Бархат

— …я нормально сижу, — Лиза наконец смогла с относительным комфортом расположиться на сидении, обняв рюкзак еще крепче прежнего, стараясь лишний раз не смотреть на вперившего в нее взгляд Кощея, пока не спешившего вновь заводить машину. — Пока, Валерий, — не забыла она, однако, махнуть в спину Туркина ладонью, быстро и наспех, неловко пошевелив пальцами. — Ничего рассказать не хочешь, а, Лиз? — спросил мужчина с нажимом, и они наконец тронулись, поехав куда-то прочь от двора. — Про что именно? — девушка потупилась, прикусив губу. — Я… не знала, как сказать про то, что пасут, и еще милиция так неудачно подвернулась, я не знала, что делать, понимаешь? Пришлось в-выкручиваться, у меня это плохо получается, как видишь. — Мне кажется, уж это у тебя точно получается замечательно. Выкрутилась, блять, надо же было додуматься… надо же было догадаться! — он не кричал, лишь чуть повышал тон своего голоса с каждым последующим словом, смотря на асфальтированную дорогу прямо перед собой. Сидеть с ним рядом было странно, страшно немного, будто вот-вот они свернут прямо в ад. — С Зимой, значит, ходишь? С Вахитом? Многого о тебе не знал. А он-то в курсе? — спросил вдруг с едкой насмешкой. — Ты же и сам знаешь, что это не так. — Я-то знаю. — Согласился Кощей. — Удивительная ты девка, Лиз, со всеми заобщаться успела. — Это случайно получилось, зря в больницу сказал устроиться. — Отозвалась она, осторожно глянув назад в «окошко» между кузовом и «кабиной», в которой сидела. — Сидения опускаются? Получается, и багажник, и пассажирское… мне сразу понравилась машина. Я еще думала, чья. Дорогая? — Нормальная. — Отрезал мужчина, чуть приподняв брови. Пыльно-красный «ИЖ», казалось, наворачивал круги, ведь город был, в общем-то, однообразен. Немного помолчав, Лиза наконец позволила себе приотпустить рюкзак, поставив его вниз, в ноги. Нет, ее здесь не обидят, если не захотят, а это вряд ли у друга в планах, он хоть и зол, но молчит не угрюмо, скорее задумчиво. Ловить переливы его настроения девушка уже научилась, следя за собирающимися в уголках глаз морщинками, дергающимся уголком рта. Сказать бы что, развеять обстановку… — С братом живешь, значит, все еще? А ведь мысль-то неплохая… ты ее двигай, Лиз, хорошо? — покосился вдруг на нее Кощей. — Так и говори, что с братом. Брат-то хоть родной? Ничего не напутала? — Родной. Вале… Турбо имя спрашивал, а я не знала, что сказать, и промолчала. — Призналась девушка, сцепив пальцы. — Хотя, может, это и к лучшему? Прости, что не обговорила заранее, я не знала, что делать… — Кончай извиняться и меня слушай. Слушаешь? Хорошо. — Отрезал он, вдавив педаль «газа» в пол, благодаря чему машина заметно ускорилась, и сквозь приоткрытое окно внутрь душного салона потек воздух. — Тебе это даже и на руку, Валерка сейчас растреплет что надо и не надо, это он умеет, я вмешиваться не буду, слушки пойдут… в общем, все как ты любишь. — Я это совсем не люблю. — Да я шучу, Лиз, шучу. Не вникай, в общем, просто наблюдай за происходящим, только лишнего не болтай, особенно Вахиту своему. — Последнее слово прозвучало выдернуто из контекста и как-то совсем мрачно, будто вырезанное по дереву ножом. С каких пор он стал для нее «своим»? И был ли вообще таковым хоть когда-то? Знакомы же всего-ничего, даже меньше, чем с невольным сожителем. — Он не мой. — Взбрыкнулась Лиза, повернув голову в сторону Кощея, пробежавшись взглядом по его профилю. В нем не было ничего особенного, если так подумать, много отталкивающей грубости, но… — Мы просто друзья, может знакомые, я не знаю. Я не хочу ни с кем ходить. Болезненно, но честно, и как бы сильно не тянуло — нельзя. Сама себе сказала — нельзя. Не ради отца и матери, ради собственного благополучия. — А все дурочки мечтают… что, тебе одной не нравится наш образ жизни? Считаешь себя слишком хорошей для него? — секундное молчание, а затем резкое, граничащее с рычанием: — Отвечай. — Он не для меня, этот образ. Не плохой, просто… я себя в нем не вижу, — признание получилось мягким, болезненным, тягучим, будто карамель, — и рядом с собой его тоже не вижу. Не видела. — Уже «не видела», значит. Растешь, растешь. Что, нравится не у мамки с папкой под боком жить, а свободой дышать? У тебя ж там, если подумать, окошки все в решеточку были, как на Зоне. Теперь, вот, обратно загнать пытаютсяя конвоиры, блять… а нахер ты им сдалась-то, Лиз? — фальшивый интерес Кощея мог показаться логичным, но Лиза прекрасно понимала его мотивы, намерения, чувствовала двойное дно. — Не знаю. Она и правда не знала до конца, могла только догадываться, рассуждая о том, что наверняка родители беспокоятся за свой имидж. Ведь как это так, дочь не ночует дома? Еще и шляется с уголовниками… вдруг увидит кто? Вдруг кто растреплет, до подчиненных донесет? Начальская дочка — и наперсточница? — Все ты знаешь. Только говорить не хочешь. — Машина выбралась на одну из малознакомых девушке улиц, поехав вдоль серой парковой зоны, невзрачных домов, скамеек и фонарей. Ткнувшись ладошками в стекло окна, медсестра провожала взглядом все, что только могла запомнить, и Казань вдруг показалась ей совсем чужой, дикой, необъятной… какой там Дом Культуры! Она едва ли видела и десятую часть родного города, проведя все детство одновременно с отрочеством в четырех стенах за иностранными фильмами и рисованием однообразных натюрмортов, пока здесь, совсем рядом, под боком, цвела жизнь. Настоящая. — Я никогда сюда не приходила. — Лиза скрипнула ногтями по внутренней обшивке автомобиля. — Не гуляла никогда. — А хочется, да? И хочется, и колется, и мама не велит. Я здесь часто проезжаю по делам, — уклончиво отозвался Кощей, — как-нибудь и тебя с собой возьму. Хочешь? Все одно знакомиться будем. — С кем? — Есть один человек надежный… не из «Хадишевских», а нормальный — он «Дом Быта» держит. Слышала о таком? Хотя да, откуда бы. Погоняло у него «Желтый». — Заочно представил товарища мужчина, притормозив около одной из комиссионок. — Подождешь? — спросил, посмотрев искоса, уже заранее зная ответ, а потому, увидев кивок, коротко фыркнул: — Умница. Он не стал глушить мотор, оставив подругу, наверное подругу, сидеть в машине, в то время как сам скрылся за покосившейся дверью, украшенной узкой прямоугольной табличкой. Злачное место, если так подумать… сюда тащили все ворованное и нет, отсюда же и крали после, чего греха таить, без особых сожалений — совесть спала у целого города, а не только у отдельных индивидов. Маша, подруга бывшая, иногда заглядывала к скупщикам, но ни разу Лизу с собой не брала, только рассказывала ей потом о похождениях. — А там шапок норковых!.. три полки. — И делала восхищённые глаза. Духи, музыкальные пластинки, кассеты, техника, иностранная одежда — все эти разномастные вещи удачно умещались на соседних прилавках, вместе составляя картину мечтаний обычного советского человека. И откуда только дефицит брали в таких объемах?.. Интересно, а Кощей покупает или продает? Если судить по квартире, денег у мужчины на самом деле не водилось, редкие рубли уходили на водку с закусью, оставалось ли что-то сверху? Неясно. Девушке даже казалось, что это он ради нее раскошелился на кое-какие сладости, но она быстро выбросила подобную мысль из головы. Незачем придумывать. Получается, весь его заработок — это напёрстки? Негусто, даже с залезанием по локоть в «общак» группировки все одно на жизнь не хватит… какие тогда дела он умудряется проворачивать со своими друзьями? — Держи. Нырнувший за руль мошенник бросил ей на колени какую-то прямоугольную коробку, при беглом осмотре оказавшуюся… книгой. «Живопись акварелью» под авторством Василия Автономовича Лепикаша. Светло-бирюзовая обложка была украшена плотным рядом черных букв, только «Ж» выделялась своей витиеватой белизной. — …ты это мне купил? — спросила Лиза неверяще, пролистнув несколько страниц. Вот силуэт листа, кувшин, натюрморт с огромным кабачком в центре, горделивый петух, наблюдающий с бумажного листа. Все такое… красивое. Нет, родители ей конечно тоже брали книги, но редко, нехотя и совсем не по искусству — считали, что в художественной школе и библиотеке выдадут все необходимое. — Спасибо. — Не зная, что еще сказать, она вчиталась в название первой главы. «Отмывка тушью». — Купил. Хоть это и не по понятиям, — не стал отмазываться Кощей, коротко хмыкнув. — Обменял, можно сказать. На часы. — А как по понятиям? Покупать н-нельзя? — Сложно там, Лиз, надо оно тебе? Не думаю. Радуйся, что не украл, — вполне серьезно ответил мужчина, приоткрыв окно со своей стороны, чтобы выдохнуть в щель сигаретный дым. И когда закурить успел?.. — или не веришь? Так-то все возможно, я ж и соврать могу. — Можешь. Но я тебе верю. — Девушка провела ногтем под строчкой, не зачитывая ее вслух. — Почему именно эта книга? Она замечательная, как ты ее выбрал? «Ты же не художник… наверное. Я ведь многого о тебе не знаю». — Первую попавшуюся взял. — Неявная ложь (а ложь ли?) бросилась в глаза, но Лиза не стала его допрашивать, вместо этого погрузившись в чтение, соединяя в своей голове рядки букв в слова, не забывая замирать в ожидании иллюстраций. Было все же в литературе что-то загадочное, неброское, не такое, как в фильмах — каждый элемент нужно было «оживлять» самостоятельно, работая с фантазией, а не со зрением и слухом. До дома они ехали в натянутом молчании, и даже мужчина ничего не стал говорить, и не отвез свою сожительницу в общежитие, хотя должен был понимать, что высока вероятность наличия «хвоста». Может, он нарочно хотел показаться милиции? Это не было похоже на реалистичный сценарий, но далеко идущие планы Кощея вызывали разве что сбои в дыхании. От него можно было ожидать как любой подлости, так и любого подвига, смотря что чем считать. В квартире было все так же неуютно, пахло спиртом и сигаретным дымом, нестерпимо хотелось открыть форточку. — Сготовишь чего-нибудь? — хозяин жилища прошел в спальню не разуваясь, в отличие от стянувшей босоножки медсестры, зная, что ответ будет положительным. Хоть не напомнил об обещании накулинарить ужин к его приходу… — Конечно. В холодильнике продуктов не добавилось, кулинарные умения тоже улучшиться не успели. Ненадолго оторвавшись от чтения, Лиза налила в чайник воды, на мгновение прикрыв глаза, силясь сосредоточиться. Под тенями век вырисовывались силуэты листьев, ветвей, яблок, всего того, что она еще не успела зарисовать. Ярче всего выделялся рассмотренный в деталях профиль. Все еще грубый. — Я омлет обещала. В нем хлеб пожарю, будет неплохо. Соль же осталась? — порыскав по ящикам, девушка нашла пару пачек сигарет, перец и спичечный коробок с заветным минералом. — Вопрос снят. — Да всего навалом… скажешь потом, что нужно — принесу, — избежал Кощей неприятного «куплю», похоже сегодня это слово совсем ему не нравилось. — Только не наглей, с деньгами не шибко ладно, в «общак» сейчас больше идет, — внезапно прозвучавшее откровение нисколь не смутило, скорее даже обрадовало — оно было куда приятнее сухих оговорок. — Собираете для кого-то? — На Зону, для кого… думаешь, просто все? Нет, Лиз, не просто. — Со стороны коридора послышался затихающий голос ушедшего в ванную комнату мужчины, пока Лиза ударила по краю граненного стакана уже вымытым под краном яйцом. Немного молока, соли и перца — и случается чудо. Остается только включить плитку, чтобы вылить на нее получившуюся смесь. — Там твои друзья? — помешав вилкой жидкость, девушка постаралась не издать звона. — У меня нет друзей. А ведь и не заметила сразу, что он поддат, не пьян, но уже с характерным запахом, в подвале же был… затем поехал к даме. Думать об этом не хотелось, но мысли упорно лезли в голову. Влюблен? Или родственница? Характер синяка на чужой шее разбирать не хотелось, но сердце подсказывало, что такое ни сестра, ни племянница не оставит. Это след чего-то большего. — Ты ведь говорил, что мы друзья, — на сковородке забулькал водянистый омлет, в который Лиза положила кусочки белого хлеба, пока не переворачивая. — Говорил. Я вообще говорить люблю, Лиз. А ты любишь бросаться этим словечком, оно тебе что, библия? Или святой крест? Друзья, друзья… заладила. Продавить меня хочешь? — вальяжный тон голоса мгновенно сменился на режущий, на пороге комнаты показался туманно глядящий прямо перед собой Кощей в белой майке. — Ну? — Не хочу. — К совести воззвать пытаешься? Ты мне объясни, я же все пойму, — пошатнувшись, мужчина двинулся в сторону табурета, посмотрев на раскрытую книгу перед тем, как сесть. — Интересная хоть? — спросил вдруг, переменив тему. — Интересная. Про тушь много написано, нужно будет попробовать ею порисовать, я уже все забыла. — Лиза перевернула кусочки хлеба вилкой, проигнорировав агрессивный выпад полностью, вместо этого добавив еще немного соли в странно пахнущее варево. — Жалко, мяса нет. Было бы вкуснее, наверное. Тушенки не покупал? — будто хозяйка кухни, она приобернулась, держа в ладошке столовый прибор остриями вниз, как ножик. — Я бы добавила. — Была где-то. Я сам открою. — Кощей не стал продолжать собственноручно созданный конфликт, вместо этого поднявшись с только-только занятого места, чтобы переместиться ближе к тумбе и распахнуть ее дверцу, согнувшись в три погибели. — Повезло тебе. — Я ужинать не буду. — Девушка протянула ему консервный нож, выложив на тарелку обжигающе-горячие «бутерброды» без ничего, отойдя к столу, поставив угощение на край. — Чаю только попью. Как раз чайник закипел. Раны бы промыть… следы драки на теле мужчины уже не так бросались в глаза, но все одно наблюдать их было дико. Она же медсестра. Вспомнилась и собственная травма, вызывающая хромоту, пускай и зашитая. Лиза сунулась к окну за аптечкой, чтобы вместе с ней уйти в ванную, пока в стаканах отдавали «сок» пакетики с чайной пылью. Чужая жизнь. Не ее. Стрельницкая не может так существовать, сидя на холодном чугунном краю, обрезая ножницами бинт, заранее смоченный в перекиси. Мать бы давно схватилась за голову, а то бы и в шею ногтями впилась, причитая на ухо. Как там она? Как там отец? Злится? Хотя это глупый вопрос, он точно в ярости, иначе и быть не может… еще и знает, с кем дочь шляется, только адрес не вычислил, но до этого недалеко совсем. День-два, не более, никаким общежитием не откосить. Петля затягивается, остается только смотреть на сужающееся игольное ушко. — Ты там скоро? — послышалось из кухни устало. И чего вдруг?.. — Скоро. Что-то нужно? — Лиза стиснула зубы, силясь не запищать даже от скупого прикосновения к пульсирующему шву. Осколки-то врач достал, но вот заражение ждать себя не заставило. Неприятная ситуация, поверхностной обработкой не обойтись… — Нет.