(Sigh)

      Маша прикоснулась к шраму на щеке и нахмурилась. Она давно не возвращалась в Новоморск, вот уже как пару лет её здесь не было. И всё же каждый раз по прибытию сюда сердце опутывала тоска.       Этот город изменил её жизнь, с ног на голову перевернул. Здесь она встретила самых верных своих друзей и свою любовь; здесь она впервые заявила о себе как об исполнительнице, благодаря чему и выбилась теперь наверх; и здесь же она познала боль. Море боли. Боли здесь было столько, что даже спустя восемь лет сердце обливалось кровью.       Вот они проехали мимо Жениной мастерской, которая уже давно была отремонтирована, а потом и продана под автомойку: Женя, с подачи Маши, которая никогда не забывала своих друзей, нашёл себе место в Москве подле неё, став дизайнером её реклам и обложек. В груди что-то неприятно кольнуло. Вспомнился тот пожар, шрам заныл.       Чтобы пережить этот опыт, потребовалось немало времени. Во многом ей помогла поддержка близких; в остальном — собственные рассуждения. В конце концов, это был ценный опыт. Маша доказала себе, что не трусиха, и чувства свои испытала. Помнила, как гонялась тогда за Даней, этим легкомысленным бабником… Наверное, если бы не тот пожар, она никогда не поняла бы, как сильно влюбилась в Никиту и насколько он был ей дорог.       Вообще, хорошо, конечно, что она не связала свою жизнь с Даней. Бог отвёл, как говорится. Лера много рассказывала о его похождениях и дурных привычках. Манипулятор, лжец и придурок, говорила она про него. Даже Крис бегала за ним как собачка, настолько он запудрил ей голову, — угождать ему старалась, любовь заслужить…       Машину жизнь он бы разрушил, а её таланты смешал бы с грязью и под ней же и закопал бы. С позиции человека взрослого Маша понимала, что это и правда так. Но тогда она была юной и наивной восьмиклассницей, и никто не мог вправить ей мозги на место.       Крис. Последнее, что Маша о ней помнила, так это как она сидела на скамье подсудимых, пока судья оглашал приговор. Прожигала Машу взглядом, полным ненависти и обещания однажды отомстить. Этот взгляд — синий пожар — въелся на подкорке её мозга.       Если Маша чего-то и боялась по-настоящему в своей жизни, так это Крис. Она едва не отправила на тот свет её и тех, кто был ей дорог, оставила неизгладимый шрам — что на лице, что на душе. Маша, признаться, до сих пор побаивалась огня. Хоть от страха закрытой двери во время репетиций избавилась, для чего потребовались месяцы работы с психологом. И да, Маша не удивилась бы, если бы Крис вдруг вышла из тюрьмы и осмелилась закончить начатое. Хотя здравомыслящему человеку стоило бы оставить всё это в прошлом: минуло, в конце концов, уже восемь лет… Только Крис не из таких. Она ненормальная.       Хорошо, что она до сих пор в тюрьме, подумала Маша. От осознания этого факта в миг стало спокойнее.       — Ну всё, приехали, — сказал водитель, припарковав машину у дома.       На крыльце Машу с Никитой уже встречали её родители и бабушка, только Денис, видимо, пока ещё был в школе.       — Приехала наша звезда! — гордо провозгласила бабушка, бросившись к Маше в объятия. — И тебе не хворать, Никитка.       — Здравствуйте. — Он улыбнулся ей. — Тёть Лена, дядя Андрей. — Никита пожал руку отцу Маши.       — Как вы добрались? — спросила мама.       Маша ответила ей:       — Всё хорошо. И достаточно быстро.       — А я испекла вишнёвый пирог, — сказала бабушка. — Пойдёмте скорее, пока не остыл.       Забрав вещи, они двинулись в квартиру, а когда уже уселись за стол, мама спросила:       — Надолго вы к нам?       — До конца месяца точно, а дальше, — Маша пожала плечами, — как получится.       — Оставайтесь на подольше. Мы так редко тебя видим. Скучаем ведь… Особенно Дениска.       — Дениска тобой очень гордится, — вставила бабушка. — Всем рассказывает про свою сестру. Смелая, добрая, талантливая!..       — Уверена, что все и так про меня всё знают.       — И то верно. А отчего же вы медовый месяц провести не в Москве решили, а у нас тут — в этой «дыре», как сказала бы Маша пару лет тому назад?       — Медийность утомляет, — ответил за двоих Никита. — Нам хотелось побыть в тишине, со своими близкими. А Москва никуда не убежит.       — Вот и правильно. Вот и хорошо. Медийность, как ты говоришь, медийностью, но никогда не надо забывать о семье и доме. А Вера и Толя, они же завтра придут?       — Мама сказала, что да. Папа взял выходной, она отпросится пораньше, так что к семи должны быть.       Отобедав, Маша и Никита отправились отдохнуть. Хороший дневной сон — вот, чего не хватало после утомительной дороги. Пусть условия у них и были самые что ни на есть комфортабельные, а долгие поездки Маша не слишком-то жаловала.       — Давай сходим погулять, как проснёмся, — сказала она, упав на кровать рядом с Никитой.       — Давай. Спрячемся ещё под капюшонами, и как раньше пойдём шныряться по дворам. Сходим потом к морю, поиграем на гитаре.       Маша нежно усмехнулась, он поцеловал её, и в обнимку они предались сну.       Проснулись уже вечером. Тогда и Денис со школы вернулся: сразу же бросился расспрашивать, как там Москва. Обещал приехать на следующий концерт — как раз ведь каникулы летние начнутся. А потом Маша с Никитой выбрались в город — под капюшонами, как и договорились.       Шёл тёплый весенний дождь. Как будто заново подростки, школьники, какими были, когда только встретились, они бежали по дворам, в сторону ларьков, где купили себе шаурму и картошку-фри, принявшись уминать их прямо там, стоя под навесом. Мокрый ветер хлестал в лицо, влажные волосы облепили щёки, и Маша не могла сдержать по-детскому беззаботной, просветлённой улыбки.       Жизнь знаменитости — это отнюдь не то, что она себе представляла. Да, она посвятила себя делу всей своей жизни — музыке, — и да, с ней была опора в лице самых преданных людей, но… Медийность утомляет, Никита правильно это сказал. Постоянно находиться под прицелом камер, выносить сотню вопросов — это приятно лишь до поры до времени, а потом начинает высасывать все силы.       Чувства — это сокровенное, верила Маша. Их нельзя обнажать перед глазами миллионов. В чём ценность момента, если ты не можешь разделить его с самим собой?       Поэтому она и выбрала Новоморск в качестве места проведения своего медового месяца. Здесь было тихо и спокойно: никаких назойливых папарацци и толп поклонников.       Никого, кто мог потревожить её покой.       Маша доела шаурму и вышла из-под навеса, чтобы выбросить мусор, как вдруг столкнулась с кем-то. Стакан колы полетел на землю, расплескавшись на обувь. Маша ошеломлённо охнула:       — Простите! Я вас не заметила…       Она подняла взгляд. На неё смотрела светловолосая девушка с мутными, как мартовский лёд на дорогах, голубыми глазами и татуировкой на плече — сердце, пробитое стрелой.