З. С. Ты мне нравишься

Была суббота после праздника морских фонарей, я сидела за швейной машинкой, которую разместила на кухонном столе, и заканчивала юбку. В кармане зажужжал телефон. Я достала его и увидела на экране имя Янь Фэй. – Привет, – сказала я. – Хочешь прийти? – Вот так подружка меня поприветствовала. Я хихикнула: – Не могу. Сижу с детьми. – Пикнула микроволновка. – Секундочку. Я собрала свисающий со стола материал и кинула его на машинку. Подошла к микроволновке, которая снова пикнула, открыла дверцу и увидела четыре раскуроченных хот-дога: – Уа, ты их передержал. – Я все равно съем. Я достала хот-доги и поставила их вместе с бутылкой кетчупа на стол перед ним и Джо. – На вкус они такие же, – сказала я Джо, пока тот не успел возразить. – Ешьте. И не трогайте это. – Я показала на вещи для шитья на другой стороне стола и переключила внимание на телефонный разговор. – Хочешь прийти ко мне? – спросила я Янь Фэй. – Да! Скоро буду, – ответила она, и я улыбнулась. Когда подружка приехала, мы обнялись так, словно не виделись целую вечность. Казалось, после концерта прошло несколько лет. – Как прошел праздник у Хэйдзо? – спросила я, как только Янь Фэй вошла в дом. – Весело. Я провела там всего пару часов, – вздохнула она. – Ты же знаешь, что мои родители думают о праздниках. Мы вошли в гостиную и плюхнулись на диван. – Знаю, – улыбнулась я. – Удивительно, что они вообще тебя отпустили. Там было много людей? – Да. И много детей. А как у тебя прошло? – Кадзуха приходил. – Мне казалось, теперь я должна рассказывать подружке каждую мелочь, связанную с Кадзухой, чтобы она не подумала, будто я от нее что-то скрываю. – Что? – На лице Фэй отразился такой же шок, как и в голосе. – Зачем? – Уа его пригласил. – Подруга уже знала, что Казах был бейсбольным тренером моего брата в этом сезоне. Она ахнула: – Не может быть. – Может. – И? – Янь Фэй подтолкнула меня, ее глаза стали еще больше. – И Кадзуха провел здесь больше трех часов. Рука Янь Фэй взлетела ко рту. – Мне так жаль. У тебя, должно быть, был ужасный день. Они с Итэром не подрались? А Люм не пыталась его убить? Я покачала головой: – Нет. Вообще-то, совсем наоборот. Мы объявили перемирие, и день прошел прекрасно. А Итэр и Люм просто игнорирование его присутствие. Янь Фэй засмеялась: – Перемирие. Твоя идея или его? Забудь, не знаю, почему вообще спрашиваю. Это как раз в твоем духе. Я легонько пихнула ее: – И что это должно означать? – Ты забавная, вот и все. Вау, вы с Казахом начинаете ладить. Это чудо. Как думаешь, это связано с письмами? Он знает, что это ты? – Нет. Понятия не имеет. И когда часы пробили полночь… ну, когда он ушел, перемирие закончилось. Мы не друзья. Он и его девушка приговорили меня к наказанию на две недели. У меня есть причины злиться. – Ты мне так и не объяснила, что там произошло. – Замещающий учитель и банальное «перепутал с кем-то другим». Янь Фэй улыбнулась: – Звучит как детективный роман. – Так и есть. Это было глупо. Кэ Цин заняла мое место и стала делать ужасные вещи от моего имени. – Я закинула ноги на колени Фэй. – Но это не важно. Дело прошлое. – Как дела с Аль Хайтамом? – спросила Янь. Я нахмурилась, осознав, что сегодня ни разу о нем не подумала. – Он не звонил и не писал, – вздохнула я. – Ничего страшного, – улыбнулась Фэй. – Прошла неделя! – запротестовала я. – Но сейчас праздники. Возможно, он уехал из города или еще что-то, – предложила она. – Все будет хорошо. Я потеребила ниточку, торчащую из диванной подушки: – Но… если с ним ничего не выйдет, я это переживу. – Почему ты уже списываешь его со счетов, словно ничего не получится? – Не списываю. – Списываешь. Ты пытаешься защититься, хотя еще ничего не произошло. – Это не так. Просто… Я не хочу, чтобы ты беспокоилась за меня, если ничего не выйдет. Чтобы быть счастливой, мне не нужен Хайтам. Я могу быть счастлива с ним… или без него… или с кем-то еще. Брови Янь Фэй взлетели. – С кем-то еще? С кем? Почему я покраснела? – С кем-нибудь. Я говорила чисто гипотетически. – А-а… – Подружка кивнула и, глубоко вдохнув, сказала: – Итак… Казах. – Нет, точно не с Кадзухой! – воскликнула я, не дождавшись ее следующего предложения, которое не расслышала из-за своего громкого протеста. – Что? Подружка склонила голову набок: – Я сказала, вернемся ко дню когда он был здесь. – Ах да! А что с ним? Мои щеки все еще пылали, и я старалась не смотреть на Янь Фэй. Опустила ноги на пол и принялась складывать в стопку журналы, раскиданные по кофейному столику. – О чем вы с ним разговаривали? – спросила меня Янь. – Не знаю. О кролике. Моем брате. Его семье. Последнее было не совсем правдой. Я пыталась поговорить с ним о его семье, но он сразу же закрылся. Однако мы разговаривали о его семье в письмах, и это заставило меня кое-что спросить у Янь Фэй: – Когда вы с Кадзухой встречались… он много рассказывал о своих родителях? – Своих родителях? Не особо. – Янь скинула шлепки и подогнула под себя ноги. – Они богаты и много путешествуют, но это все, что я помню. А что? – Его мачеха хорошо к тебе относился? – Мачеха? Они же обе его матери, разве нет? Он зовет их обеих мамами. – Ты права. Но… Кадзуха никому не рассказывал, что его родители развелись? Ну конечно, раз его отец никогда не приезжал и ему не приходилось метаться между родителями, можно было ничего не объяснять, если не хотел. Он как-то упомянул, что в письмах затрагивает очень личные темы. – Знаешь, если подумать, ты права, – сказала Фэй, склонив голову. – Он как-то сказал между делом, говорил о мачехе. Значит, они очень близки. – Не знаю. – Не думаю, что он хорошо знает своего отца. Они, наверно, развелись задолго до того, как переехали сюда. Не так уж и задолго. – Да… возможно. – До сих пор не могу поверить, что вы нормально общались три часа! – воскликнула Янь Фэй, взглянув на меня. – В смысле, когда я была с ним, вы двое в одной комнате больше двух минут не выдерживали, чтобы не оскорбить друг друга. – Знаю. – Когда она была с ним! Янь Фэй с Кадзухой встречались. Это было правдой. И это было не так уж давно. – Не волнуйся, мы не перестали оскорблять друг друга. Рак на горе еще не свистнул. Янь выглянула в окно: – Уверена? Могу поклясться, по дороге сюда я слышала одного. – Смешно. Она улыбнулась и обняла меня за шею: – Я по тебе скучала. – Я тоже по тебе скучала. Сейчас схожу проверю, готовы ли братья лечь спать, а потом можно посмотреть фильм. Мы досмотрели почти до середины, как вдруг до меня дошел смысл моих же слов, ранее сказанных Янь Фэй. Причина, по которой я огребла наказание. Кэ Цин сидела на моем месте, когда Кадзуха пришел на химию. Он увидел ее на моем месте. Это произошло до того, как я выяснила, что он писал мне письма. Вот зачем он приходил – не для того, чтобы с помощью шутки вызволить друзей с урока пораньше, а чтобы посмотреть, кто сидел на этом месте. Он подумал, что его подруга по переписке – Кэ Цин. Я засмеялась. – Что? – спросила Янь Фэй. Я не могла поверить, что Кадзуха подумал, будто Кэ Цин писала ему эти письма. Это совсем не похоже на нее. С другой стороны, в письмах он тоже был совсем другим. Я села, громко ахнув. Вот почему у них резко все наладилось? Потому что думал, это она писала письма. Эта мысль неожиданно разгневала меня. Вероятно, Кадзуха был очень рад, что автором писем оказалась красивая, популярная девушка. Все складывалось как нельзя лучше для золотого мальчика. – Что? – снова спросила Фэй. – Я кое-что поняла. – И я все объяснила подруге. Янь Фэй с ужасом посмотрела на меня: – Кошмар! – Да? Может, это и к лучшему, что Казах думает на Кэ Цин. – Но не разозлится ли он на неё, когда письма перестанут появляться? Я вздернула плечами: – Может, он подумает, она перестала писать, потому что у них теперь все хорошо. Может, я помогу ему так подумать. Янь Фэй ахнула: – Ты этого не сделаешь. – Это будет не сложно. Люди легко верят в то, во что хотят. А Казах хочет, чтобы это было правдой. Он хочет, чтобы автором писем была Кэ Цин. У Янь Фэй вытянулось лицо, но она мне не возразила. В понедельник я сидела на уроке алхимии и обдумывала свой план. Хоть я и знала, что Кадзуха хотел, чтобы автором писем была Кэ Цин, на самом деле будет сложно его в этом убедить. Ему стоило только задать ей несколько вопросов. Были ли у нее младшие братья и сестры? Нравилась ли ей та же музыка, что и нам? Вскоре он все выяснит. Он уже должен был все понять и без моих писем. Только если… Когда Кэ Цин сидела на моем месте в тот день, она видела надписи на парте. Возможно, что-то поняла. Если Кадзуха спрашивал ее о письмах, она, возможно, притворилась, будто знает, о чем он говорит. И соглашалась со всем. Я потянулась под стол. Я думала, что, выяснив, что мне пишет Кадзуха, за неделю каникул вылечилась от потребности получать его письма. Но мое сердце, как и прежде, затрепетало, когда я нащупала новое письмо. "Ты послушала «Пинк Флойд» за один присест? Это очень круто. Жаль, не я это придумал. Нет, моим делом было написать письмо отцу. Знаю, мы говорили про письмо мачихе. Но, обдумав это, я понял, что мне нужно поговорить именно с отцом. Он может игнорировать телефонный звонок, но письмо ведь игнорировать сложнее, верно? В любом случае, я написал его и отправил на каникулах. Теперь остается только ждать. Но с начала нашей переписки я привык ждать ответы. Это научило меня терпению. Ложь! Я тут помираю. Мне нужно отвлечься. Праздник морских фонарей я провел в другой семье, потому что мне нужно было отвлечься от своей жизни (я же говорил тебе, как плохо проходят мои праздники). Было классно. Я уже давно не видел, что такое настоящая семья. А эта семья была образцом настоящей семьи. Она словно с одной из тех картин… знаешь, того парня, что рисует классические тейватские сцены, которые слишком уж хороши, чтобы быть правдой… Думаю, он даже рисовал ужин на праздник фонарей. Вот так. Это был лучший праздничный день за очень долгое время. Как прошел твой?" Внутри меня боролись смешанные чувства. Значит, Кадзуха хорошо провел время у меня дома, от этого мне стало тепло на душе. Но его описание моей семьи – того безумия, которое всегда повергало меня в отчаяние, – вызвало усмешку. Я написала ответ: "Ты имеешь в виду Нормана Роквелла? Уверена, ты выдумываешь! Идеальных семей не бывает." Я чуть не написала: «И это уж точно не про мою», но осеклась. Намекала ли я ему на то, что он провел праздник со мной, опровергая его описание? Нет, он думал, что сейчас пишет Кэ Цин. "Я рада, что ты сумел отвлечься от своих проблем. Могу понять, почему тебе это было нужно. Довольно сложно ждать ответ на письмо, представить не могу, каково тебе так долго ждать. Твой отец ответит. Он должен. Ты ждешь от него каких-то конкретных слов? Или действий? Или просто хочешь узнать об изменениях в его жизни? Надеюсь, ты не пытался написать для него песню, не то никогда не получишь ответ ;) А если серьезно, твои письма очень притягательны. Практически невозможно не ответить." По крайней мере, в моем случае. Я никогда не смогу перестать отвечать Кадзухе, и неважно, что я знала о нем или за кого он меня принимал. Потому что этот парень словно наложил на меня чары. Письма от Каэдэхары не только требовали ответа, но и наполняли мой разум словами для песни. Это была какая-то жестокая ирония судьбы, потому что я придумывала хороший текст только после обмена письмами с ним. И сегодняшний день не стал исключением. Отбывая наказание, я уже написала целый куплет. Я оказалась под твоими чарами, Со всеми твоими секретами, И не могу это прекратить. Пожалуйста, не позволяй этому прекратиться. Я оказалась под твоими чарами. Но если бы ты знал меня, То хотел бы это прекратить. Я не могу позволить этому прекратиться. Я была настолько погружена в сочинительство, что не слышала, как поднялся учитель и вышел из класса, пока за ним не закрылась дверь. Он сказал, что мы свободны? Мой взгляд метнулся к часам на стене. Нам оставалось отсидеть в классе еще полчаса. А еще я не слышала, как Кэ Цин, которая тоже была за что-то наказана, подошла ко мне сзади. Поэтому она застала меня врасплох, когда вырвала из-под моей руки блокнот. – Что ты пишешь? – спросила она и начала зачитывать вслух текст песни. Мое сердце забилось сильнее, мне захотелось встать и вырвать блокнот из её рук, а еще, возможно, поколотить им по голове. Но я знала, что она именно этого и добивалась. Добивалась того, чтобы я встала и поиграла с ней в догонялки по классу, пока она читала бы мои записи под смех других учеников, которые сейчас развлекались этим шоу и смотрели то на Кэ Цин, то на меня. За все эти годы я научилась общаться с обидчиками – следствие одежды из комиссионного магазина и эксцентричного поведения. Я хорошо знала язык насмешников. Поэтому, какая бы паника ни охватывала меня, я старалась сохранить нейтральное выражение лица. Кэ Цин добралась до дальнего угла класса, ожидая, что я погонюсь за ней. Оттуда она прокричала последние две строчки и засмеялась: – То хотел бы это прекратить! А я не могу позволить этому прекратиться! Я молилась, чтобы мое лицо не залила краска. Это был кошмар. Я не позволяла читать свои песни даже тем людям, которых любила. Подружка-выпускница Кэ Цин, до сих пор сидевшая сзади, смеялась вместе с ней: – Что это? Стихотворение? Странное сталкерское стихотворение? Я напрягла мозги, стараясь припомнить, что еще было в этом блокноте. Использовала ли я имя Кадзухи в последней гневной песне, которую написала после того, как узнала, что он был автором писем? Не использовала, так ведь? О нет, использовала. Кэ Цин нужно было всего лишь перелистнуть на две страницы назад. Между той страницей и страницей, на которой она остановилась, были только два наброска одежды. Как долго не будет мистера Альбедо? Поход в туалет много времени не занимает. По-прежнему с улыбкой на лице Кэ Цин перелистнула одну страницу назад. У меня едва не остановилось сердце. Если я сейчас вскачу и ринусь через две парты, то наверняка поймаю ее. Она же была на каблуках. Кэ Цин выставила мой рисунок кофты напоказ всем: – Теперь мы знаем, откуда у Ху Тао такая безвкусная одежда. Ей уже должна была наскучить эта игра. Я никак не реагировала на нее. Да и другие ученики не поддерживали ее действия одобрительными откликами. В этот момент Кэ Цин должна была швырнуть мой блокнот на пол или обратно на парту. – Мне всегда было интересно, почему твой нос постоянно в этом блокноте, – усмехнулась Кэ Цин. – Теперь мы знаем. Плохие рисунки и еще более ужасные стихи. Я поняла, почему отсутствие у меня реакции на нее не срабатывает. Все началось задолго до сегодняшнего дня. Она давно уже интересовалась моим блокнотом. Она делала это не только для того, чтобы унизить меня, но и для того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Она обязательно продолжит смотреть дальше. Живот скрутился в узел. Самое время для нового плана. Её рюкзак стоял на полу возле парты, за которую она села несколько минут назад. Если там был ее телефон, уверена, она согласится на обмен. Девчонка перелистнула еще одну страницу. Словно читая книгу с картинками для малышей, она снова подняла блокнот, выставив его напоказ всем. Там был набросок наполовину законченной юбки. Я встала. И как только двинулась к рюкзаку Кэ Цин, дверь в кабинет распахнулась и вошел мистер Альбедо. – Девушки, – сказал он, – уверен, есть крайне веская причина, почему вы не на своих местах. Но мне все равно. Еще по дню наказания каждой. По лицу Кэ Цин я поняла, что она не собиралась отдавать мне блокнот. Она уже шла на свое место, перелистывая страницы. – Она взяла мой блокнот, – сказала я, повернувшись к учителю. – Это мой блокнот, – возразила Кэ Цин до того, как мистер Альбедо ответил. Теперь она читала текст песни. Ее взгляд скользил по странице. Должно быть, она дошла до имени Кадзухи, потому что резко остановилась и вскинула глаза на меня. – Верните Ху Тао блокнот, – твердо произнес мистер Альбедо. – Сейчас же. Кэ Цин не послушалась, просто пролистала еще несколько страниц назад и наклонила голову, читая заметки, которые я иногда делала на полях, чтобы придумать текст песни. Она читала заметки, которые я написала про отца Кадзухи? Про его семью? Я похолодела. – Кэ Цин, – рыкнул мистер Альбедо. Она захлопнула блокнот и швырнула его мне. Он шлепнулся на пол возле меня. Я подняла его и открыла на одной из тех страниц, которую она конечно же прочитала. И хотя слова там были перечеркнуты огромным крестом, большая их часть была хорошо различимой. Мой взгляд пробежался по словам. Словам об обмене письмами. Если бы я только не добавила ненужную тираду в конце песни, Кэ Цин бы не поняла, о ком идет речь. Но я добавила, и теперь она все знала. И я понятия не имела, что она сделает с этим знанием.