Лед в заднице, заноза в сердце, зеленый свитер души моей

Он определенно не думал, когда надевал на семейный ужин зеленый цвет. Он в принципе терял способность адекватно мыслить, когда дело хотя бы призрачно касалось его дяди. И вот сегодня Люцерис решил, что лучшим решением будет послушать ноунейма из интернета и надеть зеленый свитер. Юзер под ником “sapphire” уже который месяц лайкает почти все его фотки в инсте. Почти все. Кроме тех, где он с друзьями или братом. Но сердце сладко начинало заходиться в истерике, когда он думал, что это мог быть Эймонд. Почему именно он? А хер его знает. Так решил Люцерис Веларион основываясь на пристрастиях своей левой пятки. Они помирились, если можно так назвать ту жалкую попытку извиниться и высказать свое сожаление. Эймонд ничего не ответил. Только выслушал и принял предложение обменяться контактами. Номер записал, а вот в соцсетях не добавил. Спросить почему Люцерис так и не решился. Скорее всего, тот слишком занят на учебе, и смотреть фотки несовершеннолетних племянников не входит в круг его интересов, решил Люк и немного сник. Но отношения между ними определенно потеплели. Они больше не рассаживались в максимально дальний угол друг от друга, иногда перекидывались фразочками и однажды даже сидели рядом, когда все разошлись, а фильм еще не закончился. – Я тебе не мешаю? – неуверенно улыбнулся тогда Люк. Хотелось как-то обозначить свое присутствие. Убедиться, что все нормально. Эймонд лишь мимолетно взглянул на него и отвернулся обратно к экрану. Тишина затянулась и мурашками ползла по загривку, оставляя после себя липкое ощущение неопределенности. Люк очень не любил доставлять неудобства, особенно Эймонду. – Тогда я, пожалуй… – тихо начал Люцерис, пытаясь встать, но Эймонд схватил его за руку и прижал ее к дивану. – Нет, – твердо сказал Эймонд. – Что, нет? – не понял Люцерис, больше испугавшись внезапного прикосновения. – Фильм еще не закончился, – пояснил Эймонд, наконец посмотрев на него. Руку он отпустил, но Люк еще пару минут чувствовал в ней тепло. Как будто это и не Эймонд вовсе прикоснулся, а жгучая медуза, от которой покалывают кончики пальцев и немеет тело. И он был вовсе не против. Возможно… Возможно, они и правда смогут наладить отношения, и в сердце больше не будет этой зияющей дыры, снедающей все на своем пути, поглощающей любовь без остатка и разрастающейся только больше. – Будешь? – Эймонд протянул попкорн, который лениво подъедал. И Люк слишком радостно закивал головой, подсаживаясь ближе, не хватало разве что виляющего хвоста. На губах Эймонда мелькнула улыбка, и Люк почувствовал себя глупо, ну и пусть. Если его это радует. Фильм Люцерис так и не досмотрел. Утром он проснулся в своей постели, укрытый вторым одеялом. И не мог вспомнить, что ему снилось. И лишь запах мягких светлых волос преследовал его до полудня. Уточнять у дяди, как он оказался в своей комнате, Люк не стал. Может он так сильно хотел спать, что просто не запомнил, а может… А может он совсем крышей поехал, раз во всем видит Эймонда. И вот сейчас, в полной уверенности, что Сапфир это дядя, улыбается ему через весь стол своей самой шальной улыбкой. Они не виделись уже месяц, и Люк не может скрыть своей радости и нервного возбуждения. От проницательного взгляда алеют кончики ушей и подкатывает тошнота. Становится слишком душно. Еще и этот проклятый свитер, который из самого мягкого и уютного кашемира под настойчивым взглядом вдруг превратился в удушающую “красную” тряпку. Ловушку, в которую Люцерис сам себя с радостью загнал. Сегодня все собрались, чтобы обсудить последние детали празднования нового года и дня рождения Люка, который надо было отметить с особым размахом. Как-никак, в этом году он вступает во взрослую жизнь. Все переходили на заговорщический шепот, когда дело касалось его, но Люк и так не слушал. Лишь изредка поддакивал, когда к нему обращались, и со всем соглашался. Пол-ужина Эймонд сверлил его нечитаемым взглядом, а потом вовсе перестал на него обращать внимание. Это… злило и бесило одновременно. Чувство разочарования топило с головой. Какой-же он глупый, глупый. С чего он вообще решил, что Эймонду будет до него какое-то дело. Посмотри на меня, ну посмотри. Хотелось закричать, но в горле встал противный ком и сдавливал мышцы. И предательские мысли отравляли разум, лучше бы они и дальше терпеть не могли друг друга. Но выдерживать его безразличие было невыносимо. Эймонд встал. Разговоры затихли. – Прошу меня извинить, – озвучил он, прожигая взглядом кудрявую макушку, и вышел. Дальше Люк не думал и сорвался вслед. Он потребует все ответы. Он заставит с собой считаться. Он не пустое место. Он заставит Эймонда высказать все начистоту. Пришлось ждать, пока Эймонд выйдет из уборной. – Племянник…? – вопросительно начал Эймонд, – тут есть вторая, тебе необязательно было ждать… Удивился, как будто не звал его взглядом за собой, как будто не хотел ему что-то сказать. А может и вправду не хотел. И все это Люк выдумал в попытке помириться, и взгляды это обычные, просто он сам хочет видеть что-то большее. – Я забыл… – лишь тихо вымолвил Люк первое, что пришло в голову. Эймонд пожал плечами и прошел мимо. Вот и все. Он сейчас уйдет, и до самого нового года они больше не поговорят. А там будет не до этого. А после и вовсе не увидятся. Эймонд уезжает на практику, и все так и останется недосказанным, непрощенным, не обозначенным. – Почему? – слишком громко выкрикнул Люк. – Почему ты не подписался на меня? – немного тише добавил он. Лишнее внимание им сейчас ни к чему. Эймонд резко обернулся и пристально посмотрел в ответ. Взгляд обжигал, а неудобность вопроса повисла в воздухе, как выставленный на всеобщее обозрение грязный секрет. Зачем он спросил, если на самом деле не готов был услышать ответ. Эймонд подошел вплотную и положил на него руку, мягко оглаживая бедро, а потом подцепил край свитера. – Тебе очень идёт зелёный цвет, Люцерис, – медленно, отчеканивая каждое слово, прошептал Эймонд, касаясь губами его кудрявых волос. Сердце пропустило удар и забилось с новой силой, обрушиваясь осознанием. Это был Эймонд. Это Эймонд лайкал все его фото. Это Эймонд писал ему комментарии. Сапфир это Эймонд. Люк был прав, он был прав. Перед глазами всплывает комментарий, из-за которого Люк себе места не находил. Sapphire: Тебе очень идет зеленый, носи его чаще. Пока Люк ловил ртом воздух и пытался дышать, Эймонд уже ушел. Люк вернулся к столу не сразу, унять свое бешено бьющееся сердце было сложной задачей, да и румянец слишком стыдливо заливал все лицо. Он написал Эймонду на следующий день. Но тот не ответил. Не ответил и через неделю. А потом Сапфир назначил ему встречу на последние числа декабря. Это будет восемнадцатый день рождения Люцериса. Эймонд стоял там, в огнях вечернего города, и лениво курил. Он был без шапки и выглядел абсолютно нереально в своем черном пальто и графитовом свитере, на котором, как светлячки, расселись снежинки. Свет падал на его волосы так, что они сияли в ночи, контрастируя с повязкой. И он выглядел настолько умиротворенным, что хотелось остаться еще немного незамеченным и украсть эти мгновения, которые Люку не принадлежали, но заставлять его ждать тоже не хотелось. Люк вышел из своего укрытия и выдал свое присутствие. Он терялся в словах и догадках. Что ему сказать? Зачем Эймонд его позвал? Они уже пытались быть дружелюбными друг с другом, но это не работает для них. Попытка спрятаться от прошлого лишь делает глубже пропасть между ними. – Почему ты мне не отвечал? – несдержанно выпалил Люк вместо приветствия. Эймонд медленно докурил, оценивающе окинув взглядом Люцериса. Выкинул сигарету и обреченно вздохнул. Под таким пристальным вниманием Люк почувствовал себя неуютно. И сразу стало слишком важно, как выглядел он сам. Светло серое пальто не выглядело так круто, а бирюзовый шарф с морскими коньками и серебряными кисточками заставил почувствовать себя ребенком рядом с дядей. – Потому что я не знал, с какой стороны к тебе подойти, чтобы не спугнуть, – наконец задумчиво ответил Эймонд. – С любой, с любой стороны, Эймонд, главное подойди. Я тебя не боюсь! – Неужели… Даже если я попрошу тебя заплатить? – в лице Эймонда читалась неутолимая жажда, и пусть. Люк больше не хотел убегать. – У меня нет долга перед тобой, дядя, но это не значит, что мне не жаль, и если тебя это успокоит… – И что же мне с тобой делать? – У меня больше нет сил выдерживать эту тоску в моем сердце, пожалуйста. – слишком откровенно признался Люк. И нет, говорить такие смущающие вещи ему было не в новинку. Но только не Эймонду. На глаза наворачивались слезы, и от этого Люк волновался еще больше. Он снова все испортит. Эймонд не будет слушать его жалкое нытье, и от этого хотелось плакать еще сильнее. В мыслях скреблись их далекие воспоминания. Эймонд читает ему на Высоком Валирийском, Эймонд втихую приносит ему любимые пирожные, Эймонд защищает его от брата. Эймонд, Эймонд, Эймонд… – Дядя… – еле слышно прошептал Люк. Возможность снова потерять Эймонда приводила Люцериса в ужас. Ничего из этого вообще не должно было случиться. Но руки Люцериса были в крови, и он снова тонул. Ох, как он соврал, когда уверял всех, что его больше не беспокоит их совместное прошлое. Он просто не мог отпустить. Не хотел. Его глаз, эти чувства, эта боль принадлежала ему, и он не собирался все это отпускать. – Успокойся, Люцерис. Дыши, – Эймонд подхватил Люка под руки и прижал к себе. Люк всхлипывал в его мягкий и вкусно пахнущий шарф и где-то на грани своего сознания сожалел, что он будет весь в его соплях, но совладать с собой не мог. Объятия успокаивали. Они были его якорем, спасательным жилетом в океане эмоциональной нестабильности. – Пожалуйста… – Да? – Если хочешь мне отомстить, сделай это сейчас, – Люк наконец оторвался от его груди и поднял взгляд. Его лицо было мокрым от слез и немного опухшим. – Откажи мне, скажи, что я для тебя пустое место, унизь меня. – Глупый… – болезненно улыбнулся Эймонд. – Если ты будешь плакать на морозе, превратишься в Снежную королеву. – Я твое сердце не крал, и ты не злой бессердечный ублюдок с ледяным осколком в глазу, – выпалил Люк быстрее, чем успел прикусить язык. – Я бы поспорил… – немного злобно бросил в него Эймонд. – Что? – Что? … – Сними с меня повязку, Люцерис. Посмотри, что ты со мной сделал, – нетерпеливо потребовал Эймонд. Люк нервно выдохнул и принялся неуклюже стягивать свои перчатки. Это было не так просто, потому что Эймонд отказывался отпускать его талию и прижимал к себе еще ближе. От волнения он торопился, и снять их получилось не сразу, он медленно протянул дрожащие руки за голову и поднялся на носочки. Нечаянно мазнув щекой о подбородок Эймонда, Люк нервно втянул носом воздух. Пальцы отказывались справляться с кожанным ремешком, и от досады слезы возвращались вновь. Наконец пряжка щелкнула и Люк испугался, зажмурив глаза и до боли сжав повязку в руке. – Открой глаза, Люцерис, – тот лишь пискнул в ответ. Эймонд схватил его за челюсть и поднял лицо к себе. – Посмотри. На. Меня, – жаркое дыхание осело на губах Люцериса. Люк открыл глаза и забыл, как дышать. Вместо глаза на него смотрел самый прекрасный сапфир из всех существующих. С ним не сравниться даже звездному небу и неукротимой буре. В нем отражались огни и сам Люк, как напоминание о содеянном. Время замерло, и шум затих. Это был он. Дьявольский осколок, отравляющий сердце и душу, который туда собственными руками поместил Люцерис. – Наверное, я ненормальный, но ты выглядишь бесподобно… – наконец выдохнул Люк. – Тогда почему ты плачешь? – пытался найти ответ в его глазах Эймонд. – Я не хочу терять тебя, не хочу проходить через это снова, – признался Люцерис. – Ты отметил меня, поставил на мне свое клеймо, вырезал свою метку на моем теле и думаешь, что после такого я оставлю тебя в покое? – Эймонд поднимает его лицо за подбородок и обводит пальцем влажные, немного распухшие от покусываний губы. – Каждая твоя слеза, каждый твой вздох принадлежат мне, – прошептал Эймонд в его кудри и прикоснулся губами к щеке, сцеловывая слезы. – Дядя… – заскулил Люцерис и ахнул, когда Эймонд коснулся его губ своими. От неожиданности Люцерис вздохнул, чем Эймонд не преминул воспользоваться. Запутывая свои длинные пальцы в кудрях и подталкивая Люцериса к себе за затылок, он запихнул язык глубоко в рот. Люцерис застонал в поцелуй, хватаясь за спину Эймонда. Его никогда и никто так не целовал. Кто-то из прохожих засвистел, и Люк, опомнившись, засмущался, пытаясь оттолкнуть Эймонда, но тот раздраженно цыкнул: – Смотри на меня, здесь только мы. И к черту все, он прав. Тут только они вдвоем, подумал Люцерис и сам потянулся навстречу. Второй поцелуй был не настолько ошеломляющим, он был желанным. Как воздух для утопающего, и Люк никак не мог надышаться. Вечно сдержанные, сжатые губы сейчас были такие податливые под его поцелуями и влажные от слюны, что кружилась голова и подкашивались ноги. Вкус сигарет смешался со вкусом бабл-гам. И как же Люцерис был влюблен в этот запах. Сам он не курил, но любил незаметно вдыхать дым от курящего Эймонда. Он обязательно потом заставит его бросить курить, а пока просто втайне наслаждался. Эймонд разорвал поцелуй и сжал Люцериса в самых крепких объятиях. – Эй… ты в порядке? – поинтересовался Люк, пытаясь поднять голову, но его еще сильнее вдавили в грудь, и Люк готов был поклясться, что слышит стук сердца. А Эймонд наконец проронил одинокую слезу, целуя кудрявую макушку, о чем Люцерису было знать не обязательно. – С днем рождения, Люцерис… Давай, успокаивайся и пошли домой, там уже все готово. – Эймонд резко развернулся и потянул его за собой. – Откуда ты знаешь? – Джейс написал. – Джейс? Ты сейчас серьезно? – удивился Люк, отмечая, как приятно было держать Эймонда за руку. – Допустим, – дернул плечами Эймонд, как будто вовсе не хотел в этом признаваться. – И с каких пор ты общаешься с Джейсом? – сказать, что отношения между ними были натянутыми, это ничего не сказать. – С тех самых, как решил, что его младший брат моя заноза в заднице. – Хотел бы я увидеть его лицо. – Поверь, не хотел бы, – хмыкнул Эймонд. И Люцерис поверил. Поверил, что растопит лед в сердце Эймонда. И это был лучший подарок, о котором он не мог даже мечтать в своих наивных фантазиях, и не мог представить, что настанет момент, когда он будет идти за Эймондом в свете гирлянд, пробираясь сквозь толпу спешащих людей, и совсем не чувствовать холода, потому что прикосновения дяди грели лучше любых перчаток.