The colours red, blue and green are real. The colour yellow is a mystical experience shared by everybody.
Аска оглядела нового персонажа. На боку у того проклюнулось несколько глазков, которые, в свою очередь, сфокусировали взгляды на ней. — Ну и урод же ты, — решила не быть оригинальной. — Так и ты не красавица, — парировал корнеплод, — Переносить стандарты красоты на тех, кто прибыл издалека — слегка неэтично, не находишь? Говорил он торопливо, будто слегка задыхался, время от времени взвизгивая посреди фразы. Из-за быстрой речи интонации сглаживались: казалось, озвучивает его коротконогий толстячок, то и дело поглядывающий на часы в ожидании конца смены. Где у этого неприглядного создания расположились органы речи, понять было сложно. — О, теперь мы заговорили об этике! — возмутился Токи, — После всей той свиноты, которую натворили. Брат выглядел скорее заинтригованным, чем шокированным. «Ясное дело, — мелькнула мысль, — в анимах на каждом шагу кто-нибудь в кого-нибудь превращается». Самой Аске внешнее спокойствие давалось с трудом, и она могла лишь гадать, что сейчас больше выражает лицо — неприязнь, отвращение или офигение. — Какой дерзкий цветочек, — глазки развернулись к Токи. Украдкой заглянув в яму, из которой выбрался садовник, ни тела, ни кокона она не обнаружила — только кончики корней, втягивающиеся в рыхлую почву. — Обалдуй! — снисходительно бросил брат, — Я из царства животных вообще-то, не растений. «Подставился», — мысленно отметила Аска, поднаторевшая за годы перепалок. Садовник тут же не преминул воспользоваться промахом. — Какое дерзкое животное, — согласился он покладисто. Токи поперхнулся. — Один ноль, — хлопнула брата по плечу Аска. Ей самой редко удавалось уесть брата, и нынешняя оплошность свидетельствовала о том, насколько тот не в форме. «Или, — поправила себя, — хочет показаться глупее, чем есть». — Слышь, плодоовощ… — выпятил брат нижнюю челюсть. «Хотя, — Аска не сдержала сердитого сопения, — возможно, я его переоцениваю». — Садовник, — мягко поправил корнеплод. Он не шевельнул и отростком, но Токи, засипев, принялся ловить ртом воздух. — К-х-х, х-х-х, — схватился за ингалятор, запшикал. — Немного опрометчиво оскорблять тех, кто может освободить аллерген прямо в твоих бронхах, — развёл отростками корнеплод, — Не так ли? — Обещ-щание… — прошипел Токи, отдышавшись. Ингалятор подействовал слишком быстро: видимо, цветочник высвободил в бронхах какой-то антидот. «Наглядное предупреждение, — по спине пробежала стайка мурашек, — для тех, кто не хочет сотрудничать». — Не пытался убить. Ничего не требовал, — корнеплод невинно пожал бугорками, — Указал на невежливость. Мы же будем взаимно вежливы и уважительны? Токи мрачно кивнул. — Славный зверёк. «Похоже, цветочники довольно вольно трактуют обещание, — сделала заметку Аска, — Похоже домик, о котором говорил Ирх, не такой уж прочный». — Сад, где вы выросли, — расправил бугорки корнеплод, — место на редкость безопасное. Но хамить недавно прибывшим… Садовник деловито огляделся, перебирая отростками. — К чему ботанические эвфемизмы? — не вытерпел Токи, — Почему не сказать «планета»? Корнеплод довольно убедительно изобразил презрительный «фырк», но снизошёл до объяснения. — Потому что слово «сад» выражает, что я хочу сказать. «Планета» — не выражает, — пошевелил самодовольно волосками, — При обилии слов язык зверьков беден и скуд. — Простите, господин садовник, — Токи изобразил замысловатый поклон, — Не обучены покамест новым трюкам. Брат, судя по всему, оправился от приступа и экспериментировал со стратегиями в поисках границ дозволенного. — Зверёк только ты, она — корнеплод ткнул в Аску, — цветочек. «Раньше цветочками были оба, — задумалась Аска, — Разделяет так тех, кто хорошо себя ведёт от тех, кто не очень? Пора, наверное, переходить к делу». — Так что у вас была за просьба? — кашлянув, спросила она. — Кодов планетарной защиты я не сдам, — приосанившись, Токи нахмурился и скрестил руки на груди. Среди фэнтезятины, составлявшей основу его зрительского рациона, попадалась иногда и твёрдая фантастика. Корнеплод, повращав глазками, развернул ещё несколько к Токи. «Добро пожаловать в мой мир», — Аска едва удержалась от того, чтобы не накрыть лицо ладонью. — Вы же не думаете, — поинтересовался недоверчиво садовник, — будто я собираюсь захватить ваш захолустный сад? По внешнему виду судить было сложно, но в вопросе Аске послышались нотки обескураженности. — А на хера, простите, — не менее подозрительно переспросила она, — вы сюда явились? — Валидный вопрос, — корнеплод постучал в задумчивости отростком по мостовой, — Ответ на него потребует некоторого контекста. Словно лилипутский школьный учитель, садовник вытянул указующим жестом отросток в сторону полицейского участка. По стене дома поползли лозы плюща, скрыв окна и зарастив разбитые двери. Покрылись тёмно-зелёной листвой, окрасив поверхность в один тон. — Мир состоит из пустоты, — пояснил корнеплод, изящно поведя кончиком отростка в сторону зелени. — Ценное знание, — подтвердил Токи. На зелёном фоне распустились крупные ярко-белые цветы — что-то среднее между лилиями и кувшинками. — Иногда в пустоте вырастают сады, — корнеплод вытянул сразу несколько отростков, по одному на цветок, — Одни мертвы, другие — ядовиты, время от времени попадаются такие, как ваш. — В космосе попадаются планеты, пригодные для жизни, — перевёл Токи. Корнеплод покосился на него, дёрнув раздражённо бугорками, но продолжил: — Попасть из одного сада в другой можно простым путём. Он долог и труден, — покосившись на Токи с Аской, садовник пояснил свысока, — нежные цветочки вроде вас не вынесут тягот дороги. Между двумя белыми цветками проявилась пунктирная линия из нераспустившихся бутонов. — Космические путешествия — тяжело, — резюмировал Токи. Корнеплод, присвистнув, издал звук, напоминавший одобрительный «хмык». — Хоть их и не видно, — продолжил, свивая отростки колечками, — в садах водятся кроты и черви. Оставляют дыры и норы. Можно сократить дорогу. «На физике что-то говорили про червоточины, — отвлеклась Аска, — но происхождение их объясняли точно как-то иначе». — Есть способ умнее, его называют переходом — продолжал меж тем корнеплод. Несколько его отростков перепутались, связавшись узлом, и садовник нервно подёргивал ими, пытаясь высвободиться. — Открываешь дверь в одном саду, проходишь — уже в другом. Такой переход называют простым. — Телепортация… — нашёлся Токи. Дрыгнув бугорками, корнеплод расцепил отросточки, оборвав один у основания. — Иногда случается, что дверь открывается не в тот сад, — продолжил корнеплод, недоумённо разглядывая подрагивающий на мостовой фрагмент. — …тоже тяжело, — улыбка на устах Токи исполнилась такого злорадства, словно он собственными руками отодрал собеседнику конечность. Пошевелив волосками, корнеплод подобрал оторванный отросток и сунул меж сросшихся бугров. Там отворилось полное мелких зубчиков отверстие. — Иногда сад, куда она открылась, растёт в другой пустоте, — садовник втянул ещё подрагивающий отросток, как макаронину. — Мультивселенная? — неуверенно предположил Токи, сморщив лоб. Стена городского совета по соседству тоже покрылась зеленью, распустилась такими же белыми цветами. Между зданиями перекинулась ниточка плюща. — Переход из одной пустоты во вторую называют сложным, — назидательно произнёс корнеплод, дожёвывая отросток. — А что разделяет две пустоты? — по привычке приподняла руку Аска. — Другая пустота, — кажется, корнеплод ухмыльнулся, — Чтобы не путать, пустоту, в которой растут сады, называют узлом. Натужившись, он исторг из себя новый отросток, в точности такой же, как съеденный. Токи, пристально следивший за процессом, блеснул глазами, изменив, очевидно, положение цветочника в классификации злодеев. — Потому что узлы образуют сеть? — догадалась Аска. — Умненький цветочек, — обрадовался корнеплод, — Одни узлы растут рядом, другие в отдалении. Есть те, куда попасть проще, есть, куда сложнее. Пустота с узлами неоднородна, имеет течения, поэтому сеть переменчива: сегодня цена перехода одна, завтра другая. Аска не чувствовала в себе сил разбираться в основах чуждого мироустройства, зато у Токи глаза прямо вспыхнули. — В чём состоит цена? — от любопытства он даже язвить перестал. — Энергия. Сила. Жизнь, — корнеплод, придирчиво осмотрев свежий отросток, куснул за кончик и, вздрогнув, отдёрнул, — Цветочки платят, чем умеют, но цена всегда была высока. — Почему была? — насторожился Токи. Садовник небрежно посучил отростками — тёмная зелень на стене очистилась, втянув цветы внутрь. На их месте пёстрой россыпью раскрылись новые, образуя подобие карты. — Ваш узелок, — корнеплод указал на мелкий оранжевый кружок, — зародился неподалёку от ключевого узла, — ткнул в фиолетовое пятно покрупнее, — который вырос на перекрёстке сразу нескольких торговых путей. Там разросся богатый сад, где собрались цветочки из десятков узлов… — Но, — жизнерадостно встрял Токи, — что-то пошло не так… — Цветочки поссорились, — подтвердил корнеплод, — Начали воевать. Цветы на карте принялись менять цвета, символизируя, видимо, меняющиеся в ходе боевых действий границы. — Всегда что-то идёт не так, — с удовлетворением констатировал Токи. — Из-за чего? — Аска понадеялась, что вопрос переведёт исторический экскурс в более конструктивное русло. — Они придумали способ мягкого перехода, — охотно сообщил садовник, — цветочек поёт пустоте, а та пропускает кусочек сада с ним из узла в узел. Цена такого перехода — знание нужной песни и умение её спеть. — Формула, — вспомнил Токи, — которую слили эти… как их… — Ширишихары, — подсказал корнеплод, — На редкость неприятные зверьки. Не в ладу ни с собой, ни с миром. Добыли формулу перехода, разбежались по узлам, накрали вещей и попрятали в разных местах. — Здесь? — обвела Аска взглядом пустую площадь, — В Тариоке? Корнеплод кивнул. — По всем признакам в вашем саду они спрятали, — голос его дрогнул, — кусочек очень важной вещи. — Оружие? — загорелся Токи. — Глупый вопрос, — корнеплод недовольно зашевелил волосками, — При желании всё что угодно можно… — Оружие… — довольно прищурился Токи. — Так что за вещь? — устало уточнила Аска. Корнеплод замялся. — Одни называли её Великим Бедствием, — поделился застенчиво, — другие — Мерзостью Опустения. Мне нравится слово «желтизна»… Садовник сделал многозначительную паузу, переводя глазки с брата на сестру и обратно, будто ожидая, что кто-то из них хлопнет себя по лбу, воскликнув, — «Мерзость Опустения! Что ж ты сразу не сказал? Где-то тут у меня по карманам завалялась…» — Почему? — поспешила задать Аска вопрос, пока брату не пришло в голову воплотить эту сценку в жизнь. — Эта вещь любит жёлтый цвет, — непонятливость собеседников, кажется, раздосадовала садовника. — Разумное оружие? — тут же насторожился Токи. — Если сравнивать с тобой, — скосил взгляд корнеплод, — определённо разумное. — Ты пришёл за предметом, — попыталась внести ясность Аска, — который спрятан где-то здесь. Зачем захватывать весь город? Забрал и ушёл. — Не так просто, — корнеплод сдулся, наморщившись, — У важных вещей есть защитники. У кусочка желтизны — очень хороший. Был. «Если был, не такой уж хороший» — Аска ощутила мимолётное сочувствие к существу, по пятам за которым идёт коллективный разум. — Я выследил его, — корнеплод хищно сграбастал воздух отростками, — победил, прорастил, но поздно. «Можно ли вообще спрятаться от цветочника? — задалась Аска вопросом. — Противопоставить им что-то, кроме слов?». — Скверный зверёк спрятал вещь, — с досадой поделился садовник, — Стёр себе память. Сделал так, что слившиеся с цветами не найдут желтизны, а найдя, не смогут призвать. «Как там сказала Юнка? — напрягла память Аска, — «Они остались вдвоём». Вот к чему это было». — Поэтому ты оставил нас, — переглянулась с братом. «Но зачем двое? Запасной план? Если не получится у одной, попробовать со вторым — или наоборот? Получается, эта штука небезопасна…» — Ваша помощь могла бы оказаться небесполезна, — потёр друг о друга отростки корнеплод. — То есть, — медленно проговорил Токи, явно перемалывая в голове сотни похожих сюжетов, — если мы поможем получить тебе эту спрятанную херь, ты свалишь и оставишь нас в покое? — Именно, — согласился садовник, подёргивая бугорками, — В этом узле не останется моего присутствия, а цветочки останутся предоставлены сами себе. «Переформулировал, — обратила внимание Аска, — Смысл вроде тот же, а вроде и нет…» Бросила взгляд на Токи: против ожиданий, концепция разумного оружия массового поражения, на которое во всём городе потенциально мог наложить руку только он с сестрой, не привела того в восторг. Напротив, брат выглядел обеспокоенным. Став рядом с сестрой, обвёл взглядом панораму: клумбу пожухлых ноготков у самых ног, палисадник с георгинами чуть поодаль, сложенные из песчаника дома цвета пыльного абрикоса, а за ними поля рапса до самого горизонта. — Можно я уточню? — потёр брат виски, — Ты хочешь, чтобы в этом жёлтом-жёлтом городе мы нашли вещь жёлтого цвета, которая… Как, кстати, она выглядит? — Предмет такой силы может выглядеть, как пожелает, — почесал бугорки корнеплод, — Но в нём обязательно будет что-то жёлтое. — … которая может выглядеть, как угодно, — убито закончил Токи. — И хорошо было бы уложиться часа за три, — корнеплод энергично потёр отростками друг о друга, — Вряд ли потом от города что-то останется. — Жопа, — подвела итог Аска. Вытянув ноги, она легла на лавку у клумбы и натянула капюшон на глаза, закрываясь от солнца. Токи принялся ходить взад-вперёд вдоль лавки. — Где ты сражался со стражем? — спросила Аска из-под капюшона. — В другом узле, — махнул отростками корнеплод, — за много переходов. По вашему счислению, — произвёл в уме калькуляции, — двести семьдесят оборотов назад. — Оборотов? — в ужасе переспросила Аска, — Лет что ли? Она уже настроилась на то, чтобы выяснить, кто из её знакомых был законспирированным пришельцем, и по особенностям характера попытаться определить, куда мог быть спрятан артефакт. Сдвиг почти на три века назад ломал стройную теорию на корню. — Долго искал следы, — извинился садовник, — пока восстановил путь бегства. Шёл от узла к узлу. Добрался до вашего только сейчас. — Мы бы не возражали, — не отрываясь от размышлений, бросил Токи, — если б ты ещё на сотню лет задержался. Корнеплод коротко присвистнул. — То есть, — выглянула из-под капюшона Аска, — ты даже не уверен, что эта твоя желтизна спрятана где-то тут? — У меня хорошее предчувствие, — миролюбиво ответил корнеплод, ероша волоски отростками, — давно не видел столько жёлтых окрасов. — Сестра? — остановился Токи. — Я думаю, — Аска прикрыла глаза. «Чистая психология, — сказала себе. — Я наверняка знаю ответ. Один из мелких привычных фактов, складывающих картину мира. Просто ещё не поняла, который именно». — Верю в тебя, — брат зашагал дальше, — Ты уж постарайся. «Знакомая вещь. Виденная много раз, — убеждала себя Аска. — Нужно всего лишь посмотреть под другим углом. Только вот под каким?» — Угу, — ответила машинально. «Мозгу нужно больше данных, чтобы найти решение. Он справится. Я справлюсь». — Когда эту штуку тут спрятали? — приоткрыв один глаз, бросила взгляд на садовника. — Сложно понять, — безмятежно ответил тот, — скорее всего, город был построен вокруг неё. — Не делаешь задачу легче, — пробурчала Аска. Представила Тариок с высоты — и правда, весь в жёлто-оранжевых тонах — от ванили до тыквы, от соломы до апельсина. Светлее, темнее, гуще, прозрачней — нет закономерности, которую можно было бы отследить, центра, который можно было бы вычислить. — Какой конкретно оттенок ей нравится? — задала следующий вопрос. — Истинный жёлтый, — взвизгнул от избытка чувств корнеплод, — Самый жёлтый из всех. Токи ругнулся поодаль. — А кроме жёлтого она что-то любит? — попыталась сузить круг поиска Аска, — Формы? Материалы? Это круглое или квадратное? Каменное или живое? — Что угодно, — благожелательно покрутил бугорками корнеплод. Полным мёда миниатюрным транспортным самолётом мимо прогудел шмель, приземлившись прямо в протянутый отросток. — А как тогда узнать, — Аска сама поразилась своему терпению, — что мы нашли нужную вещь? Корнеплод аккуратно пронзил мохнатого полосатика зубками, высосав содержимое. — Когда будет рядом, — волоски стали дыбом, — она заговорит. Если понравитесь. Растёр отростком пустую оболочку, пустив по ветру чёрно-жёлтую пыль. — А если не понравимся? — нахмурился Токи. Корнеплод засвистел, мелко дёргая волосками. — Понятно, — поморщилась Аска, — «Великим Бедствием» просто так не называют. — Сообразительный цветочек, — заметил корнеплод, отсвистевшись. — А запасной план у тебя есть? — кисло поинтересовалась Аска, — Или, если не выгорит, думаешь заглянуть ещё лет через пятьсот? — Другие сады, другие узлы, — корнеплод качнулся на отростках, — Крупицы желтизны разбросаны по сети, надо лишь уметь их найти. — Ладно, — Аска попробовала зайти с другого конца, — Что она делает? За что получила имена? Садовник задумался. — Цветочки вянут и умирают, — произнёс благодушно, — Вещи приходят в негодность. Сады пустеют. — Что-то ядовитое? — недопоняла Аска, — Едкое? Болезнетворное? — Всё сразу, — согласился садовник. «Жёлтое. Ядовитое. Хлор? Разве только на комбинате. Но говорить с хлором? Нет». В мальчиковых анимах всякие волшебные штуки прятали обыкновенно в оружии — мечах, пистолетах, магических жезлах. Девочковые отличались большей изобретательностью: волшебным могло оказаться что угодно, от брошки или обруча для волос до умильного питомца, прикормленного героиней полсезона назад. «Какая-нибудь золотая хренотень трёхсотлетней давности?» Такие безделушки водились разве что в музее при графской усадьбе, и о них лучше, чем кто бы то ни был другой, был осведомлён Ирх — а значит, и цветочники. «Слившиеся с цветами не найдут желтизны… Не вспомнят о нужном предмете? Не придадут значения?» Теория выглядела заманчивой. На истории родного края в началке Аска с другими школьниками бывала в усадьбе на экскурсии. «Редкостной скуки действо». Смотритель, похожий на чопорного ворона, вещал что-то о династии, традициях и наследии, но большая часть фактов выветрилась из головы, не успев оставить в памяти и следа. «Были у них какие-то регалии? — напрягала память Аска, — Не было? Золотые? Нет?»* * *
Регалий у четы Илли действительно не было: стилет с гербом на рукоятке граф пропил вскоре после прибытия в Тариок, а фамильную диадему графиня закладывала трижды, последний раз так и не успев выкупить. Средств у неё накопилось достаточно, но голову занимали дела куда более насущные. Поставки, отгрузки, складирование и фрахт — логистические цепи ветвились и ширились, приближаясь к масштабу всего полуострова. Главным предметом тревог графини, однако, оставалось смутное чувство того, что цифры в её голове не сходятся друг с другом. Не в том, что затрагивало логистику, в том, что касалось людей. Кто-то лишний то и дело оказывался то тут, то там. Караульный на вахте у резиденции коменданта мог обнаружиться шедшим по улице в другом конце города, безотлучно неся службу на прежнем месте, вздумай графиня приказать кучеру вернуться. Безымянный солдат маршировал на плацу, глядя из окна дома соседней улицы. Судомойка в трактире выливала в канаву помои, а минутой позже её лицо мелькало на рынке. Сомневаться в собственном душевном здравии было не в характере графини, и в какой-то момент ей пришлось признать, что в городе поселилась оборотница. Знание это было не из тех, которым можно поделиться: звенья слишком многих цепей смыкались на графине, она заработала в определённых кругах определённую репутацию. Малейшие сомнения в крепости её рассудка могли привести к катастрофе. Едва успев свыкнуться с мыслью о реальности волшебных существ, графиня начала обдумывать другую — о том, что даже оборотница, коль скоро она существует, заслуживает права на жизнь в её, графини, городе, но тут ситуация обострилась. Двойники перестали попадаться графине в Тариоке, и начали в её собственной усадьбе. Кухарки, служанки, стражники — в каждый момент времени кто-то из них был лишним. Пытаясь понять, кто именно, графиня выбросила из головы все маловажные дела, к категории которых отнесла и диадему, сделанную, кстати, в целях экономии из серебра и никаких деталей жёлтого цвета не имевшую.* * *
«Кажется, ничего похожего» — пришла к неутешительному выводу Аска, отбросив красивую гипотезу о драгоценностях. Рядом вздохнул Токи — ему, похоже, тоже ничто не шло на ум. Аска мысленно шла по улицам Тариока, заглядывала во дворы, поднималась и спускалась по лестницам. Городские стены. Поля рапса до горизонта. «Жмут масло. Не ядовитый». Поднялась на воображаемую колокольню. Медные крыши кругом — если и были жёлтыми, то очень, очень давно. Колокол тёмной бронзы — нет. Золочёные флюгеры — красиво, но нет. «Что-то, бывшее задолго до меня. К чему я привыкла. Часть моей жизни». Дома, ступени, пески детских площадок — нет. Воробьи под крышами — даже не жёлтые. Синицы? Тут бывают синицы. Не ядовитые. «Была какая-то птица… Не здесь, в лесу, мама показывала… Иволга! Тоже нет». Кто бывает ядовитым? «Осы? Шершни? Рыжие муравьи?» — Она любит компанию? Одиночество? Корнеплод пошуршал отростками по мостовой. — Любит покой. Не суету. «Насекомых вычёркиваем». Шаги брата — приблизились, удалились. Грибы. Любят тишину? Не любят? Что вообще любят грибы? «Бледная поганка? Кажется, бледно-жёлтая. Мухомор? Бывают какие-то жёлтые разновидности». Где им расти в городе? Усадьба. Парк. Зелёный лабиринт. Дошкольницей мамы часто водили туда маленькую Аску. Красивое место. Стены розовых кустов. Розы жёлтые. «Я их ела». Проходы, поросшие травой. В траве одуванчики — «их тоже» — яркими пятнами раскиданы по траве. Распушаются, белеют, разлетаются, вырастают снова. В мыслях Аска пошла меж колючих стен. Газоны. Клумбы. Тюльпаны — жёлтые. Хризантемы — аналогично. Нарциссы. Крокусы. Мать-и-мачеха. Сколько же жёлтых цветов. Одни сменяют другие, как часовые в карауле. Осень, лето, весна. «Стоп». Самый жёлтый из всех. Кольцо кустов, охваченных цветом, словно пламенем. Расцветают раньше остальных. Застывшие во времени костры истинного, чтоб ему, жёлтого. Как зовут? Точно, форзиция. Не ядовитая. Уже отцвела к тому же. Аска мысленно вздохнула. Двинулась дальше по воображаемому парку. Остановилась. «Отцвела, но вернётся через год. Для штуки, которая живёт очень-очень долго, времена года летят, наверное, как секунды. Жёлтому не обязательно быть здесь прямо сейчас, он может прокрашивать что пространство, что время». Представила расцветающие и гаснущие год от года узоры — оттенки и краски вспыхивают, разбегаясь во все стороны, наливаются желтизной и затухают, чтобы весной разгореться снова. «Неужели форцизия? Или?..» — Ей нравится быть красивой? — Аска почувствовала, что балансирует на пороге догадки. — Всем нравится, — уклончиво ответил корнеплод. Пошебуршив отростками, добавил: — Красивая, но простая. Невинная, не пугающая. В самом центре круга, обрамлённого форзицией, что-то ещё. Клумба. Зелень. Маленькие масляные пятилистники. Другие дети. Играют. Подносят цветок к подбородку. «Покрасит тебя жёлтым». «Не тебя, ты и так вся жёлтая». Мама. «Не ешь!». «Пошли вымоем ручки. У него едкий сок». В памяти всплыли новые сцены. Младшая школа. Природоведение. Бабочка-лимонница за спиной старой Лины садится на клумбу. Лина рассказывает историю усадьбы — нескончаемая вереница грабежей и пожаров, которая тянется и длится, не в силах достичь хотя бы прошлого столетия. Мерой времени становятся цветные лоскутки мотыльков, которые опускаются иногда за спиной учительницы. Вверх так никто и не взлетает. Третий фильм про Криалора. Вместе с Лорном они возвращаются из кино в Бакре, идут через парк от остановки. Мальчишка вытягивает руку: рыжий кот старого Ирха гонит по дорожке серый комок. Землеройка? Полевка? Грызун ныряет в присыпанную опавшей листвой клумбу, кот замирает перед ней. Ждёт секунду, две и, мотнув головой, — «не сегодня» — идёт восвояси. — Кажется, я знаю… — Аска открыла глаза и увидела перед своим лицом ладонь Токи. — Стоп, сестра. Повернувшись к садовнику, брат заявил: — Нам нужны гарантии.