***
Символ... Нёвиллет наконец понял, к чему тогда клонила Люмин. Сам воздух, казалось, иначе оседал в лёгких. Да и неудивительно, поскольку он успел пропитаться ароматом этого огромного дерева... Воспоминание о том, как именно он потворствовал намерению столь неимоверного объёма, смутно всплывало в памяти. Люмин подошла к делу с предельной серьёзностью: стоило ей куда-то быстро убежать после обеда, как во Дворце началась полная неразбериха. Уже через час она явилась к нему в кабинет и с грохотом опустила перед его лицом папку. — Люмин? Что это? — спросил он тогда. — Здесь подробный список всех мероприятий, которые будут проводиться во время новогоднего праздника, — вполне серьёзно ответила она. На его недоумение Люмин развела руками. — Ты сказал, что тебе нужен план. Нечто подобное действительно было типично для Дворца Мермония в частности и Фонтейна вообще, но Нёвиллет никак не ожидал, что она решит соблюсти стандартные требования. — Поставить... ёлку? Ты имеешь ввиду её размещение на территории Дворца Мермония? — Да. — Но с какой целью? — Дворцу нужна яркость. Ёлка — ещё один символ Нового Года. На площади Фонтейна уже стоит, чем Дворец Мермония хуже? — Признаю, в этом есть логика, — пробормотал Нёвиллет, быстро анализируя строки. — «Тайный Санта»? Что это? — А я помню, кто такой Санта! — отозвалась Паймон, влетая в кабинет вместе с делегацией из двух Снежевичей. — Путешественница мне рассказывала. Это тот дядька, который лазит по трубам и дарит подарки. Лини вывалил со спины в углу кабинета декорационную ёлку, Фремине же топтался с коробкой мишуры, которой уже успела обмотаться Паймон, и прочими блестящими штуковинами. От такой наглости Нёвиллет аж подскочил. — Добрый вечер, юдекс, — решил начать Фремине, укрывая за спиной Лини, пока тот подбирал для деревца идеальную симметрию. — Здравствуй. Кхм, каждый из вас, несомненно, является желанным гостем во Дворце Мермония, но прошу заметить, что врываться подобным образом в кабинет Верховного Судьи совершенно неуместно — это не соответствует нормам поведения в правительственных учреждениях. — Ах, прошу извинить нас, мсье Нёвиллетт, — подал сзади голос Лини. — Я думал, что при вашей быстроте чтения Вы уже успели ознакомиться с нашим планом. — Так и есть, однако я не давал никаких комментариев на этот счёт. Значит, план принадлежит Вам? — Нет-нет, я не смею зваться его единственным автором. Это была командная работа, — торжественно провозгласил он, показываясь наконец на свету. Отряхнув руки, Лини продолжил со своей самой очаровательной улыбкой: — Путешественница и Паймон были так добры, что пригласили нашу скромную труппу поучаствовать в украшении Вашего прекрасного Дворца. О, я надеюсь, что не забыл упомянуть о нашем участии в конце плана. — Нет, оно было отмечено. — Тогда всё отлично! Но нам всё ещё требуется Ваше согласие. Мы, разумеется, ни в коем случае не можем позволить себе такой дерзости, как действовать без Вашего прямого дозволения, мсье Нёвиллетт. Нёвиллет глубоко вздохнул, закрыл папку, не выведя на её страницах не единого комментария, вернул путешественнице и сложил руки за спиной. — Я ознакомился с вашими указаниями относительно проведения праздника и дам своё согласие при следующих условиях: мероприятия не будут нарушать рабочий процесс служащих Дворца Мермония и не станут причиной соответствующих нарушению беспорядков. — Я лично за ними прослежу, Верховный Судья, так что ни о чём не переживайте, — обнадёживающе заверила его Паймон, помахав указательным пальцем. — Всё пройдёт, как по маслу. И оно взаправду шло, однако совсем не по маслу, а скорее по какому-нибудь сахарному сиропу, тормозящему шаги и вынуждающему искать места обхода, сводя при том в одной точке тех людей, которых раньше ни при каких условиях нельзя было заметить вместе. Они дружно потонули в сладостно-томительном предновогоднем мандраже, стоило им хотя бы раз вдохнуть притягательный запах сверкающих еловых ветвей. — Сюда вешайте! Нет, правее. Да ты слепой, что-ли? На одну десятую мизинца левее! — Да не ори ты, всё сейчас бу... В эту же секунду верёвка полиспаста внезапно выскользнула из рук и очень быстро полетела наверх. Огромная картина отцепилась от механизма. В замедленном ритме стоявшие снизу наблюдали за тем, как она приближалась к их поднятым головам. Послышался характерный звук рвущейся ткани и хруст деревянного багета. В итоге один паренёк потерял сознание, а остальные застряли в холсте. Кто-то из служащих сделал шаг вперёд, другой ступил куда-то влево, да и все вообще выбрали себе разное направление и рухнули на пол. Угол деревянной рамы зацепил лестницу; с громким, странно высоким писком член Палаты Жардинаж упал прямиком на уже упавших. Посыпались звучные проклятия, причитания и крики. В Палате Жестьон приготовления продвигались в несколько ином темпе. Никто не мог трезво разделить между собой задачи. Из одного отдела полномочия делегировались во второй, оттуда — в третий, пока наконец они не достигали истока. Когда Люмин, одолжив очки Навии и оценив с важным видом функциональность своих территорий с обёрнутым вокруг шеи дракончиком, заметила отсутствие прогресса, она решила по личному опыту с Айюном взять лидерство на себя. Ей достаточно было доказать управляющим отделов, что ответственность не лежит ни на ком из них, и каждый тут же взялся за работу. Она однозначно сумела очень быстро познать суть крупной бюрократической машины Фонтейна. — Разве не проще сводить всех в Эпиклез? — Ха-ха, Паймон, неужели ты хочешь обанкротить путешественницу? Или за то время, что мы не виделись, ты обзавелась каким-то другим источником доходов? — Путешественница для меня — не источник доходов, ясно тебе, Лини!? — Я понял, понял! — примирительно воскликнул Лини и поднял ладони. Обезоруживающе усмехнувшись, он обернулся к Люмин. — Мы можем внести этот пункт в наш план? — Не знаю. Нужно спросить у юдекса. — Вы можете вносить изменения в список планируемых событий, если они не будут расходиться с обговорёнными нами условиями, — ответил Нёвиллет, подходя к организаторам торжества. — Премного благодарен, мсье Нёвиллет. Та-ак, мои дорогие друзья, кто из вас пожелает быть ведущим в новогоднюю ночь? — Разве не ты собирался им быть? — задал вполне очевидный вопрос Фремине. — Конечно, я собирался, но ведь нельзя игнорировать пожелания остальной части труппы. В конце концов, мы же команда! — Поверь, никто не хочет занимать твоё место, — тут же выдала Линетт всеобщее мнение. — Я до слёз поражён вашей добротой, — отозвался Лини, прижав руку к сердцу. — Но, к сожалению, время бежит так стремительно, а нам ещё нужно подготовить реквизит, так что мы с Линетт и Фремине вынуждены откланяться, — попрощался он с настоящим поклоном. — С наступающим вас! И тебя тоже, малыш. — Лини потрепал дракончика, устроившегося на плече Люмин. — С наступающим, Лини! — поздравила его Паймон, вылетая откуда-то из-за верха массивной ёлки, переливающейся всеми цветами радуги. — Доброго вечера Вам, Лини. Выходцы из Дома Очага покинули верхние этажи Дворца Мермония, Паймон двинулась им вслед, со свойственной ей громкостью рассказывая какую-то историю о служащем Палаты Жестьон, выпавшем во время предыдущего Нового Года из окна Дворца; вместе с ними покинула здание былая бесшабашность. Затишье вернулось сюда, но временно — Нёвиллет знал это с точностью. Следующий день обещал быть... он предпочёл не загадывать наперёд, позволив надежде на лучшее заполнить свободное пространство между сдавленными сомнениями. Молча они с Люмин поднялись наверх. Звуки шагов глухо проносились над головами, эхом преследуя их до спален. — Доброго вечера, Люмин, — произнёс он в тон окружению. — Добрых снов, Нёвиллет. Нельзя сказать точно, улыбнулся он в тот момент или игра света среди белых стен отразила тень эмоции Нёвиллета. Однако голос его стал мягче — это знала с точностью Люмин. — Не стоит. Я только хотел провести тебя. Я пока не собираюсь готовиться ко сну, так что, если возникнут какие-либо вопросы... ты можешь заходить в любое время. Детёныш внимательно, с недетской серьёзностью наблюдал за Нёвиллетом, после чего тихо на него зарычал, будто подталкивал к действию. Верховный Судья перевёл на него удивлённый взгляд и словно бы понял всё, что тот пытался ему сказать, по некой неясной, призрачной связи. — Люмин, подожди, — остановил он её и тронул дверь, за которой та чуть не скрылась. — Я не потревожу тебя, если приглашу выпить чего-нибудь перед сном? — Хочешь угостить меня тёплой водой от бессонницы? — Водой? О, нет, я имел ввиду чай или что-нибудь в подобном роде. — Надеюсь, ты не заразился этим от Ризли. От его растерянного вида ей вновь захотелось рассмеяться. — Хм? Чем? — Ладно, пошли пить чай. Что делать дальше, Нёвиллет решительно не знал. Куда её вести? О чём говорить? Не слишком ли неприлично звать Люмин сейчас в свои апартаменты? Комендантский час ещё не настал, следовательно, с точки зрения этикета... Быть может, ему просто следовало перестать беспокоиться об этикете и обманывать себя, ведь сейчас его волновал отнюдь не он. Неизвестность её мыслей порождали смятение и нерешимость, незнакомая, потусторонняя аура вокруг Люмин влекли за собой страх и притяжение, напирая давлением силы неизвестности. Люмин же, вероятно, вовсе никакого дела до этикета не было. Относилось ли её отношение к иному происхождению или причина в зрелости, но факт оставался фактом — в этот миг Нёвиллет мог позволить неверию рухнуть, обнажив свою истинную натуру. Журчание чая, шелест одежды и ничем неизмеримое спокойствие. Не так много нужно было Нёвиллету для душевного отдыха, исцеляющего больше любого сна. Дракончик слез с плеч путешественницы и забрался на постель Верховного Судьи, сминая идеально заправленную простынь. Люмин тотчас захотела извиниться, однако на этот раз её прервал он: — Пусть лежит. Все мы порой нуждаемся в отдыхе. — И даже ты? — Мне бы тоже хотелось относиться к тем, кого я подразумеваю под «всеми». Люмин тихо рассмеялась, разогнав кроткую печаль в его голосе. — Это «да» или «нет»? — Да. — Тогда ты относишься к ним. — К ним? — Нёвиллет нахмурился. — Разве ты не относишь себя к ним? Она промолчала. Он не настаивал. Жар от чая впитывался в кончики пальцев, затем проносился по телу и приятно согревал изнутри. — Ты говорила, что хочешь дать ему имя, — пронёсся голос Нёвиллета, словно тепловая волна. — Это, разумеется, должен быть временный вариант, действующий до тех пор, пока он не отправится к своим родителям. — Я уже выбрала. — Правда? Могу я поинтересоваться, какое именно? — Завтра узнаешь, если придёшь на праздник. — То есть, если не покину Дворец Мермония? Я постараюсь сделать для этого всё возможное. — Я ожидала что-то вроде: «Для меня это честь, но, боюсь, я вынужден отказаться, поскольку...» Верховный Судья разрешил себе почти неслышимый и оттого ещё более значительный смех. — Для меня это действительно честь. И мне не хотелось бы отказываться, ведь ты стала причиной его проведения. Её голова в задумчивости склонилась набок. — Причиной стали общие желания и воля, а не я. — Ты преуменьшаешь свою роль не в первый раз. Я не буду спорить, однако скажу следующее: в этом мире ты давно перестала быть простым наблюдателем, Люмин. — Возможно. — Да, возможно. Потому пусть временность происходимого не обманывает тебя. Для нас всех, — он остановился, но сразу же продолжил: — и меня в частности ты тоже давно перестала быть лишь переменной. Тишина снова заполнила пространство между ними. Здесь не было напряжения; только томительное ожидание вынуждало его сжимать в руках пустую чашку с чаем и прослеживать любую перемену в её согнутой фигуре. Наконец Люмин кивнула. — Я подумаю над этим, — ответила она и поднялась из-за чайного столика. — Теперь добрых снов, юдекс. Мне убрать детёныша? — Не нужно формальностей, Люмин. И нет, он может остаться здесь. Я прослежу за ним. Доброй ночи. Вечер сменился ночью незаметно, украдкой, оставив их всех с приятным чувством предвкушения, которого так не хватало во Дворце Мермония на протяжении многих пустых дней. Гораздо заметнее и звонче прозвучал голос Паймон, когда Люмин соизволила войти в их общую временную спальню. Это ощущалось привычным. Правильным. Постоянным, несмотря на временность.Часть 2
10 января 2024 г. в 14:00
Дворец Мермония поражал своей роскошью, но роскошь его была сдержанной: простые материалы не заменялись вычурными, пёстрыми, нелепыми в своей вульгарности. Он не был обычным, не был и необычным. Вид его символизировал сам Фонтейн, который за сотней самых ярких оболочек таил в себе совершенно иную сущность, сложную, не поддающуюся объяснению и твёрдо скреплённую с историей, давно ушедшей под воду.
Люмин сложно ощутить хотя бы малейшую долю новогодней атмосферы, присущей иным регионам, где в зависимости от погодных условий разнились и методы празднования. Дело вовсе не в фонтейнцах, чьи методы пока сводились лишь к массовым покупкам на весь, казалось бы, год, и даже не в нелепости поручений, за которые ей всё же нехотя пришлось приняться. Скорее, заключалось всё в нынешнем окружении, не слышавшем о понятии «праздник» вовсе. Пусть провела она здесь лишь одну ночь и ушла при том задолго до завтрака под громкие возмущения Паймон, которая не успела вкусить шедевры кухни Фонтейна от лучших здешних поваров, картина событий нынешней недели по вполне внушительным деталям выстроилась в её голове предельно ясно.
Детали же эти имели примерно следующий образ: снующие взад и вперёд служащие с умирающей физиономией, бумаги там, бумаги здесь, бесконечное стучание пишущих приборов и шумные, донельзя шумные и тяжёлые шаги, а порой — беготня, менее шумный, но более раздражающий нервы скрипучий шёпот отовсюду, споры и драматичные прении по углам, жалобы посетителей на их нескончаемую бюрократию (в чём она полностью с ними согласна) и всё прочее подобное, никак не сходящееся со счастливым предвкушением.
Вот и сейчас перед ней нарисовался тот же неизменный настрой, прежняя нервозность, метания из одной стороны в другую, когда ей нужно просто спокойно пройти к ступеням. Она не видела детёныша со вчерашнего дня, что благополучно сказалось на настроении Паймон и сделало Люмин безответственной в собственных глазах. Первая даже сейчас разглагольствовала о ненужности лишних мер, мол, не в няньки они же устраивались.
— Тогда зачем мы здесь?
Она помолчала, подумала слегка и выдала:
— Вкусно питаться, конечно же! Разве не в этом смысл праздников?
— Мы пришли не для того, чтобы праздновать...
— Разве? Паймон не помнит такого.
В комнате нет ни бумаг, ни тканей, ни прочих предметов для поджига. С маленьким поджигателем играла мелюзина в тон ему, и Люмин молилась всем архонтам, чтобы на этот раз Паймон не выпалила очередную глупость. Дракончик, завидев их, вскочил с места и принялся царапать белое платье прибывшей.
— Ой, не успела схватить... — грустно проговорила мелюзина. — Вы Люмин и Паймон? Я Парва. Извините, пожалуйста, я сейчас уберу его...
— Нет-нет, ничего страшного! — заверила её Паймон, замахав руками и почему-то преисполнившись доверием к поступкам дракона. — Мы как раз пришли его навестить.
— А-а! Он очень милый, совсем как наш Нёвиллет!
— В смысле, милый, как... Нёвиллет? — не совсем поняла она.
— Да, да! Очень милый, как Верховный Судья.
— По-моему, это совсем не то определение, которое подошло бы Верховному Судье...
В это мгновение в комнату вошёл сам обсуждаемый. Люмин спрятала улыбку за предплечьем и миновала вопрос в его серых глазах. Детёныш мигом переключил внимание на Нёвиллета и уцепился за подол его мантии. Он дёрнулся пару раз из стороны в сторону, раскачиваясь, словно на качелях. Из груди Нёвиллета вырвался вздох.
— Люмин, Паймон. — Он кивнул им. — Мне доложили, что вы здесь. Не согласитесь разделить со мной обед?
— Конечно, мы согласимся!
— Парва, ты можешь идти. Мы возьмём его с собой в столовую.
Люмин присела на колени и попыталась отцепить когти дракона от одеяния другого дракона. Второй из них тоже захотел помочь в столь непростом деле. Она подняла на него взгляд, и Нёвиллет коротко ей улыбнулся, последним рывком стягивая нарушителя спокойствия со своих ног.
— Боюсь, мне придётся привыкнуть к этому.
Столовая во Дворце Мермония настолько же велика, насколько велико здесь всё. Но несмотря на обширность... он совершенно пуст. Не преувеличенно, ведь в нём не было ни души. Возможно, Верховный Судья привык выбирать для себя такое время, в какое сюда никто не являлся. Хотя Люмин и не была уверена, нуждался ли тот в человеческой еде вообще, правда оставалось правдой: здесь царило одиночество.
Как и всегда, Нёвиллет не начинал разговор первым, поэтому лидерство на себя взяла Паймон.
— Ты уже нашёл, чем кормить детёныша?
— Я проконсультировался со специалистом из Натлана относительно его рациона питания, — произнёс он, отпуская упомянутого на пол. Его подозвал мужчина в тёмно-красных тонах, и дракончик побежал на знакомый голос. Нёвиллет расправил одежду и занял место за столом. — Он дал все надлежащие инструкции по кормлению отделу кулинарии.
— Отделу кулинарии? Почему кухню нельзя назвать кухней?
— Почему мы по-разному называем воду в стакане и воду из ванной? Одна предназначается для питья, другая — для купания, однако и то, и другое представляет собой воду. Отдел кулинарии отвечает за создание специального индивидуального меню для каждого сотрудника. Это более современная концепция, чем кухня прошлого с общим столом в центре. О, но если это затрудняет ваше понимание...
— Это просто звучит глупо! И вообще, вода — это вода. Её везде называют одинаково.
— Название необходимо для отображения деятельности отдела в отчётах.
— Да какие отчёты могут быть на кухне? Ты ещё скажи, что она — часть какой-то Палаты!
— Нет, это автономный отдел. Вы знаете, у меня было похожее обсуждение с Фуриной...
— Ой, нет, лучше не отвечай, иначе у Паймон снова разболится голова...
Вскоре они услышали звон посуды, звук открывавшихся и закрывавшихся дверей, шаги по полу, а затем стол внезапно заслонило немеренное количество самых разных блюд: салаты, паста, супы, все из которых были приготовлены с использованием редких трав, специй и соусов. Подавали еду красиво и грациозно, будто кто-то пытался компенсировать отсутствие в зале других визуальных стимулов широким выбором и зову к аппетиту. На Паймон манипуляция определённо сработала. С радостным «наконец-то» она чуть ли не влетела внутрь тарелок, вгрызаясь в каждое блюдо с особенным рвением и голодом, пока Нёвиллет накладывал себе еду так, будто сам был линейкой, а его руки — циркулем.
Люмин не могла разделить её эмоций. Что-то было не так. Да, они привыкли с Паймон питаться вдвоём, когда приходилось ночевать под открытым небом, и всё же они никогда не были одни, если вокруг вихрилось такое оживление. Столько людей собралось вместе, но ни праздничного настроения среди них, ни даже совместного покусовничества. Только что забежал запыхавшийся работник, схватил с буфета кусок хлеба и влетел в следующую дверь — одно это описывало всё.
— Тебя что-то беспокоит, — констатировал Нёвиллет, не притронувшийся к пище. Он неотрывно следил за выражением её лица, не менее обеспокоенный отсутствием всякой реакции на внешний мир.
— Ты когда-нибудь праздновал? — задала Люмин внезапный вопрос.
— Если ты имеешь ввиду Новый Год, то, к сожалению, у меня не выдавалось возможности в полной мере освободиться от рабочих обязательств.
— Нет, я имею ввиду вообще. Ты когда-нибудь праздновал? — повторила она, слегка склонив голову. Ложка теперь лежала в стороне, а еда и вовсе спихнулась движением её локтя в сторону Паймон, которая, съев всю свою и не свою часть, улетела на кухню.
Он даже слегка нахмурился, но тут же ответил:
— В этом не было необходимости.
— Праздники устраивают не потому, что в этом есть необходимость.
— Полагаю, это так. Люди нуждаются в освобождении от эмоционального напряжения, однако я не испытываю той же потребности.
— Хочешь сказать, что тебе не нужно счастье?
От такой перестановки его фразы Нёвиллет немного растерялся.
— Нет, конечно нет. Я имел ввиду не это. Просто... — Он тоже отложил приборы в сторону и встретил её взгляд прямо. — Раз мы об этом заговорили, я могу предположить, что у тебя есть какие-то идеи на этот счёт, не так ли?
Люмин кивнула и заметила очередного зашедшего госслужащего, который вывалил целую кипу папок перед носом повара и о чём-то пронзительно зашипел.
— Я хочу, чтобы твои работники почувствовали новогоднюю атмосферу.
— Но я не ставил им запрет на празднование. И, к тому же, не думаю, что их можно назвать моими работниками. Они скорее...
— Они целый день работают, — перебила его Люмин, переняв эту ужасную привычку у Паймон. Ей не хотелось выслушивать разъяснение их положений в судебной и политической структуре Фонтейна. — Если они не могут почувствовать праздник до того, как добираются до дома, то это не праздник. Нужно дать им это чувство сейчас.
Отсутствие энергичных голосов, грохочущего шума, людей в состоянии веселья вообще, — всё в совокупности походило на огромную грозовую тучу, нависшую над Дворцом Мермония. И кто, если не Нёвиллет, должен сознавать горечь подобного затишья накануне праздника? Но он действительно не сознавал. Не сознавал, ибо задумался о том лишь сейчас. Возможно, его мнение очевидно и не нуждалось в подтверждении, однако даже у внутреннего «я» Верховного Судьи попросту не было чёткого ответа, который мог бы разрешить все сомнения.
— Это действительно важно для людей, верно?
— Важно.
Её ответ предельно прост. Нёвиллет не привык к такой краткости в стране, где усложняли любой поддающийся усложнению предмет. Надежда, что решение проблемы таилось среди настолько же простых ответов, определила его выбор.
— Что ж, я понимаю. Я хочу быть справедливым по отношению к тем, кто работает под моим началом. Если у тебя есть план, я готов его выслушать, — тоже попытался он высказаться предельно кратко.
— Не знаю, о каких там важных делах вы шепчетесь с такими серьёзными лицами, но оно в любом случае не может быть важнее ребёнка! — вынесла Паймон обвинение в сторону путешественницы и Верховного Судьи. — Он хочет сжечь Паймон! А вы — безответственные родители!
Детёныш прыгал по столам и безуспешно гнался за Паймон, пытаясь ухватиться клычками за её шарфо-плаще-нечто. Совсем чуть-чуть — и кусочек ткани разорвался бы прямо в полёте. Люмин встала и поймала его на лету прежде, чем он успел разбить пару-другую тарелок и опрокинуть шедевры фонтейнской кухни на пол. На «родителей» она улыбнулась, пока Нёвиллет в замешательстве силился понять значение фразы.
— Ему нужно имя, — объявила Люмин, выходя из-за стола с дракончиком на плечах, нашедшим себе новое пристанище.
— Ты шутишь? Зачем? Мы всё равно скоро сбудем его с рук.
— Он будет символом праздника во Дворце Мермония.