Эффект бабочки

В палате повисла мёртвая тишина. Кисаки, не веря, смотрел на поникшего Сано, не в силах вымолвить ни слова. Майки не может так просто сдаться! – Я тебе никто. – Что и требовалось доказать, – хмуро произнёс Ханма. Кислый вид убитого горем блондина его абсолютно не впечатлил, чего нельзя было сказать о Кисаки – тот, казалось, готов был вот-вот задохнуться от отчаяния и ужаса. Будто от этого парня что-то зависело. – Майки... – Мне нужно уйти, – едва слышно прошептал Сано, развернувшись лицом к двери. Ханме это не нравилось, но его взгляд постоянно, словно магнитом притягивался к странному парню, будто он чего-то ждал от него. Но чего ему ждать от незнакомца? «Кисаки его точно знает, а я даже лица не помню, – задумался Шюджи, не спуская глаз с обманчиво крепкой спины. – Кто этот парень вообще такой? Я тоже знал его до аварии? Ни черта не помню». – Ты не можешь уйти! Я не справлюсь без тебя! – не зная, что делать, Кисаки беспомощно тянул руку к тому, кого называл «Майки». – Ему сейчас нужен покой и отдых. Говори потише, – голос блондина был схож с шелестом листьев – в нём было лишь пугающее спокойствие. Его губы едва шевелились, словно у него вовсе не было сил. «Он прямо мысли мои читает», – поразился Ханма, молча наблюдая за тем, как после своих слов блондин тихо вышел из палаты. И ещё больше он удивился, когда Кисаки ринулся за ним, словно утопающий, что пытался схватиться за спасательный круг в шторм. Но выбежав из палаты Тетта наткнулся совсем на другого, кто смотрел на него своими кристально чистыми голубыми глазами, наполненными страхом и ужасом. Он замер, не зная, что сказать. Вздрогнул, когда Ханагаки крепко схватил его за плечи и слегка встряхнул. – Кисаки, что случилось?! Я видел Майки-куна, на нём лица не было! – Это я во всём виноват... – дрожа, Тетта стоял перед своим героем, словно грешник перед святым в церкви. Ему необходимо было исповедоваться. – Это всё моя вина... Ханма мог умереть. Я боялся сказать Майки правду, думал, что он убьёт меня, если узнает... – Успокойся и расскажи мне всё. – Он потерял память... Он забыл Майки. Это всё моя вина... – Забыл? – удивился Такемичи. – Ханма не мог забыть Майки-куна, они же... – Он его не помнит. Говорит, что даже лица его не помнит! – упрямо повторил Кисаки, злясь то ли на него, то ли не себя. Перед глазами всё ещё стояла картина злополучного вечера: как он хотел убежать, скрыться от всех, потому использовал Ханму. Он заставил его ехать быстрее, хотя «Жнец» отказывался. – Ты можешь ехать быстрее, Ханма?! Мы как черепахи плетёмся! Нас машины обгоняют! – Я пообещал Майки, что мы будем ехать спокойно. Скажи спасибо, что вообще меня с тобой отпустил: он был против. – Ты был у него сегодня? Вижу, ваши отношения с каждым днём всё крепче, – произнёс Кисаки с нескрываемой завистью. – Хотя вы долго к этому шли. – Пару лет так точно! – весело посмеялся Ханма, не отвлекаясь от дороги. – Меня даже его домашние потихоньку принимают, представляешь?! Кроме старшего мудилы, конечно. А дедуля у Майки – топ, классный мужик! – Вы теперь каждый день вместе проводите. Не надоедает? – спросил Тетта почти равнодушно, глядя вверх, на падающий снег. На лице ощущались свежие синяки, полученные в недавней драке с Ханагаки, ныли избитые губы. Что бы он ни делал, ему никогда не стать лучше него, никогда не приблизиться к нему. В сердце Хинаты ему навсегда суждено остаться вторым. – Сам удивлён – вообще никакого напряга. Ему нравится, когда я рядом, хоть он и не говорит этого. А мне нравится просто быть рядом с ним. Он постоянно заряжает меня какой-то энергией. – Это любовью называется, – сердито хмыкнул Тетта. Бестолковость Ханмы иногда выводила его из себя. – Не знаю, как это называется, но пока всё классно. – Хватит этой ерунды! Ты слишком расслабился. И ездить стал как-то тухло, а нам нужно оторваться сегодня! Гони на всех парах! – Сказал же: не дёргай меня в дороге! – Это моя... Только моя... – Кисаки, приди в себя! – Такемичи повторно встряхнул его, приводя в чувства. Это подействовало – Тетта поднял на него осознанный взгляд, но его тело всё также сотрясала мелкая дрожь. – Не бери всю вину на себя, иначе ты просто свихнёшься. Сейчас уже не важно, кто был неправ – нужно действовать. – И что ты предлагаешь? Без Майки ничего не получится! – Чёрт побери, ты когда-нибудь научишься думать о чувствах других, Кисаки?! Подумай, какого ему сейчас – его любимый человек забыл его! Если бы Хина забыла меня... – голос Такемичи перешёл на шепот: – Я бы этого не выдержал. Я бы точно сдался. – Майки не может сдаться. – Просто дай ему время. Он сказал, что хочет побыть один, – опустив голову, пряча глаза, Такемичи говорил с ним, едва не плача. Он не мог выбросить из головы бледного и растерянного Сано, каким он увидел его, когда подошёл к палате. В чёрных глазах было столько боли, что, глядя в них, он неосознанно начал задыхаться. Майки сказал ему лишь одно, а затем молча ушёл, бессмысленно скитаясь по коридорам больницы. – Я не хотел, чтобы всё так вышло! Я не хотел, Такемичи! – сжав плечи своего героя в ответ, Кисаки кричал на него, выплёскивая весь тот кошмар, что накопился в его душе за время трагедии. Ханагаки молча терпел боль, понимая, что ему нужно было выговориться. – Ханма всегда так много делал для меня, а я... Я чуть было не убил его. Своего друга. Что мне теперь делать?! Без Майки я ничего не смогу! А если Ханма его не вспомнит... Это равносильно, если бы я убил его! – Успокойся, Кисаки. – Я бессилен. Совершенно ничего не могу, только разрушать и причинять боль, – собственные чувства подкосили ноги и он рухнул перед Такемичи на колени, глядя в одну точку перед собой. – Майки не простит меня. Достоин ли я его прощения, Такемичи? А Ханма? Что теперь будет с ним? Он лишился того, кто дал ему смысл жизни. Того, кто научил его улыбаться. Своей первой любви. – Поднимись. – Я так ему завидовал... Чертовски хреновый из меня друг. – Да, ты – не подарок, – сделав глубокий вздох, чтобы успокоиться, Ханагаки опустился на колени рядом с ним, взглянул ему прямо в глаза, – но он остался жив – это главное. Думаю, со временем всё наладится. Может, Ханма неспроста забыл именно Майки-куна? Должна быть причина. – Причина... – Кисаки неожиданно прислушался к его словам и напряг мозги. Ханагаки был прав: слишком странно, что его Ханма помнил, а Майки – напрочь забыл. Судя по его словам, он помнил абсолютно всё, кроме одного... Если бы виной тому была амнезия, он бы не вспомнил не только Майки, но и саму аварию. Где же был недостающий кусочек пазла? Углубившись в размышления, гений совсем не услышал звонких шагов девичьих сапожек, но её звонкий грозный голос, эхом прокатившийся по больничному коридору, не услышать было невозможно: – Что ты здесь делаешь, Кисаки Тетта?! Парни обернулись и оба замерли, заметив стремительно приближающуюся к ним Сано Эмму. Такемичи сразу понял, что она была в гневе, и точно не на него, потому неосознанно слегка закрыл Кисаки собой. За её спиной шёл не менее хмурый и недовольный Дракен. «Теперь нам точно пиздец», – с ужасом подумал Ханагаки, уже не так смело встречаясь лицом к лицу с будущей смертью. Кисаки – говно-друг, но он не простил себя, если бы бросил его в такой ситуации. – Мерзавец, как у тебя ещё хватило наглости придти сюда?! – пылая от праведного гнева, Эмма не заехала Тетте по лицу, только потому что её вовремя оттащил обнявший сзади Дракен. – Эмма, не трать на него свои нервы. Важнее сейчас узнать, где Майки. – Это всё произошло из-за него, Дракен! – истошно кричала Сано, едва сдерживая слёзы. – Майки не хотел отпускать Ханму в эту поездку. Я слышала их разговор: у него было плохое предчувствие, поэтому он отговаривал его! Из-за этого ублюдка Ханма мог умереть! Зачем надо было ехать куда-то по снегопаду?! Ты просто безмозглый эгоист, Кисаки Тетта! – Я понимаю твои чувства, но мы не можем обернуть время вспять, – Кен говорил с любимой спокойно, хотя в глубине его души бушевал не менее разрушительный гнев. Он держал её крепко, чтобы не вырвалась, но нежно, стараясь не причинить боль. – К сожалению, сейчас мы бессильны. – Если бы с тобой что-то случилось, не знаю, как бы я это пережила, – плача, Сано уткнулась носиком в его тёплый шарф, вцепилась пальчиками в куртку. – Мне страшно за Майки... Ему сейчас так больно. А если он не выдержит? – Наш Майки не такой слабый, – выдавив из себя улыбку, Дракен обнял её крепче. Он и сам пытался успокоиться – ему невыносимо было видеть, как Эмма плакала. Невыносимо было думать, что его лучший друг был в таком же состоянии, где-то совершенно один. – Он очень сильный, Эмма. Он обязательно что-то придумает. «Я знаю, что это не так. Знаю, что несу сейчас полный бред, – корил он себя в мыслях. – Но я ничего не могу сделать, кроме этого. Майки сейчас паршиво, и неизвестно, сколько это продлится. Зомбак и вовсе мог откинуться. Наверное, Майки вспомнил трагедию со своим отцом, поэтому испугался за него. Он первый раз в жизни полюбил кого-то, а теперь этот человек даже не помнит его лица. Если бы такое случилось с Эммой, если бы она погибла... Я бы точно не выдержал, ненавидел весь мир». – Эмма, Дракен, – неожиданно серьёзно обратился к парочке Такемичи. Набравшись решимости, он крепко сжал руки в кулаки, и, глядя им прямо в глаза, сказал своё слово: – Я понимаю, что сейчас вы ненавидите Кисаки, но до того, как вы пришли, он сказал мне, что сожалеет о случившемся. Понимаю, это его ни черта не оправдывает. Он причинил Ханме и Майки очень много боли. Он действительно виноват. Но, каким бы дерьмовым ни был его поступок, сейчас уже поздно махать кулаками. Мы должны сосредоточиться на реабилитации Ханмы. Ради Майки мы должны быть сильными и не поддаваться эмоциям, как он всегда это делает. – Такемичи... – поражённая его словами, Эмма широко распахнула заплаканные глаза. Он был абсолютно прав: они обязаны быть сильными. Ради Майки. – Фига ты речь толкнул. Прямо философ, – по-доброму посмеялся Дракен, искренне улыбнувшись. – Не смейтесь! Я не умею людей успокаивать! Что в голове было, то и сбрендил... – Такемичи смущённо почесал затылок и отвёл взгляд, раскрасневшись, как спелый помидор. Вот это его понесло! – Нет, у тебя получилось. Стоя за спиной Ханагаки, Кисаки не поверил своим ушам – этот голос он слышал лишь однажды, при случайном стечении обстоятельств. Он принадлежал старшему брату Майки – Шиничиро. Человеку с такими же пронзительными и внимательными чёрными глазами, что смотрели в самую душу. После его появления все резко замолчали. – Жаль Манджиро не слышал этого – он бы гордился тобой, – старший наградил Такемичи улыбкой, хотя ему совершенно не хотелось улыбаться. – Ты – молодец, парень. Будь уверен: твои слова затронули сердца всех присутствующих здесь. «Его сила в том, чтобы защищать других, – мрачно подметил Кисаки, глядя на смущённого друга. – Сам по себе он – неудачник, что в учёбе, что в жизни. Но когда кому-то нужна помощь, он становится намного сильнее и решительнее». – Ханма в этой палате? – спросил Шиничиро. – Да. Но сейчас он отдыхает, спит, – ответил Кисаки. Боясь взглянуть на старшего, он отвёл глаза в сторону. – Попросил его не тревожить. – Понятно, – немного поразмыслив, Сано-старший прошёл мимо всех и сел на диванчик у палаты. Спокойно, но твёрдо сказал: – Идите домой, а я пока побуду здесь. Может быть, найду Манджиро, и тогда мы вместе уйдём отсюда. – Братик Шиничиро, ты же не собираешься провести здесь всю ночь без сна? – ужаснулась Эмма. Зная его самоотверженность, он вполне мог такое задумать. – Вы меня совсем с ума сведёте. – Не волнуйся, я приведу Манджиро домой. Обещаю, – улыбнувшись младшей сестре, Шиничиро пытался её успокоить, но у него получилось слишком наигранно. Он не мог надеть маску, как Манджиро, и скрыть всю свою боль. – Дракен, оставляю Эмму на тебя. – Понял, – Кен послушно кивнул и переглянулся с любимой девушкой. – Эмма, пойдём? Уже поздно, ты устала. – Чтобы к утру все были дома, – грозясь снова расплакаться, Сано-младшая укусила себя за губу и крепко зажмурилась. Она в последний раз переглянулась со старшим братом, а после с тяжёлым сердцем ушла вместе с любимым, крепко держа его за руку. Ей не хотелось оставлять Шиничиро и Майки, но она знала, какими они были упрямыми: обоих невозможно было переубедить, если они что-то решили. – Вы тоже идите, – велел старший Кисаки и Такемичи. Шиничиро задержал строгий взгляд на первом, что был таким же пострадавшим, как и сам Шюджи – с перебинтованными руками и ногами. – Одному из вас пора возвращаться к себе в палату. Ты, наверняка, тоже не до конца восстановился. – По сравнению с Ханмой... У меня просто царапины. – Такемичи, проводишь его? – Хорошо, – сглотнув, Ханагаки послушно кивнул. Ему не оставалось ответить ничего другого – взгляд Шиничиро говорил красноречивее любых слов, что Кисаки не стоило оставаться с ним наедине. Тетта довёл его брата до срыва, а Ханму мог довести до могилы. У него не было никаких причин сдерживаться в его присутствии. – Когда Майки придёт в себя, скажите ему, чтобы он связался со мной, – напоследок Кисаки набрался решимости поговорить со старшим. – Я хочу помочь. Они оба мне небезразличны. Они – мои друзья. – Не думаю, что это произойдёт скоро, но я передам Манджиро твои слова. «Если он захочет чей-то помощи, – с грустью подумал Шиничиро. – Сейчас ему проще убежать от этой боли, скрыться от всех, чтобы никто не видел его слёз». Кисаки и Такемичи ушли. Больничный коридор со временем опустел. Медсёстры спрашивали его, не пойдёт ли он домой, на что Шиничиро отвечал лишь одно: «Я жду своего брата». Когда рядом никого не было, он откинулся на спинку мягкого диванчика и только тогда позволил себе выпустить тревогу, коротко вздохнув. Он тоже устал, но не мог показывать этого перед младшими. Шиничиро устал быть взрослым. «Мама, папа, пожалуйста, присмотрите за Манджиро».