажи, я тебе кто? — получилось не совсем напрямую, а больше – издалека, но сойдет. Обескураженный заданным в лоб вопросом, Космос свёл брови к переносице: — Брат. Че за вопросы вообще? — Только брат, значит? — Ну.. Друг? Лучший друг? — он перебирал варианты, в упор не понимая, че от него вообще хотят и зачем. — И всё? — вот это окончательно выбило Космоса из колеи рассуждений и он тяжело выдохнул: — Ну блять, а кто ещё? Вить, ты знаешь, что мы с тобой не чужие друг другу люди, практически родные. Кончай ерунду спрашивать. Витя издал многозначительное «мм» и снова заткнулся. Разъяснений, видимо, ждать не стоило, но фитилёк у Коса уже догорал – он был на грани взорваться прямо здесь и сейчас. — Ну еб твою мать, Вить. Скажи прямо, че ты хочешь услышать от меня? — в два шага он снова оказался рядом и вернулся на диван. — А так не интересно будет. Вот баран. По крайней мере, именно так думалось Косу. — Тьфу ты, блять. Не интересно ему, — пробурчал он с досадой и отвернулся в сторону, нервно перебирая пальцы. Пчелкин отошёл к открытому окну и закурил по новой, восседая на подоконнике. Он не смотрел на Космоса, и даже в его сторону, но Кос отчего-то чувствовал на себе его тяжелый взгляд. И молчаливую укоризну. А потому даже не шелохнулся, пытаясь заставить себя хоть немного подумать. В голове с шумом, слышимым ему одному, вращались порядком заржавевшие шестеренки. Он знал – пока Витя не услышит желанный ответ, он не проронит ни звука за весь вечер. А того гляди, ещё и пить откажется. Перспектива бросать Пчелкина наедине с собственными обидками и глушить водку в одиночестве Космосу не доставляла совершенно никакого удовольствия. Он обессиленно уронил голову на руку и зарылся пальцами в шевелюру, будто это могло чем-то ему помочь. Напрягая извилины, оставшиеся в живых после бесконечного алкоголя и кокса, Космос пытался поставить себя на место Вити и понять, чего именно от него ждут. Казалось бы – вроде и был сыном академика, а в простых житейских делах соображал крайне туго. Промелькнула, конечно, одна сомнительная мысль, но Космос отогнал ее подальше – то ли ужаснувшись, то ли отказываясь верить. В голову, как назло, лезли одни ругательные выражения, крайне нелестные для Вити и той «мозгоебки, которую он устроил на ночь глядя». А Пчелкин все молчал, глядя во двор. Очень хотелось попросить помощи зала или хотя бы звонок другу, но данные опции, к превеликому сожалению Коса, отсутствовали. Он ждал хоть какого-то отклика со стороны Вити – хоть слова, хоть мимолетного взгляда, и всё стало бы в разы понятнее. Однако Витя не спешил разбрасываться подсказками, щедро отвалив Косу лишь время на раздумья. Уж так хотелось, чтобы он хоть до чего-то разумного в жизни своей головой допер. В нагнетающей некомфортной тишине слышались лишь тиканье часов и периодические выдохи сигаретного дыма со стороны Вити. Космос чувствовал себя главным героем идиотской пьесы, стоявшим на сцене, пока все огни были направлены только на него, а зрители ждали действий. Он терялся под напором сотни устремленных на него глаз, не зная, куда себя деть. Бумажки со сценарием в кармане не оказалось. И хотя на деле немая публика в лице одного Вити Пчелкина не обращала на него совершенно никакого внимания, было до трясущихся коленок жутко. Он встал на ноги, готовясь поклониться и исполнить такой спектакль, от которого сам ахуеет – не говоря уже о зрителях. Сделав несколько шагов в сторону Пчелкина, он молился лишь чтобы его не закидали помидорами и не вышвырнули прочь из театра. Подкравшись к Вите, он поднял на него виноватые глаза, будто его собирались отчитать, как нашкодившего мальчишку. Нервничая, покусал себя за щеки с внутренней стороны и уже было открыл рот, чтобы что-то сказать, как вдруг Витя повернул голову и уставился прямо на него. Космос моментально стушевался и даже забыл, что хотел. Поэтому сделал первое, что выдал его воспаленный мозг – схватил Витю за лицо и быстро чмокнул в губы, чувствуя вкус сигарет, вдруг ставший таким противным. Пчелкин, недовольный таким подарком, смотрел на него исподлобья, вопросительно приподнимая одну бровь, но руки чужие с себя не сбросил. Выплюнув тихое «блять», Кос предпринял еще одну попытку поцеловать его – на этот раз по-нормальному. Он вцепился в Витины губы, прошёлся по ним языком и только после этого Пчелкин позволительно приоткрыл рот. Расслабленные брови вернулись в привычное положение, а морщины на лбу разгладились – он плавился, как мороженое под палящим летним солнцем, пока Космос настойчиво целовал его губы, облизывал и даже кусал время от времени. Похоже, спектакль в полной мере удался. Герой блистал на сцене, а публика наконец-то была в восторге. По ходу дела Витя слез с подоконника и подтолкнул Коса в обратную сторону. Тот, поддавшись, сделал пару шагов назад и неграциозно призмелился жопой прямо на диван, едва на запнувшись о край ковра. Пчелкин, не отставая, сел следом – но не на диван, а на чужие колени, попутно начиная расстегивать трясущимися руками верхние пуговицы тёмной рубашки Космоса. Почуяв неладное, тот мотнул головой, прерывая поцелуй и выдохнул: — Вить, погоди, ну это уже хуйня какая-то, — он бегал глазами по лицу Пчелкина, не зная, куда конкретно смотреть и тяжело дышал, как загнанная лошадь, — че мы, как эти-то?.. Потому что одно дело – по-пидорски флиртовать друг с другом в пьяном угаре и в шутку лезть под футболки, а вот целоваться на серьезных щах и трезвую голову – это уже совсем другое. Космос терзал себя сомнениями и потому ломался, как девчонка-старшеклассница. А Витю это совсем не устраивало. — Ну что хуйня? Тебя здесь, между прочим, никто не держит, — он недвусмысленно кивнул в сторону двери, обиженно отдергивая руки от чужих плеч. Космос состроил недовольную мину, но с места не двинулся. И хочется, блять, и колется. И Витя – совсем не баба, и братва вряд ли такой поворот событий оценит, и папа явно будет не в восторге. Но в остальном Космос был не против. Совсем наоборот – очень даже за, хоть и тупил конкретно последние полчаса. — Да я не знаю, Вить! Я вообще о таком не думал раньше, — повысил голос неосознанно, но тут же утих, — странно это все для меня. «Просто я ссыкло» читалось на его лбу, но вслух Витя читать не стал. Космос удрученно замолчал. Взгляд лазурных Витиных глаз растекался и плыл в стороны. Будь Кос под коксом, смело списал бы всё на него. Но уже неделю в его организм не попадало ни грамма этой белой дряни, поэтому вывод напрашивался один – это его собственные глаза укрыла пелена слез, размывая окружение. — Ну тебя к черту, Кос. Ничего по-людски сделать не можешь, — Витя явно намеревался встать и уйти, но Космос остановил его, слегка прихватив за руку. Потому что он действительно боялся ебнувшейся на его голову суровой реальности. Отец воспитал его как надо – крепким морально, стойким и уверенным в себе, но как обращаться с девочками, так и не научил. Как, впрочем, и с мальчиками тоже. И пусть Витя мальчиком не был – а был вполне взрослым серьезным мужиком, хоть и вел себя иногда как ребенок или вообще как кретин. Смысл был тот же. Космос упрямо копался в своей голове, пытаясь понять, стоит ли ему перейти эту черту между ним и Витей. Или стоит сделать пару шагов назад подальше от черты?.. Тогда, он знал, прежнего Вити ему не видать – пиши пропало. И глядя сейчас на его расстроенное лицо, хотелось обнять, как в детстве, утешить и обязательно пошутить какую-нибудь хрень, чтобы Витя наконец улыбнулся. Времени было уже в обрез, но Космос впервые в жизни не мог принять решение, особенно на трезвяк. И тупо молчал, жалостливо глядя на вполне серьезно настроенного послать все к чертовой матери Витю. — Ну что, блять, не так? Я не понимаю, чего ты хочешь. Сначала облизал мне весь рот, а потом – «хуйня какая-то». «Сначала сделал, потом подумал» – чуть не вырвалось у Космоса, но он вовремя прикусил язык, чтобы не спиздануть лишнего. Знал, что это могло стать последней каплей Витиного терпения. Пчелкин и сам был далеко не дурак – понимал, чем всё может обернуться. Но ради Коса был готов прятаться по углам, целоваться втихую в офисных закоулках и сохранять серьезное лицо рядом с Сашей и Филом. Оставалось только понять, будет ли готов сам Кос на это, или пожертвует шатко выстроенными взаимоотношениями ради неясного будущего их сомнительного бизнеса и своего гетеросексуального имиджа. Бросать Космоса в подвешенном положении тоже не хотелось, хотя собственная гордость и мерзость подсказывали уйти нахрен, и потому он решил лезть к нему в душу до конца, пытаясь вытащить хоть пару откровений. — Скажи уже что-нибудь, Кось. И Космос правда хотел. Но все слова уже вылетели из головы, лишая всякой возможности высказаться о наболевшем. Но теперь он твердо знал, что переступит черту ради Вити. Разумным выходом показалось тихонько потянуть его обратно поближе и положить ладони на лицо. Космос осторожно провел большим пальцем по скуле, заправил выбившиеся пряди кучерявых волос за ухо и тихо-тихо прошептал: — Плевать мне, что они скажут. Вот такущий хуй я клал на все это. Вите отвели всего две секунды на подумать и осмыслить, а после Космос быстро придвинул чужое лицо поближе к себе и снова мягко поцеловал. Пчелкин сдавленно промычал, видимо, пытаясь что-то сказать, но его тут же прикусили за нижнюю губу, ласково прося заткнуться и не портить момент. Сопротивление было подавлено на корню и Витя размяк в руках Космоса, позволяя тому запустить руки в свои волосы, мокро провести языком по губам и деснам, и прижать ближе к себе, будто он мог испариться прямо на месте. Вспомнив про незаконченное дело, он отпустил шею Коса, возвращаясь к злополучным пуговицам рубашки, из которых он успел расстегнуть лишь две. Тот, в свою очередь, времени тоже терять не стал – беспардонно потащил Витину майку вверх, вынуждая поднять руки и выбросил ее в сторону, зная, что потом обязательно получит в лоб за такие выкрутасы. Но сейчас это волновало даже меньше, чем кризис собственной ориентации. Оттащив от себя мордаху Космоса, Витя серьезно глянул на него, ловя абсолютно глупый затуманенный взгляд. — В спальню. Двух слов хватило за глаза, чтобы Космос, дождавшись, пока Пчелкин поднимется с его колен, подорвался, как ужаленный, с дивана. Сам Витя быстрыми шагами убежал в сторону спальни, оставляя Космоса путаться в рубашке, тихо ругаться матом и догонять упорхнувшего шмеля. Посреди спальни Витя застыл, как истукан, не зная куда податься – то ли ложиться на кровать, то ли задернуть шторы, то ли снимать джинсы. С выбором ему, благо, помогли, потому что подошедший Космос вырвал Витю из тупняка, слегка подталкивая на кровать. Пчелкин картинно, как девочки в лучшей порнушке с кассет, приземлился спиной на одеяло. Только у него не было ни буферов третьего размера, ни осиной талии – Витя был крепкий и упитанный, как кабан, что на удивление Космоса, очень заводило его именно сейчас. За неимением сходств с женским телосложением Витя отнюдь не был менее сексуальным. В свете уличного фонаря, попадающем через окно, кудри Пчелкина приобретали огненно-рыжий оттенок, вынуждая Коса притормозить на долю секунды и заглядеться. Витя возлегал, как принцесса на перинах, хлопая голубыми глазами и бездумно разглядывая Космоса в ответ. Навалившись сверху, Космос едва успел подставить локти, чтобы опереться на них и тут же припасть губами к чужой шее, мимолетно целуя и мокро обводя языком каждый ее изгиб. Короткий судорожный вдох Вити побуждает продолжать и Космос не спорит с этим. Слышит звон пряжки своего ремня, грубовато прикусывая Витины острые ключицы и похотливо улыбается в своей излюбленной манере. Витя этого не видит, но всем естеством чувствует, как Косовы губы растягиваются хитрой лыбой где-то в районе плеча. Неохотно приподнявшись, Космос стряхивает с ног надоевшие брюки, отправляя их в свободный полет куда-то на пол, и так же резко расстегивает джинсы Вити чересчур уверенным движением руки. Пчелкин приподнимает таз, позволяя Косу стянуть джинсы вместе с нижним бельем и затихает. Космос тут же хватается широкой ладонью за оголенное бедро, то сжимая его, то поглаживая против роста волос. Хотелось потрогать везде, где дотянется – а своим хотелкам Космос привык потакать. А Витя так долго ждал прикосновений этих самых рук, что сейчас готов был ластиться и поддаваться, лишь бы чувствовать и дальше такое родное тепло. Витин взгляд, неожиданно ставший наивным и доверчивым, как у мальчишки, коим он был 15 лет назад, замутнял в голове Коса абсолютно всё, оставляя лишь самого Витю. Его жаркое тело, неуверенные объятия и подрагивающие губы. И Космос не отказывает себе в удовольствии переместить руку на грудь, на едва ощутимый рельеф пресса. Сминает пальцами бок, бережно гладит талию, тазовые косточки, и явно наслаждается зрелищем, пока Витя жмет его к себе, обнимая обеими руками за шею и слегка дрожит. Подтянув Витину ногу под коленом и отведя ее в сторону, Космос оглаживает рукой ягодицу, поднимая глаза и бросив Вите один намекающий взгляд. Пчелкин, понимая все без слов, тянет руку куда-то влево и вытаскивает из-под матраса зеленый тюбик вазелина. Решив, что он попозже спросит у Вити, откуда тот там взялся, Кос выдавливает на пальцы теплую густую массу и отводит чужую ногу посильнее. — Порвешь. Я ж тебе не гимнастка. — шуточно возмущается Витя где-то над головой, но все же вынуждая Космоса ослабить хватку. Тот пододвигается ближе к Витиному лицу, снова мокро целуя, и проталкивает внутрь всего один палец. Дело идёт подозрительно легко и когда на лице Космоса уже читается немой вопрос, Пчелкин ржет, как придурок. — Вот ты жук, блять! И становится ясно как летний день – Витя продумал все заранее. Заранее настроился, подготовился и только потом сцапал Космоса загребущими ручищами. Несомненно, променад по зимнему лесу в его планы не входил, но в остальном всё шло ровно как задумано. И Космос понял, что Витя в его фееричном спектакле был нифига не публикой – а блядским сценаристом, режиссером и всем сразу. И не удосужился даже ознакомить Коса со сценарием, а бросил импровизировать на произвол судьбы. А сейчас всё еще ржал с собственной выходки, судорожно хватая ртом воздух и заодно Космоса за плечи. От абсурда ему и самому хотелось нервно заржать, подобно Вите, а потом отвесить пару добротных щелбанов по пустой голове, возмущаясь такому стечению обстоятельств. Но из чувства мести он лишь добавил еще два пальца разом, заставляя Пчелкина замолчать, судорожно охнув. Задорно ухмыльнулся, давая понять, что еще непременно припомнит это. Презервативов, на удивление, ни у одного из них не оказалось, хотя все ящики и карманы были обшарены вдоль и поперек; поэтому обоюдным решением было плюнуть на них и продолжить всё как есть, раз уж решились. Размер члена Космоса вполне соответствовал его внушительным габаритам, и Витя, мягко говоря, напрягся от ощущения приближающегося пиздеца. Не сказать, чтобы он не видел Космоса голым раньше – как раз-таки видел, вместе со всеми причинными местами, и довольно часто. Но реальные масштабы прикинул только сейчас, когда бояться уже было категорически поздно. Поэтому оставалось только прикусить себя за нижнюю губу и посильнее сжать Коса за плечи, оставляя следы от коротких ногтей, пока тот примеривался и медленно входил. Когда член был внутри уже целиком, Пчелкин еле-еле подавил в себе рвущееся наружу желание издать громкий неприличный звук на радость пожилой соседке за стеной. А вместо этого уткнулся в Космосу куда-то между шеей и плечом, выдыхая горячим воздухом и тщетно пытаясь заглушить собственный стон. Стало на секунду постыдно за собственную несдержанность, но Космос, слава Богу, обошёлся без комментариев и лишь пыхтел, сбивчиво дыша Вите в макушку. На секунду по голове ударило осознанием того, что Космос – это просто Космос. Все тот же родной великовозрастный идиот, гогочущий с собственных похабных шуточек и выпучивающий темные глазищи, если что-то не понимает. Тот самый идиот, с первого класса ставящий Вите подножки в неподходящий момент и все-все понимающий. Поддерживающий его даже во всякой отбитой хуйне, взбредшей Пчелкину в голову. Даже сейчас. И все былое чувство стыда улетучилось, будто его и не было, потому что Космос, конечно, мог подъебнуть его даже во время секса, но, как обычно, любя и безо всякой злобы. Мог бы хохотнуть как балбес, передразнить его, и через мгновение забыть об этом. Все рамки приличия медленно стирались, потому что никто бы его не осудил. Витя знал об этом. А значит, можно было позволить себе неловко махнуть бедрами навстречу и еле слышно простонать в самое ухо, будучи наверняка уверенным, что Космос от этого стадо мурашек словит. Судя по тому, как Космоса тряхнуло и он ускорил темп, все вновь сработало как надо. Витины стратегии никогда не терпели крах. И даже часом позже, лежа раскинувшись звездой на одной кровати с Косом, Пчелкин предвидел все возможные вопросы, которые тот непременно задаст, не постеснявшись. У него был заготовлен один единственный ответ на каждый из них – краткое и емкое «я тебя люблю, Кось». Как Рафаэлло – вместо тысячи слов, блять.