пламя.

приезжать и успокаивать шепса стало уже почти обыденно. тот всегда тяжёло отходил от ссор со своим парнем – владиславом череватым. ох, как же константин ненавидит его всей своей душой. глядя на то, как тот просто по-свинки относится к саше, который любит его по детски наивно – хочется взвыть. старший для череватого ничего не значит. может в начале их отношений и любил, заботился. вели себя, как два влюблённых идиота, но сейчас от влада исходило абсолютное безразличие. но старший всегда его оправдывает. какое дерьмо тот бы не сделал. он не носит очки, но гецати видит эти детские розовые очки, которые скрывают чудесно–небесные глаза за непроницаемыми, розовыми стёклами.. за этим наблюдать было невыносимо. больно. невозможность как то повлиять на ситуацию душила гецати своими мерзкими щупальцами, каждый раз напоминая о его ничтожности. костя любит своего наивного друга. самой искренной любовью. ему хотелось видеть эту яркую, теплую, как солнышко, улыбку. смотреть в очаровательные, голубые глаза и видеть такую желанную взаимность. чувствовать и дарить касания, нежные,  пропитанные самыми светлыми чувствами. хотелось проводить вечера в компании с фильмами, на которые будет все равно, так как наслаждаются друг другом. или же на кухне за чашечкой чая, с разговорами обо всем и ни о чем. хотелось засыпать в обнимку. прогулок по безлюдным паркам. поцелуев, жарких и страстных, нежных и вызывающих трепет, мимолётных и скрытых от чужих любопытных глаз. и точно таких же объятий. но мечты бьются о суровую реальность. все это досталось другому человеку, который своими же руками, действиями все уничтожает.. он готов на всё ради саши. в отличие от этого мудака. обычно ссоры по поводу того, что череватый снова напился, тусил в клубах до утра, не уделяет внимание и так далее по списку, длина которого превосходит китайскую стену – заканчивалась тем, что младший психовал и уезжал к себе. ну, а старший звонил провидцу, с просьбой приехать. но сегодняшний случай перевернул все верх дном. сначала все было, как всегда. но только стоило константину преступить порог квартиры старшего медиума и поднять взгляд на хозяина, как сердце пропустил удар. на мокрой щеке саши красовался ярко–красный след, в ближащем будущем грозящий перерасти в синяк. он так и замер в коридоре, потеряв дар речи. в душе вспыхнул гнев. он злился на череватого. но ещё и на себя. не уберег. не защитил. пустил все на самотёк, когда была нужна помощь. – это влад? – после затянувшегося, напряжённого молчания хриплим голосом спросил костя, уже наперёд зная ответ. мужчина напротив лишь слабо кивнул. кристальные слезы потекли новым потоком, которые старший тут же вытер, но они все равно продолжали бесконтрольный побег из небесных глаз со вселенской грустью.. гецати отмер и сразу же заключил шепса в свои объятия, желая спрятать того от жестокого мира. было невыносимо. видеть то, как самый дорогой, любимый человек убивается по тому, кто даже и вздоха в его сторону не заслуживает – больно. больно видеть водопад из любимых очей. больно любить того, кто влюблён в другого. – саш, так ведь нельзя, – в бесконечный раз пытается вбить простую истину костя, поглаживая названого одной рукой по вздрагивающей спине, а другой по макушке, чувствуя, как с каждой секундой намокает свитер в районе плеча ещё сильнее. – он поднял на тебя руку, он не заслуживает тебя, саш, – из тёмных глаз скатилась одинокая слеза. ответом послужил тихий, невеселый смешок. шепс отстранился, кладя руки на плечи гецати, вглядывается в очи напротив. константин в который раз убеждается, что грустная ухмылка не идет старшему. ему подходит только искренняя, яркая, чарующая улыбочка с нотками игривости. – но ведь бьёт – значит любит, костюш, – некогда родной, обволакивающий голос звучал чужеродно. хрипло, измучено. с уст младшего вырвался судорожно выдох. – ты и сейчас будешь оправдывать? саш, – отчайно спросил костя. хотелось уже банально заплакать. он буквально теряет своего сашу. как песок на ладошке. не раздвигает пальцы, но песок все равно, медленно, но верно покидает ладонь, улетая в воздух, и не поймаешь его, как бы не хотел. так и здесь. он теряет шепса, без возможности вернуть. это уже не тот александр, которого он знал. он помнит того гордым, за словом в карман не лезущим, веселым–громким, душа компании. а сейчас тот замкнулся ото всех. стал тише воды и ниже травы. – я люблю его, –так же улыбаясь и тем же голосом шепча, отвечает старший. слёзы все ещё катятся по своему маршруту, но уже в меньшем количестве. да и внимания на них никто не обращает. всего три слова. три слова, которые разбивают осколки сердца. константин знает, что тот любит, но каждый раз больно, как впервые. молча смотря в глаза друг друга – они не чувствуют время. может они так стоят несколько секунд, а может минут. руки шепса до сих пор покоятся на плечах провидца, пока тот смотрит в опечаленые , но влюблённые глаза. жаль, что не в него. – мне так больно, кость, – тихий шёпот нарушает воссоздавшую тишину, – я люблю его, очень. но это так больно, – отпускает взгляд, пытается держать улыбку, но уголки губ так и стремятся пасть вниз, как суицидник с крыши, – без него мне так плохо, разом весь мир теряет окрас будто, я никого так не любил, – костя пытается сглотнуть ком в горле, но не может, во рту пересохло так, что любая пустыня бы позавидовала сухостью, – но мне так больно от его действий, а сегодня это просто, – замолкает в конце, закусывает губу, закрывая глаза из которых с новой силой потекли слезы. младший аккуратно, кончиками пальцев, смахивает жидкие кристаллики, – просто убило меня, это так больно,  – зажмуривает глаза, отрывая трясущуюся руку от плеча константина, закрывает рот, пытаясь заглушить громкие всхлипы. дрожат хрупкие плечи, дрожат и руки. у гецати сердце кровью обливается. душу рвёт от желания разбить морду череватому за всё плохое, что тот сделал-сказал саше. смотря на то, как старший по кирпичику ломался,  становится лишь тенью самого себя – до безумия больно. – давай я заварю нам чай и посмотрим какой нибудь фильм? – единственное, что смог из себя выдавить костя. он всегда завривал им двоим чай, и вместе они смотрели то, что хотел старший. их двоих это успокаивало. – я тогда умоюсь, – пытаясь собраться и успокоиться, сиплым голосом сказал шепс, кивнув. только после того, как тот убрал руку и скрылся за дверью ванной комнаты – константин пошёл на кухню. открыл шкафчик с бесчисленным количеством баночками чая – глаза у любого бы разбежались. но младший без всякого колебания взял самую первую, которая была подписана родным, аккуратным и размашистым почерком "лаванда". именно этот чай действовал успокоивающе и для саши, и для кости. уже когда на кухонном столе стояли две кружки, пускающие пар, а ноутбук, всегда там находящийся, открыт и включён – гецати позволил мыслям одолеть им. мысли жужжали одна громче другой.  чувства били через край. больно, от невзаимной любви. больно, за сашу. больно, от того, что тот прощает владу все. больно, что шепс не видит его любви. искренной, чистой, нежной. не видит то, как сильно косте больно. не замечает того, что младший смотрит на него глазами сердечками. не замечает, что тот улетает на седьмое небе счастья от любого его прикосновения, взгляда, внимания. не замечает, что гецати всё для него готов сделать.. но кто же он для саши? ответ прост – друг, который всегда придёт на помощь. всегда успокоит, утешит в трудную минуту. настоящий друг! но он даже и не подозревает, что его друг сгорает в ярком пламени любви неразделенной. медленно, мучительно сердце его сжигая. он как солнце, он весь горит, но почему же не видит звезд? рано или поздно, превращаясь в пепел – будет продолжать любить он бережно. с улыбкой на устах. с пламенем внутри. смотря, как кто то чужеродный забирает его мечту. горящие сердце синим пожаром ярости заледенеет. но глаза чарующие растопят. яро защитить пытаясь – буря его утихомирится от объятий и тихого шепота родного. но удар будет нанесён наглецом. и простят небесные глаза его. а он лишь продолжит болезненно сгорать в привычном пламени. нежно любя, скатиться по щеке хрустальная слеза. как символ молчаливых чувств – нитями красными будут обвиты сильные запястья смуглых рук..