На спор

Рыжее солнце упрямо клонилось к горизонту, ветер скреб по доскам террасы опавшими листьями, а ледяное вино в из трех кувшинов оставалось нетронутым. Чжан Чэнлин знал, как нужно встречать своих учителей: к Празднику середины осени готовиться начинали очень заранее, и в погребах поместья школы Четырех сезонов стоял не один десяток горшков и кувшинов. — Ты не перепьешь меня, лао Вэнь, — Чжоу Цзышу откинулся спиной на деревянную балку, подпирающую крышу, вытянул ноги вперед, с удобством устраиваясь прямо на ступенях. — Сколько раз уже пробовал. — А-Сюй, — протянул Кэсин, — ты жульничаешь! Наверняка не доливаешь себе. Или вообще подговорил нашего глупого ученика и льешь себе разбавленное. — Мы пьем из одного кувшина, лао Вэнь, — улыбнулся Чжоу Цзышу, потому что эти глупые споры — то, что он так любил в Вэнь Кэсине. Каждое слово, каждый выдуманный спор, каждое стихотворение, каждое мгновение вместе он любил всем сердцем. — Или это какая-то секретная техника школы Четырех сезонов, которую ты утаил! — Вэнь Кэсин надул свои идеальные губы, свел недовольно брови и уставился этим своим взглядом, от которого внутри Чжоу Цзышу все переворачивалось. — Нет никакой секретной техники. Ты просто не умеешь пить. — Ты жульничаешь! Спорим, я выпью все три кувшина и не опьянею? — Вэнь Кэсин махнул персиковым рукавом в сторону столика. — Да тебя с одного унесёт, — Чжоу Цзышу предвкушал очередную шалость, которая рождалась в голове у его чжицзи. — Так спорим? — сотня демонов уже смотрела со дна темной бездны глаз Вэнь Кэсина, и Чжоу Цзышу нисколько не сопротивлялся своему падению туда. — Спорим, — выдохнул Чжоу Цзышу, готовый на любую авантюру. Вэнь Кэсин быстрым изящным движением схватил кувшин со столика. Поднес к губам, пряча улыбку за горлышком, и сделал три больших глотка. Чжоу Цзыщу как завороженный следил за движением кадыка под кожей этой длинной белой шеи. Хотелось впиться в нее и оставить яркий след. Всегда хотелось. — Хорошее вино, — влажные губы Вэнь Кэсина блестели совершенно неприлично, — тебе нужно попробовать. Для чистоты спора. Он подался вперед, снова прикладываясь к кувшину. Вино потекло по подбородку и шее: Вэнь Кэсин впился в губы Чжоу Цзышу клюющим поцелуем, нагло влез языком между сомкнутых губ. Чжоу Цзышу почувствовал вкус вина и влажную мягкость губ Вэнь Кэсина, которая пьянила гораздо, гораздо сильнее. Он ответил на поцелуй, перехватывая инициативу, притягивая Вэнь Кэсина к себе на колени. Впиваясь сильно пальцами в пояс, стискивая в ладонях, прижимая и чувствуя нарастающее возбуждение от каждого движения губ. — Не распробовал, — выдохнул Чжоу Цзышу, когда воздух кончился и они расцепились наконец, Вэнь Кэсин улыбнулся порочно, поднял кувшинчик, который умудрился не опрокинуть и не разлить содержимое, и наклонил, тонкой струйкой вливая вино в рот. Чжоу Цзышу дернулся вперед, не позволяя попадать вину мимо, но Вэнь Кэсин отвел руку, вино потекло по губам, подбородку. Ворот нижней рубашки намок быстро, влажная ткань начала холодить кожу. — Ох, я такой неаккуратный! — дно кувшина стукнуло о доски пола, а пальцы Вэнь Кэсина растянули пострадавший ворот. — Надо срочно всё исправить! Он прилип губами к шее Чжоу Цзышу, собирая остатки вина, спустился до ямки между ключиц, старательно слизывая там капли, и ниже, по открытой коже. Его ловкие руки уже разделались с поясом, и прохладный воздух на контрасте с теплыми, горячими поцелуями заставил судорожно вздохнуть. Вэнь Кэсин оторвался ненадолго, распахивая все слои одежды, задержался на мгновение, благоговейно проводя кончиками пальцев по обнаженной груди, задерживаясь ненадолго на шрамах. Затем, сбросив всегда нападающее наваждение, когда дело касалось старых отметин на теле Чжоу Цзышу, снова взялся за кувшинчик. Пролил, теперь уже точно нарочно, — на шею, ключицу, грудь — и припал губами, жадно слизал вино и вкус кожи Чжоу Цзышу. Тот не сдержал громкого стона, когда язык прошелся по затвердевшему соску. Быть тихими они разучились давно, и Чэнлин, умный мальчик, всегда селил их в самый дальний павильон. Помогало, правда, не всегда. Чжоу Цзышу стиснул бока Вэнь Кэсина пальцами, провел ладонями и дернулся, точно оставляя синяки: Вэнь Кэсин втянул губами вино, собравшееся в пупке Чжоу Цзышу и вылизал его, не оставляя ни капли. Повторил это снова — и ткань его ханьфу, всех слоев разом, затрещала под пальцами Чжоу Цзышу. Вэнь Кэсин пил с него вино — и это было странно, немногого нелепо и очень возбуждающе. Но само вино быстро осталось забытым — с тихим звяканьем завалился забытый кувшин, растеклась пряно пахнущая лужа по дощатому полу. Не отрываясь от кожи и не прекращая ласкать, Вэнь Кэсин развязал собственный пояс, споро поборол завязки своих штанов и штанов Чжоу Цзышу. Сдернул сначала с себя, — насколько позволяло положение, — затем с Чжоу Цзышу, подобрался мелкими поцелуями к лобку. Посмотрел снизу вверх на Чжоу Цзышу. Вэнь Кэсин был сейчас живым воплощением греха, а святым Чжоу Цзышу никогда не был. Поэтому дернул бедрами вверх, самым откровенным образом намекая на свое желание. Не желание даже, необходимость. Вэнь Кэсин сполз ниже, ускользая из-под рук Чжоу Цзышу, накрыл ртом его член, вобрал сразу до середины, втянул щеки, уверенно двигая языком. Чжоу Цзышу застонал от умелой, привычной, никогда не надоедающей ласки. Губы влажно заскользили туда и обратно, Вэнь Кэсин продолжал водить руками по животу, бокам, бедрам. Пальцы Чжоу Цзышу вплелись в светлые пряди. Не понукая, не принуждая, он просто наслаждался их гладкостью, одной лишь возможностью касаться. Не доводя до закономерного финала совсем немного, Вэнь Кэсин отстранился, мимоходом потеревшись о ладонь Чжоу Цзышу, неуловимым движением встал, выскальзывая и из сапог, и из собственных штанов, и снова опустился, уперевшись коленями по бокам от бедер Чжоу Цзышу. Полы его ханьфу укрывали ноги Чжоу Цзышу до щиколоток. В по-осеннему быстро сгущающихся сумерках в своем персиковом ханьфу, с растрепанными руками Чжоу Цзышу волосами Вэнь Кэсин выглядел как мечта. Как горячечный бред умирающего, как последнее желание. Направляющий в себя член Чжоу Цзышу, медленно опускающийся и жарко выдыхающий. Неудержимый в своем желании получить то, что хочет — здесь и сейчас. Он был Вэнь Кэсином. Он был чжицзи Чжоу Цзышу, единственной половиной его души. Опустившись до конца, замерев и мелко подрагивая, он громко всхлипнул. Чжоу Цзыщу положил одну руку ему на бедро, второй дотянулся до опрокинутого кувшина, смочил из горлышка два пальца. Поднес их к губам Вэнь Кэсина, и тот послушно открыл рот, позволил толкнуться по языку, а затем всосал, обхватив губами. Одновременно с этим Чжоу Цзышу слегка толкнулся бедрами вверх, и Вэнь Кэсин ахнул, выдохнул горячо, и его теплое дыхание опалило запястье Чжоу Цзышу. Он убрал пальцы, только чтобы переместить их на подтянутый зад, к растянутому еще с ночи входу, и погладить настойчиво, выбивая новые несдержанные звуки. Вэнь Кэсин приподнялся, следуя за тянущей его вверх ладонью Чжоу Цзышу, снова опустился, крупно вздрагивая, когда пальцы усиливали распирающие его ощущения. Он медленно и уверенно ускорялся, и Чжоу Цзышу знал, что им обоим долго не продержаться. Как знал и то, что определённо не подставит собственный зад здесь, на ступеньках террасы, но точно позволит Вэнь Кэсину пить вино со своих лопаток и даже не будет слишком сильно критиковать те стихи, которые на него непременно посыпятся, пьянея и дурея от голоса и нежных ласк. А ничья в этом споре точно устроит их обоих.