Ты львица? Ты львёнок? Ты мясо!

      Солдаты Кенни - двое парней и одна девушка - тащили Энни за волосы по полу. Её окаменевшие мышцы с особенной болезненностью ощущали каждую ступеньку, а кожа на ногах стёрлась до мяса, пока её дотащили до камеры. Бросив девушку на пол, солдаты принялись раздеваться, а Кенни вколол в пленницу релаксант, который начал понемногу снимать спазм.       Когда Энни смогла снова шевелить конечностями, она попыталась отползти куда-нибудь в сторону, но в неё с грубым окриком кинули сапог, и она затихла. Энни не понимала что ей делать. Она совершила невозможное, но даже этого оказалось мало. А теперь она даже не сможет превратиться в титана. Только сейчас она поняла что это было за холодное липкое чувство, охватившее её после самого первого укола. Она ощущала его всё это время, но не придавала значения. Теперь борьба бессмысленна, она не сможет выйти отсюда. Ей остаётся только одно - сохранить рассудок. И, быть может, она найдёт союзника среди заключённых или стражи. Это последняя цель, за которую цеплялась Энни, глядя на обступающих её голых людей.       Энни не пыталась встать, несмотря на то, что возбуждённые члены солдат маячили возле её лица. Поэтому, когда её стали бить, падать ей было невысоко. Её пинали ногами в живот и грудь, наступали на конечности и били кулаком в лицо. Этим садистам впервые выпала возможность насладиться настолько живучей жертвой, и они собирались воспользоваться ей - и возможностью, и жертвой - по полной. Тело Энни снова превратилось в испаряющийся комок боли. Она могла только закрыть глаза и тихо скулить, пока на её беспомощное тело обрушивался удар за ударом. Это было больно и унизительно, но пока не шло ни в какое сравнение с развлечениями Кенни. И вообще, прежде чем стать собой нынешней - человеком, способным голыми руками убить солдата, титаном, убивающим разведчиков десятками, перед всем этим она прошла через слишком жестокие тренировки, где боль - лишь твой вечный спутник. Не более.       Через какое-то время её прекратили бить, и Энни приготовилась к худшему. Зазвенели шестерёнки механизмов, а девушку поволокли к медленно спускающейся с потолка платформе с крюками. Это были толстые, острые мясницкие крюки для подвешивания туш.       - Опять вешать на крюки? - недовольно прогундосил один из солдат - Болтаться будет, орать. Может, руки за спину и к потолку, а ногами на пол?       - Ты посмотри на неё, в ней же едва ли полтора метра! Хочешь трахать её, приседая?       - Мда... Командир, приведите уже девочку повыше, а то прошлые тоже были мелкими. Народ требует разнообразия!       Все рассмеялись. Мясник взял в руки пару крюков и погрозил ими подчинённым.       - Будете привередничать - не буду делиться.       Все снова рассмеялись и принялись ему помогать. Энни связали руки за спиной и пробили оба запястья крюком. Крюк был толстым, а запястья девушки пусть и крепкими, но тонкими. Поэтому лучевые кости запястий недолго оставались целыми. Ещё два крюка пробили икры. Её приподняли на этих крюках, и загнали в тело ещё два. Один вошёл справа, пробив рёбра и лёгкое, выйдя из спины чуть ниже лопатки. Второй крюк вошёл в самый низ живота и упёрся остриём в тазовую кость. Кричащую от боли Энни подняли на уровень пояса и отошли к столу с инструментами.              Столько боли Энни не чувствовала уже давно. Мышцы горели, держа, пусть и небольшой, вес её тела. Дышать было практически невозможно из-за крови в лёгких и прерывистого дыхания. При каждом выдохе губы орошались смесью крови и слюны. Плечи сводило от неестественного положения. Поэтому Энни не сразу заметила, что вокруг неё суетится загорелая черноволосая девушка. Она пришла с солдатами, но не участвовала в избиении и подвешивании Энни. Всё это время она провела у стола, смешивая какие-то жидкости и мази.       Девушка подошла к подвешенной Энни с целым подносом разных шприцов, банок и склянок. Быстро вколола в вывернутое плечо один из шприцов - Энни этого даже не почувствовала. Но очень скоро Энни поняла, что боль утихает, по раскалённому телу растекается прохлада. Энни поймала взгляд своей благодетельницы, а та, подмигнув пленнице стала слизывать кровь с её рук. Энни впервые за многие часы почувствовала удовольствие. Ручейки горячей крови текли по бледной коже Энни, а загорелая незнакомка теплым язычком и мягкими губами собирала их. Она пила кровь Энни, проходилась язычком от подмышечной впадины, до самых кончиков тонких пальцев. Она гладила влажную и горячую кожу Энни, вызывая у той бег мурашек по спине и приятное потепление чуть ниже крюка, вбитого в живот.              Девушка села напротив лица Энни и откинула спутанные светлые волосы пленницы за спину. “Меня зовут Кэти”, - прошептала она, горячо дыша в ухо, и прикусила мочку. Потом она медленно провела язычком по шее Энни. Она коснулась кончиками пальцев острой ключицы, тонкой шеи, взяла в обе руки голову Энни и положила себе на грудь.       Энни отчаянно покраснела сама не понимая из-за чего. Она уже несколько часов находилась в окружении незнакомых людей совершенно без одежды. С ней вытворяли такое, что любая мысль о стыде казалась какой-то наивной детской глупостью. Энни не могло смутить женское тело. Она сама никогда не участвовала в приключениях женской бани в годы курсантской учёбы. Но на соседней койке почти каждую ночь кувыркались Криста и Имир. Энни ни с кем не искала контакта, но и смутить её было нечем. И тут её прижали к мягкой, крупной груди. Последнее, чего касалась щека Энни был каменный пол, ботинки, стальные перчатки... А тут она лежала на тёплой мягкой груди. Это было так... Обезоруживающе.              К реальности её вернул крайне болезненный укол в шею. Энни дёрнулась, но рука, прижимающая её голову к груди моментально окаменела и очередной препарат всё-таки растёкся по венам. Руки Кэти стали нежно массировать шейку, поглаживать по волосам, по плечам, по груди. Ловкие пальцы сжали соски Энни и медленно потянули вниз. Энни шумно выдохнула. Этот препарат уже не успокаивал, он возбуждал. Теперь Энни краснела не от смущения, а от желания. Руки Кэти схватили волосы Энни на затылке, а губы стали покрывать лицо и шею Энни поцелуями. Язычок прошёлся по щекам, собирая с них засохшие корочки крови, а Энни пыталась прочитать что-то во взгляде Кэти. Нежность? Страсть? Желание помочь..?              Энни терялась в догадках, мысли путались от удовольствия. А Кэти тем временем прошлась вдоль Энни, ласково царапая её спину ноготками. Энни хотелось потянуться, как потягиваются утренние кошки, так ей было хорошо. Но она не могла шевелиться, так как крюки в теле тут же начинали двигаться, сильнее раскрывая раны. Кэти нежно чесала спинку Энни, проходя пальцами по рубцам от хлыстов, по свежим ранам и кровоподтёкам. Но Энни не замечала болезненных ощущений, она наслаждалась лаской, которой всегда было так мало в её жизни. Поэтому, когда нежные пальцы Кэти скользнули между ног связанной девушки, Энни закрыла глаза от смущения и стыда, но даже не попыталась сопротивляться. Кэти окунула один палец в склянку с вязкой субстанцией и стала медленно исследовать самое чувствительное место пленницы. Палец втирал неизвестную мазь в кожу, в слизистую, поиграл с горошинкой клитора.              Энни сама не заметила как её ноги стали раздвигаться, как её тело хочет вжаться сильнее в этот ласковый палец. Она закусила губу, чтобы не издать стон, но не смогла сдержаться, когда палец, весь в мази вперемешку с её соками вошёл в неё. Она вскрикнула как-то совсем по-девчоночьи, тонким голоском, и сжала бёдра. Кэти порвала её плеву быстро, почти безболезненно. А палец уже двигался в ней, мазь горячила и воспаляла нежную плоть, Энни текла всё сильнее и желала большего. Вскоре к первому пальцу добавился и второй, а Кэти, сев под Энни стала язычком играть с клитором.       Оргазм накрыл Энни почти сразу. По её телу пробежала судорога, бедра с силой сжали кисть Кэти, а из груди вырвался сладкий стон. Её тело ещё пару раз напряглось, а потом окончательно расслабилось, повиснув на крюках. У Энни кружилась голова, тело мелко подрагивало, но даже ноющие раны не могли перебить удовольствие, испытываемое девушкой. Она с сожалением почувствовала как из неё вытаскивают пальцы. От первого оргазма она почувствовала удовольствие, но никак не удовлетворение. Её тело просило ещё, но умом Энни понимала, что скоро это желание будет исполнено пятёркой солдат, наблюдающих за ней.              Кэти снова вернулась к раскрасневшемуся лицу Энни. Она слизывала смесь из мази, крови и соков девушки-титана со своих пальцев медленно, смакуя каждую каплю. Она была похожа на кошку, вылизывающую свою лапу. Потом её тёплое дыхание коснулась ушка Энни. Кэти взялась кончиками зубов за мочку уха, и стала покусывать его. Энни только сильнее возбуждалась, молнии удовольствия бегали по всему телу, а между ног, казалось, полыхал пожар. Тело уже хотело, чтобы в Энни вошли глубже, сильнее, дольше. Энни лишь краешком разума сопротивлялась возбуждению. Но с каждой секундой ласк всё быстрее проигрывая ему контроль за телом. Губы и язычок Кэти играли с её ушком и шейкой, одна рука нежно царапала грудь, а вторая снова тянула что-то с подноса.              Лишь когда холодный металл коснулся её уха, Энни очнулась. Но было поздно. Свист лезвия, резкая боль, и на ладонь Кэти падает половина уха Энни. А сверху уже льётся стекающая по щеке и подбородку кровь. Энни вскрикивает не от боли, нет, больнее её резануло предательство. Да, эта девушка ничего ей не обещала, даже не сказала ничего, кроме имени. Но вся эта ласка, нежность, всё это наслаждение подарило Энни ощущение поддержки. Действия Кэти говорили: “Я не могу прекратить весь этот кошмар, но я могу подарить тебе немного счастья”. А этот удар в спину окончательно подкосил Энни. У неё как будто отбирали все пути отхода, как будто умелый кукловод давал ей новые надежды, и тщательно смешивал их с грязью. Здесь у неё нет друзей, думала Энни глядя на отходящую в сторону фигуру Кэти. Предательница с нескрываемым удовольствием жевала хрящи уха.