Спасение друг для друга

Анри пятнадцать. Девочки в её возрасте ходили на всякие вечеринки, обсуждали мальчиков, красиво красились и просто наслаждались жизнью. А что Анри? А Анри вынуждена была работать. Каждый день после школы она ненадолго забегала домой, чтобы переодеться и быстро перекусить, и шла на работу в кафе, где устроилась официанткой. Она пахала там каждый день практически без выходных. Приходила домой уставшая, разбитая и обессиленная, желающая лишь одного — как можно скорее лечь в постель и уснуть. И всё это ради того, чтобы раздать долги родителей и ублажать хотелки младшего брата. Однако работа — не единственное, что омрачало жизнь Анри. Родители. Почти каждый день они ругались, громко, с разбитой посудой и взаимными оскорблениями. В такие моменты Анри чувствовала себя особенно слабой и беззащитной. Ей хотелось забиться в угол, убежать куда-нибудь далеко-далеко, где не будет всего этого, но чаще всего она так и оставалась сидеть в комнате. В первую очередь из-за Генри, который во время скандалов перебирался к ней и крепко держал, не отпуская. Вот и сейчас тоже. Сегодня родители с самого утра были на взводе. Отец часто ругался по пустякам, делал порой высосанные из пальца замечания, а мачеха чересчур эмоционально на них реагировала. Анри ещё за завтраком поняла, что сегодня вечером случится очередной скандал. И она не ошиблась: как только на город опустились сумерки, родители вновь начали ставшую уже обыденностью ссору. Анри не знала, что послужило поводом на этот раз, и, в общем-то, не особо хотела знать. Всё, чего ей сейчас хотелось, — это покой. Хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось, чтобы в доме наступила долгожданная и такая блаженная тишина. Чтобы Генри, в конце концов, уже отпустил её и свалил куда подальше. Однако и Богу, в которого Анри никогда не верила, и всему остальному миру было плевать на её желания, потому что родители по-прежнему продолжали ругаться, а Генри так и цеплялся за её одежду потными пальцами. От его прикосновений было откровенно мерзко, но приходилось терпеть. Приходилось лишь крепче прижимать его к себе и ласково поглаживать по сальным волосам, успокаивать. Потому что Анри — хорошая старшая сестра, а хорошие старшие сёстры не бросают младших братьев в беде. На кухне раздался чересчур громкий звук битого стекла, отчего Анри невольно вздрогнула. Генри сильнее вцепился пальцами в её кофту, вжался всем телом в грудную клетку. От него невыносимо воняло, так, что становилось трудно дышать, однако отталкивать его она не спешила. Сил на это уже попросту не было, да и понимала она, что это всё равно не поможет. Поэтому только крепче прижала его к себе и успокаивающе провела ладонью по спине. Параллельно она прислушивалась к тому, что происходило за дверью. — Я ещё раз повторяю: на следующей неделе мы собираемся и идём к специалисту. И это не обговаривается! — кричал отец. Судя по короткому звуку удара, он стукнул кулаком по столу, как всегда делал в порыве эмоций. — Нет! — взвизгнула мачеха. — Какой, к чёрту, специалист?! Он не поможет! Здесь нужен диспансер! Анри до боли прикусила нижнюю губу и прикрыла глаза. Дальше слушать она и не стала: и так было понятно, что речь шла о Генри. Опять. Родители постоянно ругались из-за него. Им не нравился образ жизни, который он вёл, и они намеревались отправить его на терапию. Правда, пока что они ограничивались только словами, до дела не дошло. Они только ругались и спорили, потому что не могли решить, как им лучше всего поступить. Анри никогда это не нравилось. Её бесило, что этому халявщику, который ленился даже банально за собственной гигиеной следить, уделялось столько внимания, в то время как её в семье считали пустым местом. Она вынуждена была сутками напролёт работать, дабы прокормить семью и расплатиться даже не с собственными долгами, и приносить только хорошие оценки, тогда как Генри мог позволить себе сидеть дома и играть в игры. Отвратительно. Мерзко. Несправедливо. Вот и сейчас, когда речь в очередной раз зашла о нём, Анри испытала волну раздражения, которую, тем не менее, старательно подавляла в себе. — Не хочу… — вдруг негромко подал голос Генри. Он плотнее вжался в её грудную клетку, так, что ей стало больно. Однако, несмотря на это, она по-прежнему его не отталкивала. — Не хочу ни на какую терапию… Не хочу, не хочу, не хочу, не хочу… — Перестань, Генри, — настолько мягко, насколько она только сейчас могла, сказала она и ласково погладила его по волосам. — Мама и папа ведь не желают тебе зла. Они просто беспокоятся о тебе, вот и всё. — Нет! — он зажмурился и отрицательно замотал головой, крепче стиснув её в объятиях. — Им на меня наплевать… Они хотят меня исправить… — Это вовсе не так. Они очень, очень тебя любят, Генри, — продолжила настаивать Анри. Внутри ей сделалось совсем мерзко. От сложившейся ситуации, от горького осознания, что эти слова — правда, от самой себя. — Не хочу, не хочу, не хочу, не хочу, не хочу… — словно не слыша её, всё твердил Генри. Поняв, что с ним бесполезно разговаривать, Анри только тяжело вздохнула и покрепче прижала его к себе. Поставила подбородок ему на макушку, закрыла глаза. Мысленно для себя она решила, что сегодня опять сбежит из дома, когда все наконец уснут. Она устала.

***

Сегодня родители скандалили непривычно долго. Они не успокоились, даже когда во всём доме погас свет в окнах, а во дворе не осталось ни единого человека. Они всё спорили и спорили, спорили и спорили, спорили и спорили. Из-за этого Генри, который так и оставался сидеть в комнате Анри, тоже не спал. Только цеплялся за её одежду, но уже ничего не говорил. Лишь иногда вздрагивал, если на кухне снова разбивалась посуда, и затравленно поглядывал на дверь. Сама Анри продолжала гладить его по спине, мысленно тихо надеясь, что скоро всё это закончится. И, к её счастью, ближе к часу ночи родители действительно угомонились. Крики на кухне стихли, в коридоре раздались шаркающие шаги, а потом послышался хлопок двери. Они пошли спать. Вслед за ними уснул и Генри. Он просто в какой-то момент задремал в её объятиях, не выпуская из рук одежду. И только тогда, когда она услышала его тихое сопение, Анри наконец смогла покинуть квартиру. Ночная улица встретила её приятной прохладой. Остановившись возле подъезда, Анри вдохнула полной грудью свежий воздух. Зажмурилась, запрокинула голову назад, потянулась. Ей нравилось здесь, за пределами квартиры. Здесь было свежо, а ещё тут она могла свободно дышать. Совсем слабый ветерок легонько развевал её волосы, теперь не закреплённые резинкой, и Анри с удовольствием подставляла под него лицо. В какой-то момент она даже открыла глаза и взглянула на небо, усыпанное мириадами звёзд. Оно выглядело красиво. Огоньки-звёздочки одна за другой загорались на небосводе, создавали причудливые узоры и картинки — созвездия. Анри нравилось иной раз разглядывать их по ночам, когда она не могла уснуть: это помогало ей успокоиться после очередной ссоры родителей. Однако же сегодня она не стала долго на них задерживаться. Вместо этого лишь полюбовалась немного, а затем направилась дальше по улице. Она шла без какой-то конкретной цели. Сегодня ей хотелось просто прогуляться по городу, и было неважно, где именно. Она прохаживалась по пустым паркам, разглядывала заснувшие осенние цветы и изменившую окраску листья. Иногда она останавливалась, присаживалась на какую-нибудь лавочку и начинала рисовать веточкой на земле. Иной раз вновь смотрела на звёзды, любовалась их многообразием и великолепием. Потом, однако, снова вставала и продолжала идти в неизвестном даже ей самой направлении. А потом она забрела в один двор, где заметила на лавочке чью-то фигуру. Поначалу она испугалась. Первой мыслью было уйти поскорее, пока этот кто-то её не заметил. Мало ли, кто это мог быть. Хорошие люди, как она знала, по улицам ночью не ходили. Однако в самый последний момент она передумала, потому что пригляделась к фигуре получше. Вот тогда-то она и поняла, что знает этого человека. Чарльз Эйлер. Кажется, так звали этого парня. Он учился с ней в одном классе, но они никогда тесно не общались. Так, пересекались иногда в коридоре, но не более. Эйлер всегда производил впечатление человека ответственного, как и его сестра, пускай и был с некоторыми странностями. Наверное, именно поэтому Анри так удивилась, когда увидела его тут, сидящего на лавочке во дворе посреди ночи. — Эй, Эйлер, ты чего тут делаешь, а? — спросила она, когда подошла поближе, и закуталась в куртку. Изначально она хотела пройти мимо и продолжить прогулку, однако любопытство всё же взяло над ней верх. Ей было слишком интересно узнать причину, по которой Чарльз Эйлер сейчас Находился на улице, а не дома в уютной кровати. Услышав её голос, он вздрогнул от неожиданности и замер на месте. Несколько секунд посидел так, глядя в одну точку, затем медленно поднял голову и повернулся в сторону звука. Они встретились взглядами, и на его лице возникло что-то наподобие улыбки. Кривой, слабой, вымученной и фальшивой. — У меня к тебе тот же вопрос, мисс Уорхол, — вместо нормального ответа негромко произнёс он. Голос у него тоже был какой-то странный, хрипловатый, и оттого по спине Анри пробежался холодок. — Я думал, что все отличницы и прилежные девочки не ходят по ночам по улицам, а сидят по домам. — Отстань, — она фыркнула, таким образом скрывая истинные эмоции, и плюхнулась на самый край лавочки. Так, чтобы не сидеть к нему слишком близко. — И вообще, ты так и не ответил на мой вопрос. Это некультурно, если ты не знал. — Мне просто захотелось подышать свежим воздухом, — он неопределённо пожал плечами. — Ночью? — Ага. Ненадолго между ними повисла пауза. Анри поняла, что расспрашивать дальше бесполезно, а потому не стала более предпринимать попыток. Она вообще подумала, что их диалог на этом окончен, а потому принялась уже в который раз за ночь разглядывать звёздное небо. Однако, к её удивлению, Эйлер заговорил сам: — А ты? — вдруг спросил он. — Чего? — не поняла она. Непроизвольно она вздрогнула, не ожидавшая, что он сам к ней обратится, но к нему не повернулась. — А ты почему на улице в такой час? Опасно ведь одной ходить, — уточнил он, и краем глаза она увидела, как он тоже поднял голову к небу. Анри помолчала немного, раздумывая, стоит говорить или нет, но потом всё же коротко ответила: — Родители дома поругались. Не хочу туда возвращаться. — Оу… Понял, больше вопросов не имею. И снова между ними повисло молчание. Больше ни Анри, ни Чарльз ничего не говорили. Только оба разглядывали ночное небо, каждый думая о своём. Иногда она посматривала на него краем глаза, так, просто ради интереса. Выглядел он задумчивым, даже в какой-то степени подавленным. Иногда в его жёлтых глазах мелькало нечто странное, ей непонятное, но очень быстро исчезало. Это лишь подпитывало в ней любопытство, природу которого она не могла объяснить. Ей просто почему-то хотелось узнать, что творится у него на душе, и всё. Однако, несмотря на это, она так ничего и не спрашивала. Просто продолжала молча любоваться звёздами и иногда посматривала на него. Так, сидя на лавочке во дворе и разглядывая звёздный небосвод, они провели ещё какое-то время. Слабый ветерок по-прежнему развевал распущенные волосы, и это несколько успокаивало, однако тишина всё равно надоедала Анри. Она чувствовала себя неловко, находясь рядом с Эйлером, который не произносил ни единого звука. Хотелось чем-то разбавить это тягостное молчание, и потому вскоре она заговорила вновь. — Красиво, правда? — тихонько спросила она, не отрывая взгляда от мерцающих вдалеке огоньков. — А? — сначала Чарльз вздрогнул, не совсем поняв суть её вопроса, но потом его губы тронула лёгкая улыбка. — Да, правда. — Мне… нравится смотреть на звёзды, — она глубоко вдохнула. Мысленно она и сама поразилась тому, что её вдруг так внезапно потянуло на откровенности. Видимо, обстановка так на ней сказалась. — Мне тоже. В детстве я любил читать про звёзды, так что много о них знаю. — Правда? — она заинтересованно глянула на него и придвинулась поближе. — А расскажешь? И Чарльз рассказал. Он говорил много, долго и без остановки, и не только о звёздах, но и о других интересных вещах. А Анри слушала его. Внимательно, ловя каждое слово и стараясь не упустить ни единой, даже самой мельчайшей детали. И всё это время она непроизвольно ловила себя на мысли, что ей действительно комфортно в обществе Чарльза Эйлера. А ещё, кажется, у неё появился первый настоящий друг. И, похоже, не у неё одной.