Ужас - дитя Хаоса

      У входа в камеру стояли два легионера. Новички, желторотые юнцы, в глазах которых прочно засел страх перед тем, кого они охраняли. Даже легат, что вышагивал перед столом, нервничал, но старался прятать страх за гневом.       – Ты убил целый отряд! – рявкнул высокий имперец. – Расчленил и выпотрошил. Зачем?       Ни слова в ответ.       – Тебя нашли сидящим среди трупов. Почему не пытался сбежать?       Узник, склонив голову в капюшоне, молчал и разглядывал цепи, которыми его руки были прикованы к тяжелой столешнице. Тогда легат скрипнул зубами и наклонился к собеседнику, уперев кулаки в стол.       – Тебя казнят. Будут судить, а потом казнят. Но сначала, ты познакомишься с нашим палачом. – Поняв, что заключенный не впечатлен, легионер выпрямился. – В Обливион тебя! К дэйдра.       Он направился к выходу, наверняка, чтобы позвать обещанного палача, когда хриплый голос прошелестел:       – Порядок.       Легат обернулся.       – Допрос, суд, казнь, – продолжал арестованный. – Так Империя видит порядок. И ты, легионер, видишь порядок таким, думаешь, что так ты борешься с хаосом.       Пленник поднял голову, и во тьме капюшона сверкнули глаза.       – Но не видишь, как бессмысленна эта борьба. Не видишь, что каждое ваше действие рождает страх, а он множит хаос, и наоборт. И именно Империя дала хаосу вырваться на свободу. Она посеяла семена, из которых вырос настоящий ужас…       

***

             Он стоял, прислонившись плечом к арочному проходу, и смотрел, как новобранцы легиона тренируются на площади перед Мрачным Замком. Не синхронно, неумело. Многие спотыкались, а Алдис, капитан стражи, щедро осыпал их красочными ругательствами и не скупился на затрещины, в попытке вбить хоть толику мозгов в пустые головы юнцов. Многие из них погибнут в первом же бою. Но на их место придут новые.       – Натаниэль! – раздалось от кузницы.       Натаниэль вздрогнул, вырванный из своих мыслей и отошел от арки.       – Что такого важного ты там увидел? – спросил недовольный Бейранд. Крепкий лысеющий кузнец уже с самого утра умудрился перемазаться сажей, хотя даже еще не разжег горн.       – Новобранцы, – отвечал Натаниэль, подходя к кузнице, и начал складывать хворост, чтобы развести огонь. Глядя, как он это делает, Бейранд подпер руками бока и нахмурился.       – А ты не можешь зажечь огонь магией?       – Ты же знаешь, что не могу, Бейранд.       – Высокий эльф, а не может колдовать, – фыркнул кузнец и встал за меха.       Натаниэль улыбнулся. Норд не мог поверить, что альтмер начисто лишен способности к магии и то и дело пытался подловить ученика на сотворении чар. Эльфа эти попытки веселили и со временем превратились в каждодневную забаву. Ему нравилось наблюдать, как учитель ищет обман там, где его нет, как мечется между верой в очевидное и страхом перед допустимым.       – Готово, – объявил Натаниэль, и Бейранд всем весом налег на ручку кузнечного меха. Воздух зашипел, пробегая по каналу в горне, раздались потрескивания хвороста, к навесу полетели первые искры.       – Быстрее начнем, – кряхтел норд, обеими руками опуская вниз веревку, которая через систему шкивов сжимала мех.       – Не любишь свое дело? – Натаниэль встал лицом к наставнику и схватился за веревку чуть выше его ладоней. Вместе раздувать горн было куда легче.       – Я норд, который кует оружие для оккупантов моей родины. Как ты думаешь?       – Думаю, ты сознательный человек, который видит, что будущее твоей родины в Империи.       – Я вот не пойму, – Бейранд повис на рычаге и внимательно всмотрелся в золотые глаза напарника. – Ты меня на лояльность проверяешь, что ли?       Натаниэль рассмеялся.       – Нет, Бейранд. Ты приписываешь мне хитрость, которой у меня нет. Во мне очень мало от альмеров, к которым ты привык. Просто я и правда верю в дело Империи. Потому и пришел в Солитьюд.       – Аж из самого Сиродила. Я помню. Рикке сказала об этом месяц назад, когда привела тебя. Но я, хоть убей, не понимаю о чем ты.       Эльф помолчал, решаясь.       – Тогда вот тебе история, – наконец заговорил альтмер. – В детстве я жил в небольшом поселении возле столицы. Даже после Кризиса Обливиона в тех землях было не так уж безопасно. Но многие пытались обжить эти места. И вот однажды я забрел слишком далеко от селения и наткнулся на диких зверей. Меня чуть не разорвали. И знаешь, что меня спасло? – кузнец покачал головой. – Дорога. По дороге шел патруль легионеров. Они-то меня и отбили.       – То есть, тебя спасли легионеры.       – Это поверхностный взгляд, Бейранд, – эльф улыбнулся. – Любая империя начинается с путей. По ним доставляют провизию и войска. Это торговля, путешествия, безопасность, цивилизация. Дороги соединяют дальние уголки, людей и меров. Меня спасли дороги. Они жилы цивилизации, по которым течет жизнь. Без них не было бы того патруля. И тогда я понял, для чего нужна Империя. Чтобы каждый ребенок мог гулять и не бояться за свою жизнь, чтобы каждый мог процветать по мере своих сил и желаний. Империя – это безопасность, единство и процветание. Для этого будущего ты и я работаем.       Бейранд замолчал, от задумчивости его лоб исчертили морщины.       – А дальше что? – спросил кузнец.       – А дальше я перебрался в столицу и учился кузнечному делу и одного орка. И за пятнадцать лет ни разу не пожалел об этом. И когда в кузницу вбежал мальчишка-посыльный и проорал, что в Скайриме началась война, я понял, что норды не заслуживают жить в такой же глуши, в которой меня чуть не сожрали дикие звери.       – Мы, норды – крепкий народ, – с гордостью заявил кузнец.       Натаниэль прищурился.       – Разве ты не хочешь, чтобы твой сын жил спокойно и безопасно? Чтобы он вырос и стал хорошим человеком? Чтобы ему не пришлось отвоевывать свое право на жизнь и счастье?       Бейранд промолчал.       – Никто не заслуживает, – ответил на свой же вопрос альтмер, – ни один народ и ни один человек. Каждый имеет право на лучшую жизнь. В этом я и хотел помочь Империи здесь.       – Пятнадцать лет? – нахмурился норд. – Ты сказал, пятнадцать лет учился у кузнеца.       – А после довольно долго работал самостоятельно.       – Сколько же тебе сейчас?       Натаниэль рассмеялся.       – Больше, чем тебе, Бейранд. Да не настолько больше, чтобы ты на меня так смотрел. Не надо. Навались, а то угли остынут.       – Значит, зря я к тебе отношусь как к ученику? – сказал мужчина и стал раздувать огонь. От этого занятия его лысина тут же покрылась капельками пота. – Ты ведь наверняка многому научился за эти годы.       – Меня устраивает быть твоим подмастерьем, – эльф взглянул на угли. Все еще недостаточно горячие.       – И поэтому ты по утрам с тоской смотришь на солдат? Потому что все устраивает?       Натаниэль улыбнулся проницательности норда.       – Я хотел вступить в пехоту. А Рикке, узнав, что я кузнец, отвела меня сюда. Сказала, что кузнецы сейчас нужнее, чем горячие головы. И она в какой-то степени права. Мечи, что мы куем, помогут Империи принести мир и процветание. А наши доспехи возможно спасут кого-то из этих мальчишек. Так что поддай жару, Бейранд, у нас полно работы.              – А ты неплохо притворяешься спящим, – весело сказала женщина.       Пока он делал вид, что сонное зелье все еще действует, он вслушивался. А потому знал, что в холодной хижине кроме него присутствовали еще трое. И эта женщина. Поначалу она сидела так тихо, что он ее даже не слышал. Но потом она начала болтать ногой, поскрипывая кожей доспехов. Звук доносился сверху, оттуда, где должна быть крыша. Так он и понял, что незнакомка сидит на чем-то вроде шкафа. Трое других молчали, но не скрывали своего присутствия, иначе попытались бы сдержать всхлипы и хоть как-то угомонить бешено колотящиеся сердца. И конечно, чтобы себя не выдать ничем, один из них бы не обмочился.       – Я уже порядком за тобой наблюдаю, – продолжала его собеседница. Ее голос звучал слегка приглушенно, словно она говорила через ткань. Маска. – И мне интересно, что ты смог узнать, пока вслушивался?       О-о! Он узнал немало. Например то, что за стенами ветхого жилища его подстерегают еще двое. Один, судя по долгим вдохам и выдохам, – мужчина с широкой грудной клеткой, стоял возле дерева и не шевелился. Но настораживало не то, что он большой и сильный, а то, что от него просто несло псиной. Зато второй, сновал от ствола к стволу, прятался за кустарниками. Шаги были мягкими и, по-видимому, принадлежали женщине. Она была хороша: маленькая и легкая, ступала быстро и плавно, двигалась почти бесшумно. Но не для него. Для его слуха это самое «почти» было целой какофонией, рассказывающей многое.       Он сел на кровати, и дряхлая мебель скрипнула под его внушительной фигурой. Больше не было смысла в притворстве.       – Скажи мне, что каждит забыл в этих дрянных холодных краях? Нет, не так. Что слепой каждит забыл в этих дрянных холодных краях?       Каждит поднял на нее бельма невидящих глаз.       – Вижу, ты не из болтливых, – она была совершенно спокойна, происходящее ее даже веселило. – Раз не хочешь говорить, тогда слушай. Ты убил Грелод.       Женщина замолчала, внимательно вглядываясь в его лицо, покрытое серебристой с черными кольцами пятен шерстью. Ни один мускул не дрогнул, а жуткие глаза, как смотрели на нее неотрывно, так и продолжали проникать прямо в ее душу.       – Нет, старуха заслужила смерть, – продолжила женщина. – Но чтобы вот так… Когда тело нашли, череп был смят и кровь текла из глаз, ушей и носа, а гортань была раздроблена. То есть убил ее дважды. Я впечатлена, но Грелод принадлежала нам, должна была умереть от наших рук. Ты, – она вытащила из ножен на поясе кинжал и указала им на собеседника, – отнял ее. Ты нам должен. Жизнь за жизнь.       Каджит обернулся на троих людей в центре хижины. Они стояли на коленях, на лицах черные мешки. Один, судя по запаху, был мужчиной, второй женщина, от третьего несло мокрой кошачьей шерстью.       – Правильно, – протянула незнакомка и подалась вперед, скрипнув кожей доспехов. – На одного из них есть заказ. Убей – и мы в расчете.       Он встал на ноги и размял широкие плечи. От вида его внушительной фигуры женщина на шкафу напряглась, крепче сжала нож с искривленным лезвием, на случай если ее собеседник пойдет не в сторону пленных, а к ней. Но кот шагнул к центру хижины.       Кроме запаха мочи и пота от коленопреклоненных заложников исходил страх. Ужас. Они не видели, что происходит, но слышали разговор и знали, что один из них должен умереть.       Под ногой каджита скрипнула половица и мужчина с черным мешком на голове завопил:       – Их! Убей одного из них! Прошу! – и тут его голос сорвался в жалобный писк. – Я заплачу, я заплачу сколько угодно.       – А ну отпустите меня! – раздраженно гаркнула женщина. – У меня нет времени на ваши игры! Мне еще детей кормить. Живо отпустите!       – Когда мои люди вас найдут, – протянул связанный каждит, – то я у обоих вырежу на груди свое имя. А тебя, – черный мешок повернулся в сторону женщины на шкафу, – еще и поимею.       Каджит ухмыльнулся, когда услышал, как его новая знакомая при этом скрипнула зубами. Она источала ярость. Что ж, она помогла ему определиться с выбором. Каждит медленно прошел за спиной ворчливой женщины. Та замолчала, почувствовав опасность за спиной. Обошел норда, плечи которого тряслись от всхлипов.       – Ваша, – представился связанный кот. – Так меня зовут. Это имя будет у тебя…       Сильная рука обхватила Вашу за шею, и его гневные возгласы превратились в бессвязные хрипы. В стальной хватке хрустнула гортань: Ваша начал задыхаться, дергаться, сучить ногами по деревянному полу. Норд, слыша это, съежился и плакал, женщина затаила дыхание. И тогда каждит, не снимая плотного черного мешка, сдавил ладонями голову плененного собрата. Мускулы дрожали от напряжения, трещали кости. Ваша задергался еще сильнее, завыл, забулькал и вскоре затих.       Мужчина обмочился второй раз. Женщина жалобно заскулила в черную ткань мешка.       – Спасибо, – всхлипнул норд. А когда убийца встал у него за спиной и положил руки на шею, разревелся в голос и мог только причитать: – Нет. Нет. Не нужно. Я заплачу. Заплачу. У меня есть деньги. Заплачу.       Позвонки хрустнули резко, отвратительно сухо и громко. Когда безвольное тело норда грохнулось на пол, оставшаяся пленница вздрогнула. Она слышала поступь кота, ровную, тяжелую и неотвратимую.       – Пожалуйста, – в ее голосе больше не было раздражения или злобы, больше не было неверия. Он не скрипел, звучал мелодично. И эту мелодию насквозь пронизывал страх. – Не надо.       На ее тонкие плечи легли покрытые шерстью руки. Каждит провел ладонью по всему, что открывал вырез ее простого льняного платья: по тонким ключицам, по шее, нащупал веревку, стягивающую черный мешок под ее подбородком. Обеими ладонями мягко обвил ее челюсть рядом с горлом.       – Прошу, – через пальцы он чувствовал каждое ее слово, каждый трепетный всхлип, каждый судорожный вдох. – Отпустите меня, умоляю.       Она была хрупкой, тонкой. И оказалась легкой, когда он вздернул ее над полом. Женщина в противоположном углу неотрывно смотрела, как больно жертве в хватке хищника, как она извивается и дергает ногами в отчаянной попытке спастись. И поморщилась, услышав истерическое мычание вместо истошного вопля.       Каджит дернул вверх, потом в сторону. По промозглой хижине разнесся громкий влажный хруст, и тело, которое он держал на вытянутых руках, обмякло. Жертва рухнула на пол несуразной кучей, как кукла, у которой перерезали ниточки.       Незнакомка в углу смотрела, как зверолюд перешагивает через убитых, надвигается на нее.       – Ты должен был одного. А убил троих. Хотел произвести впечатление?       В ответ молчание.       – Что ж, это было мерзко, - протянула она, глядя в блестящие кошачьи глаза. – Но без вопросов. Без сомнений. Я приказала – ты убил. Долг выплачен, но кроме того…       Он навострил уши. Именно этой части разговора он и ждал.       – У тебя есть таланты, а я предлагаю место, где ты сможешь их применять. Причем не бесплатно. У тебя будут деньги и компания. А еще безопасное место. Будет дом и семья.       Он кивнул.       – Ничего не спросишь?       – Лучше один раз увидеть, чем несколько раз услышать, – пророкотал огромный каждит.       Незнакомка рассмеялась мелодично и звонко.       – Я думала ты еще и немой.       – Нет.       – Значит, сможешь войти. Отправляйся в Фолкрит. К западу от города, возле дороги будет пещера, закрытая дверью. Ты сразу ее узнаешь. У двери услышишь вопрос. И ответить на него нужно «Тишина, брат мой».       Она легко спрыгнула со шкафа, на котором сидела, засунула нож в ножны и плавной походкой направилась к выходу. У самой двери она обернулась.       – Меня зовут Астрид. А тебя?       – Заллен, – ответил он с неохотой.       – Хорошо. Не знаю, как ты найдешь наше убежище. Считай это еще одним испытанием. Но в углу для тебя я оставила подарок. Все лучше, чем твои – она пренебрежительно оглядела его лохмотья, – одеяния.       И вышла. Заллен слушал, как Астрид шлепает по покрытым тонким льдом болотам, как к ней присоединяются ее компаньоны. В противоположном углу хижины он нашел добротные стальные доспехи. Броня пришлась в пору, плотно сидела на груди, но не стесняла движения рук. Шлем зверолюд не надел, хотя круглые уши спокойно под него бы влезли. Никакого оружия Астрид не оставила. Да оно и не нужно было. Зато имелись стальные наручи. Крепкие щитки закрывали мускулистые предплечья, а пластины на тыльной стороне ладоней добавляли веса каждому удару. Каждит нанес по воздуху несколько быстрых атак и остался доволен тяжестью в движениях.       Нужно было выдвигаться. Но перед выходом из заброшенной хижины, где кто-то однажды найдет три переломанных трупа, Заллен взял с собой сувенир. Уходя, он аккуратно притворил дверь.              Натаниэль не любил стоять у прилавка и каждый раз с удовольствием уступал это занятие Хеймвару, подмастерью Бейранда. Хоть норд ворчал на своего ученика и называл лентяем, но парень был неплох. Просто не был кузнецом. А вот торговать умел. Мир устроен так, что каждый может найти в нем свое место. Место Хеймвара, как бы Бейранду не хотелось другого, было за прилавком. А талантом юноши было умение внушать покупателю необходимость покупки.       Сейчас Бейранд решил преподать парню очередной урок и мучил его кузнечеством на улице, оставив магазин на эльфа. Возможно, так кузнец выражал благодарность за проделанную работу, своего рода поощрение. Но Натаниэль откровенно скучал без дела. Он уже протер все мечи масляной тряпкой, что-то дополировал, убрал паутину с углов. Даже стер со стойки нарисованную Хеймваром с помощью уголька карикатуру, где толстому дядьке, Бейранду, судя по лысине, на голову падает молот.       И вот теперь он стоял за прилавком, одной рукой подпирая щеку, а другой с любовью водил по рукояти одного из разложенных перед ним мечей. Он любил металл. Все металлы. Их блеск, звон, пластичность. Он знал, как металлы ведут себя при нагреве и без него. Мог себе представить деформацию от удара молотом. Одним из первых его открытий на кузнечном поприще было то, что металл во время ковки гнется, гнется сильно и обычно не в ту сторону, в которую ты ожидаешь.       Старый Урбул постоянно смеялся над его удивлением. Он шутил над парнем, над его навыками, но каждый раз указывал на ошибки, показывал, как правильно делать и сам подавал новую заготовку. Было тяжело видеть, как жизнь покидает учителя, и Натаниэль пытался его поддерживать, помогать. И тогда Урбул становился сварливым, отталкивал его и говорил, что справится сам. И ведь справлялся. Пока однажды не выронил молот. Он и эльф тогда стояли и долго смотрели на лежащий на полу инструмент. Оба позабыли про остывающий металл, оба не решались поднять орудие. На следующий день Урбул ушел, оставив дарственную на кузницу. Натаниэль знал, что его учитель отправился умирать. Ему бы хотелось поблагодарить орка за все, что тот для него сделал. Но не в привычках орсимеров «разводить сопли». И Натаниэль отдал дань уважения наставнику тем, что не поднялся с постели, когда Урбул, уходя, шаркал ногами по скрипучим половицам. Он дал ему уйти так, как тот сам хотел: гордо. И надеялся, что гро-Оркулг, как и подобает орку, нашел достойную смерть.       Дверь в магазин заскрипела.       Альтмер поднял голову, надеясь, что Бейранд, которому надоело учить безнадежного Хеймвара, пришел и собирается его подменить. Но ошибся. На пороге стояли двое крепких мужчин. Оба в плащах с меховой оторочкой, из-под капюшонов торчат только светлые бороды на массивных подбородках. Собранные, цепкие взгляды внимательно обшаривали каждый уголок, в движениях чувствовалась решимость. Даже наглость.       Сколько не прячь норда под одеждами, а все равно останется нордом.       Один из них целенаправленно шел к стойке, за которой настороженно выпрямился эльф. Другой оглядывал помещение, чуть ли не вошел в хозяйскую комнату, облапал доспехи и оружие на стенах.       За время путешествия по разоренному войной Скайриму, да и в лавке Бейранда Натаниэль повидал немало наемников, вояк бывших и настоящих, искателей наживы и романтических идиотов, обычных подонков с большой дороги. Но именно эти двое альтмеру не понравились.       Норд позади, видимо, убедившись, что опасности нет, расслабился и просунул руку под ремень, на котором висел покрытый лабиринтом орнамента топор. Глаза его приятеля у стойки были скрыты тенью капюшона, но кузнец чувствовал, что посетитель перед ним смотрит с неприязнью. Смотрит долго и молча. А потом, словно продавца и вовсе нет, взял один из мечей и начал вертеть его в руках, поднял острие вверх, чтобы разглядеть клинок по всей длине. После чего брезгливо бросил на стол и взял следующее оружие.       – Что-то подсказать? – спросил Натаниэль как можно вежливее, ведь даже самый отъявленный головорез – потенциальный клиент. А на случай, если что-то пойдет не так, эльф как бы случайно положил ладонь на обмотанную кожей рукоять стального двуручника. И когда норд с лязгом швырнул второй меч и взял третий, эльф уже еле сдерживался от того, чтобы пустить оружие в ход.       – Мне не нужны чары, – пробасил мужчина и скривил обрамленный светлой бородой рот.       – Вы в кузнице, – напомнил кузнец. – А это мои изделия.       – Что остроухий может знать о мечах? – брезгливо фыркнул норд и взял следующий одноручник.       Эльф сжал кулак под столом. Остроухим его называли всегда, даже в относительно терпимой столице, поэтому к такому оскорблению он привык. Но вот то, что этот оборванец сомневается в его мастерстве, задело юношу не на шутку.       – Например то, что эльфийский меч, что вы только что откинули, за счет свой формы и малого веса, очень хорош для колющих атак, то есть для ведения боя в тесном строю. Двемерский же меч, который вы взяли сейчас, тяжелее, но за счет материала достаточно универсален. Форма клинка максимально простая, хорошо и колоть, и рубить. Металл неплохо держит жало, достаточно прочен. Но стоит дороже из-за того, что его сложно добыть. Поэтому, если вам нужен меч для всего и сразу, то рекомендую стальной. Не слишком тяжелый, острый, форма не требует какого-то особо умения. И достаточно дешево.       Губы норда скривилась в ухмылке.       – Эльф, который понимает в оружии. – Он обернулся на своего напарника. – Можешь себе представить?       Его приятель только хмыкнул и посмотрел на входную дверь. Закрыта.       – А что ты скажешь об этом? – мужик взял со стойкий эбонитовый меч и направил острием в Натаниэля.       Кузнец любил этот клинок. Блеск его гладкой черноты завораживал, бегущий по лезвию бледный иней орнамента пленял своими изгибами. Особым удовольствием было изготавливать это оружие. И было бы предательством к самому себе допустить, чтобы оно оказалось в руках этого негодяя.       – Великолепный меч, – не стал врать Натаниэль. – Эбонит достаточно прочный металл, не нуждается в усилении посередине клинка и довольно долго остается острым. Однако изогнутая форма требует особой сноровки и нестандартного подхода к ведению боя. Им придется сражаться как скимитаром, то есть удар должен идти вдоль изгиба лезвия, словно хлещешь, а не рубишь. Односторонняя заточка и отсутствие гарды как таковой, указывает на то же самое. К тому же, он достаточно тяжел и стоит небольшое состояние.       – А что если я попрошу хорошую скидку? – норд наклонился вперед. Лицо у него действительно было бандитское, нахальное, в морщинах от постоянного прищура. – То что? Ты отдашь мне этот меч? – И с издевкой добавил: – Друг.       Альтмер выпрямился за стойкой и обвил пальцами рукоять двуручника.       – Мы можем выйти, – с угрозой отвечал Натаниэль. Вторую ладонь он положил на утолщение над гардой. Ему нравилась такая конструкция клинка: она позволяла вести бой на короткой дистанции, держа меч как короткое копье. – И там, на улице, я лично вручу тебе любой из этих мечей. Раз и навсегда. Но не советую принимать такой подарок.       Норд явно хотел принять предложение: узкие губы сжались в линию, тяжелые брови надвинулись на глаза, мышцы на обнаженном предплечье вздулись от напряжения.       – Нас двое, – процедил посетитель.       – Зови третьего, и тогда поговорим на равных. – Эльф пригляделся повнимательней к посетителю и брезгливо выплюнул: – Брат.       Натаниэль не двигался, следил, ждал, готовился быстро среагировать. Они словно стояли на льду. Не двигались, ибо любое движение означало смерть. Не издавали ни звука, даже не дышали.       Лед треснул и рассыпался под хохот второго норда.       – А ты не промах, – сказал он и откинул капюшон, открывая лицо с грубыми чертами типичного северянина. Крепкие скулы, вечно хмурые брови, массивный подбородок покрыт жесткой светлой бородой. Но вот голубые глаза смотрели приветливо.       Он подошел к товарищу и надавил ладонью на руку с оружием, заставляя опустить меч.       – Хватит, – добродушно сказал он, глядя в глаза приятеля. – В нем от норда больше, чем во многих других.       Не без сомнений, но его приятель повиновался: положил оружие на место и отошел, показывая пустые ладони. Натаниэль рук с меча не убирал.       – Как ты узнал? – спросил командир эльфа.       – Синяя накидка, – отвечал кузнец, не переставая смотреть собеседнику в глаза. – Увидел, когда он наклонился.       – Да, – с ухмылкой протянул норд. – Знаешь, нам нужны такие смельчаки. Если вдруг надумаешь, приходи в Виндхельм и спроси Ралофа.       – Это вряд ли.       – И все же, – заткнув большие пальцы за пояс, Ралоф начал отступать к выходу. – Запомни: Виндхельм, Ралоф.       – Запомню, – Натаниэль не врал. Он запомнил.       Ухмыльнувшись, норд вышел из кузницы, а следом, напоследок одарив альтмера приветливой усмешкой, помещение покинул второй посетитель.