Не все люди открываются, отдавая. Кто-то подпускает к себе только после трёх шагов навстречу.
Утро начинается с оглушающего будильника, трёх полных стаканов воды, выпитых практически залпом, и ужасной головной боли. Шипящая белая таблетка аспирина становится надеждой на улучшение состояния, но нисколько не помогает. Мими, сладко спящая в своей тёплой кровати, накрыта мягким пледом и крепко обнимает подушку. Она тихо посапывает, и мне очень хочется оказаться на её месте, но сейчас это невозможно. Я завистливо смотрю на соседку, цокнув языком и вновь схватившись за голову. «Так крепко спит, аж бесит!» Стягиваю с неё одеяло, чтобы разбудить на занятия и расспросить о том, что было ночью, — или чтобы не чувствовать себя столь обделённой, — но она лишь хнычет и издаёт измученный стон. — Вики, отвали, — бормочет она, даже не пытаясь вернуть одеяло — сон, видимо, гораздо важнее тепла. — Я никуда сегодня не иду, и тебе советую. — Ага, — саркастично отвечаю я и, нехотя сжалившись, отдаю ей одеяло. — Мне со стипендией только бы прогуливать. Мими больше ничего не говорит — сон одолевает её, и я кое-как борюсь с желанием лишить её пледа вновь. Вместо этого я лишь неохотно складываю тетради в рюкзак, не забывая время от времени издавать протяжные зевки. На занятия я иду без прежнего энтузиазма — да уж, праздновать что-то за несколько часов до учёбы, очевидно, не лучшая идея, но, если я не хочу слететь со стипендии, прогуливать нельзя. «Я пропустила слишком много веселья, чтобы сейчас так просто отказаться от этого», — с усмешкой думаю я о своих потерях ради стипендии, вспоминая, с какой искренней грустью приносила в жертву практически каждую вечеринку за последние полгода. По расписанию первой должна быть история кино, но профессор, на удивление, задерживается. Я вновь сижу за партой одна, а хвалёного Асмодея так и нет. Что ж, либо у него что-то случилось, либо он предпочитает сон. Не могу отрицать, что я жду, когда он придёт хотя бы на одно занятие — мне было бы действительно интересно посмотреть на того, кого похвалил Сэми, и в частности на того, кто является лучшим другом Люцифера. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, — верно? Слышу, как позади меня шепчутся Лора и Энди — это, впрочем, неудивительно, они делают это абсолютно всегда, заставляя меня всё время оборачиваться назад и недовольно просить перестать, но на просьбы они, конечно, не реагируют. Ложусь на парту, кажущуюся сейчас особенно удобной, и закрываю глаза, положив под голову руки. Не знаю, сколько времени нахожусь в такой позе, но прихожу в себя только от знакомого голоса, эхом прозвучавшего в голове, отчего изначально создаётся ощущение, словно всё происходящее — сон. — Добрый день, — здоровается она, и я не верю своим глазам, видя мамино лицо. Я так и не позвонила ей, не узнала, что произошло, а сейчас она невозмутимо стоит передо мной, держа в руках папку с бумагой. — Меня зовут профессор Ребекка, и с этого дня я буду преподавать у вас историю кино. Я не знаю, как реагировать и что я должна чувствовать в этот момент, и просто хлопаю округлёнными от удивления глазами. Она тоже замечает меня, но задерживает на мне взгляд не дольше, чем на ком-либо другом, убрав пшеничную прядку волос с лица. Так, словно я означаю для неё ровно столько же, сколько и остальные в этой аудитории! Моему негодованию нет предела — это сюрприз? Тогда, мамочка, он совершенно не удался! Несомненно, я знала, что мама окончила этот же ВУЗ и этот же факультет, — отсюда и моя любовь к режиссуре — но откуда мне было знать, что она может решить преподавать здесь, не предупредив меня? На занятии она ведёт себя точно так же, как и всегда, оставаясь серьёзной и ни на секунду не давая понять хоть кому-то, что в аудитории находится её дочь. Честно признать, я часто задумывалась: испытывает ли она хоть иногда какие-то чувства, или они вовсе чужды для неё? В отличие от порой чрезмерно эмоционального отца, переживающего о любой царапинке на моём детском теле, мама всегда подходила к ситуациям с холодным разумом. Для меня всегда было приятным удивлением, что они остаются вместе спустя столько лет, строя счастливую и крепкую семью независимо от совместимости характеров. Бесконечный поток вопросов о том, как она вообще здесь оказалась, лезет в голову, практически не давая мне возможности отбиться от них, и Энди попадается под горячую руку, когда прерывает мои мысли, решив, что это идеальный момент для того, чтобы попросить ручку. Интересно, зачем тебе, идиот, ручка, если нам пока не было сказано что-то писать? Лекция, по ощущениям, длится бесконечно, и я действительно устаю от неё, несмотря на то, что несколькими часами ранее скучала по голосу мамы и хотела вновь его услышать. Облегчение наступает лишь тогда, когда она произносит последнюю фразу и показательно захлопывает свои конспекты: — На следующее занятие подготовьте, пожалуйста, доклады о редко встречающихся жанрах кино в начале двадцатого века и их влиянии на современное киноискусство, — говорит мама, встретившись с недовольными возгласами. — Спасибо за внимание, хорошего дня, — она игнорирует всеобщее возмущение, словно ничего не заметила. Все расходятся, прощаясь с ней, а я остаюсь по очевидным причинам. — Ничего не хочешь сказать? — спрашиваю я, подойдя к маминому столу, когда она складывает свои бумаги обратно в папку. — А должна? — она вновь делает вид, что ничего не произошло, вновь не показывает ни единой эмоции и даже не поднимает на меня взгляд. — То есть то, что ты, оказывается, теперь преподаёшь у меня, не должно было меня удивить? Или это теперь в порядке вещей — не делиться ничем, не отвечать на звонки? — смотрю на неё сверху вниз, сложив руки на груди так, что сумка неудобно упирается в живот. Вопросы, которые я держала в себе на протяжении полутора часов, выливаются из меня без остановки, но легче нисколько не становится. Даже наоборот, ведь теперь я точно понимаю, что не сплю. — Виктория, — мама прерывает меня строгим голосом — таким, какой я слышала каждый раз, когда провинилась — и массирует шею круговыми движениями. — Не будь такой инфантильной. Мне предложили повышение, как я могла отказаться? Так ещё и в ВУЗе, который мне довелось окончить много лет назад. — А папа? Ты оставила его одного? Где ты сейчас живёшь? — вспоминаю наш видеозвонок и его странное поведение, отсутствие мамы и порядка в доме, и теперь всё становится на свои места. — Я живу у своего коллеги и по совместительству старого друга, профессора Винчесто, ты с ним уже знакома, — отвечает она, но вопросов у меня только прибавляется. Насколько это нормально — жить с другим мужчиной, когда находишься в браке больше двадцати лет? — Папа был не против, всё нормально. Хватит, я прошу тебя, — её тон даёт понять степень недовольства, а взгляд, наконец поднятый на меня, скорее раздражённый, чем дружелюбный. Я тоже рада тебя видеть, мама. Она больше не даёт мне возможности задать даже один вопрос, выталкивая из аудитории почти силой, что уж говорить о тёплых объятиях, подобающих матери с дочерью. Как расчётливая мама, принимающая подобные серьёзные решения не за один день и иногда даже не за одну неделю, могла так импульсивно переехать в другой город? И как чувственный папа, так лелеющий их отношения, мог отпустить её жить с незнакомым человеком? Что такого могло произойти за несколько дней моего отсутствия, что доверительные отношения с родителями вмиг распались, и теперь они скрывают от меня что-то важное? Наверное, так бывает, когда ты взрослеешь и начинаешь смотреть на вещи совершенно под другим углом. Теперь мама не кажется тем человеком, с которым можно поговорить обо всём на свете, а папа больше не ждёт тебя из школы, чтобы узнать, всё ли хорошо у единственной дочурки. Конечно, я знала обо всём этом, но никогда не думала, что ляжет на мои плечи так скоро. Такие события всегда кажутся невероятно далёкими, и даже в момент их наступления ты не всегда веришь, что то, чего так боялся, произошло. После произошедшего настроение ещё хуже, чем утром, — мне хочется закрыться в комнате и никуда не выходить, хорошенько выспаться и забыть о том, что в семье что-то не так. А хуже всего то, что я до сих пор не знаю и не понимаю, что значит это «что-то». Желания идти на совмещённую с другими курсами лекцию совершенно нет, но приходится. Жаль, но разрушенное детское мышление вкупе с похмельем не является уважительной причиной для прогула. Я занимаю место в конце аудитории, чтобы никто не смог отвлечь меня от поиска информации для задания на семинар мамы. Лучше подготовить всё сейчас, а в общежитии отдыхать, чем наоборот. Хотя, быть может, таким образом я просто пытаюсь убежать от мыслей о произошедшем. В таком случае, нужно отвлекаться на что-то другое. Но моему одиночеству не суждено длиться долго — Люцифер, вошедший в аудиторию, практически сразу замечает меня и уверенно направляется в мою сторону, при этом, на удивление, совсем не выглядит хоть сколько-то уставшим. Впрочем, его появление не сильно напрягает меня: Люцифер не испортит настроение мне ещё больше — либо будет задумчиво молчать, либо же решит попытаться подколоть меня, но это скорее забавно, нежели неприятно. — Как дела, Непризнанная? — непринуждённо спрашивает он, удобно устроившись рядом со мной. — Дай-ка подумать. У меня похмелье, от которого разрывается голова, как у меня могут быть дела? Чудесно, конечно! — саркастически язвлю я, чем вызываю у Люцифера лишь смешок. А о семейном разладе ему знать необязательно. — Даже в похмелье ты находишь силы грубить мне, — Люци хитро сощуривает глаза, но я нахожусь не в том состоянии, чтобы снова спорить. — Может быть, я искренне интересуюсь твоими делами? — Люцифер, мне не до тебя сейчас, — равнодушно отвечаю я и медленно начинаю раздражаться, так как ни один из сайтов не выдаёт мне нужную информацию. — Что может быть важнее? — спрашивает Люцифер, не обращая внимания на мою колкость и незаинтересованность, что довольно странно. Непонимающе хлопаю глазами, когда профессор уже оказывается в аудитории, но вовсе не обращаю на него внимания. Ему действительно интересно, чем я занимаюсь? — Я ищу информацию для доклада, — у меня не остаётся сил спорить, и я повторяю слова мамы, когда Люцифер, как мне кажется, искренне интересуется темой для задания. Но его реакция заставляет меня вопросительно выгнуть бровь. — Ну, удачи тебе найти это в интернете, — он выделяет интонацией «это», и не сказать, что мне сильно нравится его отношение к теме моего доклада. — Что не так? — спрашиваю я, но, кажется, медленно начинаю понимать. — Асмодею на первом курсе задавали что-то похожее. Он тогда все сайты пересмотрел — ничего не нашёл, — слова Люцифера совсем не обнадёживают, а, наоборот, вызывают у меня измученный стон, заставивший других студентов обернуться в нашу сторону. — Помню, мы обошли всю библиотеку Непризнанных, и там тоже ничего не было. Тогда какой-то благородный старшекурсник провёл нас в библиотеку Демонов, и только там, спустя часы поисков мы нашли то, что нужно было. Ещё одна особенность РиА — раздельные библиотеки. Насколько мне известно, сделано это для того, чтобы каждый студент мог проводить больше времени непосредственно с теми, кто находится с ним в одной группе, однако то, что в разных библиотеках разные книги, совсем не радует. И как я, по вашему мнению, должна искать информацию? Слова Люцифера звучат правдиво: пока ни один из пересмотренных мною сайтов не выдал хоть сколько-то похожую информацию на то, что мне нужно, так что я обессиленно ложусь головой на парту, ненароком слабо ударившись. Просить поблажку или помощь у мамы абсолютно бесполезно — в плане официальных отношений и учёбы она всегда была консервативна и принципиальна. «Ты должна учиться справляться с заданиями сама, чтобы во взрослой жизни было легче сепарироваться», — говорила она мне, когда я не понимала домашние задания. Ни мои просьбы, ни слёзы не могли пробудить в ней хоть какое-то сочувствие, а потому мне всегда приходилось украдкой пробираться к папе и просить помощи у него. Я смотрю на Люцифера, но не могу разобрать его эмоции: он не изображает сострадания или понимания, но вместе с этим я не замечаю ни капли насмешки, которую ожидала увидеть по обыкновению. — Ни на что не намекаю, но рядом с тобой сидит один из представителей демонов, — медленно и нарочито незаинтересованно проговаривает он, довольно ухмыляясь. — Ты же не поможешь мне просто так? — и дурак поймёт, что Люциферу незачем делать что-то, если он не получит выгоду взамен. Он медленно кивает, оценивающим взглядом проходясь по мне, словно радуясь тому, что я быстро всё поняла. — Ну и… Что я должна сделать, чтобы ты провёл меня в библиотеку Демонов? — спрашиваю я, сцепив руки в замок и положив их под подбородок. Внимательно вглядываюсь в завораживающие глаза Люцифера и не думаю прерывать зрительный контакт, а он, в свою очередь, поступает так же. Мы словно играем в гляделки, не сговариваясь, и приз за победу может быть совершенно не предсказуемым. — Одно желание, — отвечает он, следя за моей реакцией, но я не поддаюсь на его уловки, лишь прикусив нижнюю губу с целью сдержать возмущения. — И что это за желание? — спрашиваю я, наивно полагая, что он скажет мне его сразу же, и через секунду Люцифер разражается тихим низким смехом. — Ну уж нет, Непризнанная, — скучающе произносит он. — Так неинтересно. Одному дьяволу известно, каким будет это желание: зная Люцифера пусть и всего пару дней, я могу догадаться, что он заставит сделать что угодно и не задумается ни на секунду о последствиях для меня. Незаметно — насколько могу это сделать — сжимаю челюсти и вздыхаю от собственного бессилия. С другой стороны, я ведь могу попросить Мими или, например, Ади, чтобы они помогли мне? — Тогда я найду человека, который сможет помочь мне безвозмездно, — недовольно бросаю я и отворачиваюсь от него, начиная стучать ногтями по экрану телефона, печатая соседке сообщение. — И кого же? — всё не унимается Люцифер. — Мими и Ади? — он недобро усмехается, подперев голову кулаком. — Мими потеряла пропуск ещё на первом курсе и делать новый ей некогда, а Ади даже не числится в списках читателей. Говорит: «мне что, заняться нечем, — по библиотекам шляться?», — его слова заставляют меня издать вымученный стон и отложить телефон в сторону. Люциферу незачем врать, если, конечно, его желание уже не придумано и не является чем-то чересчур важным. А сообщение Мими — благо, с телефоном она практически не расстаётся — лишь подтверждает его слова. прости, ви, никак. я где-то потеряла пропуск ещё в прошлом году да и, в любом случае, без него ты хрен пройдёшь. так что, даже если бы не теряла его, вряд ли помогла бы Блокирую телефон, обессиленно отставив его в сторону. Бесполезный! И за что со мной это происходит? Неужели это и есть та самая «взрослая жизнь»? Неужели с переездом от родителей все проблемы мира вмиг обрушиваются на вас? Я не знаю, что теперь делать: заваливать доклад перед мамой не вариант, я должна выполнить его идеально, так, чтобы у неё не возникло вопросов. Так, чтобы она поняла, что я чего-то стою и не заслуживаю к себе такого отношения, как сегодня. Она всё детство ругалась из-за уроков, заставляла делать их до поздней ночи. Не то чтобы от этого прибавилось больше знаний — нет, скорее, я стала хитрее, научилась врать и незаметно сбегать из дома. Но выслушивать очередную тираду в свой адрес я не намерена. Я обязана показать ей, что выросла. Обязана показать, на что способна. Может быть, тогда она поймёт, что я самостоятельная? Может быть, тогда похвалит меня? И, наверное, это стоит того, чтобы выполнить желание Люцифера. Его я знаю всего несколько дней, а мама докучает мне всю жизнь. И если для того, чтобы она наконец признала меня или хотя бы одобрительно кивнула головой с лёгкой улыбкой на губах, нужно проиграть Люциферу, я готова. — Хорошо, — сквозь зубы соглашаюсь я. — Пообещай, что желание будет адекватным, и мне не придётся бегать голышом по всему зданию университета, — я знаю, что наивно полагать на его благоразумие, но всё равно делаю это. — Уокер, ты только что подкинула мне прекрасную идею, — он сверкает глазами в мою сторону, отчего мне невероятно сильно хочется бросить шариковую ручку ему в лицо.***
По окончании занятий Люцифер находит меня сам — что же, оказывается, он человек слова и не собирается бросить меня ни с чем. По дороге к библиотеке мы вовсе не разговариваем, Люцифер отдаёт предпочтение телефону, а я не собираюсь выпрашивать внимание. Он и так тратит своё свободное время на то, чтобы, пусть и не бескорыстно, но помочь мне. Забавно, насколько с разных сторон я видела Люцифера за эти несколько дней: не знаю точно, но, кажется, он лишь хочет показаться грубым и холодным, ведь его поступки говорят об обратном. Азарт течёт по крови с невероятной скоростью, и мне хочется раскрыть его истинную натуру, понять, какой он на самом деле. Я знаю, что на это уйдёт уйма времени, но не собираюсь сдаваться. Светлая библиотека встречает нас неестественным освещением: солнце сегодня совсем не приветливое — скрылось за густыми тучами, и я постепенно начинаю привыкать к пасмурным дням, коих теперь, похоже, будет достаточно. За деревянной стойкой, незаинтересованно перебирая какие-то бумаги, скучающе сидит пожилая женщина, на носу у которой очки явно многолетней давности. Люцифер негромко прокашливается, постучав костяшками пальцев по дереву, и старушка абсолютно равнодушно поднимает на него взгляд уставших глаз, приспустив очки за одну из дужек. — Пропуск, — проговаривает она скрипучим голосом и, кажется, совсем не довольна тем, что мы прервали занятие. Вот так выглядят люди, пребывающие на нелюбимой работе: синяки под глазами, в которых, очевидно, когда-то блестели искры; свитер, впопыхах надетый на скорую руку; и, конечно, отвратительное настроение, которым, может, и ненароком, но точно заразишь кого-нибудь. Люцифер вынимает из кармана брюк свой пропуск и открывает его так, словно это не обычный читательской билет, а служебное удостоверение какого-нибудь работника полиции; работница же, в свою очередь, щурится и всматривается так, словно пропускает нас не в обычную библиотеку, а в запретную лабораторию. Интересно, она действительно думает, что сюда может прийти кто-то помимо студентов, которым всего-навсего нужно найти информацию для доклада? — А подружка? — она отрывает взгляд от пропуска Люцифера и указывает подбородком в мою сторону, показывая явное презрение. — Она со мной, — отвечает он, обнажая ряд белоснежных зубов. Видимо, пытается казаться дружелюбным, но это явно не тот подход, что нужен в этой ситуации. — Это я вижу. Пропуск где? — она стучит пальцем по столешнице, призывая положить несуществующий читательский билет туда. Но я не из робкого десятка и начинаю показательно искать его в сумке. Пусть на актрису учится и Мими, но я тоже не лишена навыков игры. Какого чёрта Люцифер обещал помочь, а в итоге я делаю всё сама? — Мими, — я не сразу понимаю, зачем он произносит имя моей соседки, и продолжаю рыться в сумке. — Мими, ты опять забыла пропуск дома? — теперь до меня доходит, что он обращается ко мне, но причина мне всё ещё не ясна. — Ты же знаешь, как нам важна эта книга! Как мы придём на занятия без этих знаний, ты не подумала? — Люцифер говорит раздражённым и, наверное, даже злым тоном, и, кажется, я окончательно начинаю понимать, в чём дело. Он тоже блефует, и как я сразу не поняла! — Не кричи на меня, я была уверена, что положила его сюда! — я начинаю подыгрывать и указываю ему в пустой карман сумки. — Поздравляю, Майерз, теперь нам возвращаться домой три часа без учёта пробок. И обратно столько же, — со сжатыми челюстями произносит Люцифер настолько реалистично, что я и сама на мгновение начинаю верить в происходящее. — Как мы, по-твоему, всё успеем? — Успокойтесь, — шикает наконец обратившая на нас внимание работница. — Всех читателей мне распугаете! Ладно, — сдаётся она под напором наших обречённых взглядов. — Мими Майерз? Люцифер подтверждает вместо меня, и женщина начинает водить мышью по столу в полной тишине. Шорох движений вкупе с щёлканьем по ней становится единственным, что нарушает молчание. Она медленно набирает на потрёпанной клавиатуре названное имя и, бросив на меня последний взгляд, неохотно кивает. — Проходите уже, — она отмахивается от нас словно от назойливых мух, а после снова надевает очки на кончик носа. — Но это в первый и в последний раз! Я незаметно выдыхаю от радости, что всё действительно получилось, и беру свои мысли насчёт Люцифера обратно. Оказывается, у него был план, просто я его опередила. Мы киваем и, пока женщина не передумала, спешно проходим вглубь библиотеки, где по всему периметру помещения расставлены немаленькие читальные столы, за которыми, склонившись над толстыми книгами с пожелтевшими от времени страницами, сидят такие же студенты, как и мы. Люцифер уверенно ведёт меня в сторону стеллажей высотой до потолка. — А если Мими узнает, что мы воспользовались её именем? — шёпотом спрашиваю я по дороге и оглядываюсь по сторонам, чтобы удостовериться, что нас никто не слышит. Люцифер слишком резко разворачивается на пятках лицом ко мне, и я ненароком чуть не врезаюсь в его грудь, но вовремя останавливаюсь. — Покрутит пальцем у виска и посмеётся, сказав, что такое мог придумать либо идиот, либо гений, — отвечает Люци, и я понимаю, что он хорошо знает Мими. До сих пор. — Успокойся, Непризнанная, она не придёт сюда даже под дулом пистолета. Его слова вселяют в меня уверенность: не хотелось бы поссориться с новоиспечённой знакомой ещё до того, как мы успели стать подругами. — Так, — задумчиво проговаривает Люцифер и поворачивается лицом к полкам, внимательно проходясь по ним взглядом. — Тебе нужна книга «Сюрреализм и кино», она в голубой обложке, насколько я помню, — он отрывает глаза от стеллажа и обходит меня сзади. — Что ж, удачи, я пошёл. — То есть так, да? — складываю руки на груди и вызывающе поднимаю одну бровь. — Ты обещал помочь. Взялся за дело — иди до конца или вовсе не начинай, — требовательно проговариваю я. Не хотелось бы остаться здесь одной под надзором работницы, которую мы нагло обманули. Я перестану тревожиться только тогда, когда выжму из этой библиотеки всю нужную мне информацию. Если в случае с ложью родителям всё, что меня ждало, — ссора и выговор, то сейчас потери могут оказаться крупнее. А с Люцифером, хоть я и не хочу это признавать, мне будет спокойнее. — Какие мы настойчивые, — подтрунивает он, и я уже начинаю жалеть, что сказала остаться. — Вообще мы договаривались только о том, что я помогу тебе пройти в библиотеку, но, если сама Виктория Уокер жаждет моей компании, как я могу ей в этом отказать? — на лице Люцифера появляется такая довольная улыбка, словно он заполучил то, о чём давно мечтал, и я закатываю глаза от собственной беспечности — самовольно потешила его эго, молодец! — Какой же ты самовлюблённый, — бросаю я через плечо и огибаю Люцифера с другой стороны, начиная проходиться взглядом по корешкам книг, изредка вынимая их с полки, чтобы удостовериться, что это не то, что мне надо. — Учти: я не Ости, и на меня твои уловки не действуют. Люцифер стоит на удивление близко ко мне, не обращая внимания на, пусть и небольшое, но всё же количество студентов, оказавшихся здесь по своей — или не очень — воле. Благо, к нашему отделу близко никто не подходит, и это играет мне на руку, не заставляя ускорять поиски и торопливо копошиться в сотнях книг. — О, да, — саркастично проговаривает он и то ли от скуки, то ли от каких-то других побуждений начинает помогать мне искать необходимый учебник. — На тебя так сильно не действуют мои уловки, что ты уже в который раз упоминаешь Ости с надеждой на то, что я не замечу твою ревность. Его всё происходящее только забавляет, пока я недоумевающе стою, развёрнутая спиной к нему. — Какая ещё ревность? — с совершенно искренним непониманием спрашиваю я, пока раздражение от столь нарциссичного диалога только возрастает. — Ты слишком недооцениваешь меня и переоцениваешь себя. — Может быть, — пожимает он плечами. — Только вот твои глаза, загорающиеся каждый раз при виде меня, говорят об обратном, — произносит Люцифер, а я не могу сказать ни слова: их слишком много, чтобы сформулировать во что-то связное и понятно выразить свою мысль. Как можно было перепутать азарт, вызванный банальным интересом, с ревностью? У самого черти в глазах пляшут во время каждой нашей перепалки, но я ведь не пытаюсь указать на это. Понимаю же, что он, как и я, в жизни не признается, что наши споры, желание доказать собственную правоту, отстоять своё мнение и, если повезёт, принять победу невольно заставляют вступать в них снова и снова, и каждый раз финал абсолютно не предсказуем — его не сможем предугадать ни мы, ни окружающие, ни ясновидящие. Мы знакомы всего несколько дней, чуть меньше недели, а он уже успел почти что поселиться в моей голове, всё время вынуждая представлять наши очередные разговоры и то, чем они закончатся на сей раз. К слову, я ещё ни разу даже близко не угадала, как пройдёт наша встреча. Это похоже на некое соревнование с самой собой: одна сторона меня словно специально подкидывает мысли о Люцифере даже в, казалось бы, самые не подходящие для этого моменты, пока другая, напротив, всеми силами пытается выудить его из моей головы до того, как это зашло слишком далеко. А самое страшное то, что я сама не имею представления о том, нравится мне это или нет. Я поворачиваюсь лицом к Люциферу с вызывающе сложенными на груди руками. Всё, на что меня хватает, — беззвучно открывать и закрывать рот в поиске таких слов, которые он не смог бы перевернуть с ног на голову, но не нахожу ничего подобного. Я даже не замечаю, как быстро в его компании забываю о такой важной для меня минутой ранее книге. Люцифер тихо посмеивается, наблюдая за тем, как на моём лице со стремительной скоростью одна эмоция сменяет другую, и опирается одной рукой о стеллаж позади меня. Разница в росте заставляет его смотреть на меня сверху вниз, но взгляд его нисколько не высокомерный. И это позволяет мне чувствовать себя комфортно, не думать, что мы с ним на разных уровнях. Его рука, находящаяся сбоку от меня, словно останавливает, чтобы я не уходила. Но я знаю: при желании я бы без проблем освободилась и вернулась к первоначальной задаче прихода сюда, а он не стал бы давить и силой останавливать. Но желания нет, а потому я продолжаю стоять неподвижно. Глаза Люцифера выражают что-то новое, ранее не известное мне. А может, я просто не замечала этого. Кажется, словно он смотрит на меня даже с интересом, да с таким, который я не замечала в нём никогда. Ощущение, словно до этого момента он оставался абсолютно равнодушен ко всему, а сейчас резко переменил собственное восприятие. — А знаешь, Непризнанная, — его бархатистый голос нарушает внезапно воцарившееся молчание, возвращая меня в реальность, — мне даже нравится твоя настойчивость. Я молчу. С одной стороны, мне не должно быть дела до того, что там ему нравится или нет, а с другой… Хочется проявлять в себе это качество ещё больше. Если Люци, пусть и медленно, но так внимательно отмечает каждую деталь моего характера, могу ли я позволить себе думать о том, что он начинает испытывать то же самое, что и я? Или, может, Люцифер просто играет со мной, чтобы скоротать время между надоедливыми встречами с теми, кто ему вовсе не интересен? «Какого чёрта ты так реагируешь?» — адресую вопрос самой себе, когда тело бесконтрольно покрывается россыпью мурашек от его мини-признания. Дьяволу даже не нужно касаться меня, чтобы я осознала его присутствие всюду: как физически, так и в моих мыслях. — И что, даже не накричишь за то, что я «нарушаю твои личные границы»? — с ухмылкой спрашивает Люцифер, наверное, впервые столкнувшись с моим молчанием. — Не в этот раз, — я натягиваю на губы обольстительную улыбку, чтобы у него не было повода задуматься над тем, что мне, в общем-то, есть дело до его мыслей обо мне. «Подумать только! Мне не всё равно!» — наверное, будь я здесь одна, схватилась бы за голову и дала себе хлёсткую пощёчину за это в попытке вернуть здравый рассудок. Но пока остаётся только играть в его игру, вводя в неё свои правила. — Мой комплимент настолько сбил тебя с толку? — ухмыляется Люцифер, всё ещё продолжая удерживать свою руку сбоку от меня. Его рукав полностью забит татуировками, и я вновь позволяю себе наглость бесстыдно рассматривать их. — Твой комплимент, Люцифер, — начинаю я и не отвожу взгляда от причудливых изображений на его руке, — не сбил меня с толку, но навёл на определённые мысли. — И какие же? — он определённо замечает, что я пытаюсь внимательнее рассмотреть татуировки, потому как в следующую секунду непринуждённо закатывает рукав чёрной рубашки, позволяя мне увидеть больше. — Я, пожалуй, оставлю это в тайне, — заворожённая множеством сюжетов, запечатлённых на его теле чернилами, я невольно касаюсь одного из них и провожу по нему ногтем. — А это что, какой-то демон? — сама не замечаю, как начинаю размышлять над смыслом и посылом рисунков. — Я, пожалуй, оставлю это в тайне, — Люцифер нагло повторяет мои слова и вновь раскатывает рукав. — Ах так! — я выпрямляю плечи, отведя их назад, и гордо вздираю подбородок. — Какая там, говоришь, книга нужна? В следующую секунду я свободно отхожу в сторону и возвращаю своё внимание полкам с книгами так, словно ничего не произошло. — «Сюрреализм и кино», — Люцифер тихо посмеивается, стоя позади меня, и складывает руки в карманы. — Ты настоящая Дьяволица, Уокер, знаешь это? — А ты Дьявол, да ещё какой! — бросаю я, но не оборачиваюсь назад. Не хочу видеть его довольное выражение лица, не хочу видеть расслабленную улыбку и горящие огнём глаза! Иначе есть риск подумать, что он тоже неравнодушен, подумать, что ему есть дело до кого-то, кроме себя, а это, на самом деле, не так. Я слышу его низкий смех, негромко звучащий позади меня, но делаю глубокий вдох и собираю в себе все силы, чтобы отдать всё своё внимание поиску учебника. Когда в поле зрения наконец появляются заветные буквы, я спешно забираю с полки книгу и победно показываю её Люциферу, который лишь удовлетворительно кивает. Однако радость длится не долго — количество страниц в учебнике совершенно не радует, и я с вымученным стоном сажусь за стол, морально готовясь к тому, что проведу здесь по меньшей мере несколько ближайших часов. И я оказываюсь права: изучение темы проходит мучительно долго, настолько, что под конец работы при закрытии глаз я вижу бесконечное количество букв, плывущих без остановки. Не знаю, сколько времени мы так сидим: я, склонённая над книгой, и Люцифер, коротающий время в телефоне и лишь изредка посматривающий на меня, но, когда работа окончена, за окном уже темнота. Я издаю вымученный и даже в какой-то степени победный стон, взявшись за голову руками и устало помассировав виски. Мама никогда не была любителем лёгких заданий, но я и подумать не могла, что мне придётся торчать из-за неё в библиотеке до позднего вечера! Из студентов в помещении остаёмся только мы с Люцифером — из-за вовлечённости в процесс я даже не замечаю, как все расходятся. — Всё, закончила? — спрашивает Люцифер, и этот резкий вопрос словно бьёт по ушам после уже привычной тишины. — А что, устал ждать? — без тени на сарказм спрашиваю я, потому что понимаю, что он не должен был сидеть со мной всё это время и тратить свои свободные часы впустую. — Я — нет, — он пожимает плечами и встаёт из-за стола, подав мне руку. — А ты, кажется, да. У тебя уже глаза красные. Я принимаю этот жест и с его помощью поднимаюсь на ноги, со скрипом задвинув за собой стул. Люцифер берёт уже не нужный учебник и кладёт его обратно. — Нормально всё, — отрицаю я, когда мы направляемся к выходу, не забыв попрощаться с уже, кажется, засыпающей библиотекаршей. Очевидно, Люцифер не верит в мои слова: лёгкое покачивание головой из стороны в сторону явно демонстрирует это, но я не хочу и не буду показывать свою уязвимость. Ни перед ним, ни перед кем-либо другим. — Зачем ты врёшь? — он складывает руки в карманы и учтиво открывает передо мной дверь, ведущую на улицу. Приятный осенний воздух наполняет собой лёгкие, и я чуть расслабляюсь, вдыхая его полной грудью. Прохладный ветер треплет мои волосы, и эта атмосфера действует лучше любого успокоительного. — А зачем ты делаешь вид, что тебе есть дело до этого? Мои слова противоречат мыслям, но сейчас совершенно не та ситуация, в которой я буду говорить то, что думаю. Проблески переживания в глазах Люцифера ещё больше заставляют думать о том, что ему не всё равно, но я скорее поцелую лягушку, чем поверю в это. «Почему я не могу просто залезть к Люциферу в голову и узнать, о чём он думает на самом деле? — отчаянно думаю я и раздосадованно понимаю, что желание узнать его настоящего растёт с каждой секундой. — Так было бы гораздо проще!» Люцифер не отвечает — лишь его негромкий вздох мешается со свистом ветра, от дуновения которого я инстинктивно обнимаю себя двумя руками. — Знаешь, что я заметил? — спустя пару минут молчания спрашивает он, вероятно, уже забыв о моём вопросе. — Ты, Непризнанная, так активно пытаешься понять, что в моей голове, хотя сама скрываешь не меньше моего. Например, ты даже не думаешь рассказать кому-то о том, почему у тебя сегодня такое паршивое настроение — сама на себя не похожа, и, поверь, это заметно. А ещё я знаю, что ты не расскажешь об этом ни мне, ни кому-либо другому — а если и расскажешь, то сделаешь вид, что тебе плевать — потому, что хочешь оставлять в чужих глазах свой образ весёлой и равнодушной к проблемам девочки, чтобы никто не знал о твоих искренних переживаниях. Потому что только так ты можешь чувствовать себя в безопасности. Мой удивлённый взгляд и хлопающие глаза выражают всё, что я испытываю в данный момент. Люцифер прав, чертовски прав во всех своих высказываниях, но я даже подумать не могла, что он может проводить столь глубокий анализ чьей-то личности. Моей целью было узнать, разгадать его, но, кажется, он занимается тем же. И, стоит уточнить, выигрывает. И удивляет меня скорее не то, что сегодня мне не удалось скрыть ужасное настроение, а то, что человек, с которым мы пререкаемся каждый день, заметил это. — Поэтому нам интересно друг с другом, — негромко произносит он, не уставая поражать меня собственной прямолинейностью. — Мы, не сговариваясь, вступили в этот поединок, может, с разной мотивацией, но одинаковой целью. И, что самое интересное, ни ты, ни я не готовы уступать. И запомни мои слова: мы оба добьёмся того, чего хотим, это лишь вопрос времени. Только сейчас, когда Люцифер заканчивает свой монолог, я осознаю, что он, на самом деле, видит намного больше, чем я думала, и с бо́льшей лёгкостью, чем кто-то другой, считывает меня. И это так же завораживает, как и пугает, заставляя чувствовать себя уязвимой. Интересно, ощущает ли он то же самое, когда я пытаюсь внедриться в его сознание? Благо, Ади, появившийся в поле моего зрения, не даёт мыслям развиться в моей голове: он, сидящий на скамье перед общежитием, не замечает меня, но вызывает во мне расслабленный выдох от осознания, что сейчас мы с Люцифером будем вынуждены разойтись. Хотя, с другой стороны, мне было бы интересно послушать его дальше, но на сегодня достаточно. Ади сидит один, сложив руки в замок на коленях, и, наверное, кого-то ждёт — очевидно, Мими и Сэми. Я ускоряю шаг, радостно направляясь к другу, пока Люцифер идёт сзади с абсолютно незаинтересованным видом. — Вики! — радушно здоровается Ади тёплыми объятиями со мной, только потом заметив позади и Люцифера. От меня не уходит резкая смена его настроения на удивлённое: он явно не ожидал увидеть нас вместе поздно вечером. Парни здороваются невозмутимыми кивками, что вызывает у меня искренний смех — воспоминания о вчерашнем вечере, когда Ади завлекал к нам Люцифера так, словно они близкие друзья, яркими картинками всплывают в памяти, и их сдержанность друг с другом сейчас выглядит даже забавной. Мими и Сэми, вышедшие из общежития в этот же момент, впрочем, тоже не понимают моего веселья, пытаясь узнать ответы у такого же непонимающего Ади. — Ви, что с тобой? — улыбаясь, спрашивает Мими после того, как её первоначальное наваждение от присутствия с нами Люцифера отходит на второй план. — Она не расскажет, — с ухмылкой отвечает Люци, когда я успокаиваюсь и прихожу в себя. — Я прав, мисс я-знаю-вас-лучше-всех? — Чего пристали? — спрашивает Ади, поддерживающе похлопав меня по спине. — Лучше расскажите, откуда вы, язвы, шли вместе? — С библиотеки, — с улыбкой отвечаю я и непринуждённо перевожу взгляд на Люцифера. — Как она тебя туда затащила? — Мими, сложившая руки на груди, продолжает старательно делать вид, что ей не предоставляет дискомфорт присутствие Люцифера, но это читается в её скованных движениях и, как это любят говорить современные психологи, «закрытой» позе. Кажется, кому-то пора поговорить наедине, но они оба слишком гордые, чтобы делать первые шаги друг к другу. Однако после признания Люцифера Мими как будто стало легче находиться с ним вблизи: по крайней мере, теперь она не старается избегать ему и, хоть и нарочито, но всё же спокойно находит в себе силы обращаться к нему. На сцене у бедняжки скрывать эмоции получается явно лучше, чем в жизни. — Пусть это будет между нами, — подмигивает Люцифер. — У-у, — подтрунивает Ади, потерев ладоши друг о друга. — Секретики? Люблю такое! Сэми, ты слышал? У них уже появляются секреты от нас! — Ой-ой, как будто у нас их нет, — смеётся Сэми, и я благодарно киваю ему за то, что избавил нас от необходимости что-то отвечать. — Слушайте, мы идём в парк прогуляться, вы с нами? — Нет, на сегодня слишком много компании Непризнанной, — Люцифер отвечает первее, и от этого заявления я легонько бью его в бок, хотя это, скорее, обычное прикосновение, нежели удар. — Шучу. Но пойти не смогу — дела, — он раздвигает руки в стороны, как бы говоря: «будь я свободен, пошёл бы с вами». — Как жаль, — отвечаю я и сама не знаю, говорю ли это искренне или саркастично. — А я, пожалуй, пойду. Мими радостно улыбается, а Ади поворачивается к Сэми и с характерным звуком хлопка даёт ему пять. Мы расходимся с Люцифером, попрощавшись лишь словами, но я замечаю, что он задерживает на мне взгляд дольше, чем на остальных. «Перестань видеть то, чего нет!» — одёргиваю я себя, но попытка остаётся безуспешной. Благо, ребята отвлекают меня на себя, направляясь в сторону выхода из студгородка, и я иду за ними. Не знаю, влияет ли на это осенний ветер, Люцифер или приятная компания рядом, но я чувствую себя теперь в разы лучше, чем утром. — Как день прошёл, Ви? — спрашивает Сэми по дороге. Я иду по бордюру, расставив руки в стороны и пытаясь удержать равновесие, а он идёт сбоку, чтобы в случае необходимости подстраховать меня. — Помимо, конечно, того, что вы каким-то чудесным образом спелись с Люцифером, — говорит Ади, наблюдая за тем, как неуклюже я передвигаюсь. — Ни с кем я не спевалась, — отмахиваюсь я от него. — Он просто помог мне, вот и всё, — я стараюсь закрыть тему как можно скорее, но не потому, что смущаюсь или не хочу говорить об этом, а потому, что понимаю, как Мими, должно быть, неприятно это слушать. Хотя, с другой стороны, может, это и эгоистично, но не избегать же мне теперь его, в самом деле! Я не виновата в том, что они, два упрямых барана, не могут просто взять и поговорить. Сколько же проблем можно было бы решить, если бы люди умели пользоваться своим языком в нужных целях! — Люцифер? Помог? Просто? — Ади особенно выделяет интонацией последнее слово, а я недовольно закатываю глаза оттого, что мы никак не уйдём от этой темы. — Ну за желание, какая разница? — спрашиваю я и схожу с бордюра, теперь идя по дороге рядом с друзьями. Сэми, кажется, это успокаивает, и он расслабленно выдыхает. Мне кажется одновременно милым и ужасным, что он так переживает за всех — я бы, наверное, сошла с ума, если бы так же сильно волновалась о каждом из своего окружения. — За желание?! — подключается уже Мими, молчавшая до этого. — С ума сошла? Он тебе за него что, помог выиграть миллион? Иначе я не понимаю, как на такое можно было согласиться! — Да что вы взъелись? — я не останавливаю шаг, просто иду впереди всех, не оборачиваясь назад. — Потому что желания Люцифера могут варьироваться от «принеси мне стакан воды» до «выкради у Геральда ответы на тест», — объясняет Сэми. — И это, кстати, не преувеличение! — Ади обиженно складывает руки на груди, видимо, вспоминая собственный неудачный опыт. — С другой стороны, благодаря этому ты получил высший балл, — смеётся Мими и завязывает свои длинные волосы в высокий хвост, выпуская передние пряди на лицо. — Да больно он мне был нужен! — явно выказывает он своё недовольство, повышая голос. — Я потом замучился оправдываться перед Геральдом. Всё, проехали. Вики, ты так и не рассказала, как день прошёл. Издаю шумный вздох с осознанием, что мне снова придётся проживать утренние эмоции. Я хочу поделиться с ними этим, хочу, чтобы знали, что я им доверяю. Да и держать всё в себе, на самом деле, не очень хорошо. Я делюсь с ребятами всеми подробностями: от того, как невыспавшаяся пришла на занятие, до диалога с мамой, и, несомненно, рассказываю обо всех своих эмоциях. Удивительно, но мне становится гораздо легче, когда я говорю об этом вслух и встречаюсь с сочувственными взглядами. Мими сконфуженно поджимает губы — ей эта тема совсем не близка, я знаю это по её рассказам о счастливых днях с семьёй, а потому она даже не находит слов, чтобы поддержать меня. Но мне это не нужно — достаточно того, что они просто рядом и нашли время, чтобы меня выслушать. Ади же начинает заламывать пальцы, а Сэми тепло обнимает, крепко прижимая к себе. Я, откровенно говоря, не ожидала такой реакции, боялась, что они послушают просто из вежливости и переведут тему в более позитивное русло, но этого не происходит. — Может, тебе стоит поговорить об этом с папой? — спрашивает Ади, сложив руки в карманы и смотря в землю. — Я пыталась, — пожимаю плечами. — Он молчит так, будто подписал соглашение о неразглашении. — Думаешь, у них что-то случилось? — подключается Мими. — Очевидно, — подтверждаю я. — Только никак не могу понять что. У них всегда всё было хорошо. То есть, нет, мне всегда казалось, что их всё устраивает. — Родители часто скрывают от детей, если что-то не так. Они полагают, что так сохранят им психическое здоровье, — Сэми шумно вздыхает, отстранившись от меня. — А потому впоследствии их ребёнок ничего не понимает. Порой даже думает, что он во всём виноват. — Ну уж нет, — усмехаюсь я. — Себя я точно не виню. — Тогда оставь их в покое, — спокойно говорит Ади, но я его слов не понимаю. — Они взрослые, разберутся как-нибудь. Главное, что все живы. В его словах есть логика, но сказать легче, чем сделать. Я не могу просто закрыть глаза на то, что в моей семье произошёл разлад. И, видимо, очень серьёзный. Но продолжать думать об этом не хочется — я высказалась, и мне стало легче, этого достаточно. Незачем развивать тему. А потому я выбираю одну из деревянных скамеек под деревом в парке, куда мы дошли довольно быстро под наши диалоги. Ади садится рядом со мной, а Сэми и Мими отправляются к кофейному автомату за горячими напитками неподалёку от нас. Наше умиротворение длится недолго и прекращается, когда я с округлёнными от удивления глазами указываю Ади на вход в парк, где уверенной походкой к нам приближается Ада. Не знаю, как она здесь оказалась и совпадение ли это, но её появление мне абсолютно не нравится. — Ну нет, — вымученно стонет Ади чрезмерно громко и ищет в моём взгляде спасение, но я, к сожалению, не могу избавить нас от её компании. Мы оба прекрасно знаем, что она пойдёт за нами даже в том случае, когда мы пошлём её куда подальше. — Ну да, — ухмыляется Ада, видимо, услышав реакцию парня, и садится рядом с ним, полностью игнорируя моё присутствие. Она элегантно кладёт ногу на ногу и, видно, неслучайно задирает подол юбки. По моему телу невольно пробегают мурашки при виде этого: на улице явно не подходящая погода для того, чтобы одеваться так легко! — Проваливай, — бросает Ади с шумным вздохом. — Я просто хочу поговорить, — молящим тоном говорит она, состроив такой невинный взгляд, что любой, кто не в курсе происходящего, подумал бы, словно Ади — изверг. — А я хочу, чтобы ты ушла, — он прикладывает пальцы к вискам и прикрывает глаза. — Желательно снова из моей жизни и навсегда. Всё, обменялись несбыточными мечтами? — Ади, я же знаю, что тот парень, как его… — Ада задумывается лишь на секунду. — Сэми, кажется? Просто прикрытие. Да, я совершила ошибку, когда изменила тебе, но перестань ломать комедию. Мы же оба знаем, что всё ещё любим друг друга, так почему бы не вернуть всё как было? Теперь-то я узнаю, почему они расстались. И теперь всё становится на свои места, я понимаю, почему Ади так относится к ней. Измена — это одна из самых ужасных вещей, которые можно сделать в отношениях, и оправдать её нельзя. Сначала нужно расстаться, а уже потом идти к другому человеку. Не знаю, как Ади удаётся оставаться таким спокойным. Если бы мой бывший позволил себе говорить что-то подобное, он бы уже получил в лицо. — Боже мой, Ада, сходи к психиатру, — он кое-как может говорить из-за внезапного приступа смеха. — Не неси бред и сваливай, пока Мими не вернулась. Я никогда не позволю себе сделать что-то плохое девушке, но она-то сдержит своё обещание вырвать себе волосы. — Ади, прости, что вмешиваюсь, — влезаю я в их диалог — не могу больше слушать этот цирк. — Но смотреть на это выше моих сил. Измена — это не ошибка, а выбор, — я обращаюсь к ней и замечаю, как Ади благодарно кивает мне. — У него есть любимый человек, разве непонятно? Зачем ты так унижаешься? Поступила как идиотка — так признай это и оставь его в покое. Как можно изменить, когда любишь? — Ты вообще кто? — нагло спрашивает она, заставив меня возмущённо вскинуть брови. — Думаешь, прицепилась к ним и можешь говорить мне что-то? — Она наша подруга, — сквозь зубы процеживает Ади, а у меня в груди что-то сжимается. Подруга… Звучит так приятно, и я мысленно повторяю его несколько раз в голове, словно пробуя на вкус. Я бы точно заулыбалась во все тридцать два, если бы это не было сказано в такой ситуации, но сейчас мне остаётся лишь надеяться, что эти слова искренние. — Что тут происходит? — растерянно спрашивает Сэми, удерживающий в руках два картонных стаканчика, от которых исходит пар. — Я тебя разве не предупреждала держаться от нас подальше? — угрожающий тон Мими пугает даже меня, и она показательно выставляет перед собой два горячих напитка, словно намекая. — Убирайся, сейчас же. — Как скажешь, — с недоброй улыбкой проговаривает Ада. — Но мы ещё не договорили, малыш, — она посылает Ади воздушный поцелуй, на который он лишь закатывает глаза. — Договорим в твоих снах, — кричит он ей вслед и в спину показывает средний палец. Сэми и Мими дают нам с Ади по стаканчику с кофе, и мы медленно отпиваем его, рассказывая о том, что только что произошло. Напряжение, повисшее в воздухе, рассеивается лишь тогда, когда Мими высказывает, кажется, всю существующую нецензурную брань мира, а Сэми расслабляется после нежных поцелуев Ади на всём лице. Удивительно, насколько они отходчивые и как быстро меняют тему разговора и даже своё настроение, никогда не зацикливаясь на чём-то одном. Я уже зарубила себе на носу, что в их компании за полчаса можно обсудить всё: от покупки продуктов до политических проблем, и постепенно привыкаю к этому. За такими непринуждёнными беседами и проходит оставшийся вечер, и я всё ещё искренне благодарна им за то, что позвали с собой, определённо подняв мне настроение.