Каникулы

Дача семейства Шепс располагалась в живописном районе, вдали от больших дорог и шума цивилизации. Добротный дом строил еще дед — строил на совесть, с умом. Наследники впоследствии добавили второй этаж, разбили оранжерею, пристроили дополнительное помещение под склад. Но он практически не использовался по назначению — все ненужные (а по мнению Шепсов-старших, очень нужные) вещи отправлялись на чердак. В итоге бывший склад стал мини-баром: провели отопление, установили подсветку, повесили телевизор и расположили во всю стену шкаф, наполненный драгоценной коллекцией коньяков, ликёров и ромов. Дима уже был в семейной «резиденции» Шепсов летом, и сейчас завороженно наблюдал, как снег укутал всю постройку белым шифоном. Летом здесь царила атмосфера беззаботности и веселья. Запах спелой вишни, костры по вечерам, жареные сосиски на длинных шпажках. Жара, яркое солнце и наполненный счастьем воздух днем. Жаркие объятия, яркие звезды перед глазами от прикосновений Олега и наполненный любовью Дима ночью. Кровать жалобно скрипела, на стенах плясали тени, воздух наполнялся жарким шепотом влажных губ. — Еще, пожалуйста, еще…,— Дима прогибался в спине, подаваясь назад, пытаясь пустить Олега еще глубже. Широкие ладони медиума обхватывали тонкую талию, пальцы впивались в кожу до синяков, в глазах плыло и сыпались искры. Дима был до ужаса тесным, горячим и вкусным. Вкусные губы, вкусные стоны. Вкус димкиного естества сносил Олегу крышу и вышибал из головы последние рациональные мысли. На первом этаже родители, услышат? Плевать. Губы скользят по горячей плоти, размазывая капли смазки. Завтра голос охрипнет и будет сипеть? Плевать, скажу что простыл от холодного лимонада. Горло сопротивляется инородному предмету, и Олег гладит себя по глотке, пропуская член Димы глубже. Дима сейчас кончится от таких эмоций? Плевать, воскрешу и снова повторю все, что делал. Ощущать тонкие пальцы в своих волосах и член у себя во рту — все, что сейчас нужно. Глубже, теснее, горячее. Быстрее, до искр перед глазами от нехватки кислорода. Потом надышится. Сейчас главное — это хрупкое тело в его руках, извивающееся от наслаждения. Вкусный. Олег слизывал белесые капли с губ, довольно урча, пока Димку потряхивало от наступившего оргазма. А потом губы облизывал Дима. И так каждую ночь. Во рту щипало от бесконечного поедания вишни, губы горели от требовательных поцелуев. Димке казалось, что это какой-то день сурка: каждый день был похож на предыдущий, но хотелось бы продлить этот летний мираж навечно. Сейчас Олег рассматривал Димкино лицо, отражающее бурю эмоций: дрожащие ресницы обрамляют восхищенные глаза, нос покраснел от мороза, губы опять машинально обкусываются. — Олеж!, — чернокнижник обернулся и посмотрел на медиума огромными глазами,— почему так красиво? Бросив чемодан, Дима медленно, будто боясь нарушить хрустальную тишину зимы, двинулся в сторону дома. «Вот же жук! Все чемоданы мне оставил!», — Олег внутренне улыбался, закрывая на замок тяжелые ворота. Догнать Диму на тропинке не составило труда — один широкий олегов шаг равнялся трем замедленным димкиным. — Идем скорее, щас нос отвалится, — Олег уже почти подошел к Диме, как тот вздрогнул, неловко развернулся и… Следующие действия происходили будто в замедленной съемке. Дима резко оборачивается, нога в ботинке на высокой подошве соскальзывает со скрытой под снегом ступеньки, Дима теряет равновесие, заваливается назад. Глаза Олега расширяются, пальцы разжимают ручки чемоданов, он тянется к Диме, в попытке удержать. Дима хватает руки медиума, смешно скользит уже обеими ногами и падает, утягивая за собой Олега. Черная вспышка перед глазами, тупая боль простреливает затылок Димы. Он открывает глаза и видит перед собой перепуганное лицо Олега. Тот навис над худым телом, опираясь на руки, расставленные по обе стороны брюнетистой макушки. Олег тяжело дышит, с напряжением вглядываясь в темные глаза. А Диме становится очень смешно, несмотря на острую боль в затылке. Губы растягиваются в улыбке, обнажая идеальный ряд белоснежных зубов. Дима смеется так, что на ресницах появляются слезинки. Олег хмурится. — Ты… Ты бы видел сейчас свое лицо, Олег, — Дима захлебывается хохотом, морщит брови и запрокидывает голову, — Мой спаситель! Олега отпускает тревога и он расслабленно наваливается всем весом на дрожащее от смеха тело. Ему тоже смешно. Почему его Дима постоянно попадает в такие нелепые ситуации и главное, почему он всегда втягивает в них Олега? Медиум смеется, уткнувшись в сгиб шеи Димы, вдыхая любимый запах. Запах. Дима всегда пах роскошно. Нотки сандала, ветивер, дым, древесина. Но его настоящий запах знал только Олег. И никогда не мог им надышаться. Запах озона, холодный до скрежета зубов, сменялся минеральным ароматом моря. Морской шелест перетекал в запах сочного персика и вишни. И всегда, всегда присутствовал он — запах первой любви, счастья, готового разорвать душу. Этот запах не поддавался описанию. Дима притих, прислушиваясь к собственным ощущениям. На губах еще играла легкая улыбка после приступа смеха, ресницы прикрывали глаза, а в голове сияла звенящая пустота. Все ощущения свелись к шепсовскому дыханию на шее. Дыхание сменилось прикосновением сухих прохладных губ. Шепс просто терял голову от вида беззащитной шеи, покрытой вязью татуировок. Осознание того, что под тонкой кожей бьется неровный пульс, всегда служило спусковым крючком для того, чтобы начать терзать шею губами. А иногда зубами. И сейчас Олег не мог себе в этом отказать. Димкин рот приоткрылся в немом стоне, под закрытыми веками заплясали звезды, когда за первым поцелуем последовал длинный, долгий мазок горячим языком. Влажная кожа тут же почувствовала всю прелесть минусовой температуры воздуха, и Дима зашипел. — Олег! , — Дима заёрзал под медиумом в попытках скинуть с себя эти 90 килограммов чистой любви, — Ну Олег, не здесь же!… Медиум провел носом по шее Димы вверх, пытаясь заполнить легкие его запахом до конца, и прижался губами к чувствительному месту за ушком. Шансов оторваться от действия было примерно ноль. Губы ощущали пульсацию под кожей, впиваясь все сильнее. Да, будет засос. — Олеж…, — чернокнижник уже скулит от контраста температур, неудобной позы и ощутимого напряжения в джинсах. Снег забился под легкую куртку, волосы намокли, а затылок неприятно ныл. Олег оторвался от желанного тела и попытался сфокусировать взгляд на лице Димы. Тот мягко улыбался и тянулся рукой к щеке медиума. Олег прикрыл глаза, повернул голову и оставил легкий поцелуй в центре холодной ладошки. — Идем в дом, маленький. Кое-как поднявшись, Олег протянул руку Диме и тот, скуля и охая, тоже поднялся на ноги. Весь оставшийся путь до дома Олег выслушивал жалобы Димки: на скользкую дорожку, на предательские ботинки, на дурацкий снег и дурацкого Олега. Олег молча тащил Диму, чемоданы и груз ответственности за этого неуклюжего балбеса.