Loving you is a crime

Последняя трапеза. Перед казнью заключённому даётся выбор — любое блюдо, которое будет реализацией его окончательной воли. Хруст вафель превратится в хруст изломанных костей. Крошка от песочного печенья станет развеянным по ветру прахом. Разве сладость клубничного трайфла не становится похожей на железный привкус крови? Лучше бы в чашке действительно был яд, а не жасминовый чай, который стал отвратительно терпким. Выпить без остатка, поглотить без остатка, растянуть короткий момент на целую вечность. Ведь он рядом. Запах смерти, её холодное дыхание… Какие эмоции были у заключённых в предвкушении момента казни? Его невозможно отсрочить, исход невозможно изменить. Воспоминания? Лелеять их, подводить итоги всего прожитого? Страдать без возможности унять дрожь по всему телу? Молиться в надежде, что существа свыше отпустят тебе грехи? — Вы действительно любите сладкое, мсье Ризли. Манеры Нёвиллета были поистине аристократическими. Он аккуратно отрезал вилкой и ножом кусочек плотного стейка, с которого стекала кровь. Ризли поморщился, но быстро вернул прежнее выражение лица. Нёвиллет выглядел особенно очаровательно в вечернем костюме. Они сидели по разные стороны огромного стола, который тянулся от одного конца комнаты до другого. Темноту нарушал ровный свет, исходивший от высоких подсвечников. Стол был накрыт бархатной красной скатертью и заставлен до невозможности, но на этом пиршестве присутствовали лишь двое. И рядом с Ризли были именно те блюда, которые он так мечтал попробовать снова! Но каждая его попытка вновь ощутить любимый вкус оканчивалась комом в горле и громким кашлем. Он чувствовал гниль, которая распространялась сквозь такой аппетитный на вид чизкейк. Хруст шоколада был похож на шелест крыльев сотен маленьких насекомых. Ризли казалось, что эти паразиты уже внутри него, ещё немного — они вырвутся наружу через его кожу. Ризли держался. Он не мог подать вид, что ему мерзко, когда напротив него сидел почтенный гость. Нёвиллет, напротив, казался вполне удовлетворённым. Закончив со стейком, он приступил к фуа-гра. — Да, я люблю сладкое. Но больше всего я рад возможности разделить трапезу с Вами. — Тогда Вы должны отведать моё любимое вино, — сдержанно улыбнулся Нёвиллет, вытерев остатки еды на лице салфеткой. — Chateau Latour. Выдержанное, ягодное и густое. Но у Вас… нет бокала, не так ли? Нёвиллет вытащил шприц, предназначенный для того, чтобы делать инъекции. Он наполнил его жидкостью рубинового цвета, и вмиг расстояние между ними начало сокращаться — пространство стало более тесным. Прежде длинный стол стал настолько маленьким, что Нёвиллет мог дотронуться до Ризли, протянув руку. Судья предложил шприц, но Ризли отшатнулся. Перед ним все ещё была тарелка — на этот раз единственная. На ней больше не было желанных сладостей… Ризли отчётливо видел на тарелке человеческое сердце, которое все ещё билось и пульсировало. Но он не должен был озвучивать то, что видит. Он знал, что если расскажет про вкус костей, растёртых в крошку, или про назойливых насекомых, иллюзия вмиг разрушится. — Мсье Нёвиллет, я обязательно отведаю ваше любимое вино. Но сначала… Позвольте пригласить Вас на танец. — Я совсем не умею танцевать, — пожал плечами Нёвиллет, — и для танцев нужна музыка. Ну конечно. С чего бы ему уметь танцевать, когда обычно он занят более важными делами и не позволяет себе простые повседневные радости. — Музыка есть всегда. Вам только надо внимательнее прислушаться. Давайте. Я вас научу, — Ризли встал из-за стола, и вмиг пространство вокруг начало меняться. Теперь они находились на балконе. Лёгкое прикосновение ветра к коже, шёлк ночной тьмы, этюд прохлады и безмолвия. Здесь не особо размахнёшься в желании потанцевать, но показать несколько незатейливых движений можно. Ризли взял за руку Нёвиллета, который все ещё находился рядом, и сделал несколько шагов. Он старался вести танец так, чтобы Нёвиллету было комфортно подстраиваться. Уверенные, немного резкие движения. Теплота от прикосновений к пальцам Нёвиллета напоминала, что Ризли ещё жив, и недавняя трапеза — не поминальный обед. Внезапно Ризли осознал, что хочет прикоснуться к его лицу. Поправить волосы, аккуратно провести по щеке… Ризли протянул руку, но не смог дотянуться до лица Нёвиллета: его сковывали наручники. Он постарался что-то сказать, но слова остались поглощёнными ночью, будто пустота всегда была их привычной формой. Ризли обнаружил, что теперь они находятся в амфитеатре, наполненном сотнями зрителей. Лица присяжных, бывших друзей, знакомых… И все скандировали одну и ту же фразу: «Виновен». Чёрт, Ризли даже не мог закрыть себе уши, чтобы не слышать этот шум, так как был скован наручниками! Нёвиллет словно не замечал этого. Он мягко улыбнулся, наклонившись и прошептав на ухо Ризли: — Я слышу музыку, которая звучит в твоём сердце. Затем он отстранился и достал ключ от наручников. *** — Подъём! Утренний обход! Ризли вскочил с кровати, щурясь и стараясь сфокусировать взгляд. Эти ублюдки совсем не давали ему отдохнуть. Его нервная система и без того стала расшатана после карцера, поэтому каждый звук извне во сне мог разбудить его. Такие громкие крики тем более раздражали. Сон… Какой сон он видел только что? В памяти остались лишь обрывки образов. Возможно, даже к лучшему, что он всё позабыл. В последнее время он не видел ничего, кроме кошмаров. Но сегодняшний день отличался от других. Именно сегодня, наконец, будут слушания по его делу в Верховном суде. Если после недавнего инцидента его допустили до заседания, может, всё не так безнадёжно, как кажется. В любом случае, об исходе думать было бессмысленно, поэтому Ризли начал прокручивать в голове саму процедуру. Никаких свидетелей и присяжных — их присутствие в Верховном суде запрещается. Это к лучшему, всякий сброд бы только мешался. Зато у Ризли, как у стороны в деле, будет право на изложение своих аргументов. Он тщательно готовил их, хотя они не слишком-то отличались от того, что он описал в жалобе суду. Сегодня ему нужно выглядеть достойно. Последний шанс изменить свою судьбу. А также последний шанс снова увидеть Нёвиллета… *** В зале судебных заседаний оставалось некое ощущение сакральности проходивших здесь процедур. Широкое помещение с высокими потолками, в которые упирались белоснежные колонны, оттенявшие ярко-красные шторы на фоне. И напротив них — девять кресел, которые все ещё пустовали. Одно кресло в центре было заметно выше других. Несложно догадаться, кто именно вскоре займёт его. В обозначенные десять часов утра, без минуты промедления, в дверях показались девять судей, облачённые в длинные чёрные мантии. Нёвиллет шёл в середине этой процессии — как всегда изящный, с медленной поступью и рассудительным взглядом. Он проследовал к креслу так уверенно и гордо, словно за долгое время работы оно успело стать его троном. «Достопочтенный Верховный судья и помощники судей Верховного суда Соединенных Штатов. Всем лицам, имеющим дело с Достопочтенным Верховным судом Соединенных Штатов, рекомендуется подойти поближе и обратить свое внимание, поскольку суд сейчас заседает. Боже, храни Соединенные Штаты и этот Достопочтенный Суд!» Ризли даже не подозревал, что перед каждым судебным заседанием в Верховном суде всерьез произносят традиционную речь. Это ощущалось, как своеобразная церемония, где не допускалось отклонение от правил. «Сегодня без бессмысленного бунта», — мысленно убедил себя Ризли. Сейчас у него не было публики, поэтому гипертрофированные высказывания ни к чему. Эти достопочтенные судьи должны быть достаточно квалифицированы, чтобы понять его утверждения без давления на них. Когда нужное время настало, Ризли начал свою речь. Он рассказывал не самозабвенно и с увлечением, а расставляя факты дела по полочкам. Иногда казалось, что у него заканчивается воздух, но он продолжал. Сегодня слова — его оружие. Сегодня именно он оратор своей судьбы — и он не собирался замолкать ни на секунду, пока это было дозволено. «Отправить дело на пересмотр в апелляционной инстанции». Ризли словно пронзило несколько молний: он чувствовал ток, проходящий сквозь кончики пальцев. В его онемевших кулаках, потерявших способность бороться, вновь появились силы. Нёвиллет произнёс эту строчку из определения так безразлично, словно прогноз погоды. Он будто даже не подозревал, что своим судейским молотком разрушил стену, которая отгораживала Ризли от прошлой спокойной жизни! Шанс не был утерян, единственная спасительная нить была в его руках, и всё благодаря Нёвиллету… — Ваша честь! — выкрикнул Ризли, когда резолютивная часть определения была озвучена и судьи собирались уходить. Нёвиллет, до этого не обращавший на него внимания, наконец удостоил осуждённого взглядом. Судья приблизился на допустимое расстояние; маршал, охранявший осуждённого, насторожился, будучи готовым нейтрализовать любую опасность от Ризли, закованного в кандалы. — Я хотел искренне поблагодарить вас. Не знаю, верите ли вы в мою невиновность, но Вы действительно спасли мою жизнь и теперь я обязан вам, — он поклонился в допустимых пределах, словно это было его обязанностью. Как поклон рыцаря, который отдавал честь. — Это всего лишь моя работа, — отрезал Нёвиллет. — В тот день, когда я впервые увидел Вас, я и не думал, что вы будете тем, кто спасёт меня, — Ризли опустил взгляд, немного сомневаясь в том, стоит ли продолжать монолог. — Но я подумал о другом. Я бы хотел это озвучить; сомневаюсь, что наши пути пересекутся снова. Так что можете не забивать себе этим голову. Кажется, я влюблён в Вас, мсье Нёвиллет. Мне жаль, что мы встретились именно в таких обстоятельствах. Спасибо Вам. За всё. Ризли усмехнулся, осознавая, как нелепо он сейчас выглядит. Оборванный заключённый, невиновность которого ещё не была доказана. Заключённый, не имеющий никакого веса и значения в обществе. И он имеет наглость так говорить с Верховным судьей. К тому же, мсье Нёвиллет вполне мог находиться в отношениях (хотя Ризли не заметил на его руке обручального кольца). Нёвиллет промолчал. Дослушав монолог, он безразлично покинул зал судебного заседания. Наверняка его часто благодарили за справедливое разрешение дела (или, наоборот, находились недовольные, которые угрожали расправой), но Ризли был уверен, что такого заявления, как он, прежде не делал никто. Маршал ткнул его в бок, как единственный свидетель этой странной сцены. — Ты в своём уме? — маршал рассмеялся, собираясь вывести заключённого из зала. Можно было бесконечно перечислять, насколько глупо, нелепо и неуместно заявлять подобное. Но Ризли, в общем-то, было наплевать. С этого момента их пути расходились. Сейчас важнее всего было воспользоваться данным ему шансом и освободиться от грязи бессмысленных обвинений. *** Клоринда оторвалась от чтения новостной сводки, стараясь упорядочить свои мысли. Нелегко было читать о том, кого она непосредственно знала. Клоринда была достаточно флегматичным человеком. Её эмоциональную часть было сложно задеть, но сейчас ей было искренне досадно, что нечто подобное могло произойти из-за несовершенства судебной системы. Она продолжила чтение, глубоко вздохнув. «Загадочное убийство четырёх человек из семьи известного бизнесмена Рокфильда остаётся нераскрытым и по сей день. Генри Ризли, осуждённый на смертную казнь по обвинению в убийстве четырёх человек, был оправдан по всем пунктам обвинения после тщательного пересмотра дела. Он провёл в заключении более двух лет. Врачи признают необходимость физической и психологической реабилитации несправедливо осуждённого. По подозрению в убийстве была задержана женщина возрастом, предположительно, 35 лет, настоящая личность которой все ещё не установлена. Как стало известно из материалов следствия, женщина обучалась стрельбе у Генри Ризли. После совершения преступления она переехала в другой штат, однако в базах данных остались сведения о её последнем месте жительства. Следствие сопоставило, что рядом с последним местом жительства женщины произрастало нестандартное растение — высокий гибискус, пыльца которого была найдена на месте преступления. Была проверена имеющаяся информация о личности женщины. Так как у неё не было настоящих документов, следствие усилило меры, необходимые для розыска. Женщина была замечена гражданином, увидевшим объявление о розыске, в штате Алабама. Гражданин сообщил полиции о местонахождении преступницы. Предполагается, что она долгое время меняла поддельные паспорта и не имеет американского гражданства. Её происхождение на данный момент неизвестно. Следствие делает предположение, что женщина была частью организованной преступной группировки и совершила преступление в соучастии. Проводится розыск причастных к осуществлению организованной преступной деятельности. Мотив совершения преступления неизвестен. — Это действительно неоднозначное дело, но у него обязательно будет справедливое разрешение. Я желаю сил справиться с горем утраты всем, кто знал погибших членов семьи Рокфильд. Виновные понесут наказание, — сообщил Верховный судья США Нёвиллет в эксклюзивном интервью специально для нашей редакции». Два с лишним года. Два с лишним года Клоринда думала, что помогала девочке, которую удочерила, восстановить психику после эмоционального насилия со стороны её убийцы-отца. Два года она пыталась помочь ей восстановить травматичные воспоминания и убеждала, что отец — отвратительный человек, который предал всё, во что девочка наивно верила. Чтобы… Ризли оказался невиновным? Клоринда была соседкой Ризли, проживавшей настолько близко, что они пересекались с ним каждое утро. Она работала прокурором, поэтому, когда её соседа обвинили в убийстве четырёх человек, она была первой из свидетелей, кто доходчиво изложил характеристику соседа. Клоринда всегда подозревала Ризли в чём-то… незаконном, однако к его дочери относилась с неожиданной теплотой и внимательностью. Ей льстило, что девочка каждый раз восхищённо приветствовала её. Однажды Сиджвин нарисовала цветными маркерами портрет Клоринды, подписав его как «важная тётя из дома позади нас (папа сказал, что с ней лучше не связываться!)». Сиджвин всегда предлагала зайти к ним домой и посмотреть вместе мультики, заедая сладостями, потому что ей было скучно, когда папа сильно задерживался на работе. Как она могла оставить невинного ребёнка в одиночестве в условиях непоправимой трагедии? Детский дом травмировал бы её ещё больше. Клоринда никогда не планировала, что у неё будет ребёнок, о котором она будет заботиться. Многие описывали её как «слишком строгую», а это точно не способствовало бы построению крепких связей с детьми. Детям всегда легче с теми, кто открыт, заботлив и немного ребячлив. Даже Сиджвин не смогла полностью растопить лёд её характера, но Клоринда понимала, что необходима девочке. Никто, кроме неё, не мог бы помочь оправиться ей в сложной ситуации. И когда Сиджвин уже окончательно отпустила своего отца, оказалось, что… Всё это время он был невиновен. Это было тяжело признавать, но Клоринде не хотелось, чтобы события развернулись именно так. Она привыкла, что помогает девочке с заданиями в школе, что воспитывает и наставляет её, что она — «спасительница», благодаря которой пострадавшая Сиджвин вновь обрела счастье. И теперь всё возвращается в прежнее состояние. Так было с самого начала. Клоринда никогда не имела никакого отношения к их семье, поэтому она должна поспособствовать воссоединению. Это лучшее, что она сейчас может сделать для Сиджвин. — Тётя Клоринда, посмотри, какой у меня прогресс в Animal Crossing! — девочка устроилась на кровати рядом, показывая на смартфоне красочное изображение мультяшных зверушек. Она укуталась в плюшевую толстовку, на капюшоне которой были кроличьи ушки. — Сиджвин, сейчас не до этого. Нам нужно серьезно поговорить, — Клоринда хмыкнула, нахмурившись. — Ты бы хотела, чтобы папа вернулся? — Папа? Не знаю. Он ведь плохой, да? — глаза Сиджвин резко стали невероятно грустными, и она сжала руки в кулачках. — Ну, он совершил та-акие плохие вещи. Одноклассники припоминают постоянно… Клоринда помнила, через что пришлось пройти Сиджвин. От неё отдалились одноклассники, когда узнали из новостей об ужасном преступлении, «совершенном её отцом». Уже несколько лет она практически одинока, не имеет друзей и мирится с постоянными косыми взглядами при своём появлении. — Нет. Твой папа невиновен. И скоро вернётся, — Клоринда вздохнула, не веря, что ей приходится говорить это. Сиджвин уронила смартфон, уставившись на Клоринду в упор огромными удивлёнными глазами. *** Высокая мужская фигура проследовала в зал, где помимо него уже собралось девять человек. Он стал во главе стола, сминая бумаги, на которых был отражён доклад о последних событиях, который он должен был передать начальству. — Вы все прекрасно знаете, по какой причине мы собрались сегодня, — педантично произнёс он, рассматривая собравшихся в комнате. — По той причине, что Арлекино отвратительно просчиталась и не смогла скрыться, а теперь за неё предстоит отвечать всем нам, — презрительно произнёс женский голос. — Арлекино осуществляла обязанности, которые никто, кроме неё, не сможет выполнить. Неудивительно, что Царица в негодовании, — вторил тоненький мужской голосок. — Она незаменима. Но перед нами стоит другая задача, — мужчина во главе стола пронзил всех присутствующих строгим взглядом. — Следствие выйдет на нас, если мы будем недостаточно аккуратными, как Арлекино. А это чревато последствиями. — Вы серьёзно? Думаете, эти тупоголовые следователи, которых можно подкупить в два счёта, выйдут на нас? Ха! Постойте-ка, им сначала нужно до этого додуматься, — насмешливо произнёс задиристый мужской голос. — Отставить. Он прав. Мы были убеждены в том, что на наш след никто не выйдет, и что всё разрешается взятками, поэтому совершали оплошности раз за разом. Сейчас за дело взялся сам Верховный судья. Он обещал наказать виновных, — с расстановкой и весом в каждом слове проговорил другой мужской голос. — Вам всем следует успокоиться. Мы находимся под достаточной защитой. Не забывайте о том, что у нас есть ниточки, за которые можно потянуть, в каждом ведомстве и правовой организации. Даже в ФБР, — послышался другой мужской голос, заискивающий и хитрый. — Я не понимаю… Почему мы не можем просто напасть на этого Верховного судью, чтобы он больше не возникал? Он сам не понимает, с кем связался. Кто просил его заходить так далеко? — возмутился другой мужской голос, энергичный и бойкий. — Ах, молодость, неопытность… Ты такой прелестный, но такой глупышка. Это преступление государственного масштаба, — сладко проворковал медовый женский голос. — Мы не будем решать проблемы насилием. По крайней мере, сейчас, — констатировал мужчина во главе стола. — Стоит признать, что попытки освободить Арлекино ни к чему не приведут. У следствия есть достаточный материал касательно неё. Сейчас наша задача — защитить организацию любой ценой. Быть осторожнее, чем когда-либо ещё. И не попасть в тюрьму, — он недвусмысленно остановил взгляд на человеке напротив него. — Ты понимаешь, о чём я? Вы сделали это отвратительно неаккуратно. — Да, господин. Мы сделаем всё возможное. — Но это ведь не значит, что мы полностью приостановим нашу деятельность? — поинтересовался надменный мужской голос. — Конечно же нет. Штаты не протянут и дня без нас. Не попадайтесь на глаза копам и будьте вдвойне осторожными. — Вы всё обсудили? Мне не до бесполезных разговоров. Нужно возвращаться к исследованиям, — безэмоционально произнёс женский голос. На какой-то момент в помещении наступила гробовая тишина. Каждый из присутствующих понимал, что с сегодняшнего дня их жизнь изменится: но каждый собирался выбрать свои особые методы, чтобы не попасться на крючок полиции в такие непростые времена.