***
Он всё же вернулся. Мин И вознёсся, когда строил мост на реке Лань. Ничего нового, всё как обычно. Со стороны – прекрасное событие, его рабочие им гордятся, испуганно радуясь, что их начальник, великий инженер и справедливый прораб, войдёт на небеса и в историю. Мин И улыбнулся: стойкое ощущение, что что-то пойдёт не так не покидало со вчерашнего вечера. И это что-то пошло не так чуть позже, после того, как он снова увидел золотые чертоги. Подкралась, схватило и утащило прочь, в неизвестные холодные воды. Потом он уже понял: действительно воды. Черные, мертвые, пусть и пресные. Здесь повсюду были иллюзии и Мин И старался никуда не дергаться, чтобы ненароком не застрять. Слишком лениво, да и хозяин не так уж страшен. Мин И совладал с водой, строя дамбы и мосты, так почему бы не совладать с Черноводом? Ши Уду был куда хуже. – Давай так. Ты вынимаешь меня из кандалов, я не бушую, и мы мирно расплываемся после того, как договоримся. Черновод строит ехидную ухмылочку. Когда Мин И был молод, за такое могли набить лицо и не посчитать себя виноватым. Но тот лишь недавно появился как непревзойденный, вёл себя тихо и не доставлял проблем – ни одного моста или дамбы не разрушил, а потому гнева не заслужил. Чего же его потянуло похищать небожителя. Странно. Мин И щёлкнул пальцами. Кандалы погнулись, покорёжились и лопнули с тихим звоном. – Металл это тоже земля, учти на будущее, – чуть пошатнувшись, но сохраняя вид гордый и непреклонный. Черновод щерится и вмиг становится куда более угрожающим даже внешне. – Стой на месте, – холодно и приквзывающе. – Сожру. Мин И качает головой. – Тогда я сяду, – и садится. – Раз ты голоден, мы могли бы поговорить в чайной, которая в ли от того моста. Там вкусная лапша, – говорит и кожей чувствует, насколько Черновод недоволен. – Зачем я здесь? По тонким движениям ци чувствуется, что его пытаются не то прибить, не то погрузить в гипнотический сон. – Давай без этого. Скажи мне чего ты хочешь и я скажу, могу ли это дать. Черновод упорно не хочет расслабляться и хоть что-нибудь сказать. Мин И махает рукой и ложится прямо на пол. – Когда додумаешь, скажи, – фыркает и прикрывает глаза. – И дверной косяк у тебя сооружён неверно. Ударишь по нему и обрушится. По ребру приходится болезненный пинок. Мин И вздыхает, но глаз не открывает. – Я с тобой обращаюсь, как с близким человеком, прямо и честно. А ты? А Хэ Сюань творит очевидное, но неудачное зло, и так же плохо понимает, почему на небожителя с низким уровнем духовных сил ничего не работает. Почему ему ничего не страшно? *** Мин И загадочный персонаж, который говорил честно и удивительно точно. Пока не спросят он молчал и они могли сидеть часами, если Черновод не начнёт расспрашивать. Несостоявшийся – не стримившийся к небесам – небожитель чуть смущался таким вниманием к себе, но говорил ровно и спокойно. Сначала его держали в импровизированной темнице. Потом всё дошло до того, что они вместе ели, а Хэ Сюань узнал правду одновременно страшную и нелепую, но по расслабленности, навыкам и умениям всё было ясно: Мин И возносился четыре раза и он не на того напал. Чуть старше Хуа Чена – должно быть на пару сотен лет или даже больше – повелитель земли то восходил на небеса под чужим именем и лицом, то угасал за неимением последователей. Те постепенно забывали очередного бога литературы, а потом находился новый, а потом Мин И за возвращался. Хэ Сюань же сегодня впервые побывал на небесах. – Я сегодня был достаточно убедителее? – с надеждой. Ему улыбаются. – Если ты достаточно наблюдал за мной на той стройке, то должен сам понять. Черновод хмурится и угрожающе смотрит. – Достаточно. Расслабься. – А что с едой? – Я из бедных, ем всё, что подвернётся под руку. Ешь сколько влезет там, – смеётся. – Передавай самые гневные взгляды Ши Уду. Хэ Сюань кивает, отвлекаясь на еду. Мин И стаскивает аппетитный кусок из миски и его тут же кусают за руку, отбирают этот самый кусок и жадно, не жуя, проглатывают, лишь бы ничего не досталось другому. – Это моё. – Я не хочу умирать с голода здесь, поэтому остынь и дай мне хотя бы что-то. Ради твоей мести я не вылезаю из черных вод. Никакого уважения к старости. – Моё, – жадно и твёрдо настолько, что Мин И почти отступается. – Либо ты делишься, либо твоё гнездо похоронит землетрясение. С Хэ Сюанем было бесполезно спорить. С Мин И тоже. *** Хэ Сюань – так его кажется зовут, хотя он понемногу начинает забывать – стоит посреди строящегося храма. Ничего не стоит спалить его прямо сейчас, но он не станет – нужно пока что держать всё в тайне и не выдавать себя. Поэтому он зовёт себя Мин И. Поэтому он только лишь наблюдает, отвечая на молитвы, и ни сжигая. Не делая ровным счётом ничего, что можно было бы назвать плохим или хорошим. Сидеть смирно и не лезть на рожон – и тихий спокойный шпионаж ему гарантирован. В голове звучат крохотные молитвы. О хорошей постройке, о том, чтоб строительный лес привезли хороший, балки вышли крепкие и никто под этими балками не умер. Строят храм другому божеству, а молятся, по факту, князю демонов. Знали бы, что происходит прямо сейчас – побросали бы работу. Аж тянет улыбнуться, но Хэ Сюань отучил себя улыбаться давно и крепко. Смешно. Смотреть весело. Он мог бы даже помедитировать на такое убогое зрелище. Только едой запахло сильнее. Запах специфический, но хуже водного гуля не будет и поэтому Хэ Сюань даже оборачивается, встревоженный приступом голода – не напроситься ли на обед? Есть хочется до жути. Не будь у него ума он бы всех рабочих сожрал бы живьём и того, печально сидящего у котла, с особенным удовольствием . Выглядит вкусным. Выглядит смутно знакомым. На идиотское выражение лица можно не смотреть. Хэ Сюань не удерживается. Подходит и на него сразу обращают внимания, добродушно махая рукой. – Молодой господин заблудился? – рабочий улыбается и больше не высказывает никакого уважения. Будто они с ним абсолютно на равных. – Я хотел взглянуть на постройку храма. Слышал, здесь скоро должен будет появится новый, – Хэ Сюань продолжает стоять, нависая, как каменный утес над рабочим. Тот даже не ведёт ухом, только посмеивается и помешивает жутковатое варево в котле. – Храм Наньяна, – поправляет рабочий. – Чудный выстроили, чудный. Надеюсь долго простоит. Генерал Наньян того заслуживает. Рабочий смеет оценивать, заслуживает ли божество своего храма. Как удивительно. Как неприлично. Как жаль, что Генерал Наньян того не заслуживает. Хэ Сюань знает. Хэ Сюань право оценивать имеет. Вот только рабочий кажется замечает его чуть скривившиеся уголки губ и отмахивается: – Не мне решать, но местные, я думаю, будут рады, – говорит, как будто бы упорно отмазывается от острого взгляда Хэ Сюаня. Это даже интересно. – Возможно, – и тупо упирается взглядом в еду. Голод побеждает приличия. – Раз строят, значит будут рады, – и добавляет для пущей правдоподобности, – я тоже буду рад. Рабочий улыбается. Тупо и блаженно. Как будто ему ничего в этом мире не страшно и где-то такую улыбочку он уже видел. Но его здесь быть не может. – Садитесь. Похлёбка стынет. Мне кажется, Молодой Господин голоден после дороги. Хэ Сюань голоден всегда, но тут рабочий прав. Сейчас голод сильнее обычного – он только что из призрачного города и Хуа Чен прожег дыру в его разуме. Сначала вопросами важными, потом не очень, а потом продолжая ныть о предчувствии, что Его Высочество Наследный Принц Сяньлэ скоро окажется рядом. Предчувствия Хуа Чена длились по меньшей мере вторую сотню лет. А то и всё восемь сотен – просто тогда Хэ Сюань ещё не родился и не слышал этого несусветного бреда, чему был очень рад. Рабочий махает рукой перед его лицом. – Молодой Господин, вам хватит? – и протягивает миску похлёбки. Хэ Сюаню не хватит и котла, но это не важно. Он ест, и чувство, что его попытались отравить – как можно готовить так?! – плотно навязывается и отвлекает всё внимание. Перевод продуктов. Отвратительно. А рабочий ест и даже не отплевывается. Видно, очень крепкий желудок. Видно, если он ест свою стряпню, сожрать его не очень хорошая идея. Видно, небеса на него совсем разгневались, раз вместо нормальной похлёбки ему сунули это. – Какой вкус, – Хэ Сюань вздыхает, силясь проглотить, – особенный. – Это всё коренья, – рабочий посмеивается. – Я на мели, питаюсь, чем божества пошлют. Да и напортачил сегодня. Так что так. Я не жалуюсь. Зато сытно. Хэ Сюань молчит. Понимающе смотрит, но на деле ничего не понимает. Зачем сюда пришёл тоже. – А! – рабочий роется в своей корзине, будто что-то ищет. – У меня есть маньтоу. Она конечно не совсем свежая, но если молодой господин не брезгует! – и протягивает маньтоу. Маньтоу Хэ Сюань не брезгует. Хэ Сюань вообще ничем не брезгует. – Благодарен, – и жадно грызёт залежавшуюся маньтоу. Хоть что-то. Рабочий, радуясь чему-то своему не прекращает улыбаться. Им обоим махает ещё один рабочий и подходят ближе, раскланиваясь перед Хэ Сюанем в почти насмешливых почестях, вызывая острую усмешку. Он никогда так не делал. *** Потом Его Высочество Наследный Принц Сяньлэ возносится в третий раз. Предчувствия Хуа Чена оправдываются, и он наглухо застревает в каком-то монастыре. Хэ Сюань отмечает поразительное сходство между тем рабочим и Се Лянем. Думает об этом чуть больше, когда доедает очередного гуля и вдруг понимает: не просто похожи. И поведение, и речь, и черты лица всё одинаково. Значит, они уже знакомы лично. Теперь Хэ Сюань не понимает ещё больше чем именно Хуа Чену приглянулся он. Понимать и не хочется. Хочется есть. Еду ему услужливо предлагают слуги дома блаженства, пока он ждёт Хуа Чена. Тот выходит к нему всё такой же как и всегда, только более улыбчивый и лёгкий – домолился во время облизывания статуи Се Ляня до того, что небеса подчинились, и Его Высочество вознёсся третий раз. Возможно даже прямо со стройки. Эта стройка, кажется, лично будет благословлена Хуа Ченом, чтоб все знали, где его драгоценное божество нашло утерянный путь на небеса. Хэ Сюань о своем присутствии там молчит. На всякий случай. Предсказать Хуа Чена слишком трудно, чтобы говорить явно лишнее. Еда становится слаще, Хэ Сюань плюётся про себя ядом ещё больше и угрюмо молчит. Ест. Иногда они так сидят – долго и муторно. Потом Хуа Чен лезет целоваться. За двести лет они оба очень хорошо научились целоваться. Хэ Сюань радуется, покусывая Хуа Чена. Имитация грызения – это приятно. Хуа Чен наверное представляет своего драгоценного бога. Всё равно. Главное чтоб эта несносная тварь сходила за союзника – три раза ха и сожрать того, кто это придумал – и не дёргалась. Теперь Хуа Чен на него даже не смотрит. Смотрит Хэ Сюань. Лениво тянет через стол, кусает за губы, лижет, буквально пытается сожрать. Хуа Чен только рычит, кусает сам – хотя не любит, когда кусают его – и отстраняется. Теперь целоваться они не будут. Этот поцелуй так, на прощание. – Зачем тебе держать Мин И? Сожри его, как пустослова и будет хорошо, – вдруг спрашивает. И Мин И, Хэ Сюань, Черный демон Черных Вод – всё его имена, обличия и псевдонимы – выпадают из реальности и не знают что ответить. – Хочу. Себе. Его, – про судьбу Хэ Сюань не добавляет. – Буду сгрызать по кусочку, пока он не умрёт. А я сделаю так, что умирать он будет очень медленно, – врёт. Нагло. Прямо в лицо Хуа Чену – и тот не спрашивает больше. Просто приподнимает бровь. Внимательно смотрит и качает головой. – Ты только не переусердствуй. Мало ли, – посмеивается, – понравится ещё. Хэ Сюань не отвечает. Продолжает молча есть за чужой счёт. Одному вполне хорошо. Последние триста лет не были одинокими, но привыкать к ощущению общности он не собирался. Он не собирается уподобляется Хуа Чену в его облизывания небожителя. *** Хэ Сюань лежит, Мин И сидит рядом задумчиво разглядывает стену за ним. – Сегодня снова был с Ши Цинсюанем. Я так больше не могу. – Почему? – Я устал. Он радуется и меня это злит. Мин И вздыхает. Больше не рискует прикасаться или подбираться слишком близко, но внимательно следит за Хэ Сюанем и всем своим видом выражает сочувствие. – Подменить себя ты не позволишь, я полагаю. Тогда расслабься и ешь за его счёт. Помни, что его судьба не его вина также, как и твоя судьба не твоя вина. Помни, что ты уже стал тем, кто ты есть и месть это конечная цель. Не чини вреда тому, кто не виноват. – Я умер голодным и холодным, а должен был он. – Так получилось. Не возлагай всё на судьбу. Если верить ей, то последние четыре столетия я должен быть мёртв. – Тебе дать почувствовать то, что чувствовал я? – Умерься. Позволь всему двигаться так, как движется. Бей по виновнику и не обращай внимания на других. Ты работал ради погибели этого бедного мальчика, которого угробит собственный брат, или хотел, чтобы Ши Уду получил заслуженное? Хэ Сюань хмурится. Он хочет сожрать обоих и Мин И теперь тоже. Потому что напоминает и давит по больному, мешает представлять, как хорошо будет ощущаться на зубах плоть Ши Уду, какой прекрасный момент его ждёт, стоит только ещё немного подождать. – Пойми, кому ты хочешь вреда. И только тогда направляй злобу. Иначе тебе самому будет не слишком хорошо. В конце концов, ты задохнешься в своей же ярости. Отомстить нормально не получится, руки дрогнут. – Ты думаешь, я не понимаю, как мстить? – Ты думаешь, я никогда не мстил? Мин И не должен рассказывать, как ему мстить. Он должен сидеть и молчать, не рушить хлипкий покой, не говоря о единении с собой и обществом, не говоря про правильность или неправильность, не говоря ни о чём, пока его не спросят. Чаще всего он не говорит, но сейчас это ощущает настолько болезннено, что хочется выть. Мин И давит на него одним своим взглядом, одним своим «я знаю» и это бесит. Короткое шипение и Мин И ощущает, как за него цепляются. Голыми руками, острыми когтями, его бьют, царапают и кусают. Хэ Сюань может порвать его на куски. Лишить возможности ходить, только вцепившись зубами в голень. И он сжимает зубы на чужой коже. Мин И вздыхает, даже не брыкаться и щелкает пальцами. Остаётся лежать серым слоем пепла на холодном полу. Хэ Сюань больно прижимается к костям. Теперь ему действительно страшно. Ему только предстоит попробовать Ши Уду на вкус, но Мин И оказался хорош настолько, что хотелось ещё, и ещё, и ещё. Никто больше не кричит о неправильности сооружений его дворца. И это ещё страшнее.***
Это было второе Вознесение Мин И. Тогда его звали Сы Син, он был молод, горяч и самодурством мог превзойти Ши Уду. Месть случилась спустя сотню лет после того, как Цзюнь У построил новые, целиком свои небеса. Цзюнь У практически восторге, когда видит: гигантская лестница от земли до неба высится к небесам. По ней мечется повелитель вод – Син Фа. Кажется, он не в силах остановится и на последнем издыхании мечется в надежде, что ступени рухнут под его ногами. Рядом с лестницей гордо стоит Бог Литературы – кто-то из мелких, Цзюнь У не помнит как его зовут. Почему он решил пытать своего товарища-небожителя непонятно, но краткий миг наблюдения за этим вызывает куда больше вопросов. Окружающие боги войны кричат, требуют прекратить это и мелкий божок смеётся им в лицо, гневно скалясь. Замечая Цзюнь У, он прекращает смеяться, но оскал не сходит с бледного лица. – Кто ты и зачем ты пытаешь его, – Цзюнь У царственно подходит и спрашивает мягко. Так, что в этой мягкости сразу видится угроза. – – Меня зовут Сы Син, Владыка, – божок ему кланяется. Уважительно и стойко, ничуть не боясь. – И это не пытка, если он так силён, то от этого не умрет. Походит пару лет с большими суставами и всё. Хотя множество моих последователей умерли, потому что он разбушевался. Велите прекратить? – Прекращай, – кивает. – Раз ты так уверен, то знаешь, что тебе может ждать за такое? – Суд. Наказание. В отличие от Син Фа, – Сы Син произносит прямо по имени, без всякого уважения, – я знаю, что меня ждёт. Вы организуете суд здесь, или на небесах? – Уведите, – один из богов войны хватает Сы Сина, а тот даже не сопротивляется. – Достаньте повелителя вод Фа с лестницы. Увидите в мой дворец. Будет суд. Спустя какое-то время суд случается. Побитый и покалеченный Син Фа сидит подле Цзюнь У, потому что стоять у него не выходит. – Что с тобой делал Бог Литературы Сы, расскажи, – Цзюнь У мягкок и грозен одновременно в своих словах. Ему и правда интересно, как ничтожное божество сумело загнать Повелителя Вод. Ничего страшного не произошло – вознесся один, вознесется и второй, но ему интересны знать о чужих мучениях. – Набросился. Сковал. Я очнулся на лестнице, и когда я останавливался, та начинали выпивать из меня ци, – говорит хрипло и с опаской поглядывая на Сы Сина. – Я пробыл так, – замолкает, не в силах вспомнить, – очень долго. Я не мог перестать блуждать по ней и ей не было конца. Снаружи она кажется прямой. Внутри получается так, что идёшь по кольцу, потом вниз, потом по прямой и снова возвращаешься в кольцо и не можешь по нему не идти. – Как долго Повелитель Вод Фа отсутствовал? – вопрос обращен в зал и тот вмиг наполняется шумом. – Я держал его десять лет, – бойкий возглас на секунду затыкает небожителей. – И не жалею. Шум с новой силой разносится по залу дворца Шень У. – Тише, – Цзюнь У повышает голос и теперь становится действительно тихо. – Продолжай, божество литературы Сы. – Я покровительствую инженерам и архитекторам. Также мне молятся большинство строителей в западных провинциях Нянцы и Сыцзы , – также уверенно и спокойно. – Я выполняю свою работу честно. Я исполняю молитвы и сооружения выходят крепкими и надежными. Но ни одно сооружение, созданное человеком не может выдержать напора божества. – И причём здесь Повелитель Вод Фа? – Син Фа думает, что вправе гневаться, если перед постройкой моста над рекой ему не молятся, – Сы Син фыркает и смотрит в глаза Син Фа. – Но не ему решать над какой рекой мост будет, а над какой нет. Ему должно думать, где река течь будет, а где нет. Мои же верующие утопают в водах родных рек, а сами мосты рушатся. И так на протяжении пятидесяти лет. Я пытался договориться. Он не желал договора. – Если над рекой строится мост, то мост принадлежит реке, – заявляет Син Фа и отворачивает взгляд. Не выдерживает гнева мелкого бога литературы. По залу идёт шёпот. – Реки мои, значит молится должны мне. – Никто не должен тебе молится, если не хочет. Некоторые инженеры мне не молятся вовсе – и я не иду их убивать. Кто-то молится напрямую Повелителю Земли – и я не иду их убивать. Кто-то поклоняется Владыке, считая, что возведя небеса, он поможет в строительстве – и иду ли я их убивать? – громко и яростно. – Не иду. И ты идти не в праве. – Почему ты не сказал об этом мне, или Повелителю Земли? – спрашивает Цзюнь У, задумчиво смотря на Сы Сина. – У Владыки и Повелителя Земли есть другие дела. К тому же, – Сы Син посмеивается и продолжает без капли боязни, – Син Фа лишь предостерегут от таких поступков. Может быть заставят вознести ущерб. Мертвым это незачем. Мертвым нужна его кровь, чтобы всё было честно. – Ты считаешь, – Цзюнь У растягивает слова, чуть разгневанный такой смелостью, – что сотня смертных стоит одного могущественного небожителя? – Я считаю, что сотня смертных стоит много больше, чем Син Фа. Кажется, Сы Сину ничего не страшно. Цзюнь У хмурится. У Син Фа сводит ноги и ему просто недостаточно ци, чтоб отвести боль. – Тебя низвергнут с небес, – Цзюнь У наконец выносит приговор. – Ты прав, что Повелитель земли Фа не должен был убивать своих последователей. Поэтому я обойдусь без проклятой канги. – Владыка поистине великодушен, – Сы Син улыбается и кланяется. Почему-то это не кажется подхалимством. – Могу ли я скинуться с небес сам? Под гневные, но уважающие взгляды небожителей Цзюнь У кивает. – Можешь. Сы Син стоит у края небес, раскинув руки. Он ехидно скалится и про себя произносит: «Я ещё вернусь». Его месть свершилась. Его храмы горят и он летит на этот свет, как крохотный черный мотылёк. Спустя несколько лет храмы Син Фа начинают гореть тоже и низвержение того стоило. Сы Син стоит в стороне, на стройке перерыв, и он не может не любоваться чудными красными всполохами на горизонте. Он вернётся. Сы Фа нет.***
Хэ Сюань никогда бы не подумал на Цзюнь У, но черные воды почти выкепели. Всё вроде бы закончилось и можно начать жрать снова. Ши Цинсюань ушёл и Хэ Сюань даже не стал держать. Даже не стал отбирать судьбу обратно. Внезапно оказалось, что небожители могучая кучка, но чтоб их растормошить нужен непревзойденный. Непревзойденным быть неплохо, а отвечать на молитвы слишком муторно и долго, поэтому пусть этим занимается Ши Цинсюань. Умерать, чтобы быть вечно голодным не стоило. Стать небожителем, чтобы вечно голодным работать среди конченых идиотов не стоит вдвойне. Ши Уду был вкусным – не пропадать же еде? – а Повелитель Ветров уберёг его от судьбы тащить на себе сомнительное предприятие. Есть лучше. Спокойно есть и делать ещё что-нибудь, чтобы совсем не застыть на месте вполне себе не плохо. Отится на водных гулей весело, и Хэ Сюань совершенно не понимает, почему другие постоянно тащат на охоту всех, кого не попадя. Он охотится один и делает это почти с удовольствием. Теперь он один. Его никто не беспокоит. Он один. Ему уже не так спокойно и чего-то не хватает. Он один. И ест он тоже один. Он один. И стены на него смотрят. И пустующий трон смотрит на него тое. Сначала всё хорошо. Он продолжает есть, ест больше, насыщения всё ещё нет, но это уже привычно. Просто нужно есть, так хотя бы не скучно. Но скука продолжает нарастать и Хэ Сюань начинает жрать гулей живьём, охотится яростнее. Скука не проходит. Он читает всё, что подвернётся под руку. В конце концов кое-как зарабатывает, во имя закрытия долга. Скука не проходит. Костяные драконы больше не радуют глаз – то есть больше не кажутся такими смертоносными – и хочется жрать ещё больше. Гулей в его владениях не осталось. Новых пока не появилось. Денег накопилось и часть нужно отдать Хуа Чену. Хуа Чена теперь выловить трудно, поэтому он идёт прямо в дом на горе Тайцан в лапки к Его Высочеству – небеса его не спасут от этой еды, но может если он понравится Се Ляню, то Хуа Чен будет чуть безопаснее. Се Лянь действительно его встречает. Приглашает в дом – безумец сплелся с безумцем и Хэ Сюаню нужно только отвернутся от следов укуса на шее чужого божества – и усаживает за стол. Хэ Сюань без лишних слов ставит на стол заработанное и ждёт. Проходят крайне подозрительные несколько минут, а Хуа Чена всё нет. Призрачная бабочка в упор смотрит на него и может даже гневно шевелит хоботком. – Хуа Чен здесь? – наконец спрашивает. Ему в руку суют какой-то фрукт и Хэ Сюань надеется, что это не пойдёт в счёт долга. – Ушёл за водой, – пожимает плечами и так же, как в первую встречу мешает непонятное варево, – Сань Лан должен скоро вернётся, и я думаю он будет рад тебе. Дурашка. Прожил восемь сот лет и такой наивный! – Не будет орать, что я рушу, – замолкает, не зная как описать отношения небожителя и непревзойдённого демона, – спокойствие и уже хорошо. Се Лянь отмахивается и продолжает увлеченно готовить. Как будто ему Черновод совсем не страшен. Как будто он уже всё пережил и теперь просто развлекается, наслаждаясь жизнью. Может, так и есть. Даже завидно, что кто-то может столь радостно выполнять простые бытовые дела. – Там лежат маньтоу, – посмеивается, – не беспокойся, они купленные. Мы недавно были в городе и ты можешь взять. Дальше Хэ Сюань не слушает и берёт. И ест. Раз можно, то почему нет? Вряд ли принц потравит его. Вряд ли это сделает и Хуа Чен. – Спасибо, – наконец дожевав все до единого маньтоу. Возвращается Хуа Чен. Фыркает, но уплату долга забирает и с некоторой тревогой – неужели ревнует?! – смотрит на Се Ляня. Се Лянь, чудеснейший небожитель, которого уже ничего не смущает, сажает Хуа Чена есть тоже. Они оба едят, молча и напряжённо. Раньше они целовались. Теперь целуют Се Ляня, беззаботно шуршащего на кухоньке. Может, в попытке их всех здесь очеловечить, предлагает есть ещё, ведёт беззаботный диалог и Хэ Сюань в какой-то момент обнаруживает себя увлеченно слушающем что-то о методах строительства домов за проливом. Что страшнее – он даже отвечает, и даже спорит о форме крыш. Хуа Чен ехидно улыбается и обезоруживающе смотрит на него. Неужели Хэ Сюань нуждается хоть в чьём-то обществе так сильно?***
Хэ Сюань работает. Раз за разом приходит возвращать долг и каждый раз неравнодушный – обезумевший больше, чем Цзюнь У – Се Лянь его пытается подкормить, поговорить, обсудить и расслабить. Расслабить не получается, а напрячь ещё как. Однажды он приходит в деревню Водных Каштанов. Где-то рухнул дом и Хэ Сюань равнодушно проходит мимо, направляясь к – вырвите глаза, это больно видеть – красочному, по-сельски яркому монастырю. Там никого не оказалось, и, неверное, логичнее идти к развалинам дома. Чересчур деятельный Се Лянь помогал строить, и шутил, что много времени провел на стройке и ему не впервой. Что сейчас с этими домами думать не хочется, а пара селян улыбаются на эти байки , но видя угрюмого, понурого Хэ Сюаня, смотрящего так, будто сейчас их сожрёт. Среди этих испуганных лиц мелькает одно знакомое и демон готов поклясться: это – он. Второе лицо. Хуа Чен плотоядно облизывается, смотря на Хэ Сюаня с деньгами, выбивая из колеи рабочих и заставляя Се Ляня смущённо смотреть на землю. Потом он подходит поздороваться, учтиво кивает и Хуа Чен утаскивает его миловаться. Хэ Сюаню не должно быть до этого дела – и всё обидно, что эти двое друг друга нашли и дождались, а ему тупо некого ждать. Остаётся вздохнуть. Сделать шаг вперёд и исчезнуть в лесах, пробраться обратно в своё гнездо и грустно гладить костяных драконов, со скрипом царапая белые черепа. Те булькают – он вроде бы не предполагал такого, когда делал? – и вияют плавниками, абсолютно довольные вниманием хозяина. Бульк раздаётся ещё раз, и звучит слишком громко для мертвенно-тихих широт его владений. Зато в них заметно потеплело после битвы с Цзюнь – идёт нахуй за идею создать горящего гиганта, знатно опустившего своим приходом уровень вод – У. Раздаётся тихий вздох. Скучно. Одиноко. Совершенно больно и обидно. Раньше его не это заботило, а сейчас сердце прихватывает каждый раз, когда на глаза попадается Хуа Чен с Се Лянем или слышится что-то о Ши Цинсюане, который медленно и верно ломал хребет судьбе, связался с Бань Юэ и, кажется, между ними что-то было. Пей Су прибился, завершив нелепый тройничок и периодически мозоля уши слухами. Циань Ичжень по слухам всё же смог сцапать Инь Юя, и что происходило дальше думать не хотелось, но наверное что-то страшное, страстное и не поддающееся разумному объяснению. Если бы это были слухи. Но Се Ляню незачем разносить слухи, он слишком блаженен и благороден для такого дела. Оставался только Хэ Сюань. Не мертвый, но не живой, без дела, полноценного дома, без кого-то, кто будет его ждать – все мертвы и ждут только рыбы, не могущие не ждать любимого хозяина. Животная преданность оказалась надёжна и стабильна, пусть и не вполне разумна. Этого оказалось достаточно, чтобы придать ничтожную каплю сил, отойти от урн с прахом и вернутся с тарелкой лапши – вернее назвать это маленьким тазом – сесть рядом и начать есть. Потом случается страшное. Он всё ещё не насыщается, но вытаскивает из блюда поменьше по кусочку маринованных корений и раскладывает по маленькому кусочку перед урнами. На минуту задумывается, проходит, как во сне, нужное расстояние, вставая перед импровизированным троном, где раньше покоились его останки. Кладет у подножия ничтожно маленький кусочек. Садится на одну из ступеней и закрывает лицо руками. Он поминает мертвых. Он добровольно делится с ними едой. Он поминает и себя заодно. Он никогда не страдал тягой к глупому ритуализму, который раньше презирал, никогда не думал, что захочет их поминать снова, никогда -никогда-никогда. И никогда ранее не думал, что захочет хотя бы так приткнулся к общему, разумному и тёплому, потому что рядом больше никого нет. Хэ Сюаню кажется, что слышно знакомый понимающий смех. Его смех.***
– Я раньше был заклинателем, – небрежно и со вздохом. – Спихнули на вольные хлеба, но большие ордена отобрали у меня всю работу и теперь я лишь время от времени промышляю этим. И лопату отобрали, суки. Селяне смотрят на него с удивлением и лёгким недоверием. – А раньше кем был? До заклинательства? – гулко разносится по недавно построенному заново жилищу, где они праздновали удачное окончание постройки. – И что за лопата? – Инженером, – он делает щедрый глоток травяной настройки и вспоминает как раньше, бесконечное количество лет назад хлебал вино с такими же простыми рабочими. – Мосты, дороги, дома и храмы – всё такое. Слышали о мосте на реке И? Я сделал. А лопата, моя лопата. Эти бляди то гуцинь артефактный сделают, то меч, то ещё какую флейту, – он делает большой глоток и забавно морщится. – А я сделал лопату. Всем лопата лопата, так копает хорошо, что огород за пол дня вскопает. Полумесяц на конце я так точил, что сможет обезглавить любую нечисть. Думал, что Мастер Земли И меня благословит за такое дело. – И что он? – Не знаю. Работа идёт на лад, может он рад. А заклинатели… Ржали, протянули свои руки и больше лопату я не видел. Селяне молчат. По слухам действительно нашёлся чуть ли не благословенный небесами инженер, который сделал невозможное и всё же возвел на беспокойной реке мост. И теперь человек, всю постройку поправляющий ход работы с чересчур авторитетным видом и сделав рухнувший дом крепким и с виду абсолютно нерушимым, сидит рядом с ними, пьёт настойку, гогочет над шутками и рассказывает байки. Превосходящий на голову, но трудолюбивый и всё же свой. Се Лянь подозревающе улыбается. Пусть Хуа Чена рядом нет, но с этим он может разобраться сам. Все расходятся. – Не останешься на ночлег? Раз некуда идти, то Монастырь Водных Каштанов всегда открыт. – Только ради этого и пришёл, – сухо говорит, но уважительно кланяться, приветствуя уже не как человека, но как небожителя. – И ради лопаты, конечно. Уже в монастыре облик человека несколько меняется, он становится ощутимо менее весёлым и расслабленным. – Я благодарен, что всё так произошло. Я не вполне понимаю, что произошло во время моего отсутствия, но обязательно узнаю. – Я сделал то, что должно́, – формально-вежливо, – но мне непонятно, как всё произошло так трагично. – Никакой трагедии, – и загадочно улыбается. – Спасибо, что покормили Хэ Сюаня тогда. Ему стало легче. Се Лянь хмурится. – Гэгэ? – Хуа Чен хмуро оглядывает их обоих и от него не веет ничем хорошим.***
Хуа Чен долго разбирается с Мин И, опасливо на него смотрит, подавляет одной своей аурой, но бывший – и будущий, кажется, тоже – мастер земли смиренно терпит, иногда в тихую зевает и рассказывает всё, как есть. Скрывать ему нечего. Или слишком лениво, но разницы никакой нет. Или на Хуа Чене его существование может прерваться раз и навсегда, но это не важно. Хуа Чен хмуро раздумывал. Лопата в руках Ин Юя тянулась к хозяину, а тот тянулся к ней. Нужно было дёрнуть Черновода сюда и немедля, но Мин И настаивал, что придёт к нему первым, а потом уже всё образуется и будет хорошо. Всё оказалось сложно, запутано, чудовищно непонятно. Мин И был как земля – за одним слоем крылся другой и чего ждать, сказать было трудно. Хуа Чен сложил руки на груди, посадил в волосы Мин И бабочку и велел идти, не чинить вреда и вести себя хорошо, иначе лопата окажется сломана. Мин И фыркнул и пошёл. Се Лянь непонимающе глядел вслед, а Ин Юй быстро ускользнул работать от греха подальше. – Гэгэ, ты понимаешь, что произошло? – Если он не врёт, то возносился около четырех раз. Чтобы работать. Чтобы помогать. Ему было всё равно на всех нас тут. Потом Хэ Сюань разгневался, чуть ли не обглодал его до костей, и ему пришлось занять тело какого-то смертного смертельно больного. Теперь он вернулся. Хочет работать и ему нужна его лопата. Думаю, стоит вернуть. Сейчас его пятый путь вознесения. – Как такое ускользнуло от Цзюнь У? – Цзюнь У незачем развеивать устрашающий образ низвержения. К тому же, Мин И не лез на передний план и всегда сидел тихо. Думаю, это сыграло свою роль. Хуа Чен хмурится. – Пусть сначала сходит к Черноводу и выживет. Жажду видеть, какие будут разборки между ними двумя. А потом… Гэгэ, тебе правда нужен новый повелитель земли? – У нас нет другого, – Хуа Чен улыбается, слыша «нас». – Не вознёсся пока что. Кажется, это будет именно Мин И. Снова. – Какие-то интриги. Снова. Мне не нравится это, гэгэ. – Он как я, Сань Лан. Только чуть старше и небеса он недолюбливает ещё больше. – Гэгэ слишком добр к людям. – Сань Лан слишком насторожен. На самом деле Мин И просто зацепился в своём посмертии не за человека, а за идею. – Строительство дорог никогда не сравнится с Гэгэ. Разговор кончается счастливым фырканьем на циновке в монастыре водных Каштанов, а потом наблюдением за Мин И и Хэ Сюанем.***
– Дверные косяки у тебя отвратительные. Всё ещё. Хочешь переделаем? – Мин И появляется внезапно, со спины и Хэ Сюань резко оборачивается, напуганный. Наверное, он сейчас выглядит очень нелепо: сидит у ступеней погребального трона, есть и на его лице, почти как слезы, блестит печаль. Остаётся только придавлено, обвинено молчать. Он его убил. Почти сожрал, оторвал кусок сущности, раскрошил так, что целыми остались тонкие кости. И эти кости, почему-то обтянутые мясом и привлекательно-бледной кожей, смеются ему в лицо за убийство. За издевательские похороны. За ничтожный кусочек пищи, оставленный как извинение. Мин И видит и улыбается. Садится рядом, спокойный, стойкий и безмерно терпиливый к судьбе. Подцепляет кусочек овоща пальцами и даже не разглядывая ест, чуть морщась. – Чуть кисловат, но вкусно. Куда подевалась пыль на полу? В прошлый раз её было явно больше, – глаза Мин И хитро прищурены, он выглядит расслабленным и нисколько не страшимся. Ему уже ничего не страшно. – Я начал подметать, – иногда Хэ Сюань подметает и даже моет полы своего гнезда, параллельно медитируя и стараясь отвлечься от всего на свете, лишь бы не думать, не винить, не гневаться. – Его Высочество Наследный Принц, а ныне Небесный Император, Се Лянь, – Черновод вовремя замечает бабочку в волосах, а потому говорит целиком, с большим, лишь немного поддельным уважением. Призрачное насекомое ехидно пялится глазами Хуа Чена, дёргает хоботком, а в голове слышится смех. «Гэгэ передаёт, – раздаётся неслышимый, но едкий возглас Собирателя Цветов, – что ты переусердствовал. – И дальше, уже гневно, рычаще, – Завязывай с таким. Позже поговорим.» И следом, так же в голове: «Хуа Чен несколько недоволен, но извиняется, – вкрадчиво говорит Се Лянь. Я же очень доволен, что ты прислушался к моим советам. Будь осторожнее и ничего не бойся.» Мин И терпиливо ждёт, пока эти двое закончат. Хэ Сюань морщится. Так неловко и стыдно. Его пришли, кажется, издевательски убивать, а он треплется по духовной связи с счастливыми, но агрессивными женатиками. Какой ужас. Ужас, ужас, ужас, ужас. Мин И ничего не страшно. Страшно сейчас Хэ Сюаню. – Раз уж так, – хватает призрачную бабочку и внимательно смотрит на неё, – будьте добры не подглядывать. Иначе я буду еженощно является в вашу спальню и наблюдать. Нам нужно поговорить наедине. Отвлекаете. Бабочка режет руку Мин И, а тот лишь заключает её в каменный толстый кокон и чертит собственной же кровью сжатие тысячи ли – какое-то слишком странное, будто иностранная вариация – и закидывает уже трещащий булыжник с бабочкой внутри в портал. «Какое бережное отношение к моим бабочкам. Возможно я даже смилуюсь. Как ты смог остановиться и недожрать его до конца?» «Как ты мог пустить божество в призрачный город? В дом блаженства?» Голос Хуа Чена затыкается. Черновод понимает, что сказал лишь секундой позже. Смысл слов Мин И доходит лишь чуть позже. Поговорить? Тот лишь растягивается на полу, прикрывая глаза. – Я думал, всё окажется несколько проще. Неужели я выгляжу настолько угрожающе миру и порядку? – Да, – Хэ Сюань бледен больше обычного, хотя бледнеть уже некуда. – Вы древний. Достаточно могущественный и внезапный. Думаю, Хуа Чен встревожен именно моими действиями. – О, – коротко и сочувствующее. – Не волнуйся, я с ним договорюсь. Ны же не воскрешал меня, правда? Это я пошёл не по плану, – и смеётся. Где-то Хэ Сюаня действительно дурят. Сильно. Холодный испуг течет по венам вместо крови, грудную клетку перехватывает и призрачная рука Мин И крепко держит его набухающее самой настоящей кровью сердце. Настоящей настолько, что он вслед за вскипевшими водами теплеет. Мин И был последним существом во всем мироздании, которого Черновод должен был убивать. И он его убил. – Давай всё же поговорим. Ты очень больно укусил меня за ногу, и у меня провалы в памяти. Я помню, что ты очень сильно разошёлся, – прямо, но Мин И старается поаккуратнее. С Хэ Сюанем нужно быть аккуратнее в таких разговорах. Нога всё ещё иногда болит. – Я не хочу снова восстанавливать часть себя, поэтому будь спокойнее. Спокойнее? Когда над ним смеются, давят, пугают до удушающего ужаса? Когда пришли мстить и убивать за прямое нападение? Мин И вздыхает. – Ты ведь пришёл мне мстить? – спокойно и холодно. Мин И вздыхает снова. – За свою долгую жизнь я научился прощать, поэтому тебе повезло, – шутливо отмахивается и мрачнеет. – Я не хотел уходить настолько большое время, но ты и без меня неплохо справился. Очень мило, что теперь ты подметаешь. Это хорошо – труд иногда помогает. Главное отдыхай в меру и всё будет хорошо. Этот человек не хотел уходит из Черных Вод? Добровольно? Даже Хуа Чен не любил оставаться здесь подолгу. Даже Се Лянь не выдерживал пропитанные голодом, наблюдающие за всем стены. – Что именно тогда произошло? – мурлыкает на ухо, подлезая совсем ближе. Обхватывает руками, цепляется, устраиваясь головой на плече, а телом – между чужих ног. Запредельно близко и невероятно опасно. Хэ Сюань не собирается отталкивать. Нужно вести себя достойно перед кончиной, даже если его собираются придушить ласково. Как тем более оттолкнуть такое, как Мин И? Не небожитель и не демон. Дух, ведущий себя как человек. Бессмертный и не отстающий. Но он его убил. Хэ Сюань заслуживает мести. – Ты сказал мне, что я не умею мстить, – сухо. – Мы подрались. Я успел только немного прикусить и ты, – заминается, сам не понимая, что тогда произошло. – Ты тогда исчез, развеявшись до костей. – А! – посмеивается и горячее дыхание жжёт шею. Хэ Сюань старается не дрожать. – Неплохо поплавал среди мировых потоков ци. Сущее блаженство, но всё же вернулся обратно. Это я сам. Сбежал, не хочу с тобой бороться. Хэ Сюань нервно молчит. Его взгляд бегает по телу Мин И, по стенами, которые прикрыли глаза, добровольно себя ослепляя, лишь бы не смотреть на это. Потому что так быть не должно. Это глупо. Наивно думать, что ему сейчас ничего не сделают. – Зачем? – Потому что не хочу с тобой бороться, – терпиливо повторяет снова, фыркает и ёрзает, устраиваясь удобнее. Зачем ёрзает, когда надо придавить и придушить, Черновод не понимает. Раньше, до того, как всё произошло, они ни разу так не сидели. Всегда было расстояние в чжан, а то и больше. Теперь расстояния между ними нет, Мин И все также хочется поглотить, по кусочкам, по волокнам мышц, терпеливо выпить кровь, запечь внутренности с имбирём, потому что так вкуснее, а Мин И – зачем он это помнит? – нравится имбирь. Только это никак не получится сделать. Мин И неуловим в своём безмерном, стойком могуществе. В искусстве выжить, жить и радоваться, когда радоваться нечему, жить сложно, а выжить среди потоков мировой ци невозможно. – Если честно, – когда Мин И говорил не честно? Хэ Сюань напрягается, готовый отразить нападение в любой момент, – мне хотелось бы ещё побыть здесь. С тобой спокойно. Какому разумному существу спокойно рядом с непревзойденным демоном? Прошедшим горящие кольца Тунлу, страдания и ненависть, устроившим отчаянную резню, убившего одного небожителя и свергшего другого? Мин И трётся щекой о его шею. – Это ложь, – уверенно и сурово отвечает Хэ Сюань. Но когда Мин И ему лгал? Никогда. – Это не ложь. Просто ты думаешь, что все кругом как ты, берутся за идею мести и идут с ней до конца, – вздыхает. – Но я слишком стар, чтобы мстить вспыльчивым молодым непревзойденным демонам. Просто расслабься. Хэ Сюань не может расслабиться. Не может прикрыть глаза, не может убрать напряжение мышц, не может и всё. Боится, что острые, будто точечное железо, зубы вонзятся в шею, земля, камни под ногами задрожат и его прах похоронят, развеев среди пыли. И зубы действительно вонзаются. Правда не в шею, покрытую плотной тканью одежд, в губы. Его целуют и это не Хуа Чен. Его целуют и это не Мей-Мей. Это Мин И, которого он убил. Внутри теплеет. Ему хочется верить, что все это правда и его хотят целовать, также как Се Лянь хочет целовать Хуа Чена. Точно также, как Циань Ичжень хочет целовать Ин Юя и точно так же, как Пей Су хочет целовать Бань Юэ и Ши Цинсюаня. Хочется, но только разумнее думать, что его так не хотят: в нём нет ни задорного демонического обаяния, ни серого мягкого принятия, ни пьяного ветреного веселья. Есть только голод. И поэтому Хэ Сюань кусается в ответ. Лижет чужие губы. Кусает ещё, и ещё, и ещё. Мин И хочется сожрать и имитация грызения успокаивает так сильно, что оторваться не получается. Выходит ровно обратное: зацепиться за пояс, сжав чужую талию, обхватить ногами, позволить прижиматься к себе, не мешая взять себя за щеки. Ровно одна серебристая бабочка укрылась от взгляда, сидя на почетном похоронном троне.***
Се Лянь и Хуа Чен молчат. Думают. Хуа Чен раскручивает благовония, Се Лянь неровно грызёт маньтоу. – В конце концов, так безопаснее, – вдруг говорит Се Лянь. – Мин И с Черноводом союзны. Мы с Черноводом союзны тоже. – Гэгэ. Ты думаешь Черновод не воспользуется шансом, чтобы что-нибудь вытворять? – Сань Лан должен понимать, что у Черновода не останется на это не времени, ни сил.***
Хэ Сюань сложил ему голову на колени и позволил себя гладить. Длинные черные волосы приятно ощущались на пальцах, спокойствие Черновода грело душу, а своё скоромное довольство перетекало в мягкие осторожные касания. Хэ Сюань будто бы сделан из осколков тонкого фарфора, соединённого золотом. Он – искусство, тонкое, колкое и острое наедине с которым Мин И готов остаться. – Ты всё же сломал хребет судьбе, – проводит рукой по позвоночнику. – Мне нравится это в тебе. Ты молодец. Хэ Сюань греется в похвале. Ему, пожалуй, была нужно пара ласковых слов. Он боднулся о чужое колено, выражая благодарность. Цепкие пальцы заправили одну из прядей за ухо. – Ты хороший, – улыбается. – Позволь мне остаться. – Оставайся. Если хочешь, переделай косяки, раз они так тебя волнуют, – и прикрывает глаза, дальше молча. Оказывается приятно, когда тебя гладят. Оказывается безумно хорошо, когда тебя не боятся и идут на встречу. Оказывается ласковое «Сяо Хэ» греет горло, а Мин-сюн может не раздражать. – Меня волнует то, что они могут не выдержать, – вздыхает. – Чего же ты не озаботился ими? – Было некогда, – чуть дёргает плечами, не в силах ими пожать. Раньше его волновала еда и месть, а от дворца требовалось только быть и выполнять основные функции. – Не волновало. – А теперь? – с интересом. – Подметаю, – вздыхает, прижимаясь щекой ближе. – Если еда упадёт на пол, то на ней останется меньше пыли и её будет приятнее жевать. – Я заметил, – Мин И продолжает гладить, ласково улыбаясь. – Это хорошо. Можем переделать не только косяки, но и остальное. Или нравится полумрак? Во дворце Хэ Сюаня действительно темень и почти ничего не видно. – Мне нравится. Так спокойнее. Мин И кивает. Ему тоже так спокойнее. – Знаешь, я возвращался на небеса несколько раз в качестве бога литературы и оказался разочарован. И у меня есть только два моста, которые не разрушили Повелители Вод – мост на реке Лань и ты.