(Sigh)

Когда все люди лягут спать, Я снова выйду из земли И стану души собирать, Во имя счастья и любви. Но ты не бойся, ты со мной, Хотя душа твоя не рядом. Я восхищаюсь красотой И милым, нежным твоим взглядом. Я всех людей предам огню, Пусть пепел землю удобряет Мы двое будем жить в раю, Ведь в рай по пропускам пускают. Но лишь предашь мои мечты, Тогда наступит час разлуки. Не пожалею красоты Я сам тебе сломаю руки. (автор неизвестен)

      — Козлова Кристина Владимировна. Часть первая статьи сто пятой, часть третья статьи тридцатой, часть вторая статьи сто шестьдесят седьмой. Двадцатый отряд.       В управе ей отдали паспорт, зарплату, билет на поезд, и на том было кончено.       Вот и всё, отмотала срок. Что делать дальше, Кристина не представляла. Она была абсолютно свободна, и вместе с тем складывалось ощущение, что жизнь и вовсе кончена. Вчерашняя зэчка, куда ей податься? Кристина вздохнула и закурила сигарету, пока ждала автобуса, который отвезёт её на станцию.       Привычка курить появилась за ней где-то на четвёртый месяц после того, как из малолетки её перевели в колонию для взрослых. Сокамерница, Любка Беззубая, как прозвали её за сколотый передний зуб, научила Кристину. Сказала, мол, без курева и чифира вынести пребывание здесь невозможно, — ну она и попробовала. Потом пристрастилась. А потом поняла: и впрямь легче стало переносить все эти однотипные, пресные дни.       Хотя, конечно, потраченных впустую восьми лет и искалеченной жизни это не вернёт и не изменит.       Вот и подъехал автобус. До станции Кристина добралась быстро, оттуда — два часа на поезде. Вагон был пустым, лишь только мерный стук колёс о балки железнодорожных путей нарушал кромешную тишину. Уединение — это роскошь, от которой Кристина отвыкла. Впервые за столько лет она ясно слышала собственные мысли, напоминающие змеиное гнездо, и в минуту ей стало не по себе; а после опять захотелось закурить. Тьфу! В тамбур не побежит. Забавно будет через полтора часа после того, как откинулась, схлопотать административку за курение в неположенном месте.       Не найдя, чем себя занять, Кристина достала из пакета пачку сухарей, которую услужливо подкинула ей на прощанье Наташка Скорошвейка, и принялась их жевать. Подумать только, скоро ей будет доступна нормальная еда… Нет, конечно, мама приносила ей печенье и фрукты, на дни рождения таскала торты и апельсины, наколотые водкой (Кристина сама подсказала ей так делать, чему та была, конечно, не слишком рада), но на этом изыски заканчивались. Резиновые пирожки с ошмётками фарша, пресные супы, чёрствые хлеба, разбавленный чай — это, казалось, всё, что она видела все эти годы. Кристина уже и не помнила вкуса прочей еды.       А вот и Новоморск. Нисколько, на первый взгляд, не изменившийся за минувшие восемь лет. Кристина сошла с поезда и вдохнула полной грудью. Запах свободы… Сладкий, пьянящий. Пугающий.       Она не знала, куда ей теперь идти. Нет, понятное дело, что домой: мама ждала её — ну и пусть, что не встретила. Но в смысле более глобальном — куда ей теперь податься? Кристина должна была подумать об этом накануне освобождения, но, честно говоря, не было никакого желания занимать голову этими мыслями. С таким прошлым нет будущего, она знала это. Жизнь бывших зэчек складывается нелегко. Всё растоптано и уничтожено — и было бы, ради чего…       Мысли о ней появились совершенно не кстати, и Кристина решила, что сейчас просто необходимо закурить. Стоя на перроне, она достала сигарету, подожгла спички, а потом, вдоволь затянувшись, зашагала к остановке. Оглядываясь по сторонам, понимала, что выглядит совершенно нелепо в расклешённых джинсах, клетчатой розовой рубашке и старых потёртых кроссовках. Всё равно, что бомжиха. Это мама ей с воли передала во время последней встречи — видно, на скорую руку схватила в сэконде, чтобы было, в чём доехать. Кристине подумалось, что тюремная форма на ней сидела лучше. Привычнее. Без косынке на голове так и вовсе совсем не то.       Автобус прибыл скоро, и так же скоро она уже была дома. С порога в нос ударил аромат сыра и специй, живот призывно заурчал. Мама даже не стала её встречать, с обидой подумала Кристина. Не такого приёма она ждала на воле.       Разувшись, Кристина прошагала на кухню. В коридоре появились новые обои, а ещё часы — либо она просто забыла, как выглядел родной дом?       — Ма-а-ам.       Она едва не подпрыгнула, когда Кристина неожиданно показалась из-за угла, а потом бросилась обнимать её и расцеловывать, приговаривая:       — Не думала, что ты вернёшься так скоро. Ну наконец-то, господи боже! Садись, я как раз приготовила поесть, садись-садись, ты наверное устала…       Мама поставила перед ней тарелку с макаронами под сыром и котлетами, которую Кристина тут же придвинула к себе, словно бы кто-то мог её отобрать. Принюхалась, наколола на вилку кусочек котлеты, намотала макароны, положила в рот — тут же блаженно замычала.       — Ну вот, хоть когда начала ценить мою готовку. Я ещё тирамису купила…       — А выпить есть? Повод ведь, — проговорила Кристина с набитым ртом.       — Есть-есть. Сейчас.       Мама достала коробку красного полусухого и наполнила им два стакана.       — Ну, за тебя, дочь!       Они чокнулись и пригубили. Лучше, чем чифир, думала Кристина, пока кислый вкус оседал на языке. Она посмотрела на маму: та была радостной, взволнованной и… печальной. Печаль свою скрывала плохо — похвально, что хотя бы пыталась. Ну, у неё ведь дочь зэчка. Было бы чему тут радоваться.       — Я на днях разговаривала с Аней, она обещала устроить тебя к нам в ателье.       Кристина прекратила жевать и удивлённо нахмурилась. Она не думала, что речь об этом зайдёт так скоро.       — В чём подвох?       — Никакого подвоха. Однако, ввиду обстоятельств и ввиду твоего… Положения, — как изящно завернула она клеймо Кристины, — тебе нужно будет очень постараться, чтобы зарекомендовать себя на собеседовании.       — Без бэ.       — Вот, Кристиночка, вот! Постарайся обойтись там без своего тюремного жаргона. Здесь приличные люди, и вести себя с ними нужно соответственно.       — Ладно.       — Не «ладно», Кристина. — Мама снисходительно покачала головой. — Всё это очень серьёзно. Чем скорее ты вольёшься, тем лучше. В конце концов, я до старости лет тебя на своём горбу тащить не собираюсь.       — Я поела. Можно идти?       Мама посмотрела на неё с недоумением. Кристина цокнула, вмиг осознав, что ей, вообще-то, больше не нужно спрашивать разрешения на такое элементарное действие, и поднялась из-за стола, прихватив коробку вина.       Её комната, которую Кристина помнила наивеликолепнейшим образом, претерпела колоссальные изменения. Теперь здесь были бледно-зелёные обои, одинокий пустой шкаф, кровать с голым матрасом и стол, а на нём ноутбук, видимо постаревший за последние восемь лет. Хоть что-то осталось — ну, мама точно не стала бы избавляться от такой дорогой вещи, которая принадлежала исключительно Кристине.       Спустя несколько часов, проведённых на воле, её волновало только одно. Кристина включила ноутбук и замерла, ожидая, пока он запустится. Не выдержала — поднялась, открыла окно, вернулась за стол и закурила.       «Группа «Плакса», Маша Терехова», — ловкие пальцы быстро пробежались по клавишам, а поисковик выдал результаты моментально — это тебе не тюремная тарахтайка, которая зависает от каждого неправильно вздоха подле неё.       «Маша Терехова и Никита Горохов объявили о скорой свадьбе»       «Маша Терехова и Лера Булгина в Сочи»       «Маша Терехова и Никита Горохов вступили в брак. Фото со свадьбы...»       — Кристина, не кури в доме! — крикнула мама с кухни.       Она раздражительно махнула рукой и открыла последний заголовок. Плакса теперь замужняя женщина, вот значит как… Да и не Плакса она уже, в общем-то, — знаменитость. Её группа прославилась и даёт концерты по всей стране; она живёт жизнью звезды и собирает овации со всех уголков России… А Кристина осталась барахтаться на самом дне социума.       Она со злостью захлопнула ноутбук и откинулась на спинку стула. Вспомнила Женю, другую свою сокамерницу. Хорошо было бы сейчас с ней поразвлечься… Тюрьма была страшным местом, жестоким местом, это верно. Кристина много дерьма там повидала, но куда больше совершила открытий. Как например то, что женщины ей всяко больше по вкусу, чем мужчины.       Кристина открыла ноутбук. С фотографии на неё смотрела Маша Терехова, в которой с большим трудом узнавалась та Плакса; и только одно напоминало о прошлом — тонкая полоска шрама на левой щеке. Маша не стыдилась его, Кристина знала это. В редкие моменты, когда ей всё же удавалось получить доступ к компьютеру, она смотрела все её интервью. Своим шрамом Маша гордилась, ведь это — свидетельство её храбрости и часть опыта. Так она говорила. Только об обстоятельствах, при которых его получила, рассказывала лишь в общих чертах. И разумеется, никогда не вдавалась в подробности и не называла виновного.       Интересно, вспоминала ли она вообще Кристину? Хотя бы раз на дню? Кристина Машу — далеко не раз.       «Когда-нибудь я всё равно до тебя доберусь!» — прокричала она ей, когда полиция уводила её с того позорного конкурса. Кристина тогда была так зла… Маша ворвалась в её жизнь неистовым вихрем и всё разворошила, растоптала, уничтожила… В конце концов, даже спустя восемь лет Кристина не могла избавиться от этих едких чувств. И всё же, лишь сейчас она понимала, что именно то были за чувства.       Женщины всегда приходились ей больше по вкусу, чем мужчины.