Эффект бабочки

Эмма сидела напротив брата за обеденным столом и сверлила его недовольным взглядом. Не для того она простояла у плиты целый вечер, чтобы он с хмурым лицом ковырял вилкой рисовый омлет! – Майки, ешь уже нормально! – А? – её звонкий голос будто пробудил его от глубокого сна – Манджиро перестал мучить свой нетронутый ужин, моргнул и растерянно посмотрел на неё. – Прости. Я задумался. – Если не вкусно, так и скажи. Ты невыносим! – ругая его, Эмма гневно прожевала свой рис. – Сам будешь себе готовить. – У меня... плохое предчувствие. – Поэтому не ешь? – сестра немного смягчилась. – Что-то случилось? – Не знаю, но мне кусок в горло не лезет. С самого утра неспокойно. После его слов Эмме и самой стало тревожно: не нравилось ей видеть Майки таким грустным и задумчивым. Его интуиция никогда не ошибалась. Но что могло случиться? – Может, братику Шиничиро позвонить? С работы задерживается, а на улице снегопад... – Наверное, увлёкся ремонтом байков, как обычно. Скоро вернётся, – Майки натянуто улыбнулся сестре, чтобы развеять её тревоги. Эмма всегда была очень чувствительной. Он не хотел заражать её своим беспокойством. – Тогда... хоть что-нибудь поешь. Я старалась, готовила... – Очень вкусно! – брат тут же начал есть свой омлет, уплетая за обе щеки. Он готов был что угодно сделать, лишь бы Эмма не смотрела на него так печально. Майки готов был надеть маску весёлого и беззаботного парня, лишь бы его дорогая младшая сестра не грустила. – Ты даже соевым соусом его полила! Эмма видела его насквозь, но промолчала, лишь тихо поставила пиалу на стол. Ей не нравилось, когда Манджиро притворялся; переступал через себя, хотя ему было грустно. Он – простой мальчишка, вынужден постоянно быть сильным, оберегая таких слабых, как она. Сколько бы лет ни прошло, Майки никогда не показывал своих слабостей. Никогда не говорил, что ему тяжело и больно – проживал всё внутри себя. С улицы в их тихую кухню внезапно ворвался громкий, рычащий звук мотора. Брат и сестра одновременно вздрогнули и посмотрели в окно. – Я думала, только твой байк так громко рычит... – Ханма, – брат сказал лишь это, а затем рывком выскочил из-за стола, так и не доев свой ужин. Эмма успела лишь заметить, что его взгляд был затуманен, как и минутой ранее, когда она отругала его. «Может ли быть так, что плохое предчувствие Майки связано с ним?» – с сомнением подумала она, также выйдя из-за стола – есть ей совершенно расхотелось – и взглянув на улицу. У дома припарковался знакомый ей тёмно-фиолетовый байк с леопардовым тюнингом, за рулём которого сидел парень в шлеме. Когда он заметил Манджиро, что набросил белую куртку и вышел к нему, поднял затемнённый визор и показал свои весёлые золотые глаза. – Всё-таки решил поехать? Майки не показывал ему своего беспокойства. Он только подошёл ближе, запустив руки в карманы штанов. Спокойно. Непринуждённо. «Совсем не такой, как со мной», – грустно подметила Эмма в мыслях. Старший брат снова надел маску крутого парня, будто его ничего не тревожило, хотя это было совсем не так. – Кисаки хочет прокатиться за городом, но сам же на байке кататься не умеет, вот и попросил меня. Запланировали на сегодня, и снегопад его не пугает – не хочет время зря терять. – Даже я в такую погоду на дорогу бы не совался. – Не бойся, мы аккуратненько, – Шюджи было приятно его беспокойство. Всегда приятно, когда твой любимый человек волнуется за тебя, тем более, Майки очень редко показывал ему это. – Сильно гнать не буду, я же не самоубийца~ – Отменить никак? – Я уже говорил ему, мол: «Смотри, какая метель начинается, может перенесём?», а он такой: «Мне сейчас хреново, понимаешь? Я не могу ждать». – Хреново? – С героем своим опять поругался, – Ханма лишь развёл руками. – Тачибана с ним пошла в кино, а Кисаки отшила. Вот он и взбесился, подрался с Ханагаки. Там целая Санта-Барбара. Майки мог бы присоединиться к обсуждению личной жизни их общего друга, но его не отпускали тревожные мысли: что-то внутри так и кричало ему, что он должен остановить Ханму. Катался тот неплохо, в непогоду бы с управлением справился, но всё равно изнутри так и поедало нехорошее чувство. – У меня нехорошее предчувствие, – тихо признался ему Майки, взглянув прямо в удивлённые золотые глаза. – Тревожно как-то. Чувствуя, что говорил он серьёзно, Ханма заглушил рёв мотора. Ему стало немного неловко: в такие моменты хотелось взять за руку и сказать ерунду в духе: «Всё будет хорошо». Но не слишком ли сопливо? Сомневаясь, он лишь смотрел на порозовевшие от холода ладошки, но не решался коснуться их. Майки сделал это вместо него – неожиданно приблизился, снял с его головы шлем и припал тёплыми губами к светлой чёлке. Широко распахнув глаза, «Жнец» так и замер, боялся спугнуть момент. Майки положил руки ему на плечи, слегка приобняв, а когда отстранился и надел на него шлем, Ханма едва удержался от разочарованного вздоха – без его губ стало холодно. – На удачу, – тихо шепнул «Непобедимый», с таким грустным лицом, что даже его проняло. Ханма взял его за руку, крепко сжимая ладонь. – Что ты наделал? Я же теперь буду думать только об этом поцелуе. – Хорошо, думай обо мне. Я тоже буду думать о тебе. Они бы ещё долго так простояли, если бы с другого конца улицы не послышался знакомый рёв мотоцикла – Шиничиро вернулся с работы. Он никак не мог привыкнуть, что у младшего брата есть парень, так что при нём они старались не показывать свою близость. Ханма расстроился, когда, едва завидев старшего брата, Майки тут же отстранился от него, лишив своего тепла. Он ненавидел такие моменты. – Я вернулся, – первое, что сказал Шиничиро, отключив мотор. Молча переводя взгляд проницательных чёрных глаз с одного на другого, он затем снял свой шлем и спросил почти спокойно: – Что это вы тут делаете? – Прощаемся, – Ханма невесело усмехнулся – старший всегда портил ему малину. – Ты уже уезжаешь? Как хорошо! – Шиничиро, когда вы уже поладите? – Майки порядком надоела их «холодная война». А Ханма был любителем подлить масла в огонь: – Он всё не может смириться, что младший братик выбрал не его~ – У тебя зубы лишние? – вкрадчиво произнёс старший, показывая кулак. Шюджи с издёвкой улыбнулся во все тридцать два. – Однажды я проколю тебе колёса, чтобы не доехал до дома. – Рискни здоровьем, мелюзга. – Прекратите, – неожиданно резко и строго сказал Манджиро, заставив обоих забыть о словесной перепалке и посмотреть на него. – Ведёте себя хуже детей в песочнице. Надоели. – Манджиро... – тихо произнёс Шиничиро. Младший его слегка пристыдил. – Не сердись, мы же прикалываемся, – шепнул Ханма, глядя прямо в затуманенные тревогой и злостью чёрные глаза. На фоне падающего снега Майки и вовсе выглядел так, будто хотел отстраниться не только от него – от всего мира. Такие моменты Ханма не любил: Сано закрывался в себе и проживал все дерьмовые эмоции один. В тёмный мир его мыслей лучше было не соваться. Он бы уже давно свихнулся от такого. – Мальчишки, вы не замёрзли?! – крикнула им выбежавшая на крыльцо Эмма. – Идите ужинать, Шиничиро, Ханма! – Я поехал, – изображая равнодушие, чтобы ещё больше не провоцировать Сано-старшего, Шюджи опустил визор, крепко схватился за руль и завёл мотор. Сквозь рёв изрыгающих дым турбин, он крикнул Майки: «Увидимся!» и пулей сорвался с места, прорезав шинами снег на асфальте. Проехал совсем близко от Манджиро, но даже не взглянул на него. И «Непобедимый» невольно опешил, не зная, что сказать. Он не смог отговорить Ханму не ехать за город. Его тревога стала оглушительной. Он даже не сразу осознал, что леопардовый байк «Жнеца» уже мчался по дороге, отдаляясь от него всё больше и больше, словно хотел раствориться в снегопаде. Совсем скоро его стало совсем не видно за плотной пеленой снега. – Эх, вот и поговорили, – Шиничиро также смотрел вслед исчезающему тёмно-фиолетовому байку. – Всё не могу привыкнуть к этому задире, поэтому постоянно ведусь на его провокации... Манджиро? Младший брат его не слушал. Он даже не слышал, когда Эмма повторно позвала их домой. Перед лицом у него стояла широкая улыбка отца, которого он потерял в три года.

* * *

Ночь прошла без сна, а вечером следующего дня ему позвонил Кисаки и срывающимся от истерики голосом сообщил, что Ханма после реанимации чудом пришёл в себя. Тетта говорил невпопад, нервничал, заикался от пережитого страха. – Н-на нас фура наехала... Он м-меня оттолкнул, в-весь удар на себя принял... Врачи говорят, что мы чудом выжили! Его перевели в палату. Майки, приезжай! Всё остальное «Непобедимый» слышал, будто за толстым стеклом. Стихло тиканье часов. Эмма от испуга выронила тарелку и закрыла лицо руками, сдерживая крик. Шиничиро замер с палочками во рту, так и не проглотив свой рис. Он в ужасе перевёл взгляд на младшего брата, как тот сразу же схватил куртку и выбежал из дома. Вспомнил, как в детстве узнал о гибели отца, как потом плакала мама. Очнувшись от шока, крикнул вслед, но было уже поздно: – Манджиро! Майки не плакал. Он сразу же сорвался в путь, мчась по заснеженной дороге, словно молния. Добравшись до больницы, в коматозном состоянии бросил свой любимый байк и побежал по лестнице на негнущихся ногах. Он не знал, где Ханма – просто бежал туда, куда вело его сердце. Призрак отца подсказывал, что нужно было подниматься выше. Дрожащими руками распахнув двери палаты, с такой силой, что шарф и куртка разлетелись в стороны, Манджиро истошно крикнул: – Ханма! Лишь после этого его взгляд прояснился и он заметил на больничной койке того, кого звал. Голова была вся перебинтована, на лице и руках появились свежие ссадины и царапины. Рядом стояла капельница. Живой. Главное, что живой. Кисаки тоже был в палате, резко обернулся на крик. В его глазах читались лишь ужас и отчаяние. Он позвал его дрожащим, срывающимся на плач голосом: – Майки! Один только Ханма совершенно не понимал происходящего – у него слишком болела голова. Его раздражали громкие звуки. Он хотел даже Кисаки выпроводить и лечь отдохнуть, как вдруг к нему в палату заявился... – Кто это? – равнодушно спросил он у Тетты, не глядя на застывшего в дверях блондина. – Какого чёрта он шумит? Кисаки с ужасом взглянул на друга. – Ты не помнишь? – Что я должен помнить? – рассердился Шюджи. Он был слишком слаб после аварии. Ему хотелось просто поспать в тишине. – Вы двое слишком шумные. Уходите. – В-всё правильно, врачи говорили, что после аварии возможна кратковременная амнезия, – начал тараторить Кисаки, успокаивая то ли себя, то ли Майки. – Ты пока не в себе. Тебе нужен отдых. Не мог же ты забыть-... – Ага, кыш отсюда, – не дав ему договорить, Ханма махнул перебинтованной рукой и лёг под одеяло. Его голова раскалывалась на мелкие части. Особенно сильно она начинала болеть, когда он звал блондина. – Майки, не волнуйся, он просто ещё не отошёл от аварии. Это я виноват... Я заставил его ехать быстрее. На повороте мы столкнулись с фурой... Ханма успел оттолкнуть меня, а сам... Если бы он не был таким крепким, точно бы не выжил – удар был очень сильным. Его байк тоже страшно пострадал. «Майки. Майки. Кисаки постоянно повторяет одно и то же, – с раздражением подумал Шюджи, чувствуя, как усилилась мигрень. – Я помню аварию – сильный удар, который мне едва мозги не вышиб. Помню, как просил Кисаки не дёргать меня, а всё остальное – полный туман. Как мы вообще оказались на той трассе? Зачем поехали туда? Вроде бы он попросил отвезти его за город». Немного покопавшись в своей памяти, он почти полностью воссоздал картину того вечера. Но словно чего-то не хватало. – Не мог же он забыть тебя?! В круговорот его мыслей ворвался отчаянный крик Кисаки. Он выглядел напуганным. – Майки, всё не так... Он обязательно вспомнит тебя, просто нужно время! – Кто ты? – вопреки стараниям Тетты, Ханма так и не вспомнил неожиданного посетителя. В памяти не осталось даже его лица. – Я тебя вообще не знаю. Он смотрел на него беспомощно, не дыша. Ослабевшая рука соскользнула с двери, безвольно повиснув вдоль тела. Блондин застыл, словно в страхе, не в силах вымолвить ни слова. На минуту повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь громким дыханием Кисаки. Он в шоке переводил взгляд остекленевших серых глаз с одного на другого, впервые в жизни не зная, что делать дальше. – Никто. В его горле застрял немой крик, когда Майки вдруг резко изменился в лице – чёрные глаза наполнились зияющей пустотой. Опустив голову, он прошептал едва слышно: – Я тебе никто.