Месть алого зверя

Заточенное перо выпало из пальцев, прочертив по шероховатому желтоватому пергаменту тонкую, неровную черту. Рейстлин нахмурился. Рука дрожит. Чернильные затирки въелись в кожу. На боку среднего пальца давно образовалась небольшая шишечка — свидетельство частой работы с пером. Подпаленный каганец едва освещал комнату, желтил пергамент и кожу, но с ним можно работать поздно вечером. Что особенно важно зимой, когда три луны раньше обычного появляются на небосводе. Рейстлин тяжело вздохнул, поднялся из-за стола и подошел к мутному, давно немытому окну маленькой, заваленной свитками и книгами комнатушки. Снег будет идти всю ночь. Опять заметет дорожки, зато на тысячи мелких веточек валинов образуются красивые шапки. Рейстлин улыбнулся, но тут же дрогнул и удивленно посмотрел на правую руку. Судорога оказалась настолько болезненной, что юноша чудом не взвыл. Дурной знак. Такими темпами он не успеет переписать трактат до конца зимы и Антимодес увезет нужную книгу в библиотеку. В дверь постучались. Рейстлин вновь дрогнул. — Тетя Меггин? — За тобой Карамон пришел, — хрипловатый от постоянного курения трубки голос престарелой жительницы Утехи, казался юноше уютным, в чем-то приятным. Дверь приоткрылась, в проеме показалась женщина с глубоко посаженными глазами и темными мешками под ними. — Я ему чаю хотела предложить, но он мнется у порога. Ни в какую не заходит, но если ты не закончил, я что-нибудь придумаю. — Первая фраза прозвучала почти с издевкой, немного злой шуткой, которую оценил мальчик. — Нет необходимости, тетя, — Рейстлин покосился на подрагивающие пальцы. — На сегодня я закончил. — Вот оно как, ну тогда собирайся, — скорее хрипнула, чем хихикнула женщина на границе старости, после чего прикрыла за собой деревянную дверь. Хорошая привычка. Рейстлин вернулся к столу и посмотрел на пергамент. Треклятая линия от упавшего пера портила общий вид ровных линий аккуратных черт. Юноша поднял бумагу и перевернул лист, к своему сожалению найдя там уже перечеркнутый, кем-то текст. Вздыхать и дальше не имело смысла, Рейстлин уложил бумагу обратно. Чернила почти высохли, но он все равно посыпал их песком. Хотя бы этого у него было в достатке. С бумагой дела обстояли хуже. Повезло, что Антимодес нашел для него хотя бы такую. Страшно представить, что где-то выбрасывают не до конца использованные листы. Рейстлин узнал в письменах котианский алфавит, но и представить не мог, в каких работах его до сих пор используют и кто. Сложив готовые листы в глубокую, пошарпанную шкатулку, закрыв чернильницу и убрав перья, Рейстлин поправил шнур ворота теплой рубахи, взял в руки каганец и вышел из комнатки, темным коридором прошел до большой, светлой кухни со множеством маленьких, разместившихся по стенам шкафчиков, где хранились не только усушенные плюшки. Юноша решил выпить воды, прежде чем выйти к близнецу. — Рейст! — Выглянул из-за угла Карамон, что так и не рискнул ступить дальше порога. — Уже поздно, домой пора. Тетя Меггин догнала и обошла засидевшегося в гостях юношу. Ненавязчиво коснулась его плеча, погладив, заставив обратить внимание на то, что признанная местной сумасшедшей тетка собирается делать. Меггин прошла к пыхтящей жаром, больше похожей на кованую бочку, плите и открыла верхний заслон, где хранились какие-то кувшины. Ничего никому конкретно не предлагая, тетка Меггин аккуратно нацедила в грубо расписанный глиняный стакан теплый настой с ароматом какой-то весенней травы и поставила на стол. Рейстлин почти улыбнулся и прошел к столу, взял в руки согревшийся стакан, вдохнул аромат настоя и в два глотка его выпил. — Рейст, нам пора, — немного настойчивее заговорил Карамон. — Ничего тебе от пары минут не сделается, — фыркнула хозяйка по-своему уютного дома. — Аль на гулянку торопишься? Если так, ну так Рейстлин у меня ночевать остаться может. Сестричка ваша уже, наверняка, гулять ушла. Настой смягчил болезненную колкость в горле и Рейстлин смог безболезненно проглотить слюну: — Тетя, не нужно, Карамон, вместо того, чтобы сразу пойти гулять, по просьбе мамы каждый раз встречает меня по вечерам и не просто так, — мягко, но не терпя возражений, заступился за брата хитрец. — Как будто в Утехе с тобой что-то случится, — куда благосклоннее парировала Меггин, поправляя нечесаные, проеденные сединой кудри. — В Утехе всегда много путешественников, а не только свои. Меггин вздохнул, и с какой-то тоской посмотрела на мальчика: — Если опять заболит горло… — Тетя, завтра после обеда, я буду у тебя, — с теплотой ответил подросток и направился в небольшой закоулок, который Меггин именовала прихожей, где нашел свой не по размеру большой, но очень теплый тулуп. Карамон, видимо, весь изведясь, помог близнецу с парой петель-застежек, за что получил неодобрительный, порядком усталый взгляд. Мороз крепчал. Из носов и ртов прохожих вырывался белесый пар. Люди ходили по протоптанным дорожкам, с трудом расходясь на некоторых, особенно узких. Валины утеплили корни в белые шубы и торжественно молчали. Зимние ночи вряд ли можно назвать темными, но желтые огоньки окон расположившихся на переплетении мощных веток домов дополняли картину. — Мама и сестра, между прочим, волнуются, что ты так много времени проводишь у этой чокнутой, — с откровенным неудовольствием заговорил Карамон, а последнее слово и вовсе прозвучало жестоким оскорблением. — Она лекарь, Карамон, — почти прошипел в ответ подросток, — все обращаются к ней в час нужды и все за глаза зовут чокнутой. Или ты забыл, как она помогла отцу вылечить ногу? — Не забыл, но разве она не такая? — Тряхнул головой Карамон, одетый куда легче близнеца. Его щеки, кровь с молоком, покраснели от мороза. — Какая омега в здравом уме откажется от покровительства альфы, чтобы заниматься мазями? Рейстлин нахмурился, промолчал. Только пальцы на руках сжались, а шаг стал решительнее. Юноша даже попытался обогнать более высокого и выносливого брата, но узкая тропа свела на нет глупый жест. — Тебе не стоит и дальше к ней ходить, — куда серьезнее заявил Карамон, косо поглядывая на брата. — Отец письмо прислал, вернется к концу недели, с ним друг приедет и его сын. Рейстлин прищурился и вновь промолчал, только мороз перестал терзать его конечности, которые, как и сердце, согрелись от разрастающегося гнева. — Рейст, это хороший, надежный альфа, у них, как я слышал, хорошая семья, своя ферма. — А ты прямо-таки обо всех в округе слышал, — прозвучало язвительно. — Мне неинтересен фермерский сын. — Тебе никто неинтересен, Рейст, — пошел на примирение статный альфа. — Но через год тебе четырнадцать, а первую жару лучше встречать с альфой, это для тебя же лучше. Я слышал омегам чертовски страшно и больно в первый раз в жару впадать… — Заткнись! — Рейстлин начитан о физической стороне вопроса своего положения. Он заинтересовался анатомией еще в десять лет, когда капля крови, смешавшись с крошкой высушенного зимнего папоротника, приобрела желтый, почти золотой цвет, вынося приговор чаяниям мальчишки — нарекая его омегой. И если быть честным, то Рейстлин подозревал об этом еще до обязательной проверки. Их с Карамоном, при всем желании, не назвать близнецами. Велик контраст меж полноценным альфой и доходягой омегой. Подтвердив свое незавидное положение, Рейстлин сбежал из дома и долго шатался по ночной Утехе. Как оказалось, если избегать широких дорог и двигаться проулками, тебя еще долго никто не найдет. Рейстлин успел скупо поплакать от беспомощности и злости на мир, успел поторговаться с богами, а потом устал и случайно увидел тетю Меггин. Местная лекарка, похлопывая по мешочку на талии да что-то напевая под нос, направлялась домой. Она скорее услышала всхлип, чем увидела новоявленную омегу. Рейстлину тогда было очень грустно и он, почему-то презрев осторожность, рассказал обо всем этой странной женщине с проседью. Рассказывал по дороге в ее дом, пока умывался, пока пил горьковатый, но согревающий чай, а потом выдохся и задремал. Он и не подозревал, что местная лекарка подмешала ему что-то в чай, чтобы спокойно отнести в дом Маджере. Как же Рейстлин разозлился вновь найдя себя в знакомой комнате да под расстроенным взглядом близнеца. Злился Рейстлин еще полдня, пока не нашел в своей сумке книгу об анатомии омег, очень подробной анатомии и обо всех свойствах организма. Аккуратно переписанный талмуд содержал в себе пометки на полях, который тоже показались Рейстлину интересными. Прочитав книгу, Рейстлин тут же отправился к лекарке на поклон и попросил дать еще что-нибудь почитать. Женщина пригласила его на чай, на этот раз без лишних добавок, о многом спросила, и только убедившись, что мальчик понял материал талмуда, дала книгу об анатомии альф. Рейстлин тогда прокрутил глиняную чашку и, с полминуты не решаясь заговорить, сверлил взглядом Меггин. Стол у нее оказался высоким, и ноги неприятно болтались, не доставая до пола. — Чего тебе, несносное дитя? — Ни капли не злилась местная чудачка. — Если омега сможет урегулировать гормональный фон, самостоятельно унять жару, то альфа ей не нужен, так? — Так, — подпирая голову рукой, кивнула Меггин. — А вы расскажете мне как? — Не хочешь найти своего альфу? — Удивилась женщина. — Это, знаешь ли, не так плохо, они защищают своих избранников. — Они делают из омег слуг и подстилки, — на грани слышимости прошипел мальчик. И Меггин с несколько мгновений оценивающе на него смотрела, словно что-то для себя решала. — Если к возрасту первой жары ты не передумаешь, я дам тебе список трав и научу готовить настой. — Спасибо. С тех пор Рейстлин стал часто захаживать к тете Меггин. Начал учиться у нее лекарскому делу, и у нее же познакомился с Антимодесом, настоящим магом в белой мантии, который зашел на ужин к старой знакомой. Он знал куда больше Меггин, но не стремился делиться своими знаниями с омегой, на обратное его уговорила лекарка. Хотя, Рейстлин и по сей день уверен, что многие книги он переписывает якобы, как помощник, а не как их будущий хозяин. Карамон долго молчал. Тропинка завернула с общей дороги к крыльцу дома Маджере. У порога с легкой, широкой лопатой крутилась сестра. В бликах и отсветах ее черные глаза выглядели еще ярче, почти сказочно. — Ну наконец-то, — остановив Рейстлина перед самым входом, Китиара стряхнула налипший на его тулуп снег и только тогда затолкала в дом. Рейстлин не сомневался, что следующим объектом грубоватой заботы станет Карамон. Рейстлин нашел мать подбрасывающей в топку дрова. Она всегда казалась юноше болезненно худой и слишком бледной для жительницы южной деревни. Ему до сих пор сложно поверить в то, что они похожи. Неужели со стороны Рейстлин выглядит не лучше этой несчастной омеги? — А вот и ты, садись, нужно поговорить, — Розамун кивнула в сторону стола, а сама вновь согнулась над парой чугунков, из которых валил пар, и разносились запахи вареного мяса с овощами. Рейстлин снял тулуп, валенки и прошел к столу, умостившись у дальнего от матери угла. Юноша переплел тонкие пальцы и уставился куда-то сквозь окно. Странно, но ни Карамон, ни Китиара еще не вошли в дом. Может быть, поэтому сестрица караулила близнецов у входа. — Через три дня вернется отец, — несмотря на внешнее изнеможение, голос Розамун звучал твердо, уверено, — приедет он с другом и его сыном. — Я уже слышал, — прошептал Рейстлин. — Очень хорошо. Приданного у тебя немного, зато ты сведущ в медицине. У них большая семья, да еще и ферма, постоянно бьются, режутся и простывают. Они уже тебе комнату освободили и начали строить вам дом. Тирию восемнадцать, он добрый малый, крепкий альфа и ты ему нравишься, причем давно. — Мы всего несколько раз виделись, — прищурился юный лекарь. — А ты все равно понравился, — с нажимом продолжила Розамун, но не обернулась. Помолчала, а потом сказала почти извиняясь. — Рейстлин, мы с твоим отцом все обсудили. Семья Тирия уже ждет тебя, ты уедешь с ними. Лучше тебе заранее привыкнуть к запаху своего альфы. — Он не мой альфа! — Вспылил юноша, подскакивая с места. Злость нахлынула с такой силой, что перед глазами заплясали разноцветные пятна. — Я никуда не поеду! Мне не нужен альфа! — Чушь! — Развернулась Розамун. За дверью шуршали тяжелыми одеждами остальные дети старшей в доме омеги. Подслушивали. Рейстлин хотел, но не мог их возненавидеть. Кого и стоит проклинать, так это богов, которые сделали его омегой. — Слушай меня внимательно, Рейстлин. Каждой омеге нужен альфа, так же как и каждому альфе нужна омега, — глядя на заполняющиеся слезами голубые глаза сына, Розамун вздохнула и присела у противоположного края стола. — Тирий не запретит тебе заниматься медициной. Незачем. А ты будешь рядом с надежным человеком, войдешь в хорошую семью. У них там еще три старшие семьи, местные омеги все тебе подскажут. Бояться-то на деле нечего… — Я не боюсь! — подрагивали белесые кулаки юноши. — Я не собираюсь становиться чьей-то собственностью! — Рейстлин! — Я хочу пойти в школу волшебства! Я хочу стать магом! Розамун нахмурилась, куда строже посмотрела на непослушного отпрыска: — Рейстлин, не забывай, омег не обучают магии, чтобы тебе там не сказала эта Меггин. — Где-нибудь точно обучают! — Мама никогда не замечала, но Рейстлин несколько раз видел, как она призывала на помощь магию. Свой дар он унаследовал от нее, в этом не приходится сомневаться. И если Розамун отказалась шлифовать подарок богов, то Рейстлин такой ошибки не допустит. — Не в наших краях, сынок, — Розамун вернулась к приготовлению позднего ужина. — Все уже решено. Ты станешь омегой Сиба Тирия. — Даже без имени… — зло прошептал подросток и направился на второй этаж, в свою комнату. — И не думай его пугать. Поступить с ним, как с остальными, я не позволю. Рейстлин уже не слушал, запираясь в маленькой комнатке с небольшим окошком. Снег продолжал падать, не замечая горя юной омеги по фамилии Маджере.