«Ошейник — всего лишь символ. Настоящее рабство рождается и гнездится в недрах черепа, там, где многие предполагают местонахождение ума.» Вероника Иванова, «На полпути к себе»
[Владения Богов, Мари Джоа]
Юный второй Святой Рыцарь Вэй Ин сидел на широком парапете балкона своих покоев, что были в поместье приемного отца. Прохладный ветер с легкими нотками влаги играл с его чёрными волосами. На его лице застыло выражение крайней задумчивости. Вэй Ин с детства помнил только это состояние в природе и не мог объяснить, почему все именно так. Оно начиналось только ясным утром, чуть раньше восхода солнца, до его первых лучей. Безоблачное небо уже начинало высветляться и медленно, словно нехотя, разбегалось множеством красок и оттенков. Глубокую темно-синюю бирюзу, плавно перетекая из одного цвета в другой, сменял туманный нежно-розовый, постепенно становясь ярким, насыщенным, почти алым… Разом смолкали ночные птицы, а утренние, проснувшись, еще не пели, а словно ждали чего-то. Земля лежала еще темная, незрячая, сумеречная, но уже не ночная. Она медленно просыпалась и тихо избавлялась от ночных, окутывающих ее невесомых покровов. Если дул ветер, то наступал полный штиль. Вместе с птицами все в мире замолкало и становилось оцепенелым, но уже не спящим. Все живое и неживое в единый миг замирало, словно парализованное, и этой неведомой стихии всецело подчинялся и человек. Отчего-то становилось страшно нарушить вселенскую минуту молчания… Вэй Ин не понимал, что происходило с ним в это время, да и не нужно было понимать. Очень важно было прочувствовать это состояние до спирающего горло комка неясной и какой-то высочайшей тревоги, до волны озноба, пробежавшего по телу, до слезы, словно выдутой ветром. Все это происходило не часто, лишь, когда ему случалось в предрассветный час быть уже на ногах и пережить недолгие минуты неведомого спокойствия, в самый пик которого и происходило это необъяснимое явление. Его можно было бы назвать дуновением, неким беззвучным, таинственным вздохом небес. Все тотчас же оживало, и первым, кто обретал движение и голос, была маленькая птичка, которая бесстрашно приземлилась на соседний парапет. Вэй Ин не знал, что это за птица и откуда она взялась. Почему именно она прилетела сюда, чтобы разорвать цепь забвения? Если бы в одно такое утро ее бы вдруг не стало, то в жизни Вэй Ина ничего бы не изменилось, но думать об этом не хотелось. Не здесь. Не сейчас. Вэй Ин запустил пятерню в волосы, зачесывая их назад, шумно выдыхая — этот жест был буквально пропитан какой-то растерянностью, даже отчаянностью, словно юноша оказался перед проблемой, которую так просто не решить. На самом деле, Вэй Ин всегда держался подальше от суеверий, глупых верований и прочего, предпочитая твёрдо и прочно стоять обеими ногами на земле, несмотря на то, что когда-то у него были свои мечты. Но была одна вещь, вера в которую у него сохранилась, несмотря на всю ту острозаточенную «приземленность», что тот в себе любовно взрастил. Во что же он верил? В то, что человек рождался либо под счастливой звездой, либо нет, и это преследовало его до конца дней. Вэй Ин, отняв жизнь у своей матери, родился на два месяца раньше срока, не весил и килограмма. Надежды на то, что мальчишка выживет, не было — лишь отец верил, что сын справится, хотя и винил его в смерти своей жены. Совсем ещё юный, едва родившийся, Вэй Ин боролся за свою жизнь, и с того момента ему предстояло бороться за нее и впредь. На самом выживании сразу после рождения ничего не закончилось. Отец хотел мальчика, наследника, и именно ради этого устремления не пытался в своё время уговорить жену избавиться от ребёнка до его рождения, хотя беременность и была поздней, тяжёлой — сын должен был помогать, стать опорой, продолжить род. Его надежды претворились в жизнь — родился сын. Лишь через несколько лет от второй жены у отца появился ещё сын — Сюэ Ян. И стоило тому только родиться, как отца казнили на глазах у Вэй Ина за то, что он поддержал одного из правителей, пошедшего против воли других Небесных Драконов. Сюэ Ян ещё ничего не понимал, но его старший брат оказался лишён этого. Все видел. Все понимал. Особенно тогда, когда их усыновил Святой Гарлинг, воспринимая их не как приемных детей, а как цепных псов с хорошей родословной, которых надо было лишь выдрессировать. Это и было в его понимании — «родиться под несчастливой звездой». Вэй Ин с самого детства верил, что его звезда самая, что ни на есть, несчастливая. Светлая кость, аквамариновая кровь. Тонкопалые эстеты и утонченные садисты — они рождаются с по умолчанию заложенными в подкорку манерами и осознанием предопределённости своей судьбы. Слушают разговоры о величии. Дети высокородных семейств, взращённые на неплодородной почве брака по расчёту, удобренные холодностью собственных родителей, политые тотальной нелюбовью. Они растут кривыми деревьями в редком лесу под названием «высшее общество», чем и пытаются гордиться. Никакой тебе детской непосредственности, никакого здорового любопытства. С первых шагов своих они учатся держать спину и тянуть носок. Кто-то скажет, что Вэй Ин родился с серебряной ложкой во рту… и будет отчасти прав. Лишь отчасти. Про двух воспитанников Фигарлэнда Гарлинга говорили многие, особенно про старшего — Вэй Ина. Впрочем, люди всегда любили почесать языками вне зависимости от своего статуса, положения и достатка. Нельзя сказать, что юноша был известен своими «похождениями» — наоборот, славился своей сдержанностью, холодностью и исключительным воспитанием. Вот только говорили не об этом вовсе, а об его внешних данных и успехах в учёбе. Утонченные и тонкие черты, как и прямые чёрные густые, достающие своими концами до середины спины, волосы, достались ему от уже покойной матери, которая в дни своей молодости считалась самой настоящей красавицей. Раскосые чёрные глаза в обрамлении чёрных густых и длинных ресниц, маленький, немного вздернутый аккуратный нос, не слишком пухлые, но, вместе с тем, не слишком узкие губы, две безукоризненно четкие тонкие линии темных бровей и по-аристократически бледная кожа. Никому бы и в голову не пришло поучить его манерам или укорить в чем-то. Тогда у него всегда был загодя продуманный кодекс, к любым неожиданностям он был готов. А все потому, что Вэй Ин прекрасно был знаком со словом «долг». Оно сопровождало его практически с рождения. Многие отдали бы все, чтобы родиться Небесным Драконом, которого приёмный отец растил, чтобы тот стал Святым Рыцарем, совершенно не подозревая, что за этим кроется. Юноша с самого детства был скован по рукам и ногам. Он должен был быть идеальным приёмным сыном, достойным наследником, должен слушаться приёмного отца, должен держать лицо, должен иметь идеальный табель успеваемости, должен печься о своей репутации, должен общаться с равными по положению людьми, должен делать все на благо своего рода, своей семьи… должен, должен, должен… Одному все эти «должен» на своих плечах не унести. И у Вэй Ина получилось стать лучшим: талант и трудолюбие сыграли в этом не последнюю роль. И уже в шестнадцать его посвятили в Рыцари, присвоив второй номер. Именно тогда приёмный отец и дал ему дьявольский фрукт типа «мифический зоан», а другой того же типа отдал Сюэ Яну. Честно? Вэй Ин никогда не горел желанием есть какой-либо фрукт и ещё меньше хотел того, чтобы подобный ел брат, который не окреп достаточно, чтобы совладать с «мифическим зоаном», но Фигарлэнду Гарлингу не возражают и, тем более, не отказывают, ведь последствия такого шага были непредсказуемыми — Гарлинг не принимал даже намёка на неподчинение. Поэтому Вэй Ин даже подарил младшему брату тонкий браслет из кайросеки, взяв с него обещание не снимать его и не использовать силу фрукта, пока не будет готов — это виделось единственным выходом, если не хотел, чтобы животная сущность завладела братом, уничтожая его разум. И, наверное, стоило бы гордиться своими успехами и достижениями, тем, что стал Святым Рыцарем. Но когда по прихоти Небесного Дракона пришлось вырезать целую семью вместе с беспомощными детьми, гордиться уже не получалось. Осознание того, что Вэй Ин лишь цепной пёс с хорошей родословной, проступало все отчётливее, как и того, что такая судьба ждала и младшего брата, который уже делал успехи в тренировках и не только. В его клетке из бесчисленных обязательств и бесконечных «должен» воздух постепенно заканчивался. Нехватка воздуха — вот, что ощущал Вэй Ин. Это когда делаешь вдох, но живительный воздух не поступает внутрь, легкие будто бы сдавлены и горят изнутри. Подобное состояние можно было оправдать внешними причинами, но… нет. Оно уходило корнями глубже, в само его естество. Первые ростки оказались пущены тогда, когда он едва научился ходить. Наверное, поэтому Вэй Ин и не смог в конечном итоге принять свой долг, как что-то незыблемое и нерушимое, выводя все остальное за своеобразные границы, как «не столь важное». Когда конкретно стали появляться мысли о побеге и становлении пиратом? Вэй Ин не знал точно. Единственное, в чем был уверен, что если не уйдёт, то попросту задохнётся — уж лучше свобода в море без титула и состояния, чем рабство с титулом, который на деле лишь мыльный пузырь, не более. Понимал и то, что если бежать, то с братом, ибо если его оставит, то его убьют сразу же, как только о побеге станет известно, ведь побег — преступление: никто не будет делать «скидки» из-за возраста. Сюэ Ян, когда узнал о планах Вэй Ина, противиться не стал — готов был пойти за старшим, куда угодно… детский максимализм, но этот раз он был только на руку. Вэй Ин с шумом выдохнул. На миг подумалось… а что бы сказал отец, окажись он вдруг жив и рядом, увидь сына в таком состоянии?«Я тобой разочарован.»
Всего три коротких и лаконичных слова. Вот только смысла в них сокрыто было гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. И да… это были бы именно эти слова — несмотря на то, что отец пошёл в своё время против других Небесных Драконов, сделал он это из намёка на выгоду, а не потому что сильно от них отличался. Вот только ими бы не ограничился… Юноша будто бы видел его в этот момент… словно он был действительно здесь, рядом. Отец бы лишь сжал губы ещё сильнее, от чего те превратились бы в тонкую линию, в то время как в его глазах прочно застыло разочарование — именно так он всегда смотрел на собственного сына… словно тот и впрямь был самым большим его разочарованием. В такие моменты, ощущая на себе подобный взгляд, будучи ещё совсем желторотым юнцом, он изо всех сил старался все исправить, выправить. Но… Правда в том, что каждый такой взгляд оставлял саднящие царапины-порезы где-то внутри, в наличии которых он вряд ли бы признался даже самому себе.«Я тобой разочарован.»
Воздух с шумом покинул легкие. Вэй Ин прикрыл глаза. Пальцы едва заметно дрогнули раз, другой. — К черту… — на выдохе, на грани слышимости, хотя юноше его происхождения и статуса не стоило так выражаться, но сейчас его все равно никто не слышал. Да. К черту все это… В конце концов, он никогда не был силён в самокопании, жалости к себе и прочих не самых приятных вещах. Да, происходящее располагало к подобному, но все же… начинать не стоило. Это, в любом случае, не решило бы ни одной проблемы, а лишь усилило бы и продлило внутреннюю агонию — того, что было, и так уже в избытке. Сегодня ещё устраивался небольшой приём для мировой знати, и Вэй Ин обязан был его посетить вместе с братом. Хотя и не сказать, что он испытывал хоть какое воодушевление от грядущего, наоборот, для него это было самой настоящей пыткой. Однако, именно благодаря этому приёму, сегодняшний день был идеален для побега. — Молодой господин изволит спуститься к завтраку? Юноша вздрогнул от неожиданности, резко обернувшись, тут же натыкаясь взглядом на брата, который взял за привычку дразнить старшего «молодым господином» после того, как Вэй Ина посвятили в рыцари — так и не скажешь, что младшему всего семь лет. — Не паясничай, — вздохнул юноша. — Что вы, господин… И в мыслях не было, — лицо Сюэ Яна оставалось спокойным, но маска холодной, не по-детски взрослой безэмоциональности шла трещинами из-за дрогнувших в намеке на усмешку уголков губ и неожиданно теплого веселья в глазах. — Пуговицы застегни, — усмехнулся Вэй Ин, уходя прочь. — И где ты снова забыл свой галстук?***
Полумрак, отблески пламени, что горело на бесчисленных свечах, разодетые танцовщицы в рабских ошейниках изгибались в танце, подхваченные музыкой, вино лилось через край. Бальный зал был заполнен гостями знатного происхождения, но вмещал всех с лихвой, не создавая неудобного столпотворения. Было стойкое ощущения, что земля разверзлась, выпуская в мир смертных весь свой грех и блуд, поглощая каждого своей своеобразной агонией. И никто не заметил исчезновения с приёма двух братьев, которые, воспользовавшись тем, что все были увлечены вином и танцами, решили сбежать подальше от Владений Богов, от Мари Джоа…