Киношные развлечения

Нет. Всё, на самом деле, должно было быть иначе. Москва, в свой единственный и законный выходной за последние недели, решил пойти в кино, а не пролежать весь день в кровати. Уже просто факт того, что Москва будет делать что-то кроме "ну я там полежу, посплю, поем, а дальше как Бог скажет.." заставляет насторожиться. Поэтому, когда Московский, подойдя к Уралову, сказал, что они идут смотреть какой-то исторический фильм, второй знатно ахуел. Но согласился. Они вообще в целом редко выбирались куда-то. Они как решили вступить в отношения, так сразу и съехались. Нечасто выпадала возможность приехать друг к другу, поэтому Московский сразу сказал Уралову собирать все свои вещи и переезжать к нему, мол, так будет проще и легче. Сейчас они заходят в кинотеатр и ищут свои места, а могли бы ютиться дома в обнимку, обсуждая всякую всячину, как делали это обычно. На кой чёрт Московского потянуло смотреть исторические фильмы-непонятно. Но только Косте. Сам Миша, конечно же, знал причину. — Ты купил практически самые последние и дальние места, — начал Уралов, садясь в кресло, — но в кинотеатре помимо нас еще..три человека, — то-ли возмутился, то-ли удивился тот, переключая все своё внимание с зала на Московского. — Я взял их, чтобы нам при просмотре никто не помешал, — невозмутимость так и пёрла. И ведь действительно, если им кто-то помешает, будет обидно. Но совсем немного. Он, вообще, специально из всего списка выбрал самый нудный, но до ужаса длинный фильм. 3 часа 48 минут. Но выйдут они, наверное, уже через час. Первые 10-15 минут после начала фильма было понятно целое ни-че-го. Костя правда пытался понять, почему на него кричат через экран. Он переодически переводил свой взгляд на Мишу, дабы успокоить себя тем, что тот тоже ничего не понимает, но Московский наоборот выглядел так, словно он это всё и снимал, был там. "В дураках, значит, только я," - думалось. Из мыслей его выбило практически невесомое касание чужой ноги о свою. "Да, очень подходящий и романтичный момент для этого, - на экране кого-то убили. Ну, если Мише так нравится, почему бы и нет", подытожил Костя, не зацикливаясь на этом. Но в последующую секунду он уже почувствовал чужую ладонь, которая буквально жаром накрыла его внутреннюю сторону бедра. Вспыхнули не только мысли, но и лицо. — Ты что творишь, Московский? — Уралов сжал чужую руку, убирая её с ноги. — Я просто положил свою руку тебе на ногу, о чём ты думаешь, извратник? — как-бы шутливо сказал он, выставляя себя невиновным, и вообще "я не при делах, это ты себе что-то надумал". Костя понял, что Миша устроил весь этот поход в кино для того, чтобы подразнить его. Хорошо, правила игры он, в целом, понял. Просто немного перестроил их под себя. Поэтому уже через пару минут он бесстыдно поглаживал чужие бёдра, ноги, ногтями царапал одежду, специально поддевая край штанов, лишь бы Миша обратил на него своё внимание. И он его получил, только в виде зажмурившихся глаз и сведенных ног, - как-бы не позволял Екатеринбургу зайти дальше - ну и в комплекте, конечно, шёл тихий бубнеж под нос. Уралов не слышал, что там Миша щебечет у себя под носом, да и в целом его это мало волновало. Его больше интересовала выпуклость, которая всем своим видом показывала, как же ей тесно. Ну и как тут не помочь? Не обращая внимание на "сопротивление", одной рукой Уралов довольно спокойно проскользнул вниз, прямиком к чужим штанам, стягивая их до колен, но в связи с тем, что они сведены, одежда благополучно скатилась до пола. Миша вздрогнул и ахнул, как только чужая ладонь накрыла его возбуждение. Прикрыв рот тыльной стороной руки, столица неуверенно раздвинул дрожащие ноги пошире, как-бы уже позволяя Косте зайти дальше. — Минуту назад строил из себя недотрогу, а сейчас развдигаешь ноги, дабы я тебе подрочил? — Уралов приблизился к чужому уху, опаляя его горячим, тяжелым дыханием. Он практически завалился на его плечо, выдавив из чужих уст подавленный стон. Его не совсем устраивало то, что Миша сдерживает себя. "Мы в кино, но разве есть кому дело до нас?", - единственное, что пронеслось в голове. Ответа, к сожалению, не последовало. Московский правда, правда старался не поддаваться. Но с каждым действием Кости он давал слабину, буквально тая в чужом внимании и руках, полностью отдаваясь ситуации. И он окончательно сдался, когда пальцы Уралова коснулись плоти, а большой палец слегка надавил на уздечку, размазывая предэякулят круговыми движениями. Московский схватился за его запястье, томно выдыхая. Ему безумно нравились касания, голос, тяжесть на плече и в паху. Он не знал, куда себя деть и куда смотреть, поэтому просто откинул голову назад, доверяясь чувствам и ощущениям. Но Екатеринбург не спешил полностью брать орган в руку, он лишь невесомо касался его, поглаживал, кончиком ногтя поддевал нежную головку, вызывая дрожь. Он превращал удовольствие в пытку, а наслаждение и стоны - в боль и мольбы. Этого достаточно, чтобы столица заскулил и недостаточно, чтобы кончил. — Пожалуйста, Костя, я больше не могу, — Мише было мало. Но каждый раз, когда он вскидывал свои бёдра, пытался хоть как-то получить больше ощущений, руку убирали и вжимали тело обратно в сидение, вызывая разочарованный, жалобный стон. Его кидало в жар каждый раз, когда рука касалась члена: и он практически сгорал от осознания, чья это рука. Возбуждение лилось буквально из всех щелей, заполняя пустые сосуды собой полностью. Все тело крупно подрагивало, ноги сами собой разъезжались, хотя, казалось бы, куда ещё шире? Неразборчивый шёпот над ухом, горячие выдохи в шею - всё это заставляло ещё сильнее задрожать, ещё сильнее выгнуться, ещё больше покрыться кожу тысячей мурашек, почти щекочущих, добавляющих перца в эту кашу и гущу эмоций. Это ужасно. Невыносимо. — Умоляю, Костя, — хныча, чуть-ли не плача выдавил из себя Миша, намертво вцепившись в его руку. Казалось, что если хорошо попросить, всё закончится. Но нет. Вместо этого чужие губы грубо впиваются в губы напротив, посасывают и тянут, а язык вновь лижет-лижет-лижет, мокро и влажно, и от этого ощущения всё тело пробивает током, бросает в лихорадку. Это слишком. — Так о чем ты просишь, котёнок? — голос мягкий, настолько, будто не он устроил эту пытку, в то время как только и делал, что бесстыдно ласкал своими руками все тело, не позволяя излиться, держа в напряжении, почти уничтожая здравый смысл. Почти, потому что все мысли, что оставались, зацикливались как пластинка лишь на одном: хочется кончить. — Ты получишь всё, о чём попросишь, — дыхание обжигало кожу, словно его обладатель жаждал не меньше, как будто он приложил все усилия, чтобы не закончить это. Хотя, куда дальше тянуть? Как не дотронься до тела Московского - дугой выгибает. Он правда больше не мог контролировать себя и своё тело, не то что бы даже сказать или попросить о чём-то. И Костя понял, что это - его предел. Притянув за подбородок лицо столицы, Уралов накрывает его губы своими, заставляя переключить всё своё внимание на поцелуй, откинуть бесконечный поток мыслей подальше. Взяв изнывший член в ладонь, он делает пару резких движений вверх-вниз, доводя Москву до желаемого, больного оргазма. Ноги сами съезжаются вместе, никем не удерживаемые, сжимая руку. Этого так много. Слишком. Он ничего не видит, мир словно рухнул вместе с ним: руки цепляются за всё, что рядом, а из горла рвётся крик со всхлипами, но Костя удерживает, целует, не даёт ему сойти с ума. Всё тело буквально содрагается и сводит, но потом он полностью обмякает в чужих руках, в конечном итоге расслабляясь и забываясь.

***

И Московский ещё долго бурчал на Уралова, мол, он мог бы отнестись к нему немного снисходительнее, каким он сам и планировал быть по отношению к Косте. Но всё же потом посмотрел, когда у него будет выходной: может быть, они сходят в кинотеатр ещё раз.