Чистокровный

— Ты как? — Джисон подхватил парня под руку за секунду до того, как тот растянулся бы на полу небольшого помещения, стоило с морозной улицы зайти в тёплый дом. — Минхо? — Голова кружится. Дай мне секунду.       С чужой помощью Минхо опустился на невысокую скамейку и попытался сфокусировать свой взгляд хоть на чём-нибудь, но яростный жар и расплывчатая картинка перед глазами не позволяли прийти в себя. Вдохнуть полной грудью тоже не получалось, словно лёгкие не могли развернуться под рёбрами, а лишь болезненно упирались в них, заставляя выпустить остатки поглощённого воздуха. Отчего-то хотелось дико и громко рычать, и это ощущение неприятно царапало горло, хотя своего альфу Ли не слышал и не чувствовал. Казалось, что организм никак не мог отойти от резкого первого, спровоцированного чужой силой обращения в такого огромного волка. Что-то мягкое опустилось на плечи, утихомиривая пожар под кожей, а после щеки коснулись тёплые губы в невесомом поцелуе. Минхо мгновенно протрезвел от незатейливой ласки. Расфокусированным взором он принялся рассматривать порозовевшее лицо Хана, где цвела осторожная полуулыбка. Глаза сияли остаточным светом звёзд, а спустя крохотные мгновения и вовсе вновь приобрели свой привычный карий цвет. Обнажённое ранее тело теперь оказалось спрятанным за тканью тёплого халата, какой был накинут и на плечи самого Ли. Как бы ни старался альфа принюхаться к нужному, приятному запаху — его обоняние ничего не улавливало, зато явным мерещился страх Джисона. Сейчас он напоминал ребёнка, напуганного неизвестностью и вероятным гневом отца. Сидел рядом и преданным взглядом всматривался в глубокие глаза Ли, будто какие-то ответы на свои же неозвученные вопросы желал найти. Вроде жаждал прильнуть, но при этом не приближался; хотел что-то вымолвить, но слова не слетали с губ. Рука непроизвольно вскинулась и потянулась к взъерошенным светлым волосам, дабы тут же запутаться в переливающихся серебром локонах. Такой растрёпанный, милый, с розовыми от смущения и остаточного мороза щеками, в пушистом халате — Хан выглядел очаровательно. И всё, что казалось таким необходимым: притянуть за тонкое запястье его к себе и крепко обнять. Но Джисон резко дёрнулся, принюхиваясь. Расправил плечи и рвано отпрянул от Ли, потому-то его рука и безвольно упала вдоль тела, потеряв мягкое тепло. — Я пойду, проверю обстановку в доме. Все должны уже готовиться ко сну. Мне надо провести тебя осторожно к себе, — тихо вещала омега и нервно расправляла ткань на своём теле, переминаясь с ноги на ногу. — К… К тебе? В твои покои? — несколько раз Минхо неуверенно моргнул и тут же съёжился от встревоженного взгляда, подаренного растерянным парнем. — Я хочу, чтобы ты сейчас был рядом. Мне очень страшно, и я нехорошо себя чувствую после столь быстрого и долгого обращения. Ещё и течка… — на мгновение Хан замялся, словно раздумывал над чем-то. Его плечи заметно вздрагивали, а кадык некрасиво елозил под кожей от частого сглатывания и, казалось, готов был разорвать своей остротой смуглую сладость. — Можешь просто быть со мной? Мне так нужно это. — Да-да-да! Но… Можно ли? — Нет, — отчаянное покачивание головой. — Я чувствую отца за дверью. Мне в любом случае сейчас попадёт. Так что, главное, вести себя так, будто есть план! — Хан подмигнул Ли, прежде чем шумно выдохнуть. — Я выйду. Проверю всё и вернусь за тобой. — А это, — альфа обвёл рукой помещение с кучей халатов разных цветов и материалов, — что? — Было бы стыдно расхаживать перед всеми обнажённым до и после обращения, не находишь? — мягкий смех приятно ласкал слух. — Небольшая раздевалка. Я найду для тебя одежду позже. Вероятно, вещи Ильхуна тебе подойдут.       Неуклюжий кивок, несколько секунд безмолвия, принятия сложившихся обстоятельств, какие произошли только по собственной инициативе, и Джисон вышел из комнатки. Всем собой он ощущал волнение и нервозность и никак не мог взять себя в руки. Сделал несколько неуверенных шагов, дабы выйти в светлое пятно между лестницей и холлом, откуда и смог увидеть родителей, брата, Бан Чана и Феликса. Те что-то бурно обсуждали, но из-за громкого шума крови и ошалело стучащего в груди сердца, расслышать хотя бы слово не выходило. Его босые стопы медленно ступали по начищенному паркету, сердце продолжало метаться под рёбрами, а омега плакала внутри от тяжести сдерживания последствий прерванной течки и вырабатывания фальшивого запаха. Ещё и обращение давило на виски чрезмерно жёстко и болезненно. Только осознание того, что Минхо оставался на его, Хана, стороне, помогало двигаться и расправлять плечи, чтобы предстать перед семьёй, пусть и не в подобающем виде сына главного альфы, но и не показаться слабаком. — Сонни, детка, — защебетала испуганно женщина, как только увидела своего ребёнка, — как ты здесь оказался? Ты ранен? Что-то болит? Как ты, мой малыш? — Всё в порядке, мамочка, — в нежных руках Джисон размяк, позволяя поглаживать себя по спутанным волосам и зарумянившемуся лицу. — Я со своим новым стражем прибыл. Как только услышал новости. — Я же просил не приходить, — раздражённо выдохнул Бан Чан и сделал несколько шагов вперёд, но дорогу ему преградил глава семьи Хан. — Подойди ко мне, — приказал мужчина. — Отец, послушай, — вопреки желанию казаться бесстрастным, голос дрогнул. — Я… — Я сказал, чтобы ты подошёл. Живо. — Дорогой, зачем ты так грубо? — вступилась женщина. — Он продрог. Устал. — Мия, замолчи, — бросил небрежно главный альфа. — Быстро подойди, Джисон.       Хан нахмурился. Его ненависть к подчинению альфам взращивалась в нём с раннего детства, но ослушаться отца было нельзя. Омега внутри продолжала надрывно скулить от усталости и молила о перерыве и отдыхе, но Джисон, сверкая мерцающими тусклым светом глазами, подбирался к отцу. Одного взгляда в лицо мужчины стало достаточным, дабы понять, что тот учуял запах. И эти мысли сразу нашли подтверждение в действиях: его грубо схватили за волосы, только бы заставить открыть свою шею. Два пальца жёстко надавили на то место, где располагались пахучие железы, стимулируя их, и скользили по смуглой коже собственнически, подушечками растирали испарину. Главный альфа склонился над сыном, чтобы проскользить кончиком носа по доступному участку плоти и впитать истинный запах, испорченный чужим. Пощёчина звонко оглушила не только самого Джисона, но и всех присутствующих. Щека мгновенно залилась кровавым следом от силы удара, а из глаз, как показалось, посыпались искры, смешавшиеся со слезами от неожиданности и жгучей боли. Никогда, ни разу отец не смел прикоснуться к Хану в насильственном действии. За столько лет он первый раз поднял руку, хотя до этого даже не ругал его, а здесь, без слов, просто ударил, унизил прилюдно. И маму не подпускал, удерживая рядом с собой за руку неистово грубо. Дыхание мгновенно сбилось от злости, глаза Джисона непривычно загорелись красным, и он перевёл их на отца в полнейшем раздражении. Тот выглядел свирепым, его ноздри раздувались при каждом глубоком вдохе раскалившегося до предела воздуха. Они неотрывно смотрели друг на друга, пока мягкой ладонью Хан прикасался к своей травмированной щеке и готовился обороняться, будь то физически или словесно. Он чувствовал, как его безжалостно распирала изнутри сила от пробудившегося гнева: никому не было позволено поднимать руку на него. Ни один альфа не имел такого права, как замахнуться на омегу. Пусть даже этим альфой был родной отец, подчинение которому всегда выражалось из уважения и любви. — Шлюха, — вырвалось несдержанно. — Грязная шлюха. — Отец! — Ильхун вышел вперёд и закрыл собой Джисона. — Что ты несёшь? Ты разве не чувствуешь? Он из последних сил заглушает течку. — Я чувствую, что эта маленькая дрянь позволила трахнуть себя. Да ещё и в течку. — Прекрати! — взмолилась женщина. — Ты уже спятил со своими звёздами! Наш ребёнок дома. Он в порядке. Или… Тебя взяли силой? — обратилась мама к своему младшему сыну взволнованным голосом. — Солнышко, тебя изнасиловали? — Наш ребёнок? — голос мужчины сочился рычанием. — Перед кем ты раздвинул ноги? Кто этот безродный щенок?! — Замолчи, отец! — закричал Феликс, вступившись. — Единственное, что тебя волнует сейчас, с кем был Джисон? — Да! Потому что Джисон не имеет прав распоряжаться своим телом, — мужчина выпустил феромоны, заставив Феликса заскулить и попятиться назад, к Бан Чану, ошарашенно наблюдающему за безумием главного альфы. — Его предназначение быть с настоящим, чистокровным альфой для продолжения сильного рода! И в первую связь он должен был вступить невинным! — Чушь! — не выдержал Ильхун, придерживая дрожащего от злости Хана за тонкие запястья. — Этого нигде нет! Как и в предсказании не сказано, что именно омега должна стать вожаком стаи и отдаться кому-то. Там было указано, что ребёнок главенствующей семьи… — И ты решил выступить против меня?! Не думал, что оба моих сына окажутся такими слабаками, — взревел отец Джисона. — Кто этот грязный щенок, который посмел тебя осквернить? — Я.       Минхо вышел из-под лестницы. Своей полынью, пробудившейся от ярости из-за услышанного, он вынудил всех смолкнуть. Его багряные глаза прицельно смотрели в лицо изумлённого мужчины, пока сам он подбирался ближе к застывшему в одночасье Хану, у кого сердце грозилось пробить грудную клетку от долгожданного появления того, чей аромат успокаивал и дарил неистовое чувство защищённости. И стоило сильным рукам опуститься на его талию, прижимая, а цепким ноткам сухостоя опутать с головой, то Джисон расслабился и позволил себя обнять. На несколько секунд, поддавшись искушению в слабости своей омеги, он прильнул носом к плотной шее, дабы втянуть в себя как можно больше запаха альфы. Жар и сила полыни пронизывали насквозь истощённый организм, насыщали и дозволяли возродиться, напитаться чужой энергией, хотя Джисон понятия не имел, что аромат Минхо мог возыметь над ним такой эффект. Феликс, шокированный всем увиденным и услышанным, всё ещё подчинённый силе приёмного отца, не сразу заметил жесты рук брата. Ему пришлось сосредоточиться, вспомнить все детские забавы, чтобы расшифровать просьбу, а лишь после этого ухватить не менее отрешённого от реальности Бан Чана за локоть, дабы спешно увести прочь. — Этот грязный щенок — я, — повторил Минхо, гневно пропуская в себя воздух, медленно пропитывающийся сладостью яблок. — Не смейте даже помыслить о том, чтобы ещё хотя бы раз ударить Джисона. Любое наказание за то, что не является преступлением, я беру на себя. Мою омегу трогать не смейте. — Твою омегу? Да ты рехнулся… — подавляемый чужой мощью, главный альфа подрагивал в плечах, пусть и пытался делать вид, что сохранял самообладание. — Он никогда не будет твоим. — Я слышал, что сказал ваш старший сын только что. Вы переиначили то предназначение, о каком вещаете со дня рождения Джисона, — Минхо сам себе удивлялся. Ещё несколько минут назад он нагишом собирался сбежать из негостеприимного дома, сжавшись в страхе на скамейке в крошечном помещении, а сейчас противостоял главе поместья. Но тихое урчание Хана в его руках побуждало к активным действиям. Его сердцу и разуму нравилось чувствовать то, что ему доверяли. — Может, нужно пересмотреть некоторые приоритеты? — Это не твоё дело. Ты посмел притронуться к чистокровной омеге! Щенок. — Отец, да что с тобой? — зашептал Джисон. — Я виновен в своих действиях и желаниях. Понесу наказание. Но у нас сейчас есть другие проблемы, ты так не считаешь? — Тебе не отмыться от позора, — гнул своё главный альфа. — Это было ошибкой ставить тебя вожаком. Нужно было давно тебя замуж отдать, чтобы ты исполнил своё предназначение. — Боже, — женщина закрыла рот ладонью и осела на пол. — Ли Минхо… Почему ты? — Мамочка, — Хан дёрнулся в сильных руках, но Ли его не выпустил, свирепо пялясь на стушевавшегося мужчину. — Ма… — Я никому Джисона не отдам, — холод в голосе разливался слишком ярко. — Он мой. Советую это просто принять. — Да как ты смеешь?! — отец Хана сделал шаг вперёд. — Смотреть так! Говорить такое! Убирайся прочь из нашего дома. Я всегда чувствовал, что от семьи Ли будут одни проблемы. Особенно, когда ты родился. — Как смеете вы? Торговать телом родного ребёнка. Лишить его нормальной жизни и пытаться подложить под какого-то сомнительного альфу. Ради мнимого рождения высших альф или омег.       Феромоны двух альф сталкивались в воздухе и давили на присутствующих нещадно грубо, что вынуждало женщину несдержанно скулить и хвататься за голову то ли в ужасе, то ли в яростном головокружении. На ватных ногах к ней подбежал старший сын и помог подняться, пока та роняла слёзы и смотрела в хищное лицо того, кто посмел прикоснуться к её драгоценному ребёнку. Никому и в голову не могло прийти, что спустя так много лет, всё содеянное по глупости и отчаянию обернётся против них. Джисон с тоской смотрел на маму в ответ и всё, о чём мог думать, сохранять тлеющим огоньком надежды в душе, стало то, что ему всего лишь хотелось от неё получить привычный ласковый поцелуй. Или нежное прикосновение, только бы не видеть ядовитых для души слёз. Но Ильхун уводил её из холла в сторону спален. События развернулись совсем не так, как представлялось во всех возможных вариантах надломленного в страхе сознания. Оттого и встреча с гневным взглядом отца, старательно пытающегося потопить Минхо своей мощью, вызвала новую волну злости под кожей. Несколько мгновений Хан пропитывался чужой силой, нагло воруя её от прикосновения ладони к открытому участку кожи на шее, дабы, наконец, отстраниться и показательно отвернуться от своего родителя. Спешно, всё ещё трусясь от завываний ослабленной омеги, Джисон переплёл пальцы своей руки с пальцами Ли и насильно потащил его на второй этаж. В то место, какое Минхо уже знал. Спиной оба ощущали тяжёлый взгляд, но по непонятной причине мужчина не пытался их остановить. Позволял уйти, хотя парни понимали, что это не конец, а лишь начало, какое с ранним рассветом заставило бы поплатиться не только за действия, но и за произнесённые слова.       А стоило завалиться в тёмную комнату, Минхо и вовсе потеряться в пространстве от резкой смены яркого света в непроглядную тьму, как Джисон прильнул к нему. Обвил руками и лицо в шее спрятал, шумно вдыхая успокаивающийся аромат полыни. На скомканные мгновения Ли просто застыл и позволял ластиться об себя, лишь позже опустил руки Хану на спину, нежно касаясь в мягких поглаживаниях. Пальцами иногда проникал за воротник халата, дабы притронуться к горячей коже, а в ответ слышал сдавленные стоны, схожие с болезненными. Нетерпеливо омега снова ухватилась за расслабленную руку Ли, чуть дёргая в сторону ванной, где быстро избавила себя от халата и шагнула в широкую душевую кабинку. Особых указаний и приглашений Минхо ждать не стал и протиснулся туда следом, мгновенно оказываясь под струями горячей воды. Только теперь он понимал, насколько замёрз сам, и как неистово сильно озноб разбирал Джисона — тот готов был осесть на керамический пол и просто растворяться в своём плохом самочувствии. Зарево в глазах Ли не стихало, пока широкая ладонь Хана скользила по его груди, впитывая в себя силу и мощь, дабы обогатить крохами тепла себя изнутри. Минхо этому ничуть не противился, наоборот, охотно делился тем, что ранее даровали ему — искренними чувствами. Неспешно и осторожно намыливал густые волосы омеги; скользил пальцами по покатым плечам; массировал мыльными руками поясницу, где подушечками вминал ямочки Венеры, только бы смыть пот и следы грязи с красивого тела. Носа вновь касался волнующий все внутренности запах сладких яблок, словно Джисон падал во власть течки охотно, позволял себе забыться рядом с выбранным им человеком. И в подтверждении этого, когда руки скользнули по влажным бокам ниже, дабы опуститься на подтянутые и мягкие ягодицы, распустился запах смазки. — Хочу тебя, — серьёзно изрёк Хан, свои ладони устроив на низ живота Минхо, где спазмами зарождалось возбуждение. — Ханни, тебе надо поспать, отдохнуть, — пусть альфа внутри и завилял хвостом от услышанного желания своей омеги, то Ли согласен с этим не был. Обстоятельства будто не располагали. — Не смотри на меня так. — Я думал, альфы никогда не отказывают своим омегам… — карие глаза Хана уже затянула пелена жажды. Может, он и пытался противостоять природе, но явно не имел достаточно сил. — Хён. Я же твоя омега? — Моя, — выдохнул, сдавшись, Минхо. — Моя самая прекрасная, — руки плавно очертили манящие изгибы смуглого, рельефного тела, вызывая в нём дрожь в эти же секунды. — Ласковая. — Тогда в чём проблема? — Джисон надулся по-детски, губы и щёки совсем немного, а Ли лишь оставалось дивиться тому, насколько этот парень был разным. — Ты хочешь это сделать назло отцу? — неуверенно спросил альфа, убрав пятернёй светлые волосы Хана назад от лица, дабы мокрые дорожки перестали исполосовывать его прозрачными ручейками. — В какой-то степени. После услышанного… Я хочу, чтобы он чувствовал от меня твой запах. — Нам нужно во всём разобраться, Ханни.       Джисон же будто и слушать не хотел. Выпутался из горячих рук, повернулся спиной и показательно прогнулся, уперевшись ладонями в стеклянную стенку кабинки, уже затянутую влажным паром. Завороженный, Минхо наблюдал, как по сладкой коже, такой же как и распустившийся запах, стекали капли горячей воды; как по внутренней стороне бёдер текла неспешно смазка; как сам Хан нетерпеливо ноги шире расставлял, только бы заманить ближе к себе. Именно это он и получил. Чего так желал, когда два пальца спешно проникли внутрь, проверяя растянутость мышц: тело всё ещё было готово в себя спокойно принять член без дополнительной растяжки, однако Минхо не смог немного не подразнить омегу. А та шумно дышала, опустив голову, подавалась навстречу толкающимся внутрь пальцам и просила большего. Может, Ли и хотел растянуть этот момент, только всё же не воспринимал этот акт близости, как необходимый. Потому и подался в Джисона плавно, сразу на всю длину, не дав ему и секунды подготовиться к принятию в себя горячей плоти. Застонал же Хан так громко, что у Минхо ноги подкосились от пряности звучного голоса. Пальцами он ухватился за узкие бока и натягивал на себя разгорячённое тело, упиваясь дрожью и всхлипами, заглушаемыми шумом льющейся на них воды. — Хорошо! Это так хорошо! — в бреду шептал Джисон, полностью расслабляясь. — Глубже. Хочу.       Ладонь с силой хлопнула по запотевшему стеклу, стоило немного сменить угол проникновения. Отчего уже застонал и Ли, ведь его нещадно сжимали, а жар и мягкость сокращающихся стенок просто сводили с ума. Минхо не видел, как Джисон открыл рот в немом крике удовольствия, всё ещё находясь с опущенной головой, из-за чего из него и текла вязкая слюна от переизбытка ощущений в несдержанных движений внутри. Но зато заметил удлинившиеся когти, царапающие поверхность стекла. Более порочной картины альфа не мог и представить: ему нравилось созерцать проступающие под смуглой кожей мышцы, выпирающие лопатки и невозможно узкую талию, за какую он и схватился, дабы войти ещё глубже. Хан же продолжал стонать звонко, пытался подмахивать бёдрами, но сбивался моментально из-за силы толчков. Оказывается, в течке были и свои плюсы: манипуляция над выбранным альфой. Даже её остаточных нитей хватило, чтобы заставить Минхо подчиниться, ведь Джисон на тот момент не думал, что глупый Ли и так бы сделал всё, о чём бы его попросили. — В меня, Минхо-я… Кончи в меня… — Ты этого так хочешь? — Ли склонился над ухом парня, прижимаясь своей грудью к его спине. — Нам нужно было подумать о противозачаточных, вдруг ты… — Я… Не могу… Забеременеть… Не от истинного, — с выдохом через каждое слово отвечал Джисон, с отвратительным звуком прикасаясь когтями к стеклу всё чаще. — А так я буду думать, что у нас с тобой будет ребёнок… До чистки… Пожалуйста, Минхо-я!       Со всей силой Ли впечатался в Хана, изливаясь в него глубоко, пока продолжал совершать короткие толчки, чем и довёл омегу. Сперма выплеснулась на стекло, тут же медленно стекая по нему вниз, к ногам, но Минхо двигаться не переставал, проводя Джисона через яркий оргазм, сопровождающийся судорогами и спазмами. Его член сжимали до болезненного сильно, а узел уже торопился набухнуть, только поэтому, нехотя, но Ли выскользнул из натянутого, словно струна, от напряжения тела. Придерживал Хана поперёк груди и выцеловывал его шею в том месте, где обычно ставили метку. Хотелось прокусить. Но всё, что он сделал, как только Джисон полностью встал на ноги — отшатнулся, дабы рассмотреть как из раскрасневшегося ануса вытекала смазка и собственная сперма. Порочно прекрасная картина. Ещё несколько дней назад щёки Ли покрывал грубый румянец стыда при одном только представлении о такой страстной близости. Об обнажённом теле и помыслить было страшно, а все порно-сайты обходились стороной и даже стоны друзей за стенкой вызывали лишь смущение и желание хлопнуться в ничтожную пылинку. А теперь, совсем не раздумывая о том, насколько же это было греховно и грязно, Минхо собирал влажными пальцами собственную сперму с подрагивающих бёдер своей омеги, чтобы осторожно толкнуться ими обратно в податливое тело и получить на это звенящий скулёж. Уши вспыхнули стыдом, когда Хан инстинктивно насадился на доступные фаланги, прогибаясь в спине. — Теперь ты готов лечь спать? — поинтересовался чуть севшим голосом Минхо у Джисона, позволяющего смыть со своих ног остатки телесных жидкостей.       На тихий вопрос Хан лишь кивнул и неуклюже вылез из кабинки, дабы тут же замотаться в огромное полотенце и босыми ногами, по которым небрежно стекали крупные капли воды, проследовать к постели: узкой, но мягкой кровати с тёмным балдахином, прихваченным какой-то магнитной заколкой. Досуха вытерев себя и оставив влажными лишь чёрные локоны, Минхо проследовал за омегой и тяжёлым мешком завалился рядом. После горячего душа и выпрошенной близости тело ощущалось каменным и тяжёлым. Веки сами закрывались, особенно когда Джисон, перестав вертеться под боком, угомонился и шумно засопел. С трудом Ли заставил себя подняться, чтобы укрыться мягким и огромным одеялом, ведь прохладный воздух достаточно охотно облизывал обнажённое тело и пускал по его коже волны неприятных мурашек. И как только голова вновь коснулась подушки, а глаза сомкнулись от усталости из-за сумбурности всех творящихся событий, в дверь постучали. Мгновенно воцарилась тишина. Хан испуганно схватился за руку Минхо, но даже не дёрнулся, вслушиваясь в звонкое беззвучие. Где-то раздавалось злобное рычание альф в гоне, а Ли удалось даже уловить феромоны чьего-то возбуждения, спутавшегося с невероятно приторным запахом скулящей омеги. Горящие заревом глаза распахнулись в темноте. Вряд ли за дверью стоял отец Джисона. Этой мысли Минхо даже улыбнуться успел: тот бы определённо снёс дверь с петель и выстрелил бы в Ли из ружья. Однако по запаху позднего гостя определить не мог. — Это Ильхун, — зашелестел Джисон. — Наверное, я должен ему открыть. — Конечно, должен! — надменно фыркнул Хан-старший. — Я не желаю вам зла. — Вот же, — омега хлопнула себя по лбу, — я забыл про его чуткий слух.       Слепым котёнком Хан перебрался через окаменевшего в объятиях мягкой постели Минхо, включил несколько настенных ламп приятного свечения и, укутавшись лучше в огромное полотенце, подошёл к двери. Трусливо провернул ключ, но всё же впустил брата, за которым прятался и Феликс. Тот, совсем не взвешивая рациональность действий с гневом отца, кинулся к нему на шею, обнимая так, будто уже похоронил. Ильхун проскользнул в комнатку следом и запер дверь, сразу же бросая недовольный взгляд на усевшегося забитым волчком в постели альфу, старательно сокрывающего свою наготу в одеяле. Голова шла кругом. Вместо того, чтобы решить хотя бы одну проблему, помимо лишения девственности запретной омеги, Минхо обрастал новыми. Для полной картины не хватало того, чтобы в спальню завалился ещё и Бан Чан со своим «а я же говорил», и тогда всё точно было бы так, как в самом глупом ситкоме, где персонажу даже объясниться не позволяют. — Я принёс одежду, — парень подошёл к кровати и протянул стопку тёмной ткани. — Вроде мы одной комплекции, поэтому, думаю, подойдёт. — С-с-спасибо, — принял вещи Ли. — Мне, наверное, стоит извиниться? — Передо мной-то? — хмыкнул Ильхун. — Не такой я, конечно, представлял встречу с альфой моего брата. Но было приятно, что ты за него постоял. — А до этого позволил ударить… — виновато промямлил Минхо и бросил взгляд на обнимающихся омег. — До сих пор болит, — Джисон поторопился пожаловаться, хотя и вовсе позабыл о пощёчине. — Давай поцелую, — Феликс сложил губы трубочкой, но Хан легко отвернул его голову от себя, посмеиваясь. — А, вообще, что за дела? — Я поторопился вернуться из-за найденной омеги той стаи, — говорил тихо Джисон, — как она? И кем была погибшая омега? — А, Ким Сынмин, — всполошился Феликс, — откуда ты знаешь?.. — Бан Чан записку оставил… — Какую записку? Хан-а, — перестав играть в гляделки с братом Джисона, раздражённо спросил Минхо. — Которую я случайно выкинул? — Хан замялся, отчётливо видя то, как цвет глаз альфы переливался кровавым свечением. — Это уже неважно. — Его прооперировал наш врач, сейчас Сынмин под охраной стражей, спит, — проинформировал Ильхун. — Я пришёл сказать, что отец в полнейшем бешенстве, и вам лучше подготовиться к худшему. А ещё неподалёку от поместья поймали альфу, который преследовал тебя, малыш, — обратился он к брату, — почти от самой окраины леса. Хотя он заверяет, что было всего двое волков. Но тогда ты откуда взялся? — ткнул пальцем в Ли. — Так я и есть второй волк, — Минхо указал на себя рукой. — А это, — перевёл на Хана, — первый. — Нет. Этот чужак поведал, что тот волк был огромным, почти в два раза больше Джисона, — скептично продолжил Ильхун. — Но Джисон и есть самый большой волк. — Это был Минхо, хён, — мягко и гордо улыбнулся Хан, — мой альфа.       Тишина вновь воцарилась в комнате, и даже Феликс перестал перебирать пряди серебристых волосы брата, полностью сосредоточившись на напуганном лице Минхо. Три пары глаз пялились на него, словно на статую в музее, отчего он чувствовал себя абсолютно беспомощным и лишь в угол кровати забивался, почти хныча. Ведь только один взор созерцал его с неимоверной любовью и преданностью, пока два других смотрели с неверием и изумлением. Крадучись, Феликс подбирался к кровати, отняв свои руки от тела Хана, чтобы усесться прямо напротив Ли и ткнуть ему пальцем в щёку. Минхо тут же хлопнул его по руке за такую дерзость. Но стоило в глазах парня промелькнуть голубому проблеску, то Ли расслабился и, пленённый, уставился на него, засмотревшись на переливающиеся огни в мягком взгляде. Оказывается, его карманное солнышко не было таким простым, как он всё это время думал. Вопросов становилось всё больше, а желание обернуться волком, усадить на себя Джисона и ускакать в неизведанные дали — всё ярче. — Он чистокровный, — выдохнул Феликс. — Как мы могли этого не знать?