Разрушение цвета серебра

Будильник прозвенел во второй раз, оповещая сонного омегу, что встать всё-таки придется. – Мы сегодня без кошмаров, — хрипло подытожил Джин, потянувшись к прикроватному столику, чтобы отключить надоедливую мелодию. По пальцам можно было сосчитать спокойные ночи с тех пор, когда болезнь казалась лишь временным недомоганием. Поэтому несмотря на ранний подъем и предстоящий рабочий день омега, удовлетворённый качеством сна, вполне сносно встретил новый день. – Ты сегодня рано, — сказал Мин, услышав за спиной шарканье тапочек. Он сидел за столом с чашкой растворимого кофе и неспеша перебирал стопки смятых и наспех разглаженных руками бумаг. Изначально написание песен омега называл своим хобби в свободные от работы часы, пока оно не стало занимать абсолютно все его время. Теперь песни приносили нестабильный, но всё же доход, а Юнги, наконец, успокоился в поисках своего места в жизни. – Доброе утро, — сказал Джин и ушел завтракать в другой конец комнаты. Утром вся болтливость пропадает вне зависимости от наличия настроения. Хочется простого человеческого... тишины и чего-нибудь поесть, пока думаешь обо всем, что всплывает в голове. Вскоре Юнги уехал в студию, обещав вернуться позже обычного, а Джин пошел упаковывать небольшие подарки своим ученикам, которые уже целых 2 месяца под его началом учились вокалу и познавали мир музыки в детском центре. На эту работу омега устроился вынужденно, провалив предыдущие собеседования из-за недостатка опыта и, как бы грустно это не звучало, нужных связей. Но центр оказался лучше, чем он изначально предполагал, прежде всего из-за хорошего коллектива и выгодных условий. Коллеги с их желанием вложить в детей тягу к неизведанному, вдохновили его, поэтому вскоре омега втянулся и начал проводить занятия для детей начальных классов, рассказывая ученикам, что через музыку они могут самовыражаться, раскрывать себя с самых разных сторон, показывать, что у них на душе и что они испытывают в разные периоды жизни. Джин начал петь им песни под красивый инструментал и слушал, как дети поют в ответ, сбивчиво и не в такт, но с трепетом. Результат будет там, где желание и упорство работают сообща, говорил омега. Грустными для него стали моменты между занятиями, когда малыши собирались вокруг Джина и делились новыми впечатлениями, рассказами о своей жизни и о том, какие у них крутые родители, "которые покупают много-много игрушек, а ещё ложатся спать рядом, когда страшно, и читают книгу про кошачью школу и хрустальную пещеру". Джин, будучи совсем маленьким, думал, что с ним что-то не так, потому что родительскую любовь должен был заслужить. Чтобы мама с папой обратили на него внимание, приходилось быть лучшим здесь, преуспевать там, много учиться и ничего не просить. Он был удобным ребенком, а получил за это только чувство неполноценности и страх неудач, которые впоследствии компенсировал тем, что вычеркнул семью из своей жизни. Закончив собираться, Ким проверил учебные материалы, повторил план занятия и пошел к автобусной остановке, с которой в привычные 9 утра уезжает на работу. В детском учебном центре с историческим названием Чхандоккун его уже с нетерпением ждала группа детей, чтобы узнать, почему же учитель любит холодную зиму и какую новую песню они будут учить, чтобы на отчётном занятии хором спеть своим родителям. – Я случайно подслушал, что вы не любите зиму, — притворно грустно сказал Джин. – Это правда! Всё становится серым и грустным. Мы не хотим, чтобы была зима! Да! — выкрикивали дети, подхватывая общее недовольство зимним временем года. — Вы правы, зимой природа засыпает и укрывается снегом, как белым пушистым одеялом, чтобы весной снова засиять. Зима, которую вы считаете злодейкой, олицетворяет не конец, а шанс на новое начало. Она - вера в то, что холод сменится теплом, а все старое и ветхое возродится в новом наряде. Люди боятся того, чего не понимают или не хотят понять, но раскройте глаза и навострите ушки. Услышьте мир вокруг вас и присмотритесь к деталям. То же самое с темнотой. Вы боитесь не ее, а то, что она прячет за собой. Каждый из нас, бывает, что-то скрывает. Что-то сокровенное. То, что мы не можем никому рассказать. Но значит ли это, что все мы плохие? Конечно, нет. Всё на свете важно и всё имеет смысл. Давайте с сегодняшнего дня присматриваться к мелочам, которые на первый взгляд кажутся пустяком. Первые снежинки, пение птиц за окном или солнечные зайчики на стенах. Мы сплетём из всех пустяков новый мир, в котором каждый из нас найдёт свое место. Дети неотрывно смотрели на учителя, восхищённые его выступлением. Им казалось, что с ними поделились чем-то секретным и очень взрослым, а Джин, вполне довольный собой, перешёл к практической части урока, ради которой и готовил речь. – Вижу, вам уже не терпится послушать нашу новую песню. Все готовы? — услышав положительные выкрики детей, Джин продолжил. — Я подготовил для вас кое-что особенное, то, что согревает меня в холодные зимние вечера, — эту песню написал Юнги и однажды спел ее, когда они вечером сидели бок о бок и думали над тем, как построить свою жизнь так, чтобы в будущем ни о чем не жалеть и без тоски оглядываться назад. — Я спою вам небольшой кусочек и мы подумаем, откликается ли она в нас чем-то теплым и воодушевляющим.

ты знаешь все, мой лучший друг, вновь свет рассеет тьму вокруг, наступит день, придет рассвет, поверь, зимы здесь больше нет, смотри, как все вокруг цветет, конец зимы, вся боль пройдет

Рабочий день подошёл к концу. Передав родителям последнюю на сегодня группу учеников, Джин сходил на планерку и поехал домой. Оставалось проехать совсем немного, как вдруг он почувствовал медленно нарастающую тревогу, будто вот-вот должно произойти что-то страшное, но оно пока где-то далеко. Он огляделся вокруг, однако никаких признаков паники в глазах других пассажиров не нашел. Но предчувствие приближения чего-то страшного не проходило, начали трястись руки, а по спине пробежал холодок. "Нежданно-негаданно началась паничка, сегодня ты рано", — иронично сказал омега и, вспоминая все советы со всех источников, закрыл глаза и скооперировался. Чудом доехав до своей остановки, Джин постарался дойти до дома как можно быстрее, думая только о том, чтобы не забыть закрыть за собой входную дверь и не упасть мимо кровати. Но даже дома под любимым огромным толстым одеялом он не мог успокоить бушующее сердце. Омега будто разучился дышать и постоянно проговаривал "медленный, глубокий, ровный вдох и выдох, а теперь заново". Помогало. Вскоре он заснул. Джин проснулся ближе к вечеру среди мятого и влажного постельного белья, глубоко дышал, радуюсь уже тому факту, что не задохнулся во сне, и осматривал комнату, чтобы сконцентрироваться на чем-то помимо случившегося, моменты которого кашей мелькали в памяти. Настроение было не самое паршивое (было, с чем сравнивать), сил хватило только приподняться, чтобы проверить, пришел ли Юнги. Но дома никого не было, поэтому Джин лег обратно с намерением начать вечернюю рутину, когда придёт сосед. Утром хочешь одиночества, а вечером жалеешь, что никого нет рядом. – Чего раскис? — спросил Юнги, переодеваясь в домашнюю одежду. Омега пришел с новостями и целым пакетом еды, но вид друга заставил его отложить новости на какое-то время. Такое случалось и раньше, поэтому вопрос был больше риторическим, чтобы завязать разговор. – Устал, — ответил Джин грубее, чем планировал. Но он был очень рад приходу друга и даже чувствовал себя намного лучше, чтобы всё-таки встать с кровати. – Как так? А я острый рамен себе купил, тебе - сырный. Если встанешь, сварю обоим по доброте душевной, — Юнги уже стоял над плитой, раскладывая продукты по кастрюлям, чтобы показать Джину, что у того не может быть возражений. – Твое дело предложить, мое дело - согласиться. Следующим утром омега встал раньше будильника, но решил не досыпать оставшиеся десятки минут. Ночной кошмар снова не вышел на свою смену, поэтому сил было достаточно, чтобы начать новый день и приготовить, наконец, нормальный завтрак. Было решено приготовить кимпаб с тунцом и овощами. Готовка для Джина всегда была номером один среди немногочисленных хобби. Самое интересное заключается не в готовом блюде, а в процессе его приготовления. Разные запахи, текстуры и формы - это расслабляет, концентрирует внимание на чем-то приятном и легко контролируемом. Процесс готовки занимает мысли и временно не оставляет места для тяжёлых размышлений о тленности бытия. Болезнь занимала все мысли Джина уже долгое время, что стала неотъемлемой частью не только его тела, но и разума. Однако потребность в активных действиях утратила былой интерес. Не то чтобы он смирился, нет, но решил для себя действовать постепенно и согласно плану, в общем, решать проблемы по мере поступления. Тем более это было единственным, что он мог сделать для себя. Вчера вечером пришло ознакомление с индивидуальным лечением на основе всех осмотров и сданных анализов и приглашение на консультацию в пятницу утром. В планах комплексная терапия с хирургическим вмешательством, других медицинских терминов он не понял. Шанс уйти в ремиссию, если верить статистике, около 75%, однако Джин успешно входит в те самые 25% из-за особенностей расположения опухоли. Все ещё не понимает, зачем нужно лечение, если конец очевиден, но чем чёрт не шутит. Джин никогда не считал себя параноиком, но взгляд зазеркального друга теперь сопровождает его повсюду. Где и с кем бы он не был, его не покидает ощущение присутствия чужого. Омега особо не придает этому смысла, списывает на свою впечатлительность и помутнение рассудка, но хочет посоветоваться с лечащим врачом, узнать, было ли у других пациентов подобное, а в случае положительного ответа поинтересоваться, можно ли избавиться от паранойи хотя бы на какое-то время и снизить вероятность приступов, похожих на то, что случилось вчера вечером. На запах еды пришел спящий на ходу Юнги, который, на удивление Джина, встал раньше привычного и светился от счастья, будто хотел что-то рассказать, но держал интригу. Тут Ким вспомнил, что омега вчера хотел что-то рассказать, но в последний момент сказал, что пока не время. Юнги отложил себе порцию кимпаба и сел за стол, приглашая и Джина с предложением перестать лепить рулеты на семью из десяти человек. – Ты правда по собственному желанию встал раньше? — спросил Ким, подсаживаясь рядом. – Думаешь, я настолько одержим сном, что готов проспать всю жизнь? – Обижаешь... Я именно так и думаю, — шутки про сон и Юнги всегда были актуальными и оттого смешными. К сожалению, после пары подобных шуток омега перестал на них реагировать. Иногда мог для вида поворчать, когда было настроение, а в остальные разы по-доброму смеялся. – Кстати, брат звонил. Спрашивал, не хочу ли я увидеться с семьей, съездить на Чеджу, "как в старые добрые времена". Сказал, что родители ну о-очень скучают, но не показывают этого, а он будто всё видит и хочет помирить нас. Ещё говорит, что они даже (!) смирились с тем, что я музыкант, и готовы принять меня таким, какой есть, сын всё-таки. Вот спасибо за милость, — Юнги пытался звучать ровно и непоколебимо, но провалился. – И что ответил? – Сказал, что подумаю, но чтоб зря не надеялись. Во-первых, признаю, я все ещё обижен на них, что вот так взяли и бросили на произвол судьбы, потому что я решил пойти собственным путем, а не путем, запланированным родителями. Чего-то испугались? Общественного порицания? И, во-вторых, у меня нет времени на продолжительный отдых из-за работы. Если хотят увидеться, пусть сами и приезжают. По погрустневшему лицу друга Джин понял, что Юнги рассказал то, что беспокоило, а не то, что он на самом деле собирался рассказать. Тема семьи была запретной для обоих, вот только родители Юнги все же оттаяли и попытались сделать шаг навстречу, в то время как родители Джина, наверное, уже забыли о нем. – Может всё-таки дашь шанс? – Как никто другой понимаешь меня, но все равно говоришь это. Будь на моей стороне. – Я на твоей стороне, Юн, но разве можно прожить всю жизнь в ненависти? Дай им шанс хотя бы объясниться и сам выскажи все, что накопилось. – Не хочу. – Твое право, — сказал Джин и решил больше не поднимать эту тему. Каждый сам решает, как распоряжаться своей жизнью. Каждый сам несёт ответственность за нее. Юнги ушел в студию, предупредив, что домой сегодня не придет. Вскоре ушел и Джин, а после работы решил прогуляться, пока стояли последние теплые дни и в уютных парках можно было неспеша погулять, подышать свежим воздухом. Он перестал ходить в местный парк, хотя раньше очень любил его и при первой возможности бежал посидеть около озера под большим каштаном. Вечернее озеро, словно огромное зеркало, отражало последние лучи заходящего солнца, а Джин верил, что все самое лучшее только впереди. Вот и сейчас он первым делом подошёл к озеру, которое с тех пор сильно обмелело. Сидеть рядом с ним и вспоминать былые дни сегодня не хотелось, поэтому омега купил хоттоки и пошел гулять. Его окружали люди, в большинстве своем семьи с колясками и молодые пары, стеснительно держащиеся за руки. Встречались и пожилые люди, которые сидели на лавочках под фонарями и рассказывали друг другу новости со дворов, делились находками с местных рынков и обсуждали, куда лучше сводить внуков на выходных. Парк и правда изменился. Появились гирлянды с мягким жёлтым светом, развешенные вдоль тропинок, цветочные клумбы с хризантемами и деревянные изогнутые лавочки, покрытые тёмным лаком. Стало больше людей. Теперь это место ощущалось совсем по-другому. Парк ожил. В миг оживленная тропинка опустела, погасли гирлянды, а палитра голосов сменилась звенящей тишиной. К горлу подкатил ком. Тревога нарастала постепенно, как тени сгущаются перед закатом. Сначала она была лишь легким беспокойством, которое заставило сердце биться быстрее и вызывало испарину на лбу. Затем она превратилась в нечто более серьезное, когда разум начал рисовать картины возможной опасности. Джин, наученный опытом, быстро среагировал на очередной приступ, сел на дорожку и нащупал в кармане маленький свёрнутый клочок бумаги с выписанными из интернета советами, как справиться с ним. – Так, дышать глубоко, концентрироваться на чем-нибудь одном, вспомн... – Вспомни, как сильно любили тебя родители — насмешливо сказал чей-то низкий хриплый голос, напоминающий раскат грома. Он был глубоким и мощным, с едва уловимой резкостью. Этот голос мог заставить сердце замирать, а колени - слабеть. Он был далёким и одновременно близким, будто кто-то стоял рядом и говорил сквозь тонкую преграду. Джин не понял смысл слов. Ужасающая тишина и один единственный режущий уши голос и без того сводили с ума. Он сидел на земле, вновь и вновь повторяя слова, записанные на листочке. – Хотя... Лучше загляни в себя и посмотри, какая за красивой оболочкой скрывается слабая, трусливая, завистливая омежка, которая снаружи сияет, а внутри давно уже сгнила. Паника отступила не сразу, сознание прояснилось, теперь Джин прекрасно понимал всё, что слышал. Незнакомец посмел затронуть то, что омега хранил в себе так долго, не в силах искоренить. Страх сменялся гневом. Никто не имел права заглядывать к нему в душу, никто не смел ломать то, что Джин упорно отстраивал, оттеснял от нового его. Хотелось ответить что-нибудь колкое, чтобы как-нибудь защитить себя, но сил не осталось. – Ты рад, что скоро в мире станет на одну крысу меньше? Джин тщетно пытался понять, с кем имеет дело и что вызвало такую волну неприязни к нему. Кому он успел перейти дорогу? – Нуждаюсь ли я в представлении? Я - это настоящий ты, тот самый, кому не нужны маски. Я - это разрушение, которое ты так трепетно растил долгие годы и которое сам же освободил, — голос становился все ближе и ближе, пока Джин не увидел знакомый пепел в волосах. – Я - твое начало и твой конец.