Векшица

Мороз крепчал. Здесь, где остывшей земли не было видно даже под поседевшими лапами вековых елей, было тихо — только громко и скрипуче пел под ногами снег и нечётким шелестом отзывались на касания ветра редкие облысевшие кустарники. Одинокая фигурка пробиралась через старый лес, утягивая за собой тяжёлую волокушу. На двух связанных жердях, плотно закутанный в меховые шкуры, лежал человек. Очертания его тела нельзя было различить из-за плотно перетянутого оленьего кукуля и вьющейся позёмки. Фигурка, тянущая волокушу, иногда замедлялась, чтобы парой ударов протарить себе путь в глубоком снегу, где покров был слишком жёстким, но не останавливалась, не сбивала шаг и упёрто продвигалась дальше. Когда первые деревенские заметили путников на окраине леса и окликнули их, солнце уже заходило. — ...воды горячей, с-стол п-протрите и чистых тряпок п-побольше, — пришлось зубами подцепить колом стоявшую рукавицу, чтобы стянуть её с руки и пальцами утереть раскрасневшееся, обветренное лицо. Девица. — Т-там, на жердях, инструменты. Д-да пошевеливайтесь. Никак кто из ваших заплутал. Кто-то из мужиков покрепче перехватил волокушу и потянул к дому старосты. — Так что сталось-то с ним, милсдарыня дорогая? — Ш-шатун п-подрал. П-парень выскочил из лесу, а у меня... кибитка в снегу увязла... на быстром ходе бы не прошли... конь ногу сломал... пришлось горло резать... жалко с-с-скотину... — Далёко-то кибитка?.. — Вёрст д-десять... Да чтоб тебя! — девица ладонью хлопнула по спине одного из мужиков, тащивших волокуши. — Скорее давай! Я сп-пину гробила не для того, ч-чтобы вы его сейчас заморозили, остолопы! — Милсдарыня... — Скорее! — Милсдарыня. Там... Кмет бросил через плечо странный и виноватый взгляд и отступил от жердей. Девица прошла вперёд и наклонилась, чтобы осмотреть свой груз. Человек, лежавший на волокуше, был мёртв.

***

Молодая врачевательница, чьё непривычное для этих мест имя редкий комит запоминал с первого раза, осталась в деревне. Ненадолго — переждать морозы, а потом — до города. Но время шло. Холода крепчали, а люди всё чаще перешёптывались между собой; зимы давно не были настолько суровыми. Хочешь или не хочешь — придётся стоять. Погибшего паренька с её волокуши звали Йиржи. Он был охотником и торговал пушниной. Семьи у Йиржи не было, но был дом, доставшийся от отца — старый и покосившийся, однако ж всё ещё добротный, тёплый, такой, в котором можно было пережить холодную зиму. И врачевательница осталась. Выпросилась помощи у деревенского старосты, чтобы перевезти кибитку с вещами с тракта и сжечь проледеневшую тушу погибшего коня, подробно рассказала мелкому войту историю смерти Йиржи (только раз), указала место, где видела следы озверевшего от голода шатуна, а потом отужинала, сходила в растопленную баню и заперлась в остывшем доме, из которого так и не вышла в ближайшие несколько дней. Деревенский староста, этот самый мелкий Войт — Зденек — снарядил мужиков. Кибитку привезли вскоре. Кузнец следующим же днём подбил пару новых колёс. Лекарка высунула нос из окна только на минуту — бледная, как смерть — и бросила кузнецу — крупному, раскрасневшемуся от работы с огнём мужику — мешочек с новиградскими кронами. Тот хотел было вслух начать считать, на что ему такой оплаты хватит, но, взглянув на девицу, прикусил язык и молча убрал кошель за пазуху. Только пару раз заходила к ней жена корчмаря, приносила немного припасов и вина, а потом, возвращаясь, говорила мужу: — Исчахнет. День-два, сама помрёт. Вроде лекарка, ну, смотрю, орг... как оноево там? оргадизм-то у неё в порядке, а нутро захворало. Сильно она за Йиржика нашего... заболела, ващем-та. Жаль девку, — и уже тише добавляла. — Молодая... Корчмарь делился историей с теми, кто по привычке захаживал набить брюхо или отогреться, но редкий гость решался зайти и о чём-нибудь врачевательницу испросить. Может, потому-то, когда в тяжёлую дверь постучали, она вышла открыть её — босая, в одном расшитом халате, какие обычно бывали у чародеек — безо всякого удовольствия. — Ну, кого ещё чёрт принёс? — скрипнул засов, и девичья рука потянула дверь, впуская в помещение холодный воздух. На покосившемся крыльце стоял человек, чей возраст она не взялась бы назвать. Некоторое время они так и смотрели друг на друга — никто не произнёс ни слова. Потом девица кивнула и, не закрывая дверь, усталой тенью вернулась в дом. Стянув с седой головы вымокший капюшон, следом вошёл ведьмак.