Я буду в его постели

Эймонд щурится от мигающих огоньков и выглядит как довольный кот. Мягкая улыбка редкий гость на его лице и оттого так дорога сердцу. Казалось, прикоснись, погладь, и он тихо заурчит. Хотелось к нему прижаться, укусить за шею и вырвать эти приятные звуки из его горла. Маленькая прядь выбилась из прически и маячила перед единственным глазом. Эймонд попытался избавиться от нее взмахом головы, но она упрямо возвращалась назад, намереваясь испортить ему настроение. Люк наклонился над столом и протянул руку, раздраженный Эймонд не входил сегодня в его планы, они праздновали Рождество. Эймонд с интересом посмотрел на Люцериса. В его взгляде плясали пьяные черти. Ему надо было только вернуть прядь на место и пригладить волосы. Но пальцы Люцериса задержались, а потом смахнули кусочек джема, прилипшего к губам. Они выпили слишком много. Его опаляет горячим дыханием, Эймонд нежно прикусывает и жадно облизывает подставленные пальцы. Он чертовски пьян. Обычно они не позволяют себе такое. Но даже Люцерис, невероятно подкованный в выпивке, сегодня переборщил от счастья. В их семье наконец царит мир. Рейнира нашла хрупкий баланс в перемирии с Алисентой. Они договорились больше не поднимать некоторые темы, в которых не могли найти мирного решения. И все шло более менее хорошо, насколько это вообще было возможно. Если вдруг все-таки старые обиды всплывали, всегда находился хоть один разумный человек, который сводил тему на нет. Вплоть до этого момента. Эйгон хмыкнул и ткнул Джейса под бок, указывая на них и шепча что-то вроде, – Еще чуть-чуть и твой братец раздвинет свои ноги перед моим и они потрахаются прямо за этим столом. Джоффри, который услышал то, что не должен был услышать ни при каких обстоятельствах, громко прокричал, – Фууууу, меня сейчас стошнит! – и угрюмо отвернулся. Люцерис вздрогнул от звука и отстранился от Эймонда. Влажность, оставшаяся на пальцах, мешала думать, он окинул комнату взглядом. Хелейна покраснела и уткнулась в тарелку. Дедушка Визерис спокойно улыбался, ему уже было все равно, какими путями соберется эта семья воедино. – Эймонд! Это непозволительно, так… – взгляд Алисенты разве что не горел пламенем, но казалось, еще чуть-чуть, и она сожжет тут все дотла. Иногда Люцерису казалось, что она не меньший Таргариен, чем его мать. – Непозволительно что, мама? Я не положу свою жизнь на алтарь этой семьи, – нет, Эймонд определенно перебрал больше, чем Люцерис. Надо было что-то делать, чтобы он не наговорил всяких глупостей. Люк потянулся к нему в надежде успокоить и образумить. Но наткнулся на обжигающий взгляд, который не сулил ничего хорошего. Эймонд схватил его за руку и дернул на себя. Люк даже не успел возразить, как Эймонд впился в его губы и жадно поцеловал, усаживая к себе на колени и прижимая так крепко, что казалось, сейчас захрустят кости. Черт, это было слишком. Они никогда не заявляли о своих отношениях в открытую. Да, все уже давно догадывались, но отмахивались от этого, как от надоедливой мухи, которая так и норовила залезть в суп, но всем было лень встать и прихлопнуть ее. Никто не хотел говорить о “слоне” в комнате, иначе все их перемирие полетело бы к чертям. Ну все, пиздец. Подумал Веларион и был прав. – Он мой, мой! И никто из вас не заберет его у меня, – взревел Эймонд, обводя взглядом всех присутствующих, наконец отлепившись от Люцериса с самым громким и пошлым чмоком, который еще долго будет преследовать Люка в постыдных кошмарах. Звенящая тишина была ему ответом. – Мы уходим, Люцерис, – прошептал ему в губы Эймонд и потянул за руку из-за стола. Пока Люцерис пытался придти в себя и обработать своим сознанием информацию о том, что все и все знают. Что Эймонд... Да на глазах у всех! Еще и в самый глубокий засос, который только у них был. – Не так быстро, племянничек, – встал Деймон и двинулся в их сторону. Прошло много лет с тех пор, как Деймон женился на его матери, несмотря на всю его скандальную натуру, для Люцериса он был хорошим отчимом. Он не стал ему отцом, Люцерис был слишком взрослым, слишком много думал о Лейоноре и Харвине. Но он взял на себя эту роль, которую не смог взять на себя Лейнор, да и Харвин не мог себе позволить. Деймон не был ему как Рейнира, не вытирал слезы, не успокаивал во время плохих моментов. Но он всегда был рядом, когда это было нужно. Тренировал, учил быть сильнее. И главное, давал ему чувство безопасности. Он всегда был рядом, чтобы защитить их и Рейниру. Иногда он правда перебарщивал. Вот прямо как сейчас. – Деймон, я уже не ребенок, – возразил Люцерис. – Я не к тебе обращался, Люцерис. Эймонд, убери от него свои поганые руки… – зарычал Деймон. – Даже не подумаю, – крепче сжал его запястье Эймонд. – Я не собираюсь ждать, пока кто-нибудь искалечит его жизнь, как некоторые. – Следи за своим языком, – Демон схватил его за толстовку и встряхнул. Эймонд только усмехнулся. – А что? Я не трус, и я возьму то, что принадлежит мне. Люцерис мой… – последнее слово вышло смазанным, удар пришелся прямо по скуле. – Прекратите! – завопил Люк, но Деймон его не слушал, да и Эймонд тоже. – Я смотрю, у тебя наконец появились яйца, Эймонд. Может, если перестанешь быть такой монашкой, сможешь ему наконец засадить, – присвистнул Эйгон. – Что ты сказал? – опешил Деймон. – Ну, вообще-то это сказал не я, а Эйгон, или тебе пора подарить слуховой аппарат, дядя? – Отпусти его! Хватит! – наконец оттолкнул себе за спину Эймонда Люцерис и встал перед ним. За спиной слышалось громкое рваное дыхание. – Вы все лицемеры! – выкрикнул Люк, нервно всхлипывая и пытаясь унять дрожь, но голос его не слушался. Хотелось высказать все, что он думает, все, что накипело в нем за месяцы утаиваний, пряток по коридорам и влажного шепота. Он пытался сглотнуть и расслабить мышцы, но горло больно сковало от эмоций. Почему они должны отвечать за грехи их семьи. Почему всем можно, а им нельзя. Почему. – Мой мальчик, – наконец подала голос Рейнира, она стояла в паре шагов и удерживала Деймона за предплечье. Предательские слезы потекли по щекам, он пытался их унять, как только почувствовал в своих глазах, но страх перед тем, что может сделать Деймон, страх за Эймонда затмил его разум. Он снова оказался беспомощным мальчиком, который ничего не контролирует и только и может что наблюдать за картиной, разворачивающейся перед ним. И пожинать последствия. – Если вы что-то сделаете с Эймондом, я никогда себе этого не прощу… Я не прощу этого вам, – наконец выдавил Люк, совладав с собой. Краем глаза Люцерис замечает зеленые всполохи, Алисента замахивается в порыве оттолкнуть его от сына. Люк не может ее винить, тот день был плохим не только для него, у многих остались свои травмы, пусть и невидимые. Эймонд значительно потерял в координации, но все равно успевает перехватить ее руку. – Не надо, мама, – тихо просит Эймонд, притягивая Люцериса к себе. – Объясни мне, зачем? Что я сделала не так, почему ты стал таким? – взмолилась Алисента, в ее глазах отражалось непонимание и боль. – Каким, мама? Счастливым? По-твоему, я тоже не заслуживаю счастья? – решил уточнить Эймонд, выплевывая злые слова, которые травили душу. Алисента опешила, не привыкшая видеть непослушание от самого примерного сына, как от пощечины, которую хотела влепить Люцерису. – А как же Рейна? Вы вообще думали, Люк, ты уже обручен, – воззвала к разуму Рейнира. – Почему я всегда должен думать о других, но только не о себе! Я люблю Рейну, но не так! Она моя сестра, вы сами думали спросить нас, прежде чем… прежде чем обручить? Тебе разрешали выбрать вначале, так почему же ты не оставляешь выбора мне? – Люк, то, что она твоя сестра, это плохой аргумент, но если они не передумают, мы всегда можем избавиться от нее, – заговорчески хихикая, прошептал ему на ухо Эймонд таким громким шепотом, что это слышали определенно все в этом зале. – Заткнись, боже, – Люк ткнул его локтем в живот. – Он чудовище, – высказался с отвращением Джейс. – Он пьян! – огрызнулся Люцерис. – Это не снимает с него ответственности! – Кто я для вас, если вы хотите причинить боль моему самому дорогому человеку? Обменная монета за Дрифтмарк? – задал вопрос Люцерис, который мучил его уже долгое время. Ответа ни у кого не нашлось. Зато нашлось ироничное замечание у Эймонда. – Как вы можете быть против… Разве вы не знали, разве не видели? – Эймонд обнимает его со спины и наваливается сверху, пряча свое лицо на изгибе любимой шеи. Люк цепляется за его руку и мягко поглаживает костяшки дрожащими пальцами. Объятия Эймонда его всегда успокаивают. – Да он же специально тебя изводит, втирается доверие, а потом бросит! Растопчет твоe сердце! Он же всегда тебя ненавидел, – напоминает Джейс, как будто озвучивает всем известную истину, которая не подлежит никаким сомнениям и оспариваниям, и категорически не собирался верить своим глазам. – Я готов рискнуть. Он имеет право на свою злость. Я устал бояться, – тихо отвечает Люк. – Это потому, что я не знал природу своих чувств. Я думал, что это злость за глаз. Но ты занимал все мои мысли. И теперь я знаю, – шепчет ему в макушку Эймонд, как будто оправдываясь перед всеми. – Знаете, мне надоело прятаться, не ищите меня у себя. Я буду в его постели, – хрипло заявляет Люк, утаскивая Эймонда за собой. – Шевелись, господи, ты и так сказал слишком много. Они скрылись в коридоре, но было слишком отчетливо слышно, как Люк упрекал Эймонда. – Если так сильно хотел облизать мои пальцы, мог просто попросить! Да я тебе их сейчас засуну по самые… – кидаться за ними и выяснять, куда же Люцерис засунет свои пальцы никто не стал, лишь Визерис громко рассмеялся, изредка прерываясь на кашель.