Мотылёк в сети

Яд тёк по венам как престижный наркотик. Окружение отравляло Трампера, терзая его откровенным собственничеством. Он — вещь. Он — лишь игрушка, чтобы утолить жажду. Приторно-фальшивые слова, наглые и жестокие касания, отвратительные склизкие губы по телу — всё это так осточертело. Довело до самого пика, что Фредерик уже не мог дышать. Когда-то американец видел свет и надежду, сейчас — один мрак. Его рвение получить внимание обернулось удавкой вокруг шеи и безжалостно стянулось в булинь. Столь нужное Трамперу восхищение — до которого он с алчностью тянулся, сколько себя помнил, — стало вбитыми гвоздями в крышку гроба. Вспыхнувшая с эксцентричным образом слава приковала Фредди к сцене. Он вынужден быть узником чужих утех. От этого становилось невозможно тошно смотреть на самого себя. Взгляд в зеркало — и тело отражало каждое мерзотное прикосновение. Липкие руки скользили везде, трогали самые сокровенные части, терзали старые шрамы. Но слова «стоп» никогда не было. Всегда Трампер был обязан терпеть, держаться до самого конца. С такой жизнью его физическая смерть уже поджидала за углом. В душе же было пусто давно. Тело располосовано шрамами и от других, и от себя. Ненависть, сочащаяся сквозь сердце, пропитала насквозь. Гордость, что до сих пор оставалась скованным зверем внутри, болезненно вопила каждый раз, когда очередной гость владел американцем. Жестоко, агрессивно, без какой-либо искренней увлечённости. Ему нужна была лишь плоть. Фредди вывалился из комнаты абсолютно опустошённый. Свежие укусы и царапины, синяки от ударов горели по телу. Хотелось завопить, но сил не было. А ломаться, раскрывать душу перед кем-либо, являлось запрещённым. Никто не нуждался в ноющей шлюхе. Трампер устало метнулся наверх, к своему хозяину. Голову кружило после недавней дозы, однако он всё же четко мог осознать: предел был достигнут. Каждый дюйм тела отчаянно болел. У него просто не осталось воли продолжать. Зал был практически безлюдным, многие клиенты были заняты своим делом. И, может, шанс свободно выдохнуть хотя бы на час Фредди дадут. Только вера в это похоронена где-то глубоко. Американец давно потерял всякую надежду. Владелец клуба, де Корси, сидел в своей вип-ложе с любимым коктейлем. Он смотрел практически каждое выступление Трампера как своего любимого питомца. Только к Фредди было столь повышенное внимание и нездоровая одержимость. Это разъедало ядом. — Уолтер, — холодно обратился американец, остановившись рядом. Склизкий взгляд вмиг перенёсся на Трампера. По спине пробежала неуютная дрожь, но мужчина всё же продолжил, занежив голос: — Я хочу взять перерыв. Работая с де Корси несколько лет, Фредерик уже прекрасно читал его эмоции. И оскалистая улыбка на лице совсем не значила доброе расположение духа. Сутенёр был недоволен. — Фредди, милый, ты же знаешь, что все хотят именно тебя, — Уолтер размеренно отвел руку с бокалом в сторону и постучал по колену. Американец проигнорировал жест. — Тебе нельзя халтурить. — Мне нужно восстановить силы, — Трампер скрестил руки на груди, а затем с едва заметной стыдобой прикрыл воротом рубашки багровый засос на шее. Слабость непозволительна. — Последний клиент оказался… напористым. Де Корси только рассмеялся и медленно потянул сазерак. Согласия на просьбу не будет. Тяжёлый взгляд Уолтера протянулся по всему американцу медленно, тягуче, гадко. Фредди не справился и отвёл глаза. Сердце заколотилось совсем скоро. Вдруг в запястье иглами разнеслась боль. Владелец резко рванул Трампера на себя, вынудил сесть сверху и тут же с повелительностью обхватил за талию. Американца затошнило. В очередной раз Фредерик вынужден был быть так близко к человеку, которого терпеть не мог всей душой и телом. Обязан был отдаваться ему безропотно, не говоря ни слова против. Принимать любое отношение к себе, даже если сам был для Уолтера лишь предметом. Паническую дрожь не получилось сдержать. — Ты боишься меня, Фредди? — с явным довольством осклабился де Корси и жадно смял в руках влекущее тело. — А я считал, что ты любишь меня. Так сладостно голосишь ведь, когда я имею тебя, дорогой. Хотелось расплакаться. Выплеснуть все бурлящие внутри эмоции, вырваться на свободу и просто закричать. Но приходилось гладить в ответ чужую грудь. — Нет, Уолтер, не боюсь, — раскатисто солгал Трампер. — Скажи, что любишь меня, — де Корси усмехнулся и провокацией сжал в руках ягодицы. Фредди только впился зубами в губы едва не до крови. Все внутренние инстинкты кричали: «Беги». Бессилие положения кололось шумом сквозь кончики пальцев. — Конечно, — выжигая взглядом. — Я не верю, — выронил Уолтер, откровенно играясь, и тут же перехватил подбородок американца. Дёрнул к себе с требованием. — Докажи мне. Трампер нахмурился на секунду — где-то в его глубинах раздался оглушительный дребезг — а после развязно провел ладонью ниже. Кроткая попытка отодвинуть не сработала. — Я люблю тебя, — Фредди пророкотал, скалясь. Ложь тошнотворно осела в горле. Но де Корси было мало и этого. Он броско дёрнул американца ближе. Нутро разорвало от взрыва откровенного страха, и Трампер тщетно попытался оттолкнуть сутенёра. Но яростный, собственнический укус впился в губы. Рвотный позыв вмиг затравил глотку, когда Уолтер нагло скользнул языком внутрь. Фредди вынужденно ответил. Слёзы чуть не скользнули уязвимо по щекам, но американец твёрдо их сдержал. Нельзя. Рядом с Уолтером становилось жутко и больно. Он не ставил Трампера ни во что и только пользовался им. Как своей самой драгоценной зверушкой. Накачивал наркотиками, а после душил, не щадя в своих жестоких извращениях. С нехваткой воздуха Фредди резко отстранился, мелко подрагивая от напряжения. Животное желание сбежать и спрятаться, укрыться ото всех в укромном уголке укрепилось ещё сильнее. Американец давился кислородом. Пока Трампера трясло от отвращения, Уолтер размеренно переключился обратно на свой алкоголь. Он безразлично посмотрел на чужие терзания и только крепче смял тонкую талию. Мерзко. Его проницательные глаза вмиг различили сомнения и трепет. Тень, улёгшаяся меж бровей, не предвещала ничего хорошего. Де Корси резко схватил Фредди за загривок, сунул бокал под нос и томным голосом приказал: — Выпей. За мой счёт, куколка. Дрожь обессиленно скатилась по спине. Паника глубинно дребезжала меж рёбер. Однако выученный такой жизнью американец не потерял лица, лишь на секунду позволил себе сбито выдохнуть. И в следующий же миг подхватил бокал, послушно делая несколько глотков. Яд стёк по гортани, обжигая. Трампер уже прекрасно знал, что внутри не один алкоголь. — Я выберу тебе следующего клиента, — снисходительно бросил Уолтер и приторно погладил по голове. Эта перспектива совсем не делала Фредди легче. Де Корси всегда брал тех, кто давал больше денег. И зачастую именно самые богатые гости оказывались безжалостнее всего. Трампер гулко сглотнул и нервно потёр запястье. Взгляд судорожно перекинулся на кожаную обивку дивана, но всё-таки внутренний голос толкнул вновь. Поймав дыхание, американец вновь подался ближе и медленно протянул ладонью по чужой шее. Наклонился к самым губам и падше взглянул в глаза. — Я могу отплатить за отдых этим вечером, — жарко выпалил Фредди. Меж ребер тлела сожжённая душа. Уолтер в ответ лишь усмехнулся и с пренебрежением посмотрел в ответ. В покрытых мраком радужках не было ни капли заботы. Её Фредерик уже и не искал. От сутенёра можно было получить лишь гнев, развратность или, если повезёт, похвалу. И та оседала грязным смогом на сердце. — Нет, — отрезал твёрдо Уолтер и мотнул головой. — Твоя комната десятая. Иди. Команду нужно было выполнять немедленно. Терпение де Корси не имел, особенно в отношении своих работников. А испытывать его на стойкость — гиблое дело. Серьёзный ушиб, разодранная спина все ещё ощутимо болели. Трампер вальяжно соскочил прочь и рефлексом огляделся. Секундно он заметил мужчину, внимательно смотрящего в их сторону. Вспышка брезгливости к себе залпом ударила в грудину, и Фредди резко метнулся прочь, нервно одёрнув ворот. Неоновый свет искажал всё под собой, превращал заведение в мир, отстранённый от реального. И скрывал все пороки. Под ним не так заметны были повреждения, и сладостно горели тела. Злость бессильно клокотала в глотке. Но выразить её не было ни одного способа. Американец зашёл в комнату с самым отвратительным расположением духа. Вновь нужно было натянуть маску всеобъемлющего обожания и готовности удовлетворить любое желание. Извращениям предел поставить было просто нельзя — кто-то обязательно разбивал его снова и снова. Фредди в своём одиночестве позволил дать себе слабину. Он понурил плечи и подступился к зеркалу, касаясь бледными пальцами. Даже под макияжем продиралась безмерная усталость. Трампер на секунду прикрыл глаза. Приглушённая закрытой дверью музыка отходила на второй план. Мерный стук пульса воссоединял с разумом. Обитать во всей этой атмосфере с каждым днём становилось все менее выносимо. Американец уже давно жил — вернее, существовал, — по инерции. Он безвыходно тонул в болоте похоти и использованности, захлёбывался, был не способен больше кричать. А даже если бы мог, истошный вопль никто и не услышал бы. Всем абсолютно плевать. — Здравствуй, — бархатный голос прозвучал неожиданно вежливо и учтиво. От испуга Фредди дёрнулся, распахнув ресницы, и обернулся. Статная фигура источала своим силуэтом спокойствие, такое непривычное в подобном месте. Мгновение гость смотрел на Трампера, а затем щёлкнул замком и прошёл ближе. Тот самый человек, что так пристально смотрел на них с Уолтером. Сознание вмиг закрутило мысли тайфуном от тревоги и испуга, что будет дальше. Ведь американец просто не мог прочесть сквозь холодный туман этих цветастых радужек. Ещё секунда, чтобы Фредди взял себя в руки. — Ты можешь обращаться ко мне, как захочешь, — натянуто улыбнулся он и склонил голову. — Как твоё имя, сладкий? — Анатолий. Трампер мысленно испытал звучание на языке и чуть не скривился. Непривычно, странно, снова запоминать что-то чудаковатое. Пока не прозвучало какого-либо приказа, американец сам метнулся вперёд и тут же закрутился вокруг. Изящно, грациозно и касаясь как можно больше, урча ласковые щебетания. Рука заученно-ловко расцепила пуговицы чужой рубашки и скользнула по коже. Но никто не пытался раздеть Фредди в ответ. Привычно от одежды хотели избавиться в первую же секунду, даже если это значило порвать её. Вот только новый гость совсем не лез. Недолго раздумывая, Трампер толкнул мужчину на кровать и тут же оказался на коленях. Сам поместил чужие руки на свою талию и опустился развязным поцелуем на шею. Тогда лишь наконец уловил дрожь в теле клиента. — Только прикажи мне, — шепнул Фредерик с напором, — и я сделаю всё. Язык вязко скользнул по взметнувшемуся кадыку. — Поговори со мной. Трампер замер в непонимании простой просьбы. Практически невесомое касание рук на себе ещё сильнее сбивало с толку. Надрессированное сознание тем не менее возвращало к сосредоточенной работе. — Я могу занять свой рот чем-то более полезным, — американец мурлыкнул и стянул свою рубашку прочь. Он уже готов был опуститься на колени, но его плавно остановили. — Я серьёзно, — Анатолий легко нахмурился. — Я здесь не для этого. Фредди, нарушая все правила заведения, спешно отстранился. Сердце готово было выскочить из груди от бури чувств. Страх, смятение, интерес и предосторожность смешались воедино. Трампер пристально, словно дикий зверь, взглянул на гостя и мрачно склонил голову. Абсолютная незаинтересованность клиента в том, чтобы отыметь американца, казалась слишком абсурдной. Но что-то внутри, совсем глубоко, невидимо даже для самого Фредди, затеплилось от мысли, что его захотели выслушать. Вот только чуткое подозрение в бессовестной лжи предостерегало. Трампер вздернул нос с ноткой надменности: — Прийти в бордель, чтобы поболтать, а не подвигать бедрами? — открыто усмехаясь. — Для разговоров можно найти место, более подходящее. — Я хочу поговорить с тобой, — Сергиевский выпрямился и сложил руки в замок на сдвинутых коленях. — Тебе это необходимо. Американец мгновенно оскалился, нервным движением пригладил волосы и скрестил руки на груди. В защите закрылся. Губы исказила напряжённая ухмылка. — Не думаю, что я могу рассказать что-то интересное, — равнодушно буркнул Фредди. — Я не кладезь историй. Едва слышно Анатолий вздохнул и повёл плечами. Его глаза внимательно изучали Трампера, а тот лишь неуютно жался от пристальности. И всё равно старался держать лицо. — Можешь рассказать, например, о насилии и измывательствах над тобой? — гость фыркнул без тени зла. — Не у всех жизнь складывается сладко, милый, — прошипел американец и одернул перчатки. — Мне такие условия не в новинку. Ничего поразительного. — Человек привыкает к самому ужасному и считает это нормой, чтобы не травмироваться ещё сильнее. Но это не делает сами условия правильными, — ненавязчиво надавил Сергиевский. Болевая точка прогнулась под напором, разрываясь как нарыв. Раздражение свербело в грудине всё ярче, сжигало и рвало нервные сплетения. Фредерик язвенно захохотал и дёрнулся ближе, взмахнул рукой: — Думаешь, так легко выбраться из этого дерьма? Освободиться от мерзкого отношения, против которого я ничего не могу возразить? — Трампер сорвался на крик, ломаясь. — Я не просил этого! Но это то, что я, блять, обязан терпеть! В груди взорвалась оглушительная боль, смяла в труху и заставила согнуться. Американец вцепился в свои волосы, едва не вырвал их и тихо всхлипнул. Скрыто, чтобы не услышали и не унизили. Но Сергиевский чутко уловил. Мужчина поднялся с места и опасливо подошёл ближе, взялся за чужие плечи. Фредди подсознательно ощущал незнакомое сочувствие, но откровенно не понимал, как к нему — шлюхе, постоянно глотающей кокс, — мог хоть кто-то относиться с пониманием. Его приучили, что в этом месте Трампер никогда не получит простой заботы, и теперь он терял всё самообладание от новых чувств. — Нет, не обязан, — твёрдый голос прорвался сквозь туман. Мягкое прикосновение к щеке разнесло сноп искр по коже. Слишком нежное и ласковое, чтобы быть правдой. И, стоило американцу поднять глаза, дрожь вновь пронеслась по телу. Во взгляде Анатолия чётко прослеживалось искреннее сочувствие. На пробу Сергиевский провел пальцами вдоль скул, улыбнулся без какого-либо зла. — Ты не какая-то кукла, — мужчина мотнул головой и аккуратно загладил. — Ты заслуживаешь заботы. Паника накатила оглушительным цунами. Трампер резко отпрянул, отступая практически к самой стене. Полутьма комнаты создавала из Сергиевского жуткую фигуру. Американец не мог поверить. Слишком слащаво звучала мысль, что он хоть кому-нибудь сдался. В трепетном детском поиске защищённости Фредди жалобно обхватил себя за плечи в объятия. Тело затрясло от напряжения. Чувствуя колкость в глазах, Трампер зажмурился, резко мотнул головой и тут же прорычал: — Ты лжёшь мне! — с яростным давлением, но скрытой просьбой опровергнуть. Анатолий явно растерялся от сбивчивости чужой реакции. Американец был как дикий зверь в клетке, готовый растерзать любого вошедшего из страха самому оказаться поверженным. И оттого следовало действовать аккуратно, найти правильный подход. Мужчина остался на месте и заговорил спокойным, вкрадчивым тоном: — Я видел, что произошло наверху. Это отвратительно. И, верится мне, это ещё не самое ужасное, — бережно он щупал почву. — Такое отношение непозволительно ни к одному человеку. — Ничего сверх нормы, — порывисто вклинился Трампер. Он поступился вбок, дистанцируясь лишь сильнее. — Меня это нисколько не трогает. Просто игры. Ложь. Ложь. Ложь. Сергиевский замолчал на мгновение и подошёл ближе. Фредди скоро метнул взгляд на клиента и боязливо попятился, как от опасного врага. Непонимание этой заботы вселяло ужас в разорванную душу. — Я не причиню тебе вреда, — Анатолий замер и протянул руку. — У меня нет в этом ни нужды, ни желания. Трампер нахмурился и насупил губы. Он скептично посмотрел на ладонь и отвернулся, потирая плечи. Холодно. — Если тебя прислал Уолтер, не нужно так утруждаться. Я продолжу быть послушным, — с нескрываемым презрением буркнул американец. Подозрения кружили стервятниками над головой, не позволяя довериться. Мысль, что это просто засланный де Корси человек, чтобы проверить чистоту языка Фредди, не покидала ни на секунду. Слишком подозрительно было появление внезапно заботливого мужчины о ком-то столь никчёмном и бесполезном. Верилось в искренность с трудом. — Нет. Я никто для него, — Сергиевский вдруг коснулся чужих пальцев, отчего Трампер панически зашипел. Душа готова была вырваться из грудной клетки, когда мнимое безопасное пространство оказалось нарушено. Все нанесённые ушибы и царапины загорелись вместе с одним только прикосновением. Крик чуть ли не вырвался из глотки, но получился лишь жалобный всхлип. Фредди вновь отдёрнулся. Дико, загнанно, совсем не по-человечьи. В глазах встали слёзы от обычного непонимания. — Почему ты это делаешь? — хрипло выронил Трампер, бегая взглядом. — Зачем тебе это нужно? Это выглядело как новый способ истязания и пыток. Более извращённый, чем связывание, затыкание и двойное проникновение. И ощущалось в разы больнее. — Для чего ты издеваешься надо мной? — зверь зарычал, выставляя клыки. Но Анатолий оставался внешне спокоен. В глазах только можно было увидеть отсвет настоящей встревоженности. Сергиевский задумчиво прикусил губы, а затем обошёл дугой американца и сел на кровать. С уважением удержал дистанцию, внимая чужим тревогам. — Пожалуйста, поверь, я не хочу причинить тебе боль. Меня серьёзно тревожит то, что тебе приходится терпеть здесь, — мужчина сочувственно мотнул головой. — И, если только я могу сделать тебе легче, я готов хотя бы выслушать. Фредди нервно сглотнул. Его душа металась в сомнениях, какой шаг сделать. Опасность чувствовалась наточенным ножом у горла. Недоверие и настороженность от нестандартных, откровенно странных действий незнакомого человека клокотали внутри. Но что-то в чужом взгляде мягко проявляло забытое тепло в душе. Царапнув клыком губы, Фредди неуверенно подступился. Опустился на кровать с другой стороны и подтянул ноги к себе, уязвимо обняв колени. Сердце безумно быстро билось. — Обещаю, это останется только между нами, — Анатолий слабо улыбнулся. — Я презираю твоего босса. — Я тоже, — рявкнул Трампер и тут же вздрогнул. Он зажато посмотрел на гостя, анализируя, ища реакцию. И с волнением поймал поддержку. В сердце нечто закопанное перевернулось и внезапно раскрыло зияющую, полыхающую рану. Американец шумно выдохнул, вжался лбом в колени и зажмурился. Руки крепко стиснули ноги в поиске хоть какого-то упора. Ведь пульс дробью бил по вискам. — Я ненавижу его, я ненавижу это место, я ненавижу эту жизнь, я... — Фредди запнулся. Слезы предательски выступили на глаза и покатились по щекам. Боль зажглась с новой силой, разъедающая и невыносимо мощная. От неё можно было потерять сознание или сойти с ума. И так стало бы только лучше, но Трампер не мог. Безвольно держался за такую жизнь из какого-то глупого страха умереть. Ком встал в горле от раздосадованных рыданий. Губы дрогнули, и американец жалобно всхлипнул признанием: — Я ненавижу себя. Он сам виноват в том, что происходило с ним, и теперь заслуженно расхлёбывал последствия. И выхода отсюда просто не виделось. Бездонная трясина поглощала его, топила в себе и заполняла лёгкие ядом. — Ты не виноват в этом, — мужчина внимательно придвинулся ближе. Фредди вскинулся и повернулся. Американец не верил. Хотел, отчаянно жаждал поверить, но не мог. — Это был мой выбор. Я подписал этот контракт, — хмуро процедил он и сжался. — Ты не выбирал насилие над собой. И ты не должен это терпеть, — Сергиевский мягко коснулся плеча. Трампер в ответ крупно вздрогнул. Рьяное желание броситься в руки человека, что впервые проявил к нему нежность, едва не толкнуло вперёд. Фредерик жалобно метнулся ближе, но замер в последний миг. Отвернул голову: — Я не могу иначе. У меня нет другого выхода, — отрицание вырывалось яростным снопом. Слёзы перекрыли взор, слабость впилась когтями в спину. Трампер уронил подбородок, шумно выдыхая, и смял в пальцах простыни. Исполосованную спину резью пронзили выступившие позвонки. В горле неприятно встал ком, не позволяя ни вздохнуть, ни крикнуть Хотелось довериться.             Хотелось сбежать.                         Хотелось спрятаться. Сдавленные рыдания бесконтрольно выплеснулись с губ Фредди, и он, боясь позволить себе слишком много, лишь рухнул рядом с мужчиной. Вцепился в его ногу с одичалым рвением и тут же свернулся клубком совсем близко. По щекам нескончаемо стекали слёзы, отчего дыхание только сильнее сбивалось. И как же легко стало, когда чужая рука деликатно легла на взъерошенные волосы. Анатолий загладил аккуратно, словно боялся спугнуть вновь. Он молчал, верно, ошарашенный этим противоречием, и всё равно старался оказать сочувствие. Трампер охотно подавался вслед нежности и впервые за долгое время позволил глубинным эмоциям просто литься. За прошедшие года накопившаяся боль выжгла внутренности до угольков, но никогда не находила полного выхода. Теперь это казалось молчаливой исповедью. Едва имея возможность заглотить воздух, Фредди постарался сесть. Он порывисто мазнул запястьем по мокрым глазам и ткнулся с абсолютным доверием в плечо Анатолия. Боязливость сковала его лишь на мгновение, и Трампер обессиленно обхватил мужчину в объятия. — Такая жизнь меня прикончит, — хрипло прошептал американец и зажмурился. — Меня убивает изнутри, медленно и мучительно. Фредди ощутил, как мелко дрогнули пальцы в его волосах. Но для самого Трампера это уже не приносило никакого удивления. Он воочию зрел свою погибель, не способный сделать хоть что-то ради спасения. В этом не было смысла. Ничего другого, кроме подобного существования, Фредерик и не знал. Парень был взращён в условиях, где ценности человека как личности не имелось. Трампер с болезненностью воспринимал личные границы и жил против всего мира: его использовали в своих целях и не воспринимали вовсе, а он скалился в ответ. Злость к обществу сплелась в одно вместе с безысходностью положения. Будь этот пресловутый шанс "освободиться" возможен, Фредди всё равно остался бы чужим, диким и озлобленным на всех. Разрушенное под корень доверие, чувство собственной никчёмности и бесполезности — воздействие Уолтера на американца было слишком сильным. Трампер прикован цепью, но эти звенья токсичной привязанностью тянули обратно. — Разве ты... не хочешь покончить с такой жизнью? — Сергиевский нахмурился. — Я погряз слишком глубоко, чтобы выбраться, — сухо прошипел Фредди и чуть отстранился, лишь бы взглянуть в глаза. — Я не вижу никакого смысла, когда не знаю даже, проснусь ли следующим днём. Сведя брови к переносице, американец нехотя поднялся, сделал шаг назад и отвернулся. Руки с дрожью обхватили хрупкие плечи, и Трампер жалобно сжался. Собственное безволие тяжело осело на спину, придавливая к земле. Но вслух Фредерик только горько усмехнулся: — Ты всё равно не сделаешь ничего с этим. Он пользуется мной на законных, сколько это вообще возможно, основаниях, — холодно заметил американец и дёрнул плечами. — Бесполезно. Стараться улучшить что-то просто бесполезно. Фредди не был исключительно послушным и слишком много раз пытался скалиться и кусаться. Оставшиеся от этого раны жгли ядом. От этого страх перед де Корси разъедал изнутри, заставлял прогибаться и становиться безропотной игрушкой на привязи. Но сколько бы Трампер не ломался — физически и морально — он не способен был подавить в себе рвение бороться. Вот только силы небесконечны. Им есть предел, и Фредерик оказался невыносимо измотан после всех истязательств над ним. Желание было одно — исчезнуть. Но от неожиданного касания американец тихо вскрикнул и развернулся, дико смотря на Анатолия. Мягко накинутая рубашка поверх голого торса бережно окутала мнимой защитой. Фредди поджал губы, проглотив трепетные слова благодарности, и лишь кивнул головой. Он бегло застегнул рубашку и мгновением следом стукнулся лбом о чужую грудь. Совсем тесно прижался, молча взмолившись об объятиях, и с робким счастьем ощутил их. — Я не смогу оставить тебя здесь одного, — честно признался Сергиевский и зарылся носом в пушистые кудри. — Только не смей сюда работать устраиваться, — едко фыркнул Трампер. Фредди поверить не мог, что его ещё можно спасти. Однако это могла быть та единственная мысль, что представляла из себя хоть какой-то смысл жить до нового рассвета. Рвано выдохнув, американец поднял голову и огладил литые скулы. Улыбнулся так мягко, как только могла израненная душа, и ненастойчиво потянул Сергиевского ближе. Пришлось приподняться на мыски, но Фредерик с уверенностью впился в мягкие губы. Без какой-либо похабности или страсти — только рокочущая нежность. Медовый тёплый вкус с пряной ноткой сигарет окутал вуалью спокойствия. Рядом с Анатолием было разительно иначе, чем с кем-либо ещё. И Трампер жадно упивался этим чувством, пока мог. — Я вернусь за тобой, — Сергиевский пообещал и на прощание запрятал американца в объятиях только крепче. Высыпал гроздь ласковых поцелуев на мокрые щеки и отстранился. От закрытой двери сердце задребезжало, грозясь разбиться в секунду. Фредди стиснул рубашку на груди, словно мог удержать то, и закусил губы. Стало невыносимо холодно. Бурное желание ринуться следом за единственно любящим его человеком вспыхнуло в сознании. Трампер дёрнулся на выход и остановился за порогом. Возвышающийся над всеми силуэт выделялся в глазах американца исключительным теплом. Слёзы вновь выступили на глазах, раскрывая слабость на людях, кому было абсолютно плевать. Но Сергиевский оглянулся. Душа взвыла от столь сильной заботы в одном только взгляде. Возможно, Фредди всё же был необходим кому-то. Важен, как человек.