З. С. Ты мне нравишься

Я стояла у стойки в музыкальном магазине в ожидании вердикта о судьбе гитары. После школы я поехала домой, захватила безжизненное тельце моей верной подруги и встретилась с Аль Хайтамом в магазине. Сейчас он стоял в другой секции и разглядывал гитарные ремни, а я наблюдала за девушкой, которая внимательно изучала поломку. Она была очень хорошенькой, с татуировками на руках и в очках в черной оправе. – Ого. Что с ней случилось? – спросила девушка. – Младший брат, – объяснила я. – Да… – Девушка сочувственно кивнула. – Когда гриф вот так сломан, нарушена целостность всего корпуса. Жаль, что гитара не сломалась здесь. – Она указала на головку грифа. – Было бы гораздо проще починить. Но еще не все потеряно. Не могу гарантировать, что она будет звучать так же, как раньше, но можно попробовать. – Она перевернула ее. – У тебя есть все отколовшиеся кусочки? – Не знаю. Я собрала все, что могла. – Ну, я могу попробовать. Слова этой милой девушки вселили в меня надежду, но… – Сколько это будет стоить? – Это был решающий вопрос. Девушка снова изучила гитару. – Зависит от того, сколько времени займет, – протянула она. – Пара сотен – самое большее. Я сглотнула вмиг образовавшийся ком в горле. – Хорошо. Мне нужно все обдумать. Я собрала все кусочки, положила гитару обратно в чехол и застегнула его. – Вот моя визитка, если надумаешь. – Девушка передала мне белую визитку. Я засунула ее в задний карман джинсов и спешно направилась к двери изо всех сил стараясь не заплакать. Аль Хайтам мог встретиться со мной и на улице. Он вышел через несколько минут с пакетом в руках. – Ты в порядке? – спросил он. Я пожала плечами, потому что ком в горле не давал мне говорить. – Что случилось? Казалось, чехол для гитары весил тысячу фунтов. Мамин мини-вэн был припаркован в переднем ряду, я кивнула на него, и мы направились туда. Рядом с музыкальным магазином располагался «Ин-энд-Аут» и в очереди на самовывоз стоял целый поток машин. Я открыла багажник мини-вэна, положила гитару и села туда сама. Парень сел рядом. Мне нужна была минутка, чтобы собраться с силами. Хайтам, похоже, понял это и, к счастью, ничего не сказал. Я наблюдала за машинами в очереди, стараясь придумать слова для песни, как это обычно бывало. Но мне уже давно не удавалось сочинить достойный текст. В любом случае, это уже не имело значения. Этот конкурс для меня был недостижимым. Нужно было с этим смириться. Наконец, немного успокоившись, я сказала: – Она не уверена, что сможет ее починить. А я не уверена, что могу потратить на это деньги. – Отстой. – Да. Так и есть. Мне хотелось высказаться, чтобы избавиться от горечи в душе, но я не могла. Взглянув на Аль Хайтама, я поняла, как мало о нем знаю, как мало он знает обо мне. Я не была готова делиться с ним чем-то большим. – Хочешь что-нибудь поесть? – спросил он, кивнув на «Ин-энд-Аут». – Выкинуть все это из головы? Несколько недель назад идея о бургерах и коктейлях с этим парнем стала бы для меня воплощенной мечтой. А теперь я покачала головой: – Вообще-то, нет. Я просто хочу домой. – Понимаю. Как-нибудь в другой раз? Я попыталась переварить это. Он пригласил меня на свидание. И когда я отказала, пригласил еще раз. Я должна была быть на седьмом небе от счастья, но ощущала только грусть. Грусть поселилась у меня в душе и давила изо всех сил. И я была уверена, что эта грусть связана отнюдь не со сломанной гитарой. – Я сделала кое-что глупое, – выпалила я. Аль Хайтам нахмурился: – Да? – Я пригласила тебя из корыстных побуждений. Когда я набиралась мужества поговорить с Хайтамом, то делала это назло Кадзухе. Два года я любовалась Аль Хайтамом издалека. Мне нравилось думать о нем, но я практически ничего о нем не знала. И поняла, что не хотела знать. По крайней мере, сейчас. Возможно, потом, когда кое-кто, занимающий все мои мысли, их оставит, я буду думать иначе. – Мне нужно время, – добавила я, глядя вниз. – Извини. – А для чего же ты все-таки пригласила меня? – спросил молодой человек. – Чтобы выкинуть из головы кое-кого другого. – Вот это да! – Он присвистнул. – Мне жаль. – Я виновато посмотрела на парня. – Правда жаль. Он вздернул плечами: – Понимаю. Сообщи, когда окончательно выкинешь кое-кого из головы. – Хорошо, – кивнула я. Аль Хайтам оставил меня сидеть в багажнике мини-вэна. Я видела, как он залез в свою машину и уехал. Он совсем не казался удивленным или расстроенным. От этой мысли мне стало и легко, и грустно. Я встала и ударилась головой о дверцу багажника. Перед глазами заплясали звездочки, голова закружилась. И я прислонилась к машине, чтобы не упасть. Слева от меня раздался гудок, а за ним крики. Я повернулась и увидела в очереди на самовывоз «БМВ» Кадзухи с кучей парней внутри. Как раз то, что мне нужно. Я подняла руки и захлопнула тяжелую дверцу багажника. Хлопнула сначала одна дверь, потом другая. Казах и один из его друзей поменялись местами. Его друг сел за руль, а он побежал в мою сторону, и мое сердце заколотилось. Почему оно оказалось таким предателем? – Хорошая машина, – сказал он, похлопывая по боку мини-вэна. Мне хотелось спросить у него, почему он перестал оставлять письма. Почему отстранился от меня без единого объяснения. Это я должна была перестать писать. А не он. – Я не хочу сейчас тебя видеть, – сквозь зубы процедила я. Кадзуха заставил меня постоянно думать о себе. И теперь я точно знала – я влюбилась в него. Мы несколько недель обменивались письмами, и он стал мне необходим. Однако я также знала, что, как и в случае с моей сломанной гитарой, ничего из этого не выйдет. Он раньше встречался с моей лучшей подругой. Мы никогда не ладили. Он плохо ко мне относился. Предал моего брата. Общался с совершенно другой компанией. Я для него была слишком странной. В общем, это было невозможно. – У меня всего один вопрос, – сказал Кадзуха, – а потом я от тебя отстану. Я повернулась к нему лицом: – Какой? Парень поднял руки: – Не надо на меня злиться. – Я не злюсь на тебя. – Ты мне нравишься, и поэтому я злюсь на себя. – Какой вопрос? – Все мои друзья хотят мужские браслеты. За сколько твоя мама их продает? Мне нужно еще четыре. Я подавила желание закатить глаза. Конечно, Кадзуха сумел превратить мужские браслеты в нечто крутое. – Я спрошу у нее. Я дернула за ручку двери, но та оказалась запертой. Тогда полезла в карман, но там было пусто. Куда я дела ключи? Может, оставила в багажнике? – Эй, – мягко произнес Кадзуха. – Что случилось? – Ничего. Я в порядке. – Это Аль Хайтам? Я видел, как он уезжал. – Ты можешь перестать? – Что перестать? – Быть таким милым. Мне нужно, чтобы ты был противным. Это помогает. – Помогает в чем? Помогает сдерживать мои чувства. – Иди к друзьям, Кадзуха, – попросила я. – Они ждут тебя. Он ушел, как я и хотела. Точнее, как я не хотела. Но к тому времени, как я открыла багажник, достала ключи и отперла машину, он вернулся: – Больше не ждут. И меня нужно подвезти домой. Мы стояли лицом к лицу у водительской двери, большой размер мини-вэна загораживал нас от очереди за бургерами. Зазвонил телефон Кадзухи, рингтоном была одна из песен «Крукед Брукс», и это напомнило мне о нашей переписке. Он отключил телефон. Я промолчала о том, что знаю эту песню. Хотя, возможно, это даже была не та песня, о которой я подумала, ведь прозвучало всего несколько нот. – Трехчасовое перемирие? – спросил Кадзуха. К горлу подступили рыдания, и я не смогла их остановить. – Я не должна плакать, – прошептала я. – Почему? – удивился парень. Это было чье-то правило. Я даже и не помнила чье именно. Не плакать до третьего свидания. Но это было неважно, мы никогда не доберемся до третьего свидания. Дурацкие правила в моем случае не работали. Каэдэхара шагнул вперед и оказался так близко, что я снова могла почувствовать одуряющий запах его одеколона. – Поговори со мной, Ху Тао, – попросил он. Я наклонилась вперед, уперлась лбом в его грудь и позволила себе мгновение погрустить о том, что не могла прижаться к нему. Я не обняла его, как хотела. Не позволила своему телу раствориться в нем, не позволила себе щекой припасть к его мягкой хлопковой тенниске. – Я возьму себя в руки до того, как они уедут, – пообещала я. Кадзуха усмехнулся и обнял меня: – У тебя три часа. Не нужно торопиться. Он притянул меня ближе, но мои руки по-прежнему были скрещены на груди, создавая столь необходимый барьер между нами. Я однажды сказала ему в письме, что объятия обладают волшебной силой, так и есть на самом деле. Я слышала дыхание Кадзухи, чувствовала, как бьется его сердце, тепло его тела проникало в мое, вызывая мурашки по всей коже. Кадзуха слегка наклонился, его голова оказалась на одном уровне с моей. Я хотела остановить это мгновение. Больше не нужно было думать о прошлом, о Кэ Цин, об Янь Фэй… Нет, я должна была думать об Янь Фэй. Она для меня была важнее всего. Я надавила руками Кадзухе в грудь, и он отпустил меня. Я вытерла щеки рукавом: – Спасибо, но я уже в порядке. – Слишком поздно, – усмехнулся парень. – Они уже уехали. Я увидела, как его машина вырулила с парковки и уехала. – Ты разрешаешь друзьям водить твою машину? – Я не настолько к ней привязан, как ты могла подумать. Потому что она была куплена на деньги его отца. Я помнила это из письма. Я знала о нем больше, чем он осознавал. – Ладно. Я отвезу тебя домой. – Я шмыгнула носом, меня смутили наши с ним объятия. – Мы можем сначала кое-где остановиться? Не дождавшись моего ответа, Кадзуха обошел мини-вэн и сел на пассажирское сиденье. – А у меня есть выбор? – забравшись в машину, спросила я. – Мы же заключили перемирие, – усмехнулся он. У меня даже получилось слегка улыбнуться: – Хорошо. Куда ехать? – Мне нужно вернуться сегодня домой. – Мы почти приехали. Мы слушали ужасную музыку по радио. Я не могла включить ту музыку, которую обычно слушаю, не выдав себя. Было темно, и я понятия не имела, где мы находимся, но знала, что как минимум в двадцати минутах от моего дома. – Поверни направо на Седьмую, – проинструктировал Кадзуха. Я повернула, и чехол с гитарой заскользил по багажнику и врезался в стенку. – Что это было? – спросил парень. – Труп, который я там храню. – Мило. Так, там слева поворот на Главную дорогу. – С Лендс-Энд? Ты везешь меня в отель? Парень хохотнул: – Я не везу тебя в отель… ладно, я везу тебя в отель, но не в том смысле. Он показал мне, где парковаться, и я заглушила двигатель. – А теперь иди за мной, – прошептал Кадзуха. – Если нас кто-то остановит, буду говорить я. – Это незаконно? – Не совсем. – Неутешительный ответ. – А ты во всем ищешь утешения? Я не ответила, но последовала за Каэдэхарой. В какой-то момент он, должно быть, решил, что я шла слишком медленно, потому что взял меня за руку и потянул за собой. От прикосновения его руки мое сердце пропустило удар. Мы вошли в парадные двери отеля. За стойкой регистрации стоял только один администратор, который разговаривал по телефону и даже не взглянул на нас. Мы прошли по многочисленным залам и коридорам и оказались на заднем дворе отеля. Кадзуха повел меня мимо огромного освещаемого водопада, вверх по лестнице и снова вниз по дорожкам, пока мы не вышли к запертым воротам с надписью: «ПОСЛЕ ЗАКРЫТИЯ ВХОД ЗАПРЕЩЕН». Сверху на ручке был слот для карты. Я догадалась, что сейчас было закрыто. И Кадзуха, похоже, этого не знал. Я думала, он повернется и поведет нас куда-то еще, но он оглянулся через плечо, затем перелез через ворота и открыл их изнутри. – Так вот что ты имел в виду под «не совсем». Я глубоко вдохнула и вошла в ворота. Мы зашагали по длинной цементной дорожке вверх по холму, пока, судя по всему, не достигли пункта нашего назначения – большой веранды, возвышавшейся над огромным пространством с травой, деревьями и пустынным ландшафтом. – Это поле для гольфа, – объяснил Кадзуха. – Днем здесь все лучше видно. Я осмотрелась вокруг: – Ты часто сюда приходишь? – Моя мачеха иногда берет меня поиграть в гольф. Я ненавижу гольф, но обожаю приходить сюда. – Твоя мачиха Нина Гуан, да? Воля Небес? Главная в Нефритовом дворце? – Да. – А у тебя фамилия Каэдэхара? Кадзуха потер лоб. – Длинная история… – Понятно. Мне хотелось спросить, ответил ли отец Кадзухи на письмо. Спрашивал ли он когда-нибудь свою мачеху, почему та так строга с ним. Но не спросила. Прислонилась к перилам и поглядела на огни. Здесь на самом деле было потрясающе. На краю веранды были поставлены стулья и столы, Кадзуха взял два стула, принес их к тому месту, где стояла я, и поставил один позади меня. Я села, и он тоже. – Почему ты это делаешь? – спросила я. Почему он решил сейчас, когда я дала свою клятву держаться от него подальше, когда напомнила себе о его прошлом с Янь Фэй, о его предательстве Итэра, вести себя как человек из писем? – Почему я делаю это? – Парень несколько раз прокрутил браслет на запястье, а потом поднял руку: – Вот почему. – Я не понимаю. – Браслет. Я носил его, чтобы позлить тебя, а он только напоминал мне о нашем разговоре на кухне. Ты тогда расписала мои недостатки. Я понимаю, что заслуживаю твоего презрения, хотя всегда считал, что ты ко мне несправедлива. Ого! Не думала, что когда-нибудь услышу эти слова от Кадзухи. – Ты не… ты не заслуживаешь, – сказала я. – Я поторопилась обвинить тебя во всех смертных грехах. Мне это хорошо удается. Он передернул плечами: – Заслужил. Я всегда убеждал себя, что отношусь к тебе так, как ты относишься ко мне, но это было всего лишь оправданием. Я не был хорошим. Например, на осеннем фестивале. Я знал, что ты слышала наш с Тартальей разговор о тебе, поэтому нарочно так говорил. На самом деле я так не думаю. Я был придурком. В общем, этот браслет дал мне понять, что я тоже должен тебе браслет в качестве извинения. У меня просто нет мамы, которая может такое сделать. Я протянула руку: – Ну и где он? Кадзуха засмеялся: – Выражаясь метафорически. – Я получила метафорический браслет, а ты настоящий? Совершенно несправедливо. – Я с улыбкой опустила руку. – Знаю. Слова не так хороши, как действия, верно? – Я обожаю слова, – выпалила я, думая о письмах, текстах песен, книгах и всем остальном, что было возможно благодаря словам. Кадзуха приподнял бровь. – И с Аль Хайтамом тоже, – добавила я. Кадзуха удивленно посмотрел на меня: – Что? – Ты грубо поступил со мной, когда я разговаривала с ним. – Когда? – На футбольном матче. Ты увел его и, вероятно, нашептал, что это того не стоит. Кадзуха несколько раз качнул головой: – Нет. Я пытался помочь. У тебя было такое растерянное выражение лица. Я подумал, что тебе некомфортно. – Ты спасал меня? – Я думал, что да. Но очевидно, нет. – Знаешь, людям не всегда нужно, чтобы их спасали. Он посмотрел на свои руки: – Но иногда нужно, не так ли? – Когда я не ответила, он продолжил: – Нет ничего плохого в том, чтобы иногда попросить помощи… – Мне не нужна помощь. И не нужен тот, кто помогает людям, чтобы почувствовать себя значительным. Я поморщилась. Зачем я это сказала? Почему я всегда на него набрасываюсь? Я знала почему. Потому что он для меня очень важен. И теперь мне стало ясно, что для него важны все окружающие. Кадзухе нравилось помогать людям, именно по этой причине он прямо сейчас сидел передо мной. Он думал, что помогал мне, а на самом деле только делал мне еще хуже. – Извини, – сказала я. – Может, ты и права, – со вздохом произнес он. – Главная причина, почему я стараюсь помочь людям, – это чтобы почувствовать… – Он замолчал, и я не представляла, как он собирался закончить это предложение. – Почувствовать что? – тихо спросила я. Парень пожал плечами: – Не знаю. Так почему ты была расстроена? Я тяжело сглотнула: – Я потеряла кое-что очень важное для меня. А потом выяснила, что мы с Аль Хайтамом на самом деле не подходим друг другу. – По большей части потому, что я поняла, как ты мне нравишься, но ты не можешь быть моим. – Не подходите? Вы словно созданы друг для друга. – Это оскорбление? – В любом другом случае я бы так не подумала, но когда это сказал Кадзуха, то я решила, что это именно так и есть. – Нет. Я просто имею в виду, что он не такой, как все… Тебе, кажется, нравится все необычное. – Нравится. – Тогда в чем проблема? – Проблемы нет. В этом то и проблема. - Почему именно сейчас я решила процитировать Люмин? - Просто неподходящее время, полагаю. Но это неважно. Правда. – Достаточно важно, чтобы умываться слезами. Я умывалась слезами не из-за Аль Хайтама. Из-за гитары – да. Из-за отношений с Кадзухой – да. Но не из-за Аль Хайтама. – Дело не в этом, – прошептала я. – Я справлюсь. – Но если тебе кто-то достаточно сильно нравится, то ты должна пытаться преодолеть все невзгоды. – Кадзуха пристально посмотрел на меня. Я хохотнула: – В этом-то и проблема. Мы недостаточно сильно нравимся друг другу. – Потому что тебе нравится кто-то другой? Я посмотрела ему в глаза. Я каким-то образом себя выдала? Нужно сменить тему, пока правда не выплыла наружу. – Что насчет тебя? – быстро спросила я. – Как твои дела? – С каких пор? – Не знаю. С праздника, наверное, когда одна грубая девчонка выгнала тебя из своего дома. Парень улыбнулся: – Хорошо. Бейсбол занимает все мое время. Я услышала помехи рации и подскочила. – Кто-то идет, – прошептала я. Казалось, сначала Кадзуха мне не поверил, но потом на дорожке раздались голоса. Охранники говорили о том, что надо найти нарушителей. В смысле нас. Мы с Кадзухой были нарушителями. Я потянула парня к единственной на веранде двери. Мы проскользнули в комнату, которая, как я полагала, должна была вывести нас отсюда, но оказались в шкафу, заставленном стульями. Мы протиснулись внутрь, и Кадзуха закрыл дверь, мгновенно погрузив нас в темноту. Он, должно быть, сдвинулся влево и наступил мне на ногу. Я втянула воздух сквозь сжатые зубы. – Извини, – прошептал он. – Ты где? Я была так близко к нему, что чувствовала тепло его тела. Я подняла руки, думая, что коснусь его спины, но поняла, что дотронулась до его груди. – Прямо здесь. Кадзуха накрыл мои руки своими: – Теперь я на тебя не наступлю. – Можно просто сказать им, что мы гости, которые заблудились, – предложила я. – И перелезли через ворота? Боюсь, они узнают меня и лишат мачеху членства в гольф-клубе. Они поймут, что я не заблудился. – Они лишат её членства из-за такой ерунды? – Скажем так, они, скорее всего, просто ищут повод. Нин Гуан не самый приятный человек на планете. Я кивнула, хотя Кадзуха не мог видеть меня в темноте. За дверью слышались голоса. Было сложно разобрать, о чем там говорили. Поэтому за нас я не беспокоилась – мы с Кадзухой шептались и нас никто бы не услышал. – Ты с ней ладишь? – спросила я. – С мачехой? – Да. – Нет. – Вот и все, что он сказал. Вероятно, так он давал понять, что не хотел об этом говорить. – Ты на этой неделе пропускал уроки? – спросила я. – Нет, а что? – Оу! Я не позволю этой информации разбить мое сердце. Это не имело для меня значения. Я ведь рада, что Кадзуха не написал, напомнила я себе. – А что? – снова спросил парень. – Я почти тебя не видела, вот и все. – А ты искала? – Я почувствовала улыбку в его голосе. – Размечтался! Кадзуха тихонько засмеялся, и я почувствовала желание прикоснуться к нему. – Кэ Цин все рассказала мне. Это заявление Кадзухи ошеломило меня. Мое дыхание стало поверхностным. Кэ Цин рассказала ему. Зачем ей рассказывать? Чего она надеялась добиться? Ну конечно же, она ему все рассказала. Это объясняло, почему Кадзуха перестал мне писать. Он разочаровался. – Рассказала? – Это все, что я могла сказать. У меня перехватило дыхание. Лицо покраснело. Удивительно, что оно еще не светилось в темноте. Я попыталась убрать руки, но Кадзуха крепко прижимал их к своей груди. – Когда? – Во вторник после нашего с тобой разговора о мужском браслете. Точно. Это имело смысл. Она, увидев, как мы разговаривали, одарила меня презрительным взглядом, а потом, очевидно, подошла к Кадзухе и рассказала правду. – О-о. – Это все, что я могла придумать в ответ. – И поэтому я был рад, что наткнулся на тебя сегодня. Я хотел прояснить ситуацию. – Ты прояснил. Теперь ситуация ясна как божий день. – Да? А вот мне она до сих пор кажется немного туманной. – Тогда, может, просто произнести это громко и четко. Что именно тебе сказала Кэ Цин? – Что ты меня ненавидишь. – Да… подожди, что? – Для меня это не было новостью, ведь мы накануне обсуждали этот вопрос у меня дома, но я надеялся, мы сможем преодолеть это. Все обсудить. И стать друзьями. – Нет. – Мы не можем быть друзьями. – Нет… да… можем… – Я была в шоке. – Я Кэ Цин этого не говорила. Она сказала мне про тебя то же самое. – Правда? Так ты меня не ненавидишь? – Нет! Я тебя не ненавижу. В прошлом ненавидела, да. Но не сейчас. Я сказала это слишком громко. Я поняла это. Было слишком поздно закрывать рукой рот, но я все-таки это сделала. Хотя теперь это уже было не важно. Дверь распахнулась, и мужчина посветил фонариком прямо нам в глаза. – Каэдэхара Кадзуха? – сказал он. – Единственный и неповторимый, – ответил он. – Пройдемте со мной.