Каникулы

Утро было промозглым, темным и очень сонным. Дима лежал лицом в подушку и собирался с духом, чтобы встать и пойти в холодную ванную. Умыться, почистить зубы, уложить волосы. Чемодан собран еще вечером. Такси — дело пары минут. Может, еще поспать полчасика? Олег, будто чувствуя состояние чернокнижника, звонит и вырывает из состояния блаженной полудремы. — Йоу, Диман. Скажи, что ты уже встал, — его голос отвратительно бодр. Дима мычит в трубку и пытается сфокусировать взгляд в пространстве. — Я составил нам плейлист в дорогу! Рокешник, как ты любишь!,— Олег сделал затяжку сигаретой и шумно выпустил дым. Курить. Димкины карие глаза распахнулись, и сон исчез как по волшебству. Закончив разговор обещанием перезвонить позже, Дима сел в постели и зябко поежился. Балкон встретил светлеющим на горизонте небом и тишиной еще спящего города. Яркая вспышка огонька зажигалки на мгновение осветила лицо чернокнижника, подчеркнув острые скулы и длинные ресницы. Пухлые губы обхватили фильтр и в легкие тонкой змейкой вполз горький дым. Сегодня Дима едет с Олегом на дачу к его родителям. Дима не хотел, но Олег был очень настойчив, а его губы — слишком убедительны. — Диман! Природа, снег, баня! Тебе нужна перезагрузка! Я покажу тебе секретное место силы, — на последних словах Шепс хитро улыбнулся, притянул к себе Диму за острое плечо и уткнулся губами в брюнетистую макушку. Дима всегда был до ужаса тактильным, когда речь шла о прикосновениях Олега, и на этот раз он вновь покрылся мурашками, чувствуя дыхание медиума на своих волосах. Чернокнижник провел носом по шее Олега и прошептал: «Шепс, ты невыносим». Вставать в такую рань и холод, тащить чемодан втрое тяжелее Димки, трястись полдня в машине — вместо уютной постели, родной гитары и какао с зефиром? Бред. Только если за рулем не Олег Шепс, орущий беспонтовую песню из своего плейлиста и по-хозяйски расположивший широкую горячую ладонь на бедре Димы. На такого Олега хотелось смотреть. Хотелось зарыться ладонью в мягкие кудри, с силой оттянуть назад и наблюдать, как глаза цвета тумана заволакивает пеленой похоти. Хотелось укусить до боли эти губы, иногда несущие такую чушь. Хотелось вылизать изнутри этот рот, из которого порой доносятся совсем неприличные звуки. И целовать-целовать-целовать эту шею, плечи, грудь… — Димка, мальчик мой!, — Олег хохотнул и помахал рукой перед лицом брюнета, который явно провалился в свои мысли. , — Есть будешь? Нам Саша в дорогу бутеров сделал и травы в термосе заварил. Саша. Заботливая «мамочка». И галстук поправит на съемках, и чаем успокоительным напоит перед испытанием, и выслушает. Каждая ссора Олега с Димой проходила через Сашу. Оба ныли: Олег на маленькой сашиной кухне, Дима в трубку. Саша вздыхал, слушал и выдавал пиздюлей тому, кто был неправ. Олег (как правило это был он) сначала дулся, а потом смирился, что Саша всегда прав. А потом мирился с Димой. Жарко, влажно и грязно. — Нет, Олеж, не хочу, — Дима улыбнулся, положил тонкую ладонь поверх олеговой руки на своем бедре и легонечко сжал. Олег потянулся к Диме и оставил на его щеке нежный, почти невинный поцелуй. Чернокнижник царапнул ноготками руку Олега, забираясь пальцами под манжет теплой флисовой рубашки. Олег перевел взгляд на заснеженную трассу в обрамлении пушистых елок. Ехать оставалось пару часов. Дима внимательно наблюдал за Олегом, обхватывая пальцами запястье последнего. Кольцо из пальцев не получилось — запястье было слишком широким. Но Дима уверенно провел рукой сначала вверх, а потом вниз. Склонил голову, темные волосы упали на глаза, но Диме было не до них. Привычным движением пальцев — вверх и вниз. Олег плотно сжал губы. Вверх и вниз, задевая ногтями пульс на запястье. — Дим… — Олеж? Вверх. Вниз. — Дим, перестань. — Да чего перестань? Я ничего такого не делаю. Чернокнижник отвернулся к окну, с максимально безразличным видом разглядывая хмурое зимнее небо. А в голове Олега плыли образы тонкой татуированной ладони, крепко обхватывавшей его член, и влажных губ, нежно касавшихся горячей плоти. Дима оттачивал мастерство владения руками долго, упорно и сладко. Так сжимать пальцами и так правильно двигаться мог только он. И только с Олегом. Они были дополнением друг друга, и это было больше, чем просто ментальная связь или пресловутая любовь. Олег кусает губы, хмурит густые брови и крепче держится за руль. Дима прячет улыбку в кулаке и смотрит в окно. Он обожает, когда Олег его хочет. И знает, что Олегу достаточно пары слов, шепота на ушко или мягких прикосновений. Любимая Димкина игра: доведи Олега до помутнения рассудка, сохраняя максимально невинный вид. А Олегу сложно себя контролировать, когда рядом этот бесёнок с ангельским выражением лица. — Олеж…,— медиум был настолько погружен в свои мысли, что не заметил, как Дима опасно приблизился к его шее и почти касался кожи, мягким шепотом произнося любимое имя. , — Олежа… Взгляд серых глаз скользнул по лицу чернокнижника. — Да, маленький,— губы изгибаются в улыбке. Димку плавит от этого обращения и Олег это знает. Если медиум мог завестись от одного прикосновения Димы, то Дима просто улетал на седьмое небо от шепота Олега и бессвязных ласковых слов. «Мой маленький» — Димкин пульс учащается. «Мой самый любимый мальчик» — глаза темнеют и дыхание утяжеляется. «Ты у меня такой красивый… Только мой» — больше нет сил сдерживаться и не кусать губы. «Самый лучший… Самый нежный… иди ко мне» — точка невозврата. Дима готов вплавиться под кожу любимого медиума, пропитаться его голосом, стать его воздухом, принять его всего в себя или отдаться до последней капли. — Диман!, — голос Олега звучит громче и отчетливо ощущается добрая насмешка.,— Подай термос, будь хорошим мальчиком. Он на заднем. У Димы опять перехватывает дыхание от «хорошего мальчика» и в голове зреет план. Медленно разворачивается на своем сидении, встает на колени, прогибается в спине и задевает бедром плечо Олега. Ужасно неудобно, опасно, от этой позы начинает ныть спина, но оно того стоит. Олег шумно пропускает воздух сквозь зубы и нажимает на педаль тормоза, резко разворачивая машину на обочину. Дима теряет равновесие и заваливается на колени Олега. Время будто замедляется, в ушах звенит от адреналина, а перед глазами губы Олега. Влажные, искусанные, любимые. Дима закрывает глаза и тянется за поцелуем, рассчитывая на ласку и нежность. Но Олег слишком долго терпел. Дима несдержанно стонет от чувствительного укуса нежных губ. В уголках глаз проступают слезы, но тело предательски выгибается навстречу горячим рукам медиума. Олега отрезвляют царапины на шее от острых ноготков Димы, которыми он цепляется в попытке глотнуть немного воздуха. — Прости, маленький,— Олег вновь приникает к желанным губам: нежно, сладко и тягуче. Сладко из-за вкуса крови Димы. Этот вкус вырубает все мысли в голове медиума, и хочется просто целовать этого мальчика вечность. А может две. Целовать так, что не хватает воздуха, так, что влажные губы ноют от чувствительности, так, что соприкасаться языками становится смыслом жизни. — Олеж… Дима выравнивает дыхание и смотрит снизу вверх своими невозможными черными глазами. — Нам долго ехать еще? Я больше не могу… Олег сверяется с навигатором, пока Дима пытается принять вертикальное положение на своем месте. Ощупывает пальцами пострадавшую нижнюю губу и недовольно морщится. — Полчаса, мой хороший. , — Олег внимательно рассматривает любимое лицо и съеживается от стыда, видя кровь на губах Матвеева. ,— Скоро будем дома. Машина медленно выезжает с обочины и устремляется вдаль, оставляя за собой клубы дыма.