Картины моей любви.

Десятое апреля две тысячи тринадцатого года, Лос-Анджелес, Калифорния. Три часа дня.

— Тучи бесят. Здесь погода до шторма скоро дойдёт, — хмурится, но рядом с той, чьи волосы словно впитали само солнце, невозможно быть хоть чем-то недовольной дольше пятнадцати секунд. Хлоя не возражает. — А мне кофе понравился… Тучи рассеиваются, а вот воспоминания о божественном рафе теперь со мной навсегда, — улыбка. Такая счастливая из-за какого-то рафа… Хлоя на секунду задумывается — это чисто калифорнийская привычка? Или это Рэйчел? Прайс хочется думать, что второе: — Что ж, может в этом есть смысл, — смотрит скептически: её такие сантименты уже давно не волнуют. Наверное. — Но воспоминания болезненны, — Хлоя выдерживает паузу и небрежно поправляет джинсовку. Кто же знал, что в гребанном Золотом штате не только люди совсем другого толка, но еще и природа всю неделю будет устраивать метеокатастрофу. — Но неужели каждое твое воспоминание такое? — Спрашивает. Ответ очевиден, но она его зачем-то должна его услышать. Говорит мягко и осторожно, как может только она. Её голос тогда становится морем: обволакивает, защищает, дурманит просторами. Хлоя готова признать, что в том пространстве, куда Рэйчел её бесконечно добровольно уводит, не слышно даже саму себя — настолько оно глушит, заполняет. От этого Хлое спокойнее. «Интересно, каково для Рэйчел быть такой?» Эта мысль не дает ей покоя целую вечность, если не больше. Впрочем, на разгадки всех тайн есть еще уйма времени… Или она просто себя успокаивает. Ещё Прайс готова признать, что хочет сказать больше, чем сейчас нужно. А ещё не может смириться с тем, что Рэйчел, нагло укравшая калифорнийское солнце и смотрящая так, словно искренне не понимает, что на самом деле происходит внутри Хлои — стала для нее всем. Думает. Перебирает варианты. За долю секунды пронеслось столько разных слов для одного и того же, и наконец, она выбирает самые честные из них: — С тобой другие. Мир решил сделать исключение, — ухмыляется, поднимая голову наверх, — Даже если я не вижу солнца на небе, я увижу его в тебе.

И это звучало громче, чем «люблю», так ведь, Рэйчел?

Это ведь всё, что ты хотела услышать?