З. С. Ты мне нравишься

Вероятно, Кадзуха делал это для того, чтобы позлить меня или напомнить, с чем это связано, – в общем, независимо от причины он надел этот браслет, с бисером и тому подобной чепухой, на следующий день в школу. И даже несмотря на то, что сегодня значительно понизилась температура воздуха, парень пришел в тенниске с рукавом в три четверти и без куртки, отчего браслет был более заметен. Я сердито посмотрела на него на школьной парковке. Кадзуха улыбнулся мне – он бросал вызов. И я решила принять его. – Милый браслетик, – сказала я, зашагав рядом с ним, вместо того чтобы, как обычно, попытаться избежать встречи. – Спасибо, – ответил он. – Его мне подарила девушка, которая раскаялась в том, что плохо ко мне относилась. – Раскаялась? Это она так сказала? – Она имела это в виду. Я видел это в ее глазах. – Так ты не просто на свое отражение смотрел? Это больше похоже на тебя. Кадзуха провел пальцами по волосам, убирая их со лба, но стоило ему опустить руку, как те упали назад. – Это правда. Мы все ценим красоту. Эта девушка недавно сказала мне, что я сексуален. – Хах! Ну, надеюсь, после этого в ней проснулся здравый смысл. – Нет, этим утром она увидела меня и сочла неотразимым. Я засмеялась, стараясь придумать язвительный ответ, но по какой-то ужасной причине не смогла. Что со мной происходит? Мы прошли мимо незнакомых мне учеников, они поздоровались с Кадзухой, и он кивнул им в ответ. Я покачала головой: – Ты выиграл этот раунд. – Я заметила впереди Янь Фэй и добавила: – Но следующий за мной. – Прибавив шаг, я обогнала парня. Я прошла мимо Кэ Цин, которая направлялась к Кадзухе, и она посмотрела на меня с такой ненавистью, что стало понятно: она видела, как я с ним разговаривала. – Доброе утро, солнце! – крикнула я ей, не зная, что на меня нашло. Она меня проигнорировала. Янь Фэй первая поприветствовала меня: – Бананы в шоколаде. – Ты каждый раз вызываешь у меня чувство голода. Почему ты всегда думаешь о еде перед сном? – Эй, тебе не разрешается комментировать мое замечание, пока не сделаешь свое. – Мужской браслет. – Что? – Мама вчера заставила меня отвезти один Кадзухе из-за того, что я нагрубила ему когда он был в гостях. Я писала Фэй о случае с Кэ Цин, но еще не рассказала о своем визите в дом Каэдэхары. Подруга посмотрела на меня в изумлении: – Твоя семья в сговоре против тебя? Сначала твой брат приглашает Кадзуху, а теперь мама заставляет навестить его? – Знаю. Они, похоже, не получили список моих врагов, который я специально для них распечатала. – А в этом списке больше одного человека? – Сейчас только двое. Но в него можно еще добавлять. – Я замолчала, вспомнив о том, в чем вчера обвинил меня Кадзуха. – Янь? – Да. – Я плохо к тебе относилась? Извини за те разы, когда я отменяла все в последнюю минуту из-за семейных неурядиц. Ее руки взлетели к бокам. – Что? Ху, перестань. Тебе не нужно за это извиняться. Я знаю, что у тебя большая семья. Иногда я огорчаюсь, когда все отменяется, но никогда не злюсь. Ты замечательная сестра и дочь. Я не настолько эгоистична, чтобы злиться на это. Я облегченно вздохнула. – Это Казах тебе что-то сказал? – с подозрением спросила Фэй. Я кивнула. Подружка закатила глаза: – Уф. Не позволяй Каэдэхаре Кадзухе говорить за меня. Никогда. – Хорошо. Люблю тебя. – И я тебя. Список людей, которым я сказала, что больше не буду писать Кадзухе, рос день ото дня: Янь Фэй, Итэр, Люмин, Фурина, я сама и теперь ещё Кэ Цин. И после недавнего общения с Каэдэхарой это стало моим планом. Переписку надо было прекратить. Из-за мыслей Кадзухе о том, что автором писем была Кэ Цин, нашей бесконечной неприязни друг к другу, моих отношений с Аль Хайтамом и реакций Янь Фэй, когда она подумала, что мне хоть и с крохотной вероятностью, но может понравиться Кадзуха, я понимала, что мне надо было поставить точку на переписке. Я сидела на уроке алхимии. Мне не хотелось оставлять непрочитанное письмо под партой, чтобы его кто-нибудь нашел. Особенно Кэ Цин. Теперь, когда она знала о письмах, я боялась, что она их перехватит. Не думаю, что они с Фарузан знали, где мы их прятали, просто видели, что у меня каждый день в руках письмо. Мистер Альбедо поднял стопку бланков: – Я раздам вам задания, и вы весь урок будете работать над ними в одиночку или с партнером. Ребята сразу загалдели и начали меняться местами. Я была рада, что учитель предоставил нам возможность работать в одиночку. Осталась сидеть на месте и увидела, как Фарузан поднялась и присоединилась к Кэ Цин. Во время всей этой суматохи я достала из-под парты письмо. Я заставила себя не разворачивать его на уроке и засунула в рюкзак. Будет лучше прочитать его дома, а так как отвечать на него я не собиралась, то время прочтения не имело значения. Но через десять минут я поняла, что не смогу выполнить задание, пока не прочту письмо. Используя учебник по алхимии в качестве заграждения, я читала письмо, пока остальные ребята выполняли задания. "Ты спросила, жду ли я от своего отца каких-то определенных слов или действий. Хороший вопрос. Я ни о чем не просил его в своем письме (в котором, кстати, не было текстов песен). Думаю, во всяком случае, надеюсь, что он все бросит, сядет на самолет и прилетит ко мне. Но в реальном мире, в котором мы живем, я просто хочу, чтобы он взял телефон и признал мое существование. Признал, что совершил ошибки. Думаю, я хочу от него извинений. Ну, и еще стремления все исправить. Я его сын. Скажи, что я не слишком многого прошу. Я знаю, что он думает обо мне, только когда мама напоминает ему о моем дне рождении. И похоже, она начинает потихоньку от этого уставать. Я ее не виню. Я уже давно не ныл в письмах. Теперь имею полное право, верно? Мне всегда кажется, что такие тяжелые мысли нужно сбалансировать чем-то легким, но сегодня юморист из меня никакой. Извини." Я отложила письмо. Почему Кадзуха так разбивает мне сердце? Мое раздражение растаяло. Я была рада, что прочитала письмо, потому что в этот раз мне обязательно надо было ответить. Я положила бланк с заданием поверх нового листка. И пока писала, постоянно поглядывала на учебник, делая вид, будто бы я просто оттуда списываю. Я не знала, удалось ли обдурить Кэ Цин, но в этот момент мне было все равно. "Не извиняйся. Ты много раз заставлял меня смеяться. Ты же не мое бесплатное развлечение. Можешь ныть столько, сколько хочешь. У тебя очень много прав. И конечно же ты не слишком многого просишь от своего отца. Он твой отец. Если он все же решит сесть на самолет и прилететь сюда, можно я его побью? Мне очень этого хочется. Но это может плохо повлиять на ваши с ним отношения, так что я, вероятно, смогу сдержаться. Не знаю, что еще сказать, кроме как «мне жаль»." Мне не терпелось прочитать письмо Кадзухи на следующий день, я надеялась, оно будет хоть немного веселее. Прошлым вечером я очень много думала о нем, спрашивая себя, стоит ли придумать еще один предлог, чтобы проведать его. Но отказалась от этой идеи, вспомнив, как плохо прошел мой последний визит к нему домой. Мне не хотелось сделать Кадзухе еще хуже. Так что, устроившись на своем месте на уроке алхимии, я сразу скользнула рукой под парту. Но ничего не нашла. Стратегическое падение на пол карандаша дало тот же результат. Сегодня письма не было. Моей первой мыслью было, что его забрала Кэ Цин. Но она еще не пришла. Фарузан просматривала вчерашний листочек с заданием, а мистер Альбедо, другой подозреваемый, что-то писал на доске. Должно быть, Кадзуха сегодня остался дома. Я придумала несколько ужасных причин его отсутствия, но заставила себя остановиться на мысли, что он, вероятно, просто заболел. Не было причин для беспокойства. Заболевшие все время остаются дома. Я написала письмо с пожеланием скорейшего выздоровления и нарисовала черепашью миску с супом. Завтра все вернется в прежнее русло. Вот только на следующий день ничего не изменилось. Письма от Кадзухи до сих пор не было – только мое вчерашнее. Я очень хотела спросить Кэ Цин, где Кадзуха, но постеснялась. Я оставила еще одно письмо, где написала, что он испортил мне весь урок алхимии, так эгоистично заболев – я надеялась, что все дело было в этом. – Помните, что завтра итоговая контрольная, – сказал мистер Альбедо, как только я засунула свое письмо под парту. – Обязательно ознакомьтесь с заданиями и будьте готовы. Кадзуха собирался пропустить итоговую? Он хотя бы о ней помнил? Кэ Цин, наверное, скажет ему. Я же не была за него в ответе. После школы, когда мы с Янь Фэй и Итэром болтали о планах на ближайшие выходные, я увидела Кадзуху. Он закинул в шкафчик рюкзак и достал спортивную сумку. У меня ёкнуло сердце. – Он сегодня был в школе? – спросила я вслух. Ребята повернулись, чтобы посмотреть туда, куда смотрела я. – Кто? – не поняла Фэй. – Казах. Его не было на алхимии. – Он был. От этого заявления я словно получила удар под дых. Кадзуха был на алхимии, просто, очевидно, не писал мне. Он понял, что ему писала не Кэ Цин? Что на самом деле это была я? Я схватила Янь Фэй за локоть и, под ошарашенный взгляд Итэра, потащила ее из школы, пока Кадзуха меня не заметил. В доносящемся с заднего дворика шуме не было ничего удивительного, а вот в сопровождающих его голосах было. Мама с папой на улице работали с гвоздями и молотками. Я открыла заднюю дверь и увидела наполовину собранную огромную клетку. Не обычную клетку, а двухэтажную, со спусками и бортиками, которые точно понравятся кролику. Насколько я могла судить, такого рода клетку папа специально разработал и долгое время проектировал. Он с гордостью стоял возле клетки. Я приподняла брови: – Серьезно? Ты теперь тоже одержим любовью к кролику? Мама засмеялась, отложила молоток и похлопала папу по плечу: – Просто он очень хороший отец. – Очевидно, в нашей семье найдется место для всех, кто хочет здесь жить, – улыбнулся папа, рассматривая бумаги, которые он держал в руках. – А вы спросили кролика, хочет ли он здесь жить? – ехидно осведомилась я. – А кто бы ни хотел? – Тон отца был несерьезным, но я знала, папа действительно верил, что в мире не было никого, кто не хотел бы стать частью нашей семьи. Я засмеялась и посмотрела на кролика, который, казалось, в предвкушении переселения наблюдал за процессом из своей старой крохотной клетки. Я дико сомневалась в том, что это маленькое несносное создание когда-нибудь завоюет мое сердце. Я помахала родителям, вернулась в дом и, взяв со стойки яблоко, направилась в комнату. Сегодня дома было тихо. На душе у меня было тяжело, и я не понимала почему. Ну, может быть, и понимала, но старалась убедить себя в том, что это не имеет значения. Что он не имеет для меня значения. Я достала телефон и нашла в списке контактов номер Аль Хайтама. Я не видела его в школе после каникул. Да и особо не искала. «Привет! Ты узнал для меня о той девушке, которая чинит гитары?» – написала я. Его ответ пришел через несколько минут: «Да. Она работает в музыкальном магазине. Можем встретиться там завтра после школы, если хочешь». «После уроков я отбываю наказание. Как насчет половины пятого?» «Хорошо, тогда и увидимся». Завтра я встречусь с Аль Хайтамом. Это поможет. Должно помочь. Я достала из чехла нижнюю часть гитары. Если придержать струны прямо под сломом, то можно набренчать мелодию. Она была ужасно фальшивой, но мое настроение немного улучшилось. – Я очнулся и осознал, что обо мне забыли, – тихо пропела я слова, рьяно жалея себя. В этот момент в комнату вошла Гань Юй: – Что делаешь? – Просто репетирую песню. Сестра посмотрела на мою гитару – труп моей гитары. – Это самая жалкая сцена, которую я когда-либо видела. – Спасибо. – Тебе необходимо вмешательство сестер. – Нет. Мне необходимо побыть одной. Я просто хочу немного побыть одна. – В этом доме? – Гань Юй хихикнула и потянула меня за руки. – Хижина в лесу. Домик на вершине горы. Подводная лодка на десяти тысячах лье под водой. – Это все, чего у тебя никогда не будет? – спросила Гань Юй. – Вставай. Люмин уже едет сюда. Пойдем поедим пиццу. Поход с сестрами в пиццерию очень помог. Я не рассказала им о Кадзухе и письмах, но было здорово ненадолго отвлечься. На следующий день меня уже не волновало, что под партой не оказалось нового письма, хотя утром я видела Кадзуху на парковке. Это к лучшему, сказала я себе. Он сделал мне одолжение, резко прервав переписку. Может, Кэ Цин сказала ему, что это я писала письма, и он взбесился. Ведь это же былая, странная, неловкая, с безумными родственниками и в странной одежде. Письма – это одно, но он сам мог не выдержать чего-то более серьезного, случайный разговор с Ху Тао на парковке. Я забрала два своих письма, которые до сих пор лежали там. Мистер Альбедо раздавал задания к итоговой контрольной, и я постаралась забыть о письмах, да и обо всем остальном и сосредоточиться на вопросах. Обмен письмами на самом деле закончился. Конец!