I spilled this blood for you

      10 января, 1978       Зимой звездное небо выглядело еще красивее, чем в другие времена года: вкупе с мирно летящими снежинками, что оседали на одежде и коже ласковыми капельками, в снегопаде участвовали и звезды. Мерцая на темном полотне, они как маленькие искорки сияли, формируя уникальные узоры, только пальцем проведи, и сведешь их воедино.       Две одинокие, темные фигуры так и застыли в этой тьме, сливаясь с ландшафтом. Предусмотрительно подложенный под них толстый плед из натурального меха, двухлитровый термос с глинтвейном, стоящий поодаль с двумя пластиковыми стаканчиками, и теплая зимняя мантия, настолько огромная, что могла заслонить собой трех человек. Молодая девушка присела, согнув ноги, чтобы на них мог расположиться товарищ. Юноша распластался по всему пледу, не думая о холоде ног, не прикрытыми мантией, и смотрел вверх. Хотелось бы смотреть на небо, восхищаться его изящным холстом, обводить пальцами созвездия, но получалось любоваться лишь лицом подруги. При тусклом лунном свете ее бледная кожа выглядела еще светлее, а лик становился настолько прекрасным, что даже не казался настоящим: фарфоровая кукла перед ним, не человек. Зачем искать острый полумесяц в небе, если сияние самой луны он видел в метре от себя?       Приятно, когда в твоих волосах копошатся, приглаживают выбившиеся из укладки локоны, когда короткими ноготками проходятся по скальпу, расслабляя. Еще приятнее, когда это делает столь близкий духу человек, такой, с которым слов не нужно, чтобы развлечься. Пальцы у Деметры холодные, тонкие, грубоватые, но такие родные и привычные, как и сама она. Ближе нее у Регулуса только Цисси, любимая кузина, только та уже давно выпустилась из школы и отдалилась от него в последние годы, отдавая всю себя браку. Не было больше откровенных посиделок у камина в гостиной Слизерина, когда Нарцисса обнимала младшенького на диване, щекоча и рассказывая его любимые детские сказки. Не было больше прогулок с ней и Люциусом по окрестностям Хогсмида, где Регулус чувствовал себя, как ребенок пары, где ему покупали все сладости, что он хотел, где лелеяли и баловали.       Не было больше игривой и ласковой Цисси. Теперь вся ее доброта и нежность уходили мужу, и Регулус не знал, насколько он имел права жаловаться и ревновать. Чистокровные рано вступали в брак, заводили детей, упархивали из домашнего гнездышка, эта сказка не нова для него. И все же он не ожидал, что даже в семье останется одиноким, брошенным. Снова.       Регулус с детства чувствовал себя вторым по важности, запасным вариантом для родителей. Для них на первом месте всегда стоял Сириус — старший, любимый сын. Он был гордостью: общительный, наглый, самоуверенный и галантный — эталон Блэков. Не стеснялся звать девочек на вальс на чистокровных балах, легко заводил друзей, получал чужую любовь — но главное, любовь мамы и папы.       Регулус же был забытым. Единственными, кто окружал его, были домовики, в особенности верный друг Кричер. В остальное же время мальчик один рисовал, один игрался, один читал книги — в то время как Сириус вечно имел компанию в лице других наследников. Сложно было утверждать, что младший был безнадежно обделенным вниманием — все же Сириус любил его, звал играть с остальными. Оно было и замечательно: малыш Рег сиял от счастья, когда его включали в групповые занятия, только вот когда он приходил, другие гости почему-то становились более вялыми, нехотя отвечали ему, не пытались достучаться до него. И тогда Регулус, еле сдерживая слезы, звал Кричера и просил того увести его в свою комнату.       Мальчику было так обидно, так горько! Чем он был хуже старшего брата? Чего в нем не хватало, чтобы его полюбили так же? Они были внешне похожи, у них был почти одинаковый рост, только Регулус был чуть ниже. Различались они лишь характерами. Но разве были его скрытность и молчаливость грехом? Неужели этого достаточно, чтобы стать отвергнутым всеми, особенно мамой? Может, всему виной его возраст? Родись он раньше Сириуса, была бы матушка так же благосклонна и нежна с ним?       Порой ему казалось, что на него все еще обращали внимание только из-за его половой принадлежности. Если бы он родился девушкой, было бы еще хуже, да?       Эта непреодолимая зависть стала сорняком в душе мальчика, пустила такие крепкие корни, что не вырезать и лопатой. Он тепло относился к Сириусу, знал, что тот ценил его в ответ, но как же можно продолжать испытывать нежность к тому, кто достигает всего, чего ты так сильно желаешь, не поднимая при этом и пальца?       Отчасти эта неприязнь расцвела из-за факта их принадлежности к роду Блэков. Они все с рождения взращивались с установкой, что они выше остальных, что несмотря на то, что есть другие чистокровные семьи, Блэковская кровь все же хоть немного, да чище. Они так недосягаемы, что другие великие семьи были готовы в ногах у них валяться, лишь бы сосватать еще неродившихся наследников, чтобы иметь хоть какую-то причастность к этому величию. Все хотели с гордостью заявлять, что их ребенок стал вхожим в древний род Блэков. Регулуса всегда забавляло это заблуждение: в их семье своими считались только те, кто родился с фамилией Блэк. Даже его кузины, Беллатрикс, Андромеда и Нарцисса, хоть мать свою и любили, все равно не считали ее полноправным членом рода, коими являлись они с их отцом.       Так как для Блэков равных среди прочих родов не было, боролись они между собой. Кто станет успешнее, кто быстрее выучит четыре языка, кому выдадут брачную сделку выгоднее. Они, конечно, друг друга ценили — лучше них ведь никого не было, но соперническую натуру так просто не вымыть.       Братьям Блэк не было резона конкурировать с кузинами — они разных половых принадлежностей, разного возраста, их жизненные цели разительно друг от друга отличались. Для Регулуса единственным, кого он хотел превзойти, был старший брат. Юноша прилежно учился, упорно тренировался на квиддиче с первых курсов, работал над своей социальностью — все ради того, чтобы стать первым. А оказывалось, что эта борьба всю жизнь оставалась односторонней: Сириусу словно было абсолютно безразлично, кто из них будет лучше — он и так получал все, что хотел. И это так распаляло, щипало, как соль втереть в свежий ожог.       И все же брата Регулус любил отчаянно и нежно. Он был тем, кому действительно было интересно, чем занимался младший наследник. Сириус с детства поклялся, что будет его защищать, что не оставит никогда. Когда малыш Рег одиноко расставлял солдатиков на деревянной доске, он озорным вихрем вбегал в его комнату и садился рядом.       — Чем занимаешься, братец? Давай вместе! — и улыбался так ярко, с этими маленькими острыми клычками, что и сам Регулус исходился в радостной беззубой улыбке. Если брат рядом, что может пойти не так? Все обиды отходили на второй план.       Когда Сириус поступил на Гриффиндор и начал открыто объявлять свою неприязнь к чистокровной идеологии, это сильно пошатнуло их с родителями отношения. Их с Вальбургой крики частенько доносились через деревянные двери ее кабинета. Женщина не хотела принимать, что ее главная в жизни гордость, надежда обернулась против своей же семьи. Регулус сидел под дверями, спрятанный чарами невидимости, и подслушивал. После очередных ссор Сириус точно таким же вихрем, как всегда, вылетал из кабинета, только в этот раз вихрь был колючим и хлестким. Громкими, тяжелыми шагами он убегал к себе и закрывался изнутри всеми возможными заклинаниями, звучно хлопая дверью.       Мнимая гармония их маленькой семьи посыпалась пеплом. Вальбурга все чаще срывалась на самые банальные вопросы, любая мелочь выводила ее из себя. Однажды Регулус подошел к матери, пока она курила на балконе после очередного спора со старшим сыном.       — Матушка, все ли у вас хорошо?       Вальбурга отвернулась, сделав затяжку посильнее. Натянула на тонкие сухие губы легкую улыбку.       — Все замечательно, дорогой. Ступай в свою комнату, близится полночь.       — Матушка, я понимаю, вам с папенькой довольно тяжело. Сириус…       — Хватит! — она вдруг рявкнула, вскочив из-за стола, из-за чего стеклянная пепельница упала на пол и разбилась вдребезги, остаточные осколки впились по инерции Регулусу в лодыжку. Заметив кровь на ноге сына, Вальбурга сразу же осторожно выбросила сигарету и обхватила его запястья.       — Ах, дорогой, я не хотела…       Но Регулус не слушал. Он ошарашенным взглядом уперся на свою лодыжку. В его ахиллесовой пяте сейчас было три крупных осколка, из-за чего алая кровь струилась по ступне, пачкая домашние тапочки. Это действительно больно, но юноша словно и не осознавал этого. Опешив, он так и продолжал пусто смотреть вниз.       — Не нужно, мама, я пойду, — выдавил он, тяжело сглотнув.       Придя в комнату, он сразу же бессильно осел на кровать. Вынимать из ноги осколки желания не было абсолютно. Казалось, отрежь он сейчас себе конечности, ничего бы не почувствовал. Как будто кончился, как личность.       В комнату хлопком вторгся Кричер. Наверное, матушка послала. Увидев состояние Регулуса, тот скрипяще запричитал.       — Молодой господин! Вы ведь принадлежите древнему роду Блэк, как же можно позволить вашей священной крови тратиться так понапрасну!       Домовик стал вынимать стекло из плоти, параллельно промазывая раны лечебной мазью. Регулус не мешал, молча позволял верному товарищу помогать. В голове мыслей ноль. Почему-то эта вспышка матери стала последней каплей. Все это время он как дворовая собака ластился к родным, старался сгладить углы, поддержать Сириуса — он делал все, лишь бы все вернулось на свои места. И эти усилия оказались настолько бесполезным, что даже смехотворно. Он так старался, снова, чтобы в конце его отвергли. Регулус даже больше не удивлялся. Видимо, это его судьба — быть мальчиком у Христа на елке.       Как бы он ни пытался помочь Сириусу, это никогда не помогало. Как только ему исполнилось четырнадцать, Регулус словно потерял брата. Наверное, уже тогда тот умер для их семьи, перестал быть ее частью. Сириус изменился так, что Регулус порой его не узнавал. Он стал более агрессивным, нарывался на конфликты, огрызался на любые разговоры про семью. Любая надежда на цивильный диалог угасала, когда Сириус закрывал дверь Регу прямо в лицо.       Регулусу было так интересно, куда исчез его любимый, озорной старший братец, где же его игривость, самоотдача? Хотелось выбить злого самозванца из тела брата, лишь бы хоть на секунду почувствовать прежнюю нежность, заботу, лишь бы он не отвергал его. Но тщетно. Регулус знал, что для брата стал чужаком, что ни крупицы доброты не получит. Пришлось любовь к брату давить на самое дно, вырезать когтями изнутри, взращивать неприязнь все сильнее. Он больше не позволит себе слабости, не будет тянуться к тем, кто не желает его компании.       Когда Сириус сбежал из дома, Регулус понял, что ненавидит брата. Смотря на выжженное имя на семейном гобелене, он не чувствовал ни радости, ни облегчения. А должен был. Теперь будет он, а не Сириус. Регулус более достойный наследник, Регулус знал, как сделать лучше. Он идеальный сын своих родителей: у него были идеальные оценки, теперь он стал галантным и учтивым, отлично вел светский диалог. Он сам себя выдрессировал на совершенство. Он теперь стал такой же, как Сириус, нет, даже лучше него. Его любили девушки, к нему тянулись ровесники и другие чистокровные. Его хотели, желали! Он больше не неловкий, глупый мальчуган. Матушка и отец любили его! Не Сириуса! Любили же?..       Похоже, не так сильно, как он бы хотел. Прошел год с побега Сириуса, а матушка все продолжала тихо всхлипывать по ночам, когда перебирала с коньяком, а в последние месяцы это происходило часто. Отец курил все чаще, а дома находился все реже. Стабильность их семьи трещала по швам. А была ли у них еще семья? Матушка тяжело приболела, отец отдалился от них — возможно, захаживал к чужим женам. Все препятствия к становлению Регулуса любимым сыном исчезли, так отчего же он все еще оставался таким одиноким? Почему матушка не приняла его, как единственного? Почему оплакивала то, что потеряла, а не лелеяла то, что имела?       Всю свою жизнь Регулус как проклятый пахал, чтобы его приняли, приголубили, оценили по достоинству. Он ночи проводил за фолиантами и учебниками, чтобы утром на уроках с красными от недосыпа глазами отвечать на каждый вопрос учителя. Он до посинения тренировал танцевальные движения, чтобы на светских приемах показать себя в лучшем виде. Он, Мерлин дери, так хотел быть похожим на брата, что потерял девственность в четырнадцать с какой-то однокурсницей, которая ему даже не нравилась — хотел научиться быть соблазнительным, как Сириус. Хотел понять, чем старший жил, и был готов сломаться, чтобы его переиграть в его же играх.       А Сириусу было глубоко наплевать на эти старания. Он всю жизнь купался в славе и любви, во всем том, чего так страстно желал Регулус, и все равно отказался от этого всего, глазом не моргнув. Как же этот глупец не понимал, чего лишился? Регулус был готов душу продать, чтобы прочувствовать хоть толику той любви, что получал брат, но как бы ни старался, не мог приблизиться. А высокомерный, жестокий индюк так просто отбросил такое сокровище.       В семье не без урода? Что же, похоже, в их семье уродом оказался далеко не Сириус. Это Регулус стал гадким утенком, которого никто не хотел. Единственной отрадой для него была дражайшая Цисси, пока ту от него не отобрал Люциус. Юношу окружали девушки, товарищи среди прочих слизеринцев: его почитали Розье, Эйвери и Пьюси, и все же он чувствовал себя безнадежно одиноким. У него не было близких друзей, тех, кому можно искренне открыться, с кем можно посмеяться над глупейшими моментами. Настоящего Регулуса по прежнему никто не принимал и не знал. Пока не появилась его личная мессия в лице новенькой.       Деметра Ридж… Это имя Регулус был готов повторять, как ночную молитву, хоть в Бога он не верил. Эта девушка перевернула его жизнь с ног на голову, с ее появлением все встало на свои законные места, пазлик к пазлику. Все будто бы стало правильным, словно все так и должно было быть. С Деметрой было легко как говорить, так и молчать, она понимала его с полуслова. Он не был с ней откровенен, как и она с ним, и все же Регулус чувствовал, словно она знала его настоящего гораздо лучше, чем любой его знакомый детства. С ней всегда было спокойно, его собственная тихая гавань. Первая его подруга, первый после Цисси человек, что полюбил его за него самого, а не за статус или богатство.       Ему не стоило водить дружбу с полукровками — так всегда твердила матушка. Грязнокровки и полукровки хуже, чем чистокровные, чего уж говорить о Блэках — по сравнению с ними, те были и вовсе рабами. Регулус тоже в это верил, пожалуй, слишком долго. Ах, какой вздор! Если бы он знал, что с полукровками может быть так хорошо, он бы пренебрег матушкиными правилами намного раньше!       Его связь с Деметрой вовсе не означала, что он стал любителем недостойных. Регулус все еще считал грязнокровок и полукровок вторым сортом, просто Деметра стала приятным исключением. Он ведь мог себе позволить такую маленькую шалость, верно же? Он ведь Блэк, ему можно все. В подруге он видел слишком уж знакомый надлом, кровоточащую рану, свое же отражение. И как же хотелось о своем отражении позаботиться, дать ему ту любовь, которой он сам недополучил. Пожалуй, во второй раз в жизни он чувствовал, что его признавали, что его видели насквозь и все равно любили. Как же это подкупало!       И как же Регулус обозлился, когда заметил, как Сириус смотрел на его единственного близкого человечка. Это был знакомый ему взгляд — взгляд, полный желания, устремленности. Цисси у него уже забрали, а теперь брат старался отобрать у него единственное, что осталось? Никогда! Регулус не позволит. Он разрешил себе побыть эгоистом, он защитит то, что ему дорого. Брови сами собой нахмурились, образуя глубокую складку на переносице.       — О чем задумался? — прозвучал низкий бархатистый голосок сверху. Деметра смотрела на него с мягкой улыбкой на устах. Как она заразительна! У юноши самого уголки губ потянулись вверх.       — Не следует забивать свою голову подобными мелочами. Лучше расскажи, как вы с девушками провели время. Селвин просила меня об очередной услуге, полагаю, у вас была ежемесячная ночная встреча.       — Все так, Ракея премного благодарит вас с Бальтазаром за поставку нам провизии. Арабелла особенно оценила то французское вино девятнадцатого века.       — Когда же назначена свадьба Розье и Мальсибера?       — На июль. Ракея сказала, что в скором времени Розье займутся отправкой приглашений.       Регулус кивнул.       — На самом деле, они такая красивая пара, — сказала Деми и легонько улыбнулась. — Так приятно видеть любовь.       Юноша гортанно рассмеялся.       — Да, ты бесспорно права. Не такое уж это частое явление в наших кругах, жить в браке, полном удовольствия.       — Есть ли у тебя кто-то близкий сердцу? Может, ты бы хотел жениться на ком-то конкретном? — Деметра провела ноготками по коже его головы.       Регулус поджал губы. О чем она говорила? Любовь? Для него это исключительно теоретический концепт, никак не практический. Как можно осознать, что любишь кого-то, как можно ласку отдавать, когда не знаешь, каково ее принимать?       — Родители еще не заводили разговор об этом, а у меня никого на примете нет. Я не уверен, что смог бы сделать кого-либо счастливым.       Откровение так легко сорвалось с уст, что юноша испугался. Не отвергнет ли его сейчас Деметра? Не слишком ли он открылся? Однако после ее ответа любой страх испарился.       — Регулус, ты замечательный. Я уверена, что ты был бы… то есть, будешь хорошим мужем, — улыбнулась она. Довольно убедительная улыбка получилась бы, если бы в глазах не было так много немой скорби. Ему-то об этом прекрасно известно.       Регулус решил не давить на подругу. У всех есть право на секрет. Деметра неловко замолчала, зажевав нижнюю губу — всегда так делала, когда волновалась, а затем произнесла то, что выбило у него почву из-под ног.       — Регулус, ты бы хотел возобновить общение с братом?       Юноша вздрогнул, но подниматься с ее колен не стал. Только взгляд его вмиг стал колючим, холодным. Он не любил, когда копались в душе, в том сокровенном, что он под тысячами замков хранил, не открывая даже самому себе. И все же мог ли он отказать Деметре? Она всегда была рядом, молча подставляя худые ладони под его бренную голову, чтобы той не так больно было падать с лобного места его собственного разума, когда внутренняя критика достигала предела. Не мог он злиться, не в тот момент, когда она так участливо спросила его о том, чего он в самом деле так желал.       — Я… не знаю, — признался он. — Иногда мне думается, что я ненавижу его, но порой я так скучаю. Я был бы готов поговорить с ним, если бы он отставил свое дурное поведение.       Деми понимающе кивнула, смотрела на него все так же сочувственно.       — Так уж вышло, что Сириус изъявил желание исправиться. Как ты относишься к идее посетить чайную церемонию в Хогсмиде? Я планировала пойти втроем, но если вам будет угодно, я займу себя другим делом.       Сириус… Совсем недавно она обращалась к нему, как к Блэку, а теперь… Неужто каникулы в поместье дядюшки Альфарда так их сблизили? Помнится, они друг друга недолюбливали. Это очередное братское покушение на тех, кто ему дорог? Исключено. И все же хотелось рассмеяться со своей глупой реакции. Они с Сириусом так долго были в ссоре, столько недопониманий за эти годы между ними накопилось, а он волновался о той, с которой знаком несколько месяцев. Было бы недальновидно отказываться от такой удобной возможности из-за личных мотивов.       — Да, я согласен.       — Хорошо. В субботу к полудню встречаемся у кафе мадам Паддифут.

***

      — Сириус.       Тот сразу же обернулся. Деметра, скрестив руки, стояла в дверях пустого кабинета, который юноша обустроил для себя. Он частенько приходил сюда курить или втихую выпивать с ребятами, а потому вся мебель была расставлена в идеальном соответствии с его предпочтениями: парты и стулья горкой стояли в конце кабинета, а в середине был большой профессорский стол, внутри которого хранились все Мародерские заначки сигарет, спиртного и травы. Ближе к замыленному от пыли окну стояли уютные мягкие кресла, однако Сириус решил в этот раз расположиться на широком высоком подоконнике, с которого открывался замечательный вид на квиддичное поле.       — Стоит ли мне спрашивать, как ты меня выследила? — он беззлобно усмехнулся, стряхивая пепел в створку окна. Ридж слабо улыбнулась в ответ.       — Не стоит.       Деметра сегодня была даже краше, чем обычно. Сириус не знал, откуда у нее столько денег на красивые шмотки, ведь каждый раз она продолжала удивлять обновками. Сегодня, например, она пришла в шерстяном платье до середины бедра и армейских берцах. Откуда достала — непонятно. Весь вид ее так или иначе вызывал в Сириусе всплеск радости и умиротворения. Улыбка на автомате расцвела на губах. По правде говоря, он давно перестал видеть смысл в унижении себя за эту слабость в виде влюбленности. Музыканты не врали, быть влюбленным — охуенно! Да, больно, да, иногда готов разодрать себе лицо в кровь, когда видишь близкого человека с кем-то еще, да, порой хочется мозги себе через нос вытянуть, лишь бы не чувствовать себя таким идиотом. Но во всем остальном это ведь замечательно! Когда любимый человек заходит в комнату, даже в самой безвыходной ситуации появляется лучик света.       После Рождества и всех этих жутких новостей о войне Сириусу казалось, что все: пизда рулям, хуже уже не будет, ровно как и лучше не станет. Но как только он видел улыбку Деми, такую робкую, неловкую, любые тягостные думы как рукой снимало, возникало понимание, что он не один в этом аду варился, что есть кто-то такой близкий, кто тоже нуждался в поддержке. Он теперь жил ради того, чтобы защитить друзей, предотвратить смерти Сохатого и Лили, чтобы дать им шанс на хорошую жизнь. Хотелось разделить с Деми всю ту тяжесть, что она эти годы на спине таскала, хоть капельку этой ответственности у нее забрать, чтобы ей не так тяжело было.       Странно это, конечно, было — еще неделю назад она была готова лично уничтожить его, как мешающуюся под ногами переменную в уравнении, а сейчас они строили планы на то, как им с братом сблизиться. И смех и грех. Хотя их отношения и так до жути странными были изначально, ни секунды покоя. Стоило ли удивляться таким деталям после той тайны, что они с ней и Лунатиком разделили? Вся эта ситуация с войнами, неожиданным родством и перемещением из будущего и так была достаточно ебанутой, чтобы обращать внимание на то, как должно быть «нормально».       Деметра та еще дурочка, вечно на рожон лезла, разбрасывалась собой. В ее понимании она совершенно одна, и именно она ответственна за благополучие мира. Но это не так, больше не так. Сириус себе наказал быть рядом, помогать по возможности, как мог. Если Ридж все эти годы упорно боролась, не сдавалась, как мог Блэк ныть о своих проблемах? Надо двигаться дальше.       Она без спроса залезла на подоконник к нему, перекинула ноги через Сириуса и молча выставила ладонь. Сигарету просила.       — Я думал, ты будешь более цивилизованна, а ты как котенок брошенный молока просишь, — он любезно протянул ей сигарету и поджег палочкой. Деми издевательски фыркнула.       — А ты против? Мне казалось, мы переросли подобные формальности, как «спасибо» и «пожалуйста».       — Не против, — сказал Сириус, и мысленное «С тобой — никогда не против» застряло где-то в горле, оставшись невыраженным.       Деметра глубоко затянулась, блаженно выдыхая дым в окно.       — Ужасные сигареты. Тебе не надоедает курить голый табак? На вкус как земля.       — Встречный вопрос, Ридж. Я твоих отдушек не понимаю. У тебя потом послевкусия общественного туалета не возникает?       Она сделала вид, что ее тошнит.       — Мерлин, не напоминай мне об этом ужасе. Как вспомню ваши уборные, завтрак наружу лезет.       — У вас в будущем с этим попроще?       — Намного. Маги в наше время наконец приняли, что магглы не обезьяны, а потому стали использовать их приспособления. У нас было хорошо… — она заметно поникла, но сразу же распрямила плечи, будто этой секундной слабости не было вовсе. — Не суть. Я поговорила с Регулусом.       Сириус оживился и неловко заерзал на подоконнике.       — И как оно? Что он сказал?       — Он согласен. Все по плану.       Юноша облегченно выдохнул. Сам не заметил, как все это время был напряжен в неведении. Их с младшим братом разрыв имел долгосрочный эффект: первое время Сириус не чувствовал ничего, считал, что правильно поступил, что Регулус — болван махровый, но спустя полтора года прошлые размолвки нагнали его, кусая за ноги, которыми он так упорно старался убежать. Теперь же, когда он знал всю правду, тоска по компании родного дурачка перешла все границы. Если он не сможет его спасти… хочется хотя бы провести с ним тот ничтожный отрезок времени, что судьба им «любезно» отмерила. Чтобы после его смерти Сириус не испытывал сожалений… Мерлин, какая наивность. Сожалений не испытывать! Это он себя убедить пытается? Ага, поверил — проверяй. Он до конца жизни себя грызть будет из-за смерти брата, несмотря ни на что. Надо говорить честно: Сириус просто хотел, чтобы ему было, что вспомнить, когда собственная пора помирать придет.       — Ты чего один, кстати? Думала, ребят позовешь или девицу приведешь, уже строила план по захвату тебя, чтобы ушей чужих избежать.       — Тебе так хочется застать меня одного? Ридж, так скоро сознаешься в своих чувствах? Что же, сейчас мы совсем одни, — он заиграл бровями и рассмеялся.       — Какой же ты клоун, — она нахмурилась, но озорной огонек в глазах и усердно прикушенный от улыбки уголок губ подсказывали, что шутка ей пришлась по душе.       — На самом деле, Сохатый на квиддиче, Лунатик в библиотеке с Хвостом. Меня, как ты уже знаешь, ни то, ни другое не интересует.       — Конечно, не всем дано иметь цели по жизни, — шутливо съязвила она.       Деметра сменила позицию: они сидели друг против друга, и ноги ее лежали на его бедрах. Сейчас же она вытянула ноги и уперлась пятками в стену у головы Сириуса. Чертовка. Из-за смены положения ее шерстяное платье, и без того недлинное, опустилось почти до самых бедер — Сириус отчетливо видел ту черную полоску на ее колготках, и это ощущалось чем-то слишком интимным. Уверен, если бы он отвел взгляд чуть правее, то смог бы увидеть ее нижнее белье. Тело как огнем охватило, дыхание сбилось. Рука так и норовилась опуститься на кромку штанов, как это частенько случалось в общей с парнями ванной комнате. Как же сложно было сдерживать фантазии, делать вид, что не замечаешь очевидного, упорно уводить взгляд от ее аккуратных ног. И ведь дьяволица продолжала преспокойно покуривать, даже не смотря в его сторону — что-то в окне выглядывала. Сириусу думалось, что она прекрасно знала, что творила с ним, как сильно вгоняла его в агонию. Он не спал ни с кем уже месяц — сам не знал причины, просто когда осознал свои к Деметре чувства, другие девушки вдруг оказались такими блеклыми, незаметными. Если хотеть, то только ее. А она не высказывала никаких намеков на свою симпатию к нему, была лишь только самой замечательной, самой чуткой, такой участливой. Она влюбляла его в себя все сильнее и даже не замечала. Это наказание его за прошлые грехи, не иначе.       Теперь Сириусовский порыв вульгарности было не остановить.       — Ридж, у тебя привычка смущать молодых людей? — он опустил взгляд на задравшееся платье, намекая на предмет вопроса. Девушка даже не двинулась.       — Ты сам сидишь с расстегнутой рубашкой. Еще чуть-чуть, и я смогу твое солнечное сплетение увидеть.       — Справедливо, — согласился он, но застегиваться не стал.       — Если я тебя настолько смущаю, ноги уберу. Пардон, просто у нас в Ордене подобные формальности не считались важными, — взгляд ее сделался виноватым.       Если бы она только знала, как сильно его смущала — пожалуй, больше никогда бы не показывалась рядом. Чтобы довести его до кипения, Деметре многого нужно не было. Только вот она того не знала. Ну, конечно. Глупо было предполагать, что она его вообще как молодого человека воспринимала.       — Нет, все нормально. Можешь сидеть, как хочешь, — Сириус пожал плечами, и тут Деметра резко подняла руку вверх, прислушиваясь к чему-то в коридоре. Не успел он спросить, в чем дело, как она нагло столкнула его на пол.       — Блять, Ридж! Неадекватная! — воскликнул он, потирая ушибленный копчик, как дверь открылась, и в кабинет вошли Лунатик, Сохатый, Хвост и Лили. Задорно смеясь, они несли в руках корзинки с закусками и алкоголем. Эванс же держала настольную игру.       — А вот и мы! — она помахала коробкой перед собой.       Сириус так и сидел на полу, нерешительно озираясь по сторонам, раскрыв от удивления глаза. Получается, у Деметры был план. Она их обоих от неловкой ситуации спасла.       — Вы чего так странно сидите? — спросил Хвост, переминаясь с ноги на ногу у входа.       — Сириуса очень рассмешили мои анекдоты, и он упал, — выпалила Деметра, приглаживая волосы.       — По его виду могу сказать, что твои анекдоты его не только рассмешили, — коварно усмехнулся Джеймс. Глумливый взгляд окинул Сириуса с ног до головы, будто утверждая, что Сохатый прекрасно понимал, что в кабинете творилось до их прихода.       — Мерлин, Лили, это Монополия? — удивленно спросила Деми, указывая пальцем на коробку.       — Да! — обрадовалась рыжая. — Ты знаешь, что это такое?       — Да. С друзьями играли.       — Как замечательно! Меньше тех, кому придется объяснять правила, — Лили улыбнулась так тепло, так по-родному, что веснушки на ее красных щеках засияли, словно маленькие звездочки. Сириус так и продолжал пялиться на лицо подруги, и в нем боролись два чувства: радость за то, как сильно она счастлива, и скорбь по тому, что с ней могло произойти в будущем. Юноша поджал губы, зная, что и Деми, и Лунатик думали о том же.       Компания друзей разлила алкоголь по принесенным металлическим стаканам, Хвост же помогал Лили разложить еду, пока ребята рассаживались по удобным креслам. Деметра, конечно, сидела рядом с Римусом, Джеймс еще с самого начала занял место для дамы своего сердца, а Сириус так и оставался один, пока к нему не завалился Питер. Еле перекинув через бок кресла свое бедро, тот разлил немного вина прямо Блэку на штаны.       — Хвост! Твою же мать! — он брезгливо отпрянул, смахивая излишки жидкости с черных учебных штанов.       — Прости, Бродяга! — Питер панически искал салфетки, чтобы помочь другу.       Ребята заливисто хохотали, наблюдая за неловкой сценой, и улюлюкали.       — Бродяга, тебе, может, слюнявчик принести? Чтобы ничего более не испачкать, — издевался Римус.       — Да ну вас, идиоты! — негодовал Блэк. — Мне что делать-то теперь?       — Ну, может, Ридж стоит отвести тебя в нашу комнату… Переоденетесь там, всякое поделаете… — Сохатый с самым что ни на есть наивным выражением лица, что только мог налепить, сообщал это предложение, демонстративно размахивая руками. Сваха тут нашлась недоделанная.       — Мальчики! — хохоча, подхватила Лили. — Вы вроде чистокровные волшебники, неужто забыли о заклинании для сушки?       Махом древка она осушила штаны Сириуса и самодовольно откинулась на спинку кресла, позволяя Джеймсу смачно поцеловать ее в щеку.       — Вот, друзья, это моя девушка! Самая умная, самая замечательная, — провозгласил он, прижимая Эванс к себе. Та сразу же зарделась и уткнулась в плечо Сохатого.       Такая у них идиллия, конечно. Сохатый за Лили гонялся еще с первого курса, все уши прожужжал им с ребятами про нее. И вот теперь они вместе: любят друг друга, живут душа в душу, так и не соскучатся. По словам Деметры, у них и вовсе сын появится. Сириус сначала скептически относился к тому, что Джеймс свою возлюбленную везде с собой стал звать, думал, что девушкам не место в их кругу. Но Лили показала себя, как начитанная и интересная девушка, даже иногда им с новыми проделками помогала, выстраивала эту структуру для них, по сути, работала, как бухгалтер — об этой маггловской профессии он от нее тоже узнал. Эванс для них стала своей, а Сириус лично ее как сестру воспринимал уже — обидит кто, он этого наглеца за панталоны к дверям Большого Зала подвесит.       Смотря на них, Блэк то и дело переводил взгляд на Ридж. Сидела вот, участливо кивала тому, что Лунатик говорил, порой довольно улыбалась, уже распаленная принесенным вином. Такая чертовски красивая. Если война не заберет кого-то из них, смогут ли они когда-либо вот так же сидеть, обнявшись, обмениваться шутками, беззаботно перебрасываться фразами, предназначенными только друг для друга? Его эта мысль даже испугала. Впервые думал о ком-то, как долгосрочном партнере, не зацикливаясь на физических атрибутах. А как иначе? Деметра была умной, с ней приятно разговаривать даже о мелочах. Недаром даже Регулус ее заприметил, а у того вкус изысканный, отменный.       Мародеры с девушками изрядно выпили и теперь налегали на закуски, чтобы придти в себя. Лили вдруг подала голос:       — Ребята, давайте же в Монополию играть!       Остальные подхватили, и уже через пару минут перед ними лежала цветастая доска с нарисованными домиками и фигурками. Эванс старательно объясняла им правила, но парни так сильно опьянели, что через раз понимали сказанное.       — Ребят, смотрите! Это олень! — Сохатый смотрел на фигурку с широко раскрытым ртом, будто пришельца увидел. Точно ли он только пил?       — Джеймс, это машинка, — причитала Эванс, сложив руки на груди.       — А что это такое? — он скривился, почесывая затылок, на что Лунатик, Деметра и Лили закатили глаза.       — Это механическое изобретение магглов, созданное для передвижения по улицам. Работает на бензине — по сути, специальном масле. Почти как метла, только не летает, а едет по земле, — пояснил Римус.       Хвост и Сохатый кивали, как болванчики, будто действительно поняли. Сириус-то давно знал, что такое машины — на одной из них ездил в маггловский клуб, когда из дома сбежал. Ему тогда казалось, что у него побочные эффекты от грибов, что он попробовал у знакомого рокера — они по трассе чуть ли не летели. Забавные впечатления.       Когда Эванс, наконец, смогла вбить в толстые черепушки Мародеров правила игры, процесс пошел намного проще. Ребята отлично проводили время, некоторые так сильно вошли в кураж, что начали устраивать реальные споры на основе игровых моментов.       — Лунатик! — завизжал Джеймс, ударив по столу, из-за чего выстроенные башенки отелей на ячейках стали падать, как домино. — Так нечестно!       — Ничего не поделать, — насмешливо гоготнул тот, разводя руками в притворном сожалении. — Удача на моей стороне.       — Да какая тут удача! — не унимался Джеймс. — Я что, виноват, что ты выкупил Мейфэр? Я теперь банкрот! Еще и отелей понастроил тут, тьфу.       — Не волнуйся, Сохатый, ты не один такой, — усмехнулся Сириус, помахивая тюремной карточкой перед лицом друга. После того, как Лили его подставила, отправив прямиком за решетку, он вышел из игры.       Хвост тоже уже выбыл, а потому заинтересованно глядел на происходящее на доске, сидя на самом краю кресла со стаканом пива — боялся повторить инцидент с мокрыми штанами. По правде говоря, Сириус не знал, как теперь друга воспринимать. Мог ли он все еще его считать приятелем? Нет, конечно. Как только узнал о его будущем предательстве, чувство преданности как ножом отрезало. Теперь для него Питер был просто жучком, что следовал за ними. И все же нельзя было вот так открыто неприязнь показывать: Лили с Сохатым были не в курсе, да и убивать Петтигрю не было бы эффективным — раз уж Деметра, которой палец в рот не клади кому-то глотку перерезать, строго наказала терпеть, значит, действительно нужно ждать подходящего момента. Для того, чтобы спасти Лили и Джеймса, он готов терпеть хоть сотню лет.       Ближе к ночи в игре остались лишь Лили с Лунатиком. Деметра упорно боролась с коварными планами Эванс по захвату доски, но в итоге обанкротилась, когда ступила на синенькую ячейку Римуса. Ему нужно было в маггловский мир уезжать и становиться риелтором, Мерлин видит — слишком уж быстро Люпин выучил все подводные камни этой профессии, орудуя недвижимостью, как ему вздумается.       — Да ты что… — пробормотал Лунатик, хватаясь за волосы. — Ты меня разорила, Лили!       Рыжая только загоготала во все горло, горделиво хлопая в ладоши. На дьявола в этот момент походила — настолько хитрая ухмылка играла на ее губах.       — Ха! Я с самого начала игры это планировала! — она вскинула пальчик вверх.       Лунатик покорно принял поражение и поаплодировал подруге, пока Джеймс и Хвост сочувственно хлопали его по плечам.       — Вот так и живем, — произнес Сохатый, смахивая несуществующую слезу. — Женщины добивают нас медленно, но верно…       — Да, поберегитесь, мальчики. Может, завтра мы с Лили украдем не только вашу гордость, но и палочки, — в таком же тоне ответила Ридж, на что Лили безудержно захохотала.       Сириус старался в своем сознании запечатлеть улыбки близких ему людей, таких настоящих, радостных, счастливых. Сидели, просто играли в настольные игры, развлекались, ровно так, как и должны были бы, если бы не наступающая война. Вот бы этот момент никогда не заканчивался.